Луна не светит, она отражает солнечный свет. (Астрономическая энциклопедия)
Ты знаешь, я многое не успела тебе сказать, я не успела тебе признаться… И я очень жалею об этом… Полуденное солнце освещало концертный зал танцевальной академии. Оно уже сильно припекало, но я ходила между рядами, рассматривала стулья и взглянула вдаль — на сцену. Зал полностью в солнечном свете, кое-где виднелась пыль, красные шторы на сцене не казались такими мрачными, как в вечера, когда здесь стоял шум: приходили люди на представления или проводились вступительные экзамены для новеньких. Именно вчера я приняла себе новую хореографическую группу, а с этим залом у меня связано много воспоминаний… Танцы — это вся моя жизнь, но ты значила для меня намного больше. Но я потеряла тебя, а значит и потеряла весь смысл жизни… Я уже не могла плакать, я переборола это, от тебя у меня остались лишь воспоминания, которые я ни за что не смогу отпустить.***
Мы с детства были знакомы. Нас свели танцы. Ты ведь помнишь, как я не могла завязать пуанты, а ты мне помогла? Не ври, ты помнишь, ты перевязала ленты красивым узлом, я тогда еще удивлялась твоей ловкости. Я возненавидела балет. Поэтому через год я перевелась на бальные танцы, но и там мне не было места. А ты продолжала заниматься балетом. Я пошла на латиноамериканские и не могла вписаться в ритм. Я нашла себя спустя пять лет в хип-хопе, где ритм был быстрым, подвижным. Ты любила балет, любила медленно делать движения, любила классическую музыку. Твой ритм жизни был неспешным, не быстрым, а я хоть и торопилась, но все равно не могла угнаться за тобой. Я не помню все в мелочах, и за это я себя ненавижу. Но помню то, когда мы стали особенно близки. Это был наш выпускной. Ты радовалась тому, что у тебя все получилось, ты смогла сдать все экзамены. Хоть и волновалась сильно. Я улыбаюсь, обнимаю тебя за плечи, говорю, что ты просто себя недооцениваешь, а ты лишь смущенно улыбаешься, опуская голову. Я выхожу из ресторана, где в подпитии отмечали столь долгожданный праздник наши одноклассники. Небо чистое, но звезд все равно не видно, луна не появляется также, будь прокляты ночные фонари. Чиркаю зажигалкой, снова и снова, пока она, наконец, не решает дать мне огонек, чтобы я смогла прикурить. Да, вредные привычки, и за это я тоже ненавижу себя. Ты выходишь через какое-то время. Уже подвыпившая, на веселе, обнимаешь меня за шею. — Ты чего ушла? — спрашиваешь, опаляя дыханием мое лицо (ты слишком близко, перестань), а я лишь выдыхаю струйку дыма куда-то в небо. — Сейчас вернусь. — Бросила бы уже. Ты даже сейчас умудряешься быть такой правильной. С четырнадцати лет, как я начала курить, ты говоришь мне, что это плохо, просишь бросить, но так ни разу и не сдавала родителям или учителям. Даже прикрывала от последних. — Брошу, когда ты меня поцелуешь, — с усмешкой произношу я, бросаю вызов, да голову поворачиваю к тебе, чтобы посмотреть на твое смущение. Ты же правильная. Только ты оказалась непредсказуемой. Тут же подаешься ко мне, целуешь. Не просто касание губами, а поцелуй настоящий, «по-взрослому». Я этого явно не ожидала, смотрю на тебя удивленно, а так и недокуренная сигарета выпадывает из рук. — Теперь ты должна бросить, — шепчешь мне в самые губы, улыбаешься легко и возвращаешься обратно, словно ничего только что и не было. Я помяла пачку сигарет и выбросила ее на землю. Больше не одна сигарета не попала мне в рот, я сдержала свое слово. Мы пришли вместе в танцевальную академию (будь она трижды проклята) счастливые, радостные. Ты побежала на вступительный экзамен по хореографии, а я пошла вместе с тобой, потому что по хип-хопу экзамен был позже. Чертовы ленты на пуантах, ты не смогла завязать их сразу — волновалась. Ты разрыдалась. Слишком неуверенна в себе, боишься. Я с легкой улыбкой обнимаю тебя, глажу по серебристым волосам, за которые, кажется, ты и получила свое имя. Разрыдалась, я успокаивала тебя, ты положила голову мне на плечо, я гладила твои сероватые волосы, они выглядели, как поверхность луны, переливались на свету. — Да что ты так раскисла? Давай, соберись, ты же Мун — великая балерина, ты сможешь! — ободряюще говорю я. Ты улыбнулась, глаза налились уверенностью. У тебя все-таки получилось завязать пуанты, ты сделала пучок и побежала в кабинет. Мы обе поступили, вместе снимали квартиру на окраине Берлина, вместе бегали до академии. Я была достаточно популярной на своем курсе. Слишком живая, слишком веселая. К таким люди тянутся, разве нет? Со мной дружили как девчонки, так и парни. Некоторые даже намекали на нечто большее, но мне приходилось отказывать. Люди тянулись ко мне, а мне была интересна ты. Я отказывалась идти с ребятами лишь только для того, чтобы погулять с тобой по парку, который ты так любила, особенно в осеннюю пору. Ты была беззащитной, слабой, маленькой. Доводила себя до истощения своими гребаными диетами. Я то и дело пытаюсь кормить тебя, чем угодно, но ты отказываешься. Это бесит, и я часто кричала на тебя, доводила до слез. Иногда я одерживала победу и ты все же ела, только вот часто твой обед оказывался в унитазе. Я не вспоминала тот поцелуй больше, пока он не повторился вновь. Ты чмокнула меня при прощание, вроде бы как дружественно, но что-то в этом было. — Эй, Мишель, встретимся после занятий! — крикнула ты мне и убежала. Какие-то девочки окружили тебя и вы вместе ушли в свой кабинет. Нет, это не ревность в груди клокочет, совсем не она. Просто я знала, что ты слишком ранимая. И боялась, как бы твое новое окружение тебя не кинуло. Я пораньше уходила со своих занятий, чтобы приходить к тебе и смотреть на то, как ты танцуешь. Любила наблюдать, как ты занималась у станка в своей белой пачке, от которой пахло крахмалом и чем-то сладким и пленяющим. Ты усердно репетировала перед зеркалом, отводила руку в сторону, делала плие, затем поднималась и делала полный пируэт на носке. Ты была так легка, как воздух, была так светла в этом мраке жизни, как луна на ночном небе. И мне нравилось утопать в твоем обаянии, в твоем шарме. Если бы было можно, я бы утопилась в тебе совсем. Ты заканчивала, и я пыталась пригласить тебя в парк, где я обычно откармливала тебя в кафешке. Но ты подбежала к другим девочкам и скрылась в толпе. В сердце щемило от обиды. Ради тебя я бросила всех своих новых знакомых, а ты нашла мне замену. Ты шутила с ними так, как шутили только мы с тобой. Все, что я рассказывала тебе про этот мир, ты рассказывала им, они удивлялись тому, какая ты эрудированная. Но на самом деле ты даже не любила читать и учить школьные предметы. Я боялась сделать тебе больно, но ты не испугалась… Я шла домой в томных думах, перед этим накупив всякой выпивки. Пока я шла до дома уже опустошила одну бутылку водки, а придя, выпила еще. Все двоилось в моих глазах. Ночь царствовала на дворе, а я лежала на кровати, голова кружилась. Я взглянула в окно, вернее, мне казалось, что их два, но потом оно соединилось в едино, и сквозь него проглядывало две луны. Казалось, что вторая — это ты. Я посмотрела на дверь, и вдруг она открылась, показалась ты, и это вмиг отрезвило меня. — Мун? — спрашиваю, а ты подходишь ближе. Я вижу твой силуэт даже в темноте комнаты, в которой все то и дело плывает, двоится. — Привет, Мишель, — ты слишком близко, кажется, я даже забываю как дышать. Это кажется чем-то нереальным, и я бы все списала на опьянение, но твои прикосновения живые, настоящие. Ты пытаешься уложить меня, снимаешь мою обувь. — Зачем ты пила? — спрашиваешь, но я не хочу отвечать. Не хочется признаваться самой себе, что причина — ты. — Совсем немного, — выдыхаю, говорю чуть не в попад, отвечая на совсем другой вопрос, который, кажется, задала сама себе твоим голосом. Прикрывая глаза, но так, чтобы продолжать видеть тебя. — Я чувствую, — усмехаешься. Хватаюсь за рукав твоей кофты, и плевать, что растяну, дёргаю тебя к себе. Ты не ожидала, заваливаешься на меня. Слишком легкая и это бесит, и я бы обязательно заворчала насчет того, что тебе есть надо, но сейчас не до этого. Тянусь к твоим губам, целую, с напором, проявляя инициативу. Снимаю с тебя свитер, переворачиваю нас, нависая сверху. Ты податливая, словно дорогой материал, из которого я, мастер, могу лепить все, что мне захочется. Изучаю руками твое тело, целую грубее, заставляю тебя плавиться и стонать подо мной. Эта ночь навсегда останется со мною. Я всегда вспоминаю как на лунном свете переливались твои лунные волосы. Мы были близки, мы были вместе. Нам было хорошо. Ты, как всегда, утонченна, легка. А я быстра и резва. Но какими бы разными мы не были, мы дополняли друг друга. Жаль, что ты этого не поняла. После той ночи ты бросила своих новых друзей, и мы всегда были вместе. Преподаватели обоих наших факультетов решили создать что-то необыкновенной, придумав выступление, где будут смешаны два направления: классический балет и современный хип-хоп. Поэтому теперь мы еще и занимались вместе. Мы не стеснялась обняться и поцеловаться в щеки при всех, а ночью иногда не спали, а… ну ты ведь помнишь наши ночи. Но самое наше любимое занятие было в темное время суток — это просмотр фильмов. Мы любили вместе смотреть фильмы на планшете поздно ночью. Ты забиралась ко мне в кровать под одеяло, клала голову на мое плечо, а твои волосы цвета блистающей луны ложились мне по рукам и телу, приятно щекоча кожу. Ты никогда не досматривала кино до конца — засыпала, слегка посапывая. А когда оно кончалось, я выключила планшет и тоже засыпала. Так мы и спали в одной кровати, и я старалась не шевелиться, чтобы не нарушить твой сон, хотя ночью любила поворочаться. На утро ты всегда спрашивала чем закончилось, а я дразнила тебя, не говорила, и ты мило обижалась, надувая щеки, которых обычно не было. Вместо них у тебя были острые скулы, которые меня раздражали. Мое счастье с тобой быстро закончилось. Мы стали меньше проводить времени вместе, домой ты приходила поздно ночью, не раз я видела, как из академии тебя забирали какие-то парни на машинах, девушки тоже были с вами. Но главное, что ты не обращала на меня внимания, а когда я пыталась спросить в чем дело, ты отнекивалась, говорила, что наша дружба продолжается до сих пор. Но мне нужна была не дружба. В один день ты решаешь нас познакомить. Я даже имени его не запоминала тогда. Улыбалась наиграно, только вот фыркаю и то и дело огрызаюсь. Ты это видишь, но не говоришь ничего, и это бесит еще сильнее. Это наша первая и последняя ссора. Ты совсем забыла про меня. Переехала к своему парню, кажется, его звали Стив? Какой-то американец. Мне пришлось переехать с той квартиры за город, потому что у меня не хватало денег снимать ту. Ты избегала меня. Требовалось приложить усилия, чтобы выловить тебя в зале. Мы остались одни, только ты и я. — Чего ты хочешь? — спрашиваешь, потому что я молчу. Не хочу начинать. Не хочу рушить и без того хрупкие отношения. Но нам нужно все выяснить, разве нет? — Поговорить. И я высказываю. Высказываю все, что за это время было у меня на душе. О том, каких усилий мне стоило забивать на саму себя, лишь бы поднять настроение тебе. О том, как отказывала от собственных развлечений и желаний, чтобы сделать тебе хорошо, приятно. Я, черт возьми, даже курить бросила из-за тебя! Любила тебя. До дрожи в руках и ногах, до скрежета зубов, до бешеной ревности. Кричу, а ты смотришь, насмехаешься. — Мы уже не маленькие девочки, Мишель, — говоришь спокойно, когда я заканчиваю. — Брось эти игры уже. — Это не игры, черт тебя подери! — Не существует любви между двумя девушками, это… — ты не успеваешь договаривать. По залу эхом раздается звук пощечины, а ты ошарашенно смотришь на меня. Я сама перечеркнула то все, что между нами было. Не помню каким образом я закончила академию, ведь мне уже было плевать на танцы. Они слишком сильно напоминали о тебе. Ночью я подрабатывала стриптизершей, чтобы хоть как-то пытаться купить еду. Один паренек предложил мне очень интересную вещь, от которой я не отказалась. Вот так я познакомилась с наркотиками. Слышала, ты переехала в Штаты, а я все-таки кончила академию, взялась за ум, завязала с наркотой. Меня приняли работать в академию хореографом и жизнь встала в прежнее русло. Но сердце тосковало по моей луне…***
Это, кажется, было рождество. На улице холодно, белые снежинки падают мне на волосы, и со стороны это, наверное, даже красиво смотрится. Замечаю на себе даже пару взглядов, но не обращаю внимания. Красиво, наверное, пока я курить не начинаю. Курящие никому не нравятся. Моим призракам прошлого не нравились тоже. Я выдыхаю дым и смотрю на него, на призрака. Ты меня заметила быстрее, окликнула. Сколько мы не общались, не пересекались? Года два, наверное. Ты улыбаешься, рада меня видеть. Я не могу не улыбнуться в ответ. — Привет, Мишель! — Привет… Интересуешься, как у меня дела, как я сама. Нет ни намека на то, что тебя тревожит то, из-за чего мы не общаемся. Я отвечаю кратко, по делу, спрашиваю о тебе. И пока ты рассказываешь, я рассматриваю тебя. Все те же серебристые волосы, все такая же тощая. Вроде говоришь, что вы решили вернуться в Берлин, здесь больше мест для работы, здесь можно работать в театре. В твоих словах проскользнуло что-то о свадьбе, о Стиве, ты уже выбрала платье. На нем будет жемчуг и еще меховая накидка. Ты всегда мечтала о принце на белом коне и большой семье. Только сейчас я понимаю, что не могла дать тебе всего этого. Может оно и к лучшему. Ты говоришь, что тебе пора, уходишь. Приглашаешь еще как-нибудь в гости заглянуть. Говоришь, покажешь, какие вы заказали посуду, салфетки и скатерти. Я улыбаюсь, ты рада нашей встрече. Спешишь, ты удаляешься все дальше и дальше от меня. Я уже абсолютно ничего не чувствую. Даже, наверное, радость за тебя. Иду спокойно, раздумывая о постановке танца, который мы готовим с моей группой девочек. Они так усердно занимаются, уверена, что выиграют. Что за возгласы народа позади? Желания обернуться нет, но я все-таки смотрю назад. Скопление людей столпилось на переходе, все кричат, движение машин преостановилось. Я в недоумении бегу в эпицентр происходящего, не понимая, что вообще случилось. Снежинки плавно ложились на твое уже бездыханное тело. Кровавое пятно расплывалось по сероватым волосам. Я не хочу в это верить, нет, я не верю глазам. В панике расталкиваю толпу, которые тупо уставились на умирающую девушку. Я прошу скорую, бегу к тебе, сажусь рядом, обнимаю. Твои лунные волосы расстрепались на моем пальто, я испачкалась в твоей крови, повернула твое лицо к себе, и на меня уставился твой мертвый холодный взгляд, от которого побежали мурашки по всему телу. Ты умерла у меня на руках. Умерла луна, которая освещала путь во тьме. Умерла луна, которая согревала во мраке. И это тепло чувствовала только я.***
Сейчас в этом концертном зале танцевальной академии, где мы с тобой вместе выступали, показывая ту странную идею хореографов про соединение направлений, мне очень тепло, потому что от полуденного солнца становится очень жарко. Здесь очень тихо, наступила настоящая тишина в моей душе. Боль немного стихла. Я отдыхаю здесь от занятий, когда у меня окно. Мои размышления прервала девушка, которая вошла в портер. Я поворачиваюсь к ней и все же надеялась увидеть тебя. — Здравствуйте, мисс. У нас ведь сейчас ваше занятие? — спрашивает она. Я как-то тупо киваю и подхожу к ней ближе, чтобы уже пойти на занятия к своим ученикам. — Шарли? — зову ученицу. Она поворачивается. — Да? — Ты когда-нибудь любила?