Константин Лесков
Лёник и Дирак
Все началось с объявления: «Хотите стать физиком?» Ленику было двенадцать, когда он увидел его в нейросетке, подумал: «Конечно хочу!», и вошел в виртуальную дверь. Там было вступительное задание в Школу Красного Камня на физико-математический факультет. В рекламе мелькали счастливые подростки, изучающие науки на самом высоком уровне с лучшими профессорами и наставниками на фоне крымских пейзажей. Манили кипарисы, лазурное море, гора Аю-Даг и душистые сосны у скалы Красный Камень, за которой белели новенькие корпуса недавно открывшейся Школы. Леник показал рекламу родителям и сказал, что именно тут хочет учиться. — Туда, наверное, только по большому блату берут, в Крым-то, — сказала мама. — Как же ты там один жить будешь? Ты же у нас такой ни к чему неприспособленный. С твоим-то синдромом Аспергера забудешь за своими книжками покушать и заболеешь, — запричитала бабушка. — А что там за задачи? — спросил папа. — Тебе помочь? Леник сказал, что помогать не надо, и чтоб не переживали, потому что его, наверняка, все-равно в Школу не примут. Нужно было решить десять задач. Некоторые из них были простые, на механику, с четким ответом. Например, про уравнение движения двойного маятника. Леник решил такие за пару часов. Другие: про вращение заряженного шара, про частицу в магнитном поле, — требовали копания в справочниках и учебниках, потому что электродинамику Леник в школе еще не проходил. Наконец, была последняя задача, на которую ответ был вообще неизвестен. Сформулирована она была просто: «Попытайтесь квантовать гравитацию». Никто из двенадцатилетних ребят, конечно же, не смог бы сделать то, что не удалось Эйнштейну, Хокингу, Сасскинду, Федорову и сотням других гениев, которые пытались. Очевидно, для экзаменаторов Школы Красного Камня важно было увидеть не как ученик решает и что знает, а как мыслит, когда перед ним чудовищно сложная проблема безо всякой надежды найти ответ. Ожидалось, что какой бы ход решения ученик ни избрал, он должен руководствоваться логикой, математикой и не нарушать второй закон термодинамики. А если и решил этот закон нарушить, то обязан был обосновать как и почему. Подойдя к этой последней задаче, Леник поначалу не мог понять с какой стороны за нее взяться. О квантах и теории гравитации он знал из научно-популярных книжек и передач, но это совсем не то, что было нужно. Азы этих предметов изучают только через пять лет в последнем классе, а на серьезном уровне — лишь в институте. До срока сдачи работы оставался всего месяц. Иного пути как выучить продвинутую теоретическую физику не оставалось. Леник тайком от матери стырил из холодильника запасную расширенку, заперся в своей комнате и сунул влажного нейрокарбонового паучка себе в глаз. Расширенка расправила псевдоножки и забралась под левое глазное яблоко. Под правым у него еще с начальной школы сидела такая же, но менее мощная. В течение получаса новая расширенка через глазной нерв устанавливала связи с разными участками мозга. Наконец, в поле зрения Леника открылся ее интерфейс. Леник поискал лучшие лекции по квантовой механике в разных университетах мира и остановился на Стэнфорде. Шли летние каникулы, времени было много. Солнце, воздух, пляжи и друзья Леника не интересовали. Прелесть синдрома Аспергера в том, что можно наплевать на всякие несущественные мелочи, вроде развлечений и приятелей, и с головой погрузиться в Познание. Стать счастливым от того, что узнаешь что-то новое, находишь все более интересные детали мироздания. Например, придумать правило делимости чисел на семнадцать, или научиться решать тензоры четвертого порядка в уме. Мама хотела сделать Ленику геномное редактирование, то есть, генред, — избавить сына от Аспергера, чтобы он стал «как все» и друзей завел, но бабушка колебалась — генред, он ведь ненатуральный, против природы. А папа просто не позволил. Сказал: — Он у нас и так умный. Зачем из него усредненного придурка делать? Научится и с Аспергером жить. Ругались долго, но в итоге оставили Леника в покое с его Аспергером и книжками. Квантовую механику Леник выучил дней за десять. Давно умерший ушастый профессор из Стэнфорда мастерски рассказывал о математическом аппарате квантмеха: скобках Дирака, комплексных координатах, уравнении Шредингера, неопределенности Гейзенберга, матрицах Паули, дельта-функции Дирака. Пол Дирак. Это имя встречалось снова и снова. Леник был восхищен как этот замкнутый, медленно говорящий человечек создал целое здание математики, на котором вот уже полтора столетия незыблемо стоит квантмех. Ленику сразу не понравились некоторые его положения: вольное использование мнимых величин, зависимость неопределенности от эвклидовой геометрии, однако он искренне восторгался, как замечательно работает эта созданная Дираком математическая машина. Леник переключился на гравитацию. Общую теорию относительности Эйнштейна, или просто ОТО, он одолел за неделю. Пригодилось умение работы с тензорами. Оставалось не более двух недель, чтобы объединить ОТО с квантмехом и отослать решение в приемную комиссию Школы. За первую неделю Леник не смог сделать ничего. Если ОТО Эйнштейна была гибкой теорией и легко приспосабливалась к новым идеям, то железобетонное здание квантовой механики, построенное Дираком, не позволяло Ленику никаких вольностей. Еще дней через пять Леник осознал, что математику квантмеха нужно просто сломать до основания и вместо нее построить новую. Для этого он будет сражаться с интеллектом самого Дирака. Возможно ли это? Выкладки Дирака идеально сочетаются с экспериментом уже второе столетие. Любое отконение от правил, установленных угрюмым британцем с черной курчавой шевелюрой, ювенильными усиками и французской фамилией, грозило утянуть Леника в болото, не имеющее отношения к реальности. — Ты бы отвлекся, да погулял на свежем воздухе, — сказала бабушка, войдя к нему в комнату с подносом пирожков и чашкой чая. — Спасибо, не хочу, — Леник откусил пирожок с картошкой, обжегся и отложил в сторону. Оставался один день. Отчаявшись, Леник забросил задачу и стал изучать биографию Дирака, пытаясь вникнуть в сознание гениального теоретика. Тот в конце жизни жил в Таллахасси, Флорида, и собирал коллекцию бабочек. До Таллахасси было далеко лететь, поэтому Леник просто вышел из дома. Солнце ударило в глаза. Не сжечь бы ультрафиолетом нежные расширенки. Леник прогулялся за пределы дачного поселка Академгородка. Перед ним простиралась лесостепь с березовыми околками. Леник направился к ближайшему. Справа мелькнуло что-то бело-оранжевое. Бабочка-зорька. Не раздумывая, Леник бросился за ней, пытаясь поймать руками. Зорька порхала совсем рядом, как-будто дразнилась. Леник пробежал за ней уже с пол-километра, но никак не мог поймать. Тогда он снял майку. Сделать это для мальчика с Аспергером было непросто. Он не любил открывать свое тело воздуху и солнцу. Всякий раз, когда мама пыталась его раздеть на Обском пляже, он вырывался и скандалил. Сейчас майка нужна была ему, чтобы накрыть ею зорьку, когда та сядет на цветок. Дождавшись, когда бабочка приземлится на что-то зонтичное, Леник прыгнул на нее и накрыл майкой. Жесткая трава неприятно царапала его тощее незагорелое тело. Мальчик осторожно приподнял край майки. Зорька была тут — нежная, белая с бледно-зеленым рисунком и ярко-оранжевыми кончиками крыльев. Он взял ее двумя пальцами за грудь и чуть сдавил, пока та не перестала биться. Потом быстро надел майку. С опушки околка послышались истеричные крики. Леник выглянул из высокой травы. Под дальней березой кот соседки Натальи Петровны дрался со странного вида гмошкой — генно-модифицированным питомцем девчонки Анки Владимировой, которого она недавно себе смастерила. Кот сидел у него на загривке, а гмошка орал человеческим голосом: — Анкаааа! Помогиии! Анка выскочила из леска и наподдала коту так, что тот отлетел на несколько метров. «Сами разберутся, — подумал Леник. — Хотя, гмошки, вроде бы, по закону не должны обладать разумной речью.» Анка была старше Леника лет на пять и всегда игнорировала его. Прибежав домой, Леник нашел у бабушки булавки, соорудил импровизированную подставку-расправилку из кусков пенопласта и принялся работать над крыльями зорьки. Все оказалось не так просто. Тело бабочки продавилось, крылья прогнулись в самых неподходящих местах, а одно переднее крыло совсем отломилось. Руки у Леника явно росли не из того места. Он грустно посмотрел на испорченный трупик существа, которое лишь час назад порхало над степью. Зачем он это сделал? От долгого глядения бледный зеленоватый рисунок на крыльях зорьки стал складываться в графики, формулы. Оранжевое пятно на кончике вдруг обрело смысл и стало математическим аттрактором. В голове Леника все перевернулось. Вдруг все стало ясно. Леник уже не думал о бабочке. Он лежал с закрытыми глазами, оцепенев. Работал лишь его мозг и две расширенки. Поток уравнений, описывающий неведомые симметрии, заливал поле его зрения. Времени почти не оставалось. Неужели он победил Дирака? Запнувшись на одной из выкладок, Леник решил не продолжать, а послать задание как есть. Иначе он просто опоздает, а опоздать для мальчика с Аспергером было бы немыслимо. Собрал воедино файлы с решениями задач, подписал, отправил и сразу же уснул. Проснулся Леник поздно. В почте висело извещение, что его вступительная работа получена, и приемная комиссия ее рассматривает. Леник открыл файлы со вчерашними выкладками. Пробежал глазами и нашел ошибку. Потом еще одну, и еще два сомнительных допущения. Вся его гениальная теория рассыпалась, как карточный домик. Он провалил экзамен. Надо же было такую глупость сморозить. Все из-за глупой бабочки. Не отвлекись он на пустяки, у него было бы еще несколько часов, чтобы решить полуторавековую проблему. Хотя, кого он обманывает? Он не приблизился к решению квантования гравитации ни на иоту. Он никогда не поступит в Школу и не станет великим физиком-теоретиком. Чтобы отвечься от тяжелой мысли о несбывшейся мечте, Леник засел за игры. Бродил по неведомым виртуальным планетам, строил свои миры, стрелял по наседавшим тварям. О Дираке больше не думалось. Теперь его интересовали лишь заработанные очки и особенности разных видов виртуальных вооружений. Он не слышал, как у дома остановилась автоматическая машина-Стрелка, и бабушка взволнованно позвала его. Лишь когда его стали трясти по плечу, Леник сохранил игру и обернулся. Бабушка улыбалась и показывала ему бумажное письмо с красивыми виньетками и большой красной печатью из пластика, сделанного под сургуч. Поверху шла каллиграфическая надпись: Школа Красный Камень Под ней был текст: «Приемная Комиссия и Совет Наставников рады сообщить, что Вы приняты на первый курс Физико-математического факультета.» Леник не мог поверить. Он же такую чудовищную глупость послал им в последнем задании. Неужели этого было достаточно для его принятия? Там что, одних дураков берут? — Я уже маме с папой сообщила, — бабушка утерла слезу. — И как ты там один-то будешь? Каждый день мне звони. Ох, главное, чтоб ты кушал хорошо, не мерз и не заболел. Я тебе всегда денег вышлю. Да что денег? Ты ведь еду купить забудешь. Сразу пирожков тебе почтой. Они еще теплыми дойдут. Может, мне недалеко от твоей школы в Гурзуфе комнату снять, чтобы ты не голодал? Осенью-зимой они недорогие… В аэропорту Симферополя к Ленику подошел невысокий, плотно сложенный молодой человек в бежевых шортах и рубашке, с круглым лицом, заросшим густой черной бородой. — Привет! Ты Леня Воробьев? А я Миша Глаголев, — представился он мягким и неожиданно очень высоким голосом. — Я буду твоим наставником. Пошли к автобусу. Не волнуйся, багаж доставят прямо в твою комнату. Обуреваемый эмоциями и мало что соображая, Леник пошел за Мишей. В автобусе уже сидели другие новички-первокурсники, каждый рядом со своим новым наставником. Миша усадил Леника у окна и спросил: — Хочешь чаю? Не успел Леник сообразить, как положено в таких случаях отвечать — Аспергер дает себя знать в казалось бы самых простых социальных ситуациях, — как откуда-то появился большой термос и поднос с теплыми булочками и бутербродами. Пока автобус выезжал из города, а потом плыл над осенней Крымской яйлой, Леник успел наесться до отвала. Все кругом галдели, жевали булочки, рассказывали кто как отвечал на вступительные задания. Ленику сидящие вокруг дети казались необычайно умными, гораздо умнее его самого. Важный пухлый мальчик по имени Витя с надменным видом, сыпал неизвестными Ленику терминами, вроде «пентозофосфатный цикл» и «коктель Яманаки». Витя поступил на биологический факультет и собирался учиться на молекулярного генетика. Леник слушал, но в разговоры не встревал. Он опасался, что скажет какую-нибудь глупость, и пухлый мальчик Витя посмотрит на него свысока с презрением, а Миша решит, что ему достался самый тупой ученик на курсе. — А ты что думаешь про вступительные задания? Тебе они понравились? — повернулся к нему Миша. — Я на одно не ответил, — признался Леник. Миша удивился: — Да ну! Вроде, ты на все ответил. Я же сам твою работу проверял. — В последнем задании. Там, где надо было квантовать гравитацию. Я потом у себя ошибки нашел. Миша махнул рукой: — А, это… Ну ты же понимаешь, что от тебя не требовалось найти ответ. Твои рассуждения были одни из лучших, поэтому ты сейчас здесь. Видя, что его слова не прибавили Ленику уверенности, Миша добавил: — Знаешь ты это или нет, твои рассуждения привели к результатам, похожим на то, что получил когда-то Абай Аштекар — основатель теории петлевой квантовой гравитации. Но ты пришел к этим выводам совершенно другим, оригинальным путем. То, что у тебя были ошибки — не страшно. У Аштекара их было даже больше, поэтому его теория и не подтвердилась. — Наверное, все, кто послал работы, так и ответили. Это же был самый очевидный путь решения. — Вовсе нет. На физмат было подано две с половиной тысячи заявлений. Из них мы отобрали лишь двенадцать — десять физиков и два математика. Твоя работа была одной из лучших даже среди этих двенадцати. Послышалась возня в передней части автобуса. Кто-то крикнул: — Смотрите, море! Все бросились к окнам. За далеким желто-зеленым краем яйлы виднелась кобальтово-синяя полоска. Автобус повернул правее, где на вершине горы стояли огромные купола обсерватории. Одинокий человечек шел по дорожке к куполу. Он задрал голову и помахал автобусу. Дети стали махать и кричать ему в ответ. Автобус приблизился к краю обрыва. Дети ахнули от открывшейся им панорамы. Далеко внизу скалы и леса сменялись виноградниками и домиками, убегающими к морю. Слева гигантским бугром вдавался в море Аю-Даг. Под ним виднелись корпуса Артека, со свечками купарисов, переходящие в уютные квартальчики Гурзуфа. На высоком мысу стояла древняя крепость. — Школа вон там, справа у Камня, — показал Миша. Автобус неожиданно рухнул в пропасть. Дети взвизгнули и засмеялись. Водитель лихо остановил падение, развернулся и взял курс на одинокую живописную скалу — Красный Камень. — Когда-то давно Камень оторвался от основного массива и теперь медленно ползет вниз к морю. Через тысячи лет он опустится в воду и будет торчать из нее как вон те скалы Адалары, — Миша показал на два белых пятна среди черноморских волн. — А он не раздавит Школу? — спросила рыжая девочка по имени Алька. — Нет, конечно, — улыбнулась ее наставница Света. — Школа выше Камня, так что в ближайшие тысячи лет ей ничто не грозит. А вот по Артеку Камень когда-нибудь проползет. Автобус завис над площадкой, окруженной корпусами, клумбами и соснами, затем медленно с шипением опустился. Двери распахнулись. Леник ощутил восхитительный аромат крымской хвои. Дети выходили, озираясь. Их встретил седой человек в таком же бежевом костюме, как у Миши. Лицо его, мудрый спокойный взгляд были знакомы Ленику из Школьных проспектов. Он подходил к каждому новичку и здоровался за руку. — Привет, ты Леня? Помню твою вступительную работу. Я Гомбожаб Цыбиков, директор Школы. Очень рад, что ты теперь с нами. Церемония встречи оказалась очень простой. Только что Леник летел из родного дома, от папы, мамы и бабушки, а теперь он в Школе, и занятия начнутся сразу после ужина. Леника поселили в отдельной небольшой комнатке общежития. В ней были кровать, стол, стул, шкаф, и терминал компьютера. Комната Леника вместе с тремя другими выходила в общий холл с двумя белоснежными санузлами, кухней и балконом. Соседями его стали важный биолог Витя, химик Давид и историк Женя. Леник дичился других мальчиков. К счастью, ему не нужно было выходить в столовую, чтобы поесть. Еда заказывалась прямо в комнату по фуд-шуту, а остатки так же автоматически посылались в пищевой блок. Витя тоже не утруждал себя походами в столовую, и ел в одиночестве, а вот Давида и Женю можно было регулярно видеть на кухне — готовить они умели и любили. Учеба Ленику давалась легко. Преподаватели и наставники обладали невероятным умением подать сложнейшие предметы так, что Ленику не составляло труда одолеть продвинутые курсы квантовой теории поля, статистической физики и некоммутативной геометрии которым обычно учили лишь в институтах. В Школе считалось, что нет никаких физиологических преград для подростка двенадцати-тринадцати лет для понимания сложнейших принципов математики и теоретической физики. Нужно лишь правильно их подать, научить основным простым алгоритмам, а факты и детали ученики могут хранить в своих расширенках памяти. Зубрежка исключалась. Упор делался на понимание сущности и переход от теории к эксперименту, от эксперимента к практике. Формальных лекций с расписанием тоже не было. Вместо них группа из нескольких учеников с преподавателем и наставниками просто беседовала и выводила формулы. Время начала беседы определялось просто: когда все соберутся. И все собирались без особых проволочек, потому что было безумно интересно. Кто хотел, присутствовал на беседе лично. Кто, как Леник, предпочитал уединение, участвовали в дискуссии через интерфейс в расширенке, валяясь на кровати у себя в комнате. Лишь на практические занятия нужно было идти в лабораторные корпуса. Оценок как таковых не было. В редких случаях, когда кто-то не справлялся с заданием, предподаватель просто подходил и помогал, терпеливо объясняя по ходу что и как нужно сделать. А что же Дирак? Леник не оставил попыток сломать математический аппарат старого Пола. Миша Глаголев, узнав, что Леник продолжает над этим работать, сказал: — Через это все проходят. Я ведь тоже пытался. Давай пришлю свои выкладки, может тебе поможет. К концу второго года Леник ознакомился со всеми попытками решить проблему квантовой гравитации за последние полтора века. Он досконально знал все пути, кем-либо когда-либо предпринятые в этой области, достоинства и недостатки всех подходов. Теперь он был всерьез готов искать свой собственный путь. А потом он заметил Финку. То есть, он сталкивался с ней и раньше, но почему-то лишь сейчас сердце его вздрогнуло, когда он, проходя мимо Красного Камня, увидел взбирающуюся по скале девушку. Она была младше Леника на год и училась на биологии. Ее увлекали скалолазание и Влад Цесельский. Леник не знал как привлечь ее внимание. Он просто приходил с блокнотом к скалам, когда она лазала, смотрел на ее грациозные движения, переливающиеся мышцы под золотистой кожей, густые темно-синие от генреда волосы до плеч, думал о ней, о квантовой гравитации, записывал математические выкладки в блокнот и в расширенку, перемежая их с рисунками, фотографиями и видеороликами Финки. Потом случилось так, что она поссорилась с Владом и пришла к Ленику за помощью. А через день пастух Рустем сунул ему конверт с папоротником-гроздовником, адресованый Финке, получив который, она стала первым и единственным настоящим другом Леника. Леник был счастлив. Он стал меняться в своем отношении к развлечениям. Финка таскала его на море, вытряхивала из одежды и волокла в воду. Леник поначалу сопротивлялся, но потом ему это необычайно понравилось. Они лежали рядышком на плоском валуне в бухте Чехова, лениво слушая шум волн, когда Финка спросила: — А что во мне тебе понравилось? У Леника был длинный список того, что ему нравилось в Финке, и он начал с произвольно выбранного пункта: — У тебя очень красивые волоски на ногах… — Чтоооо? — глаза Финки расширились до неимоверных размеров. — У меня, значит, волосатые ноги?! Всё! Немедленно делаю генред, чтоб ничего не росло! Она оттолкнула Леника, подобрала под себя ноги, укутала их полотенцем и отвернулась. Тот не понимал, что не так: ему действительно нравились нежные, едва заметные волоски на голенях Финки. Он совсем не хотел, чтобы она их уничтожала. Что с ней произошло? — Ты чего? — спросил он испуганно. — У тебя ведь такие красивые ноги. Самое широкое место на твоей голени соответствует точке золотого сечения… — Ах, у меня еще и ноги толстые?! — Финка метала молнии. Она вскочила, собрала свои вещи и запрыгала с камня на камень к выходу с пляжа так быстро, что перепуганный Леник не успевал за ней. Что он такого сказал? Невероятная тоска накатила на него. Неужели из-за одного нечаянного слова он потеряет Финку — единственную любимую, которая у него есть и когда-либо будет? К вечеру Финка успокоилась. — Все равно сделаю генред-эпиляцию, — сказала она. Потом, прищурившись, посмотрела на Леника и добавила: — Ты слишком дохлый. Я научу тебя скалолазанию, чтобы у тебя хоть какие-то мышцы появились. Вечером следующего дня они сели в Стрелку и докатили до Никиты, где трассы на скалах были попроще, чем на Красном Камне. Леник пролез метра четыре и завис. Предплечья внезапно онемели, пальцы не сгибались. Сколько Финка ни пыталась заставить его возобновить восхождение, Леник просто физически не мог пошевелить конечностями. Высоты он не боялся, просто у него не было ни сил, ни выносливости. Финка выругалась, какой малахольный ей попался напарник. Ленику было стыдно и обидно. — Давай сделаем мне генред, — предложил он в отчаянии. — Ну, как тебе сделали, чтобы выносливость была. Финка вздохнула и отвела его в лабораторию к молчаливому парню Сергею, который их выслушал, посмотрел на Леника, взял у него пробу слюны на ДНК, а на следующий день вколол коктель омнивектора, чтобы отредактировать гены, отвечающие за сокращение и метаболизм мышц и восстановление связок. В течение пары недель Леник с удивлением наблюдал изменения в своем теле. Там, где еще недавно сквозь кожу просвечивали кости, возникли твердые бугорки мышечной ткани. Походившие раньше на цыплячьи, ноги обрели вес, и коленные суставы перестали быть их самым широким местом. Он отжался от пола, подтянулся на косяке двери и почувствовал силу. Через день он долез до верха трассы без зависов, встегнулся в кольца и триумфально посмотрел вниз на Финку. Та светилась от счастья. Ее парень стал не только умным и добрым, но и сильным, и красивым. Это была одна из простейших трасс. Последовали другие, более сложные, требовавшие не только силы и выносливости, но и филигранного владения телом. Как раз это исправить генредом было непросто. При всей своей новоприобретенной физической силе, Леник был чудовищно неуклюж. Финка снова ругалась, когда Леник не понимал какое движение нужно сделать. От ее упреков он еще больше терялся и впадал в ступор. Она спускала его на землю, и они брели к машине, не разговаривая. Леник очень переживал. Скалолазание само по себе его не слишком привлекало. Оно было лишь предлогом, чтобы быть рядом с Финкой. Усугубило все пришедшее Ленику Озарение. Такое случается нечасто, откуда оно берется — непонятно, и если его упустить, — будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. То ли скальный рельеф подсказал, то ли изменившийся метаболизм его тела открыл новые возможности мозга, но Леник вдруг понял как сломать квантовую механику Дирака и построить на ее месте новую, совершенно необычную, но при этом гармонично вписывающуюся в теорию Эйнштейна. Озарение наступило, когда они с Финкой ехали в Стрелке очередной раз на скалы в Никиту. Леник так был ошарашен, что не сразу услышал, как сидящая рядом Финка сердито зовет его, пытаясь привлечь внимание. — Ты что, заснул, я для кого это все рассказываю? Ты совсем меня не слушаешь, ладно вообще с тобой не буду разговаривать! Лазать не получалось. Леник был погружен в мысли, Финка орала, что он невнимательный, и она теряет с ним время, и в следующий раз она найдет себе другого напарника, а Леник может думать сколько хочет о чем он сейчас там думает. Леник висел в десяти метрах над землей, выслушивая ругань Финки. Он попытался успокоить ее, но это еще больше злило девочку. Ему нужно было решить две нелегкие задачи: найти драгоценное время, чтобы построить теорию квантовой гравитации и не потерять при этом Финку. Что делать? Первым делом, он быстро оставил заметки об Озарении на нейросервере. Потом, как во сне, долез до следующей оттяжки и стал выбирать веревку, чтобы встегнуться. Оттяжка висела высоко над головой. Нужно было залезть повыше, чтобы вщелкнуться у пояса — так безопаснее, но Леник решил иначе. Вытянув под негодующие вопли Финки лишние метры веревки, он потянулся к оттяжке, сделал вид, что оступился, и полетел вниз. Финка рванулась бежать от скалы, чтобы хоть как-то вытянуть лишние метры веревки, но не успела: Леник воткнулся ногами в каменистый грунт, упал на бок и остался лежать без движения. Он пришел в себя в госпитале Школы. Что-то пискнуло в окружающей его электронике, прибежала медсестра. — Ну что, очнулся, скалолаз? Первым делом он проверил свои заметки на сервере. Все в порядке, он отлично помнит Озарение. Лечение займет несколько дней. Этого вполне достаточно, чтобы покончить с Дираком и создать новую теорию. Появилась зареваная Финка. Она начала бессвязно что-то говорить, то ли извинялась, то ли обвиняла его в глупости. Потом бросилась к нему и стала целовать его щеки, лоб, губы. — Живой! Ты у меня живой! Как же я люблю тебя! Леник улыбался, изображая большую контузию и помутнение сознания, чем было на самом деле. Его мозг напряженно работал. Видимый ему одному интерфейс в расширенке покрывался строками формул. Симметрии возникали и нарушались. Из симметрий возникали уравнения. Они не были похожи ни на что известное ранее. Ленику пришлось ввести собственную номенклатуру обозначений для неизвестных ранее действий. Много новых значков и закорючек. Леник поцеловал Финку в ответ. — Не шевелись, милый, — мурлыкала она. — Тебе надо отдохнуть. Ты скоро поправишься. Мы больше не будем лазать по скалам. Ты больше никогда не упадешь. Мы просто будем всегда рядышком. Всегда-всегда. Позвонки, ребра и кости ног уже начали срастаться, когда Леник поставил последнюю точку в своей статье. Посмотрел на выкладки в сотый раз. Ошибок не было. А вдруг? Нет, точно не было. Он опубликовал статью в нейросети и стал ждать отзывов. Их не было. Леник был удивлен: неужели никому нет дела до решения задачи века? Прошел день, другой. Вдруг в поле его зрения возник флажок. Кто-то прокомментировал его статью. Леник открыл ответ. Какой-то британец под вычурным ником писал, что вот еще один полуграмотный сумасшедший толкает свою тупую теорию, не имеющую отношения к реальному миру. Внутри Леника все вскипело. На глазах выступили слезы. Нужно что-то ответить, но он не понимал что. Его работа была настолько очевидна, что нужно было быть идиотом, чтобы не понять ее значение. Он решил послать статью персонально самым известным физикам мира. Нашел адреса полутора десятков человек с заоблачными индексами цитируемости и разослал всем копии своей теории. Никто не ответил. Медсестра принесла экзоскелет. Ему уже пора было начинать учиться ходить. В дверь робко постучали. Вошел Миша Глаголев. — Ну как ты? — Да нормально. Видишь, меня в экзоскелет втискивают. — Слушай, я твою статью видел… Леник затаил дыхание. Миша продолжал: — Объясни мне, пожалуйста, вот этот момент, — и он послал Ленику по сети фрагмент статьи. Следующие два часа Леник объяснял Мише свою теорию. Пришла Финка. Потом Давид с Женькой. Принесли еды. Леник объяснял в чем заключается математический аппарат его теории. Миша улыбался в бороду, чесал затылок и говорил: — Надо же, так все просто, так все просто… Вдруг Леник замер. Появился еще один флажок. На сей раз это была целая страница текста. Автор писал, что он счастлив, что наконец-то дожил до момента, когда появилась абсолютно логичная, проверяемая экспериментом теория квантовой гравитации, что он сам пытался когда-то пойти по похожему пути, но не смог, и оставил математику и теоретическую физику. Сейчас, когда появилась теория Леонида Воробьева, он будет счастлив вернуться в науку. Подписано было: Рустем Хайретдинов. Леник обомлел. Тот самый Хайретдинов, лауреат премии Филдса - высшей награды для математиков. Хайретдинов, который когда-то доказал гипотезу Римана и теорему Навье-Стокса! Он внезапно исчез пятнадцать лет назад с горизонта науки. Он, оказывается, до сих пор жив, прочитал статью Леника и высоко ее оценил. Как грибы после дождя, один за другим стали возникать флажки: оранжевые с комментариями, зеленые — со ссылками на статью. Леник делился всем этим богатством с сидящими рядом любимой Финкой, Мишей, Давидом, Женькой. Он был счастлив. Бедный Дирак, тебя обскакал шестнадцатилетний мальчишка. *** В кабинет директора Гомбожаба Цыбикова зашел худощавый пожилой человек. Одет он был в неновый, но аккуратный дорогой костюм. — Рустик, ты ли это? — удивился Цыбиков. — Чего так вырядился? — Пришел к тебе на работу устраиваться. Возьмешь? — Ну не знаю, не знаю. У тебя что, все козы передохли? Хочешь моих студентов так же заморить? — притворно засомневался директор. — Да какой разговор — давно уже пора. Завтра возьмешь группу. А чего вдруг решил на свет вылезти? — Ты видел, что твой пацан, Ленька Воробьев, учинил? Ну, ты еще его вступительную работу про квантовую гравитацию показывал мне пару лет назад. — Со скалы упал. — Да нет, смотри что он опубликовал. Ты что, совсем со своим директорством перестал за литературой следить? Цыбиков стал читать кинутую ему по сети копию статьи Леника. — Офигеть, — сказал он наконец. — Вот и я подумал: офигеть. А потом послал копию в Академ. Там Костик Агапитов встрепенулся. Пишет, что он якобы сам уже до того же самого почти додумался. Ну, ты знаешь Костика. Он ведь у тебя учился. Короче, Агапитов уже думает над экспериментальной проверкой теории Воробьева, выбивает в исполкоме право использовать для этого мощности Новосибирской ГЭС. Цыбиков, усмехаясь, диктовал меморандум: «Принять доктора физико-математических наук Рустема Раисовича Хайретдинова на должность профессора математики Школы Красный Камень». — Распишись вот тут. Потом справку с прошлой работы принесешь, от козлов своих.