Им по двадцать пять лет.

Им по двадцать пять лет. Они снимают квартиру в высоком доме у парка, просыпаются с рассветом и выходят из дома, когда многие другие еще продирают глаза и силятся вернуть себя к жизни парой чашек кофе. Сталкиваясь с ними на лестнице, соседи не успевают поздороваться первыми - один из них, брюнет, всегда перехватывает инициативу: - Доброго утра! - улыбается он. - Надеюсь, день будет хорошим! - и замирает на ступеньке, пропуская вперед второго, высокого молодого человека в строгом костюме и с необычно ярким цветом волос. Тот кивает головой, не то выражая так благодарность, не то приветствуя соседей, и спускается вниз на пролет. Если бы кто-нибудь из соседей был чуть внимательнее к тому, что происходит за пределами их собственной жизни, он бы заметил, с каким восхищением черноволосый парень смотрит на друга, застыв и будто не в силах двинуться с места. Но никто не замечает, только иногда вежливо спрашивают что-нибудь вроде: - Я видела вас сегодня в парке на пробежке. Должно быть, вы спортсмен? - А? - отвлекается брюнет. - Да, есть немного. Мой друг, кстати, тоже спортсмен, и очень выдающийся. Правда, он считает, что ежедневные пробежки - бесполезная трата времени, поэтому мне стоит большого труда вытащить его в парк, но иногда... - Такао, поспеши, мы опаздываем, - окликает второй, неулыбчивый и строгий, и брюнет срывается с места: - Еще увидимся! - бросает он через плечо. - Прости, прости, Шин-чан, уже бегу! - Он успевает сбежать по ступеням невероятно быстро, обогнав неторопливо спускающегося второго на предпоследнем пролете, и полной грудью вдыхает воздух, вылетев из подъезда в теплую ласковую осень. - Прекрасная нынче погода, а, Шин-чан? - Да, сегодня удачный день, - рассеянно соглашается второй как будто чуть невпопад, и оба подходят к припаркованной неподалеку машине. Такао распрямляет плечи и с видом личного шофера распахивает заднюю дверь "тойоты": - Запрыгивай! Домчу мигом, и глазом не успеешь моргнуть! - Мидорима Шинтаро сгибается вдвое, чтобы сесть на заднее сиденье, но даже это выходит у него отточенно и безупречно и совсем не выглядит смешным. - Лучше будь внимательнее по пути, - бросает он, когда Такао занимает водительское кресло и пристегивается ремнем безопасности раньше, чем ему напомнили еще и об этом. - Единственное, что сегодня может доставить Ракам проблемы - это неприятности в дороге. - Я помню, помню, вместе же смотрели, - усмехается Такао, заводя двигатель машины и приоткрывая окно. - Но, послушай, Шин-чан, я подвожу тебя то туда, то сюда почти десять лет, и ты все еще полагаешь, что я допущу эти самые неприятности? - Мидорима невозмутимо смотрит в глаза обернувшемуся Такао. Смотрит спокойно, сдержанно. - Я не полагаю. Я предостерегаю, - отвечает он. И попробуй тут возрази. Еще нет и семи, когда они выезжают из двора по направлению к клинике, где у доктора Мидоримы в половину восьмого начинается рабочий день. *** Им по двадцать пять лет. Десять лет со дня знакомства. Семь с половиной лет отношений, хотя Шин-чан всегда поправлял Такао на этом месте. - Семь, - говорил он, привычно поправляя очки. Уверенно, непоколебимо говорил, и Такао оставалось только несогласно мотать головой, в очередной раз слыша это. Аргументы друг друга они знали уже давно. Внутренние часы Такао пробили время начала отношений после зимних соревнований последнего года в школе. Тогда они выиграли непростой и достойный матч, а когда счетчик минут остановился и голос арбитра только начал объявлять: - Семьдесят два - шестьдесят девять, победа Шуутоку! - он, не помня себя от радости, не чуя под собой усталых ног, бросился на шею Шинтаро с ликующим: - Шин-чан, я люблю тебя! - О, тот взгляд Мидоримы он будет помнить даже дольше, чем победные цифры, сиящие на табло над головами. И снова тот же взгляд в следующем матче через неделю, когда Такао снова обхватил Мидориму и сжал в объятиях, и зашептал что-то глупое и обжигающее губы, о счастье, что они вместе, и что играют в связке, и что можно... - Такао, перестань! - а в зеленых глазах недоверие, и испуг, и сомнение, и смущение, и непонимание - но так ли это? И так ли реагировать на жест тонких пальцев, уперевшихся в грудь, не отталкивающих даже - отодвигающих назад? И снова то же самое в раздевалке после двухнедельных плотных тренировок, когда от прилива крови кружит голову, а сбитое дыхание рвется с губ, сминая новое признание в любви. А потом однажды на перемене Такао хватает Шин-чана за руку, крепко сжимает тонкую ладонь - не вырваться - и тянет в конец коридора, толкает к стене, касается тонких губ своими и забывает дышать. Он уже догадывается: удивления Мидоримы хватит на пять секунд, а потом будь что будет. Восемь. Девять. Десять. Щека саднит и моментально краснеет, Мидорима напряженно сжимает пальцы, неверяще смотря на собственную руку. Их рассаживают в разные углы класса, и вся укоризна в голосе и взглядах учителей достается Шинтаро - "ну Такао-то понятно, но на тебя что нашло?" Что им может быть понятно, когда они не видели причину. Два дня тишины, два дня отсутствия аса на тренировках. На третий день Такао не удержать, и записка взлетает в воздух аркой над тремя партами, приземляясь прямо на тетрадь Мидоримы. "Я люблю тебя, Шин-чан" и улыбающаяся рожица - кривоватый автопортрет самого Такао. Резкий поворот головы Шинтаро, тонкая острая линия губ - и тот же взгляд, над омутом которого высокие волны негодования. А от того, что в глубине, бессознательно взмывает к груди рука, словно эти пальцы снова здесь, пытаясь отодвинуть Казунари даже сейчас. Такао уже не страшно - он с головой бросился в этот омут. - Семь лет, - возражение Мидоримы непреклонно. Он помнит эти дни, словно все было вчера, он идеален даже в безупречности своей памяти. Тот день после выпуска, когда они все прощались и казались друг другу в одночасье повзрослевшими из-за этих строгих костюмов, сменивших привычную оранжевую спортивную форму. Когда Такао смеялся и жал руки сокомандникам, сыпал шутками и настойчиво предлагал собраться через пару-тройку месяцев и сходить на один из летних матчей, а когда отец окликнул его из машины, кинулся к Шинтаро и порывисто вцепился в его плечи. - И ты приходи, Шин-чан! А лучше звони, до экзаменов полно времени! Прогуляемся, сходим куда-нибудь... - Казунари! - Иду, пап, иду! Ну ладно, Шин-чан, я... - он рассмеялся и вскинул руку к лицу, смахивая покатившуюся из глаза слезу. - Не пропадай, в общем! До скорого! - Такао поднялся на цыпочки, без смущения обжег щеку поцелуем и бегом умчался прочь. Через неделю, отложив учебник по биологии, абзац которого он перечитывал уже в третий раз, Шинтаро понял, что все еще стоит там. Под ветвями деревьев, оживающих первой листвой, в некотором отдалении от остальных, расфокусированно смотря в спину уходящего Такао. Через две недели он набрал номер. Он не знал, что будет говорить, он набирал этот номер прежде только чтобы отдать Такао очередное "распоряжение" подвезти его до школы или домой, а теперь это было неактуально, и в голосе Такао острыми нотами звучало изумление, а паузы наполнялись напряженным ожиданием, как наполняются водой желоба вдоль дорог во время дождя. Дождь был с самого утра за два дня до вступительных экзаменов, и Мидорима, собравшийся в магазин за счастливым предметом на сегодня, уже доставал зонтик из сумки, когда понял, что на него с неба не падает ни капли. Резко вынырнув из своих мыслей, обернулся и встретился взглядом с Такао, держащим над ним свой зонт. - Я хотел увидеть тебя, Шин-чан, - улыбнулся тот, сам стоя под дождем - капли воды на лице и черных волосах, во второй руке небольшой пакет. - Подумал, вряд ли ты сам пригласишь меня в гости, вот и решил заглянуть. - Глупый, - ответил Мидорима и сделал шаг ближе, чтобы они помещались под зонтом оба. - Я готовлюсь к экзаменам, а не приглашаю гостей. - Как всегда серьезен, ас-сама! - рассмеялся Такао. - Но, может, у тебя найдется пара часов на меня? - он вроде бы спрашивал, но в пытливом взгляде читалось знание того, что ответит Шинтаро, и бывший игрок Шуутоку заколебался, подумав о том, что можно прочитать в его собственном взгляде. - Я не... - Ладно тебе, Шин-чан! Пойдем со мной, у меня есть план! - Дождь барабанил по стеклам, а они сидели в уютном суши-баре, где Такао предусмотрительно заказал столик, и, глядя, как бывший одноклассник уверенно делает заказ, Мидорима вновь поразился, как хорошо тот успел изучить его вкусы. Оказалось, что Такао собирается поступать в технический институт - "и даже не думай, Шин-чан, что на физике я просто списывал из чужих тетрадей благодаря своим глазам! С точными науками мне и впрямь легче, чем с остальным", и что в первую неделю после выпуска они всей семьей уезжали на море - "я бы позвонил тебе сам раньше, но в тот день твой звонок застал меня за распаковыванием сумки, а так ты не представляешь, как много я думал о тебе, пока был в отъезде, и вспоминал наш тренировочный лагерь", и что в пакете аккуратно завернутая в бумагу и целлофан статуэтка, изображающая двух карпов, перепрыгивающих речной порог. - Такао, ты... - замер Мидорима, развернув подарок. - Я до сих пор слушаю твои гороскопы, знаешь ли! Эти карпы символизируют упорство в преодолении трудностей, так? Да, я запомнил, Оха Аса говорит, что твой талисман на сегодня - изображение рыбы, но две рыбы - это же в два раза больше удачи, чем одна! - "А если у вас при себе будет не одна рыба, а две, сегодняшний день принесет вам, помимо прочих удач, счастье в любви!" - Мидорима слово в слово запоминал гороскопы. Такао извинился и вскочил из-за стола, пообещав вернуться через пару минут. В пакете на самом дне лежала небольшая открытка - вполне достаточного размера, чтобы в ней поместились те самые слова, что и в смятой записке на клетчатой бумаге, до сих пор хранимой на самом дне ящика стола. Глухо стукнуло под ребрами, земля дрогнула под ногами, скрипнул отодвигаемый стул. Не до того, чтобы задумываться о последствиях, когда в висках бьется кровь, когда кристально ясно, что ту прореху в душе, с которой живешь с выпуска, не заштопать никак иначе. - Это правда? То, что здесь написано - это правда? - голос срывается, Шинтаро прижимает Такао к стене между зеркалом и глянцевыми раковинами, забинтованные пальцы крепко сжали подбородок Казунари - одно неверное слово, и вцепятся в горло. - Шин-чан такой недоверчивый! - смеется Такао, в глазах искры, теплые ладони ложатся на спину Шинтаро. - Но знаешь, мне нравится тебя убеждать. Однажды ты обязательно мне поверишь! - Я уже почти поверил, сказал бы Мидорима, если бы о таких вещах можно было сказать словами - но пальцы размыкаются, соскальзывают по шее Такао вниз и замирают на плече. - Мои подарки еще не закончились, Шин-чан, - шепчет Казунари и поднимается на цыпочки. И внутренние часы Мидоримы начинают отсчет. *** Черная "тойота" замедляет ход, покатый нос капота замирает в полуметре от перехода. - Восемнадцать минут до начала приема, - в голосе Мидоримы недовольство, он не терпит непредсказуемости и непунктуальности. - Да все в порядке, Шин-чан! Мы успеваем. Вот увидишь, еще раньше времени приедем! - оборачивается Такао с водительского кресла. Подобные разговоры происходят почти каждое утро и оттого сделались теплыми и родными. Даже если Шин-чан кажется раздраженным. Даже если Такао действительно виноват. Поначалу было страшно за каждое разногласие, хотя Казунари старался не показывать, до чего он боится упустить то, что сейчас происходит с ними. Казалось, еще одна ошибка - и Шинтаро резко отвернется и исчезнет из его жизни, бросив напоследок "Я ошибался в тебе" или что-то вроде того. Слишком идеальный, слишком прекрасный, чтобы просто расслабиться и понять: так будет всегда. Оттого и кололо в груди каждый раз, когда Мидорима в сердцах бросал: - Если бы ты не провозился на пятнадцать минут дольше! - или: - Почему ты не можешь все делать точно в срок? - А однажды Шин-чан впервые сказал в такой фразе не "ты" и не "я" - "мы", и сердце Казунари пропустило удар. Это было два с половиной года назад, и с тех пор Шинтаро не раз был им недоволен, но источник горячей веры в лучшее было не вычерпать никаким недовольством, и, обнимая любимого, Такао знал: в этой груди бьется такое же сердце, как у него. Чувствительное, близкое, любящее сердце Шин-чана. Вот и сейчас, делая вид, что он поглощен созерцанием дороги за окном, Мидорима роняет: - Если бы мы выехали раньше, сейчас мы уже могли бы быть на месте. - Шин-чан, к чему тебе всякий раз приезжать заранее? - недоумевающе произносит Такао, изо всех сил стараясь не улыбаться от счастья во весь рот. - Точность - вежливость королей. - Между прочим, Ваше Величество, нас задержало то, что я искал Вам талисман на сегодня! Сбился с ног, пока нашел. Оха Аса уже и не знает, что бы такое придумать в качестве счастливого предмета! Не могло быть ничего полегче? - Что за чушь! - Мидорима сжимает губы. - Ты так и не понял за все эти годы, почему рекомендованные талисманы всегда работают? - Как же не понял? - выдержка подводит, и губы сами растягиваются в улыбке. - Эффект плацебо, или как там у вас, докторов, это называется? - Это называется "указующий перст Судьбы", - в голосе Шинтаро звенит металл, и Такао сдается, переключив внимание на дорогу и плавно нажимая на педаль газа. Но, выворачивая на проспект, украдкой смотрит в зеркало на Шин-чана в строгом деловом костюме. Когда тот аккуратно поправляет галстук, на его пальце мерцает голубоватая искра. "Сегодня для привлечения удачи на вашу сторону подойдут все изделия с камнями-талисманами вашего знака зодиака, но, если вы хотите получить максимум успеха в этот день - наденьте украшение с топазом голубого цвета или цвета морской волны. Да-да, к Ракам-мужчинам это тоже относится!" Если и есть в мире что-то неизменное, так это эксцентричные, безумные, милые странности Шин-чана. Такао может сколько угодно смеяться над ними или вслух желать, чтобы канал, по которому передают гороскопы, наконец прикрыли, но, честно говоря, когда Мидорима поднимается с постели и берет с тумбочки пульт от телевизора, мир кажется стабильным, а их "вместе" - нерушимым. Тогда, откинув одеяло, Такао садится рядом с Мидоримой, положив голову тому на плечо, и смотрит утренний прогноз Оха Аса, и лучи рыжего солнца освещают сосредоточенное лицо Шинтаро, на котором внимание Такао сконцентрировано куда сильнее, чем на гороскопе. - Но вообще-то, знаешь, сегодня Оха Аса подарила мне приятные минуты, ведь я покупал Шин-чану кольцо! Это так романтично! Я даже хотел предложить тебе руку и сердце, но подумал, что тогда это кольцо ты точно не наденешь. - Такао смеется, и его машина убыстряет ход, обгоняя соседнюю. - Веди осторожнее, - предупреждает Мидорима. Судя по тону, которым нарочито непринужденно брошена фраза - он смущен. - А может, ты бы надел? Слушай, Шин-чан, если бы мы могли пожениться, ты дал бы согласие? - Такао, следи за дорогой! - Да слежу я, слежу! - отмахивается Такао, и, остановившись на следующем светофоре, поворачивается к Мидориме лицом. - Шин-чан уходит от темы! Это значит "нет"? - Когда Шинтаро поправляет очки и замолкает вот так, он готовится сказать что-то важное для себя, Такао знает это так же точно, как то, что солнце садится на западе. - Это значит, к чему нужны церемонии, если мы и так вместе? - отвечает Мидорима после недолгой паузы. Когда он так пронзительно, метко честен и неожиданно открыт, Казунари забывает, как дышать. *** Десять лет со дня знакомства. Семь с половиной - ну ладно, ладно, семь! - лет отношений. И полтора года, как они живут в одной квартире. - Точно полтора? Здесь не будешь спорить, Шин-чан? - Уймись, Казунари. Точно. - Учеба Такао закончилась раньше - медикам положено учиться дольше, чем техникам, и после блестящего окончания экзаменов работа нашлась почти сразу. - Разработка оптических устройств? - неверяще переспросил тогда Шинтаро. - Почему именно это? - Ну, знаешь, мне было интересно все, что способно улучшить человеческое зрение там, где это необходимо. Не у всех же оно такое острое, как у меня, - усмехнулся Такао. А с первой зарплаты подыскал себе съемную квартиру. Конечно, жить с родителями можно было бы и дольше, и никто не возражал, но Такао давно хотелось... хотелось, и все тут. На новоселье собралась разношерстная компания, потому что Такао жизнерадостно приглашал всех, предполагая, если честно, что половина не придет - так частенько бывало. И вот надо же: пришли почти все. Половина группы, в которой учился Такао, несколько человек из параллельных групп, кто-то со своими девушками из других университетов, даже выпустившийся два года назад Отсубо и застрявший в магистратуре Мияджи - и те заглянули, хотя, звоня им, Такао особо не надеялся на успех. Пришла и сестренка самого Такао - длинноволосая девчушка с острым языком, услышав шутки которой, Мияджи изумленно присвистнул: - Я смотрю, язвительность-то у вас семейная! - Второй раз он присвистнул, увидев на вечеринке Мидориму. И глянул на Такао так многозначительно, что Казунари даже не понял, значит ли это, что бывший сокомандник раскрыл их секрет, или что тот не самым приятным образом удивлен встречей? Позже, правда, выяснилось, что все хорошо, и Мияджи вполне может общаться с Мидоримой нормально, по-человечески. Ну, настолько по-человечески, насколько вообще обычный человек может общаться с Мидоримой... особенно когда Такао извлек из-под кровати второй заблаговременно купленный ящик пива. Тут-то в порыве откровения и выяснилось, что основная причина нелюбви Мияджи к Шинтаро заключалась в том, что последний на площадке был настолько ярок, что на него, на Мияджи, почти никто не смотрел. А теперь-то дело прошлое, теперь они хоть друзьями могут стать! - Отсубо-семпай, мне кажется, Мияджи-семпаю уже хватит, - Такао обратил внимание бывшего капитана на то, как Мияджи напористо, пьяно и безуспешно пытается "по-дружески" обнять Мидориму, а тот, кристально трезвый, не реагирует на бурную радость сокомандника и только периодически отодвигается в сторону. Отсубо отставил свою бутылку, в которой оставалось не меньше половины, и поднялся во весь немалый рост. Чертыхаясь, подошел к Мияджи и буквально взвалил того на плечо, не заметив вялых попыток сопротивления. - Ну, мы пошли, - махнул он огромной ладонью уже с порога. - Вы звоните, если что, нечего пропадать с горизонта. - "Вы" - это... - вопросительно начал было Мидорима, поднимаясь с места, но Такао опередил его, подлетая к двери: - Мы позвоним, ребята! Вы нас тоже не забывайте, заглядывайте в гости! - А потом, когда все разошлись по домам, Шинтаро подошел к Такао и четко, раздельно, едва не по слогам уточнил: - Что Отсубо имел в виду, говоря "вы"? Только не говори мне, что... - изумрудные глаза сузились за стеклами очков, - он что-то знает о нас от тебя. - Ого, а ты запомнил эту мелочь, Шин-чан! - рассмеялся Такао, пытаясь навести порядок в комнате, уставленной пустыми бутылками и усыпанной пакетами и коробками из-под еды, одноразовой посудой, обертками символических подарков "на новоселье" от бывших однокурсников. Получалось плохо, рук не хватало, а просить Шинтаро о помощи в уборке, он знал точно, было бесполезно - тот как был выше этого, так и останется. И пускай - в сущности, расчистить пару квадратных метров от мусора совершенно несложно, а вывести из себя Мидориму неподобающей просьбой - практически фатально. - Если он что и знает, то догадался сам, - договорил он, не разгибаясь. - Ты вообще обратил внимание, как они с Мияджи вели себя друг с другом? Да мы с тобой по сравнению с этим - незнакомцы! - Что? - Судя по повисшей после риторического вопроса тишине, Мидорима не то пытался переварить новую и невероятную для его мира информацию, не то мысленно прикидывал совместимость семпаев. Скорее всего - и то, и другое. - Кстати, Шин-чан, куда это ты собираешься? - Глаз Ястреба был полезен не только на баскетбольной площадке, и сейчас боковым зрением Такао безошибочно различил, как Мидорима направляется к входной двери с сумкой через плечо. - Домой, разумеется. Уже поздно, а завтра у меня лекции с самого утра. Как у тебя здесь открывается дверь? - Не ска-жу! - пропел Такао и, отбросив в сторону только что поднятую конфетную обертку, бросился к дверному проему, загородив его собой и с улыбкой глядя на Шинтаро. - Тебе прекрасно известно: я не пропускаю лекций. - Зачем пропускать? - Такао не сдвинулся с места ни на шаг. - Пойдешь отсюда. Если я верно помню и тебе продолжают читать хирургию, то отсюда до корпуса даже ближе, чем от твоего дома. - Вот как... - задумчиво произнес Мидорима. Вопреки ожиданию, он не выглядел удивленным. - В таком случае ты подвезешь меня до университета. - Разумеется! - просиял Такао и бросился на шею Шинтаро. Когда через минуту тот высвободился из объятий Казунари и, невозмутимо достав из сумки пижаму и зубную щетку, прошествовал в ванную, Такао окончательно прозрел: Шин-чан знал, что я попрошу его остаться. Шин-чан остается со мной. Лучась от радости, он помчался к двери ванной, но Мидорима предусмотрительно закрылся на задвижку изнутри. Правда, когда с уборкой и приготовлениями ко сну было покончено, все случилось так, как Такао и мечтал, и той ночью, не сравнимой с поспешными, неловкими встречами, когда родители одного или другого уезжали по своим делам, он не спал до рассвета, перебирая волосы спящего Мидоримы и любуясь его расслабленным во сне лицом, и думал, что снять квартиру было великолепным решением, а завтра утром он обязательно признается Шинтаро, что снимал квартиру не для себя - для них обоих. Но и это оказалось не нужно. Утром, выходя из машины у клиники, Мидорима произнес: - Приезжай к моему дому послезавтра в шесть. Мне понадобится транспорт. - Эти три дня Такао гадал, куда Шин-чану нужно ехать вечером перед выходными днями, подсознательно отгоняя ту версию, которая была его сердцу милее всего, и жалел, что, не выспавшись, забыл сказать Мидориме насчет квартиры. Но когда вечером пятницы Шинтаро открыл дверь на его звонок, все сожаления, сомнения и страхи рассыпались как дым. Сумка с вещами, два пакета с книгами и три огромных коробки. - Будь осторожнее, в них мои талисманы, - предупредил Мидорима, шагающий рядом налегке, когда Такао, мгновенно взмокнув от пота, схватил первую коробку и потащил к машине. - Разобьешь - тебе не жить. - О нет, - выдохнул Такао, аккуратно ставя коробку на заднее сиденье, и мгновенно разворачиваясь к Шинтаро. - Не представляешь, до чего мне хочется жить теперь. - Уверен, что не представляю? - Мидорима внимательно всмотрелся в сияющее лицо Казунари - и улыбнулся. Он улыбался так редко, что у того дня были все шансы остаться в памяти Такао Днем-Когда-Шин-чан-Снова-Улыбнулся-Мне, но ему было суждено запомниться куда более значительным событием. С тех самых пор они жили вместе. *** - Иногда мне кажется, что ничего не изменилось, - рассуждает Такао, поворачивая налево. Еще два поворота - и они будут на месте. Признаться, до сих пор каждое утро ему жаль расставаться с Шин-чаном. Так было и раньше, но он не мог предположить, что это чувство щемящей тоски в груди будет посещать его по прошествии стольких лет. - Что ты имеешь в виду? - Мидорима кладет объемистый пакет себе на колени. В пакете безупречно белый халат и новый стетоскоп, купленный им позавчера "для лучшего качества диагностики". Он ведь так и сказал тогда в магазине - "для лучшего качества диагностики"! Неужели он настоящий, этот непостижимый, строгий, прекрасный человек рядом с ним? - Помнишь, как в школьные годы я возил тебя на тренировку и обратно? - Такао не дожидается ответа на риторический вопрос. - Вот и сейчас подбрасываю тебя на работу и с работы домой, и погода совсем как тогда, во время нашего первого осеннего чемпионата в одной команде. - Только тогда дожди были чаще, - Мидорима прикрывает глаза. Он тоже помнит те дни. Слишком много всего происходило тогда с каждым в ту бурную осень, которую невозможно оставить позади. - Твоя правда, Шин-чан. Сейчас лучше. Намного лучше, правда? - он ловит взгляд Шинтаро, отраженный в зеркале - и не ждет ответа, облеченного в слова, потому что этот взгляд - ему ответом. Взгляд внимательный и четкий, в котором больше нет ни страха, ни сомнения - только неколебимая уверенность, как в удаче, как в своем броске, как в очередной победе. Он так уверен в "нас", что Такао кружит голову и хочется сентиментально обхватить любимого руками, прижаться щекой к ткани костюма, вдохнуть знакомый запах и никогда не отпускать. Он аккуратно припарковывается у глянцево-белого трехэтажного здания клиники, выскакивает из машины и открывает перед Шинтаро дверь. Он не отпустит. Мидорима удивленно приподнимает бровь, когда Такао обнимает его на прощание, но не отступает назад, и так они стоят долгие несколько секунд - ладонь Казунари поверх тонких забинтованных пальцев, рука Шинтаро на плече Такао. - Удачного дня, Шин-чан! - широко улыбается Такао, отступая первым, пока он еще может держать себя в руках. - Удача будет при мне, - кивает Мидорима, поднимая правую руку с кольцом-талисманом на ней. И это так близко, так интимно, что дыхание Такао перехватывает, и, прежде чем он успевает осознать, он уже целует Шинтаро в щеку. - Отличного дня, ас-сама! - крикнуть через плечо - и бегом к машине, пока вослед не донеслось гневное: - Та-ка-о! - Сегодняшние рабочие часы пролетят незаметно, а вечером он выслушает суровую лекцию о том, чего ни в коем случае не стоит делать перед дверями клиники, и будет кивать, и виновато опустит голову, но из-под упавших на лицо волос украдкой будет любоваться лицом Шин-чана, безупречным в своей строгости. И одного поцелуя будет достаточно, чтобы сорвать эту маску, обнажив настоящие чувства, и все будет так тепло и правильно, как даже он, Такао Казунари, со всей своей богатой фантазией не может себе вообразить. А завтра будет новый день. А в выходные он вытащит Шин-чана на баскетбольную площадку по соседству, и они сыграют один на один, и Такао наверняка проиграет, но ночью возьмет реванш, и то, что свело их вместе, останется с ними. Когда они учились в школе, играли в баскетбол и побеждали, когда дни летели стремительными птицами, им казалось, что впереди у них бесконечно много времени. Им по двадцать пять лет. Десять лет со дня знакомства. Семь лет серьезных отношений. Полтора года жизни в одной квартире. Огромная сияющая вечность впереди.