За закрытыми дверями

      — Регис, ну сколько можно?       Лорна недовольно фыркает, разворачиваясь обратно к предмету своего взора. Прелестный хрустальный графин уже который час мозолил ей глаза, все ещё издавая дивный запах свежей крови, даже будучи закрытым. Несмотря на то, что это была только тренировка, она велела принести самый лучший сервиз, который только можно найти в Туссенте. Регис, наблюдающий все это время за ней со своего скромного местечка на расшитом причудливыми узорами диване, такого расточительства не одобрил, но и перечить не стал. В конце концов, это был её дом, а он в нем всего лишь очередной гость.       — Милый, — начала она, наклонив голову набок, — я терплю уже несколько часов. Разве я не заслужила отдыха?       Когда ушей Региса достигает её почти мурлычущее ласковое «милый», его в очередной раз передергивает, потому как ни в коем случае милым он себя не считает. И хоть вампир не в восторге от своего прозвища, он смиренно молчит. Раз Лорна может выносить его прихоти ради него самого, значит и он её — тоже.       — Два часа, пятнадцать минут и сорок одну секунду, если быть точнее, — он поправляет ремень на груди, не сводя со своей любовницы взгляда. — Пожалуйста, потерпи ещё недолго.       Регис не видит, но точно знает, что Лорна обиженно надувает губы, клыком прикусывая нижнюю, а затем глубоко вздыхает, понимая, что не сможет с ним спорить, особенно, когда вампир сам попросил её таким голосом, что теперь она точно не сможет ему отказать.       Вся эта ситуация вызвала у него легкий приступ ностальгии: вампир вспомнил, как встретил её впервые… Ориана всегда была волевой, настойчивой женщиной, такой она была и в тот день, попросив Региса сопроводить её на приём. Он хотел было отказаться, но взгляд давней подруги явно говорил о том, что отрицательного ответа та не потерпит.       Когда Регис увидел её, кажется, она была такой же капризной, словно маленькая избалованная девочка, как и сейчас. Кто бы мог подумать, что взгляд, продлившийся всего мгновение, вызовет чувства, длиною в десятилетия? Лорна мило кокетничала с Регисом, забавляясь с ним, словно кошка с мышкой, до того момента, пока вампир не понял, что, где-то в глубине души, которой у вампира быть и не должно, ему и самому это нравится. Оставив Ориану в компании бутылок вина и бокалов, заполненных алой жидкостью до самого верха, Регис уединился с Лорной в её покоях; она была особенно красива, когда светлые волосы отливали золотом в свете маленькой свечи. Наклонившись, он почуял запах исходящей от девушки опасности и не прогадал — когда она обнажила клыки, Регис в долгу не остался, показав, что тоже умеет кусаться, если понадобится.       А потом они занялись любовью, испачкав белоснежные простыни в собственной крови.       Хоть и то, что они делали за закрытыми дверями, Регис никогда не называл любовью — он считал, что чувство это присуще людям, но никак не существам его вида, однако, если бы у вампиров был аналог этого ощущения, он бы применил его к Лорне. Их близость всегда была яркой, динамичной, до умопомрачения страстной: вампиру казалось, будто он помнит их все до единой. Она очаровала его своей дерзостью и амбициозностью; она была такой, каким Регис хотел стать, но никогда не смог бы.       Потому что исчез на пятьдесят лет.       И вернулся другим. Молодость больше не разливалась по его жилам, в волосах появилась первая седина, а глаза уже не горели тем безумным огнём вседозволенности, которая не так давно стояла у Региса первее всех других чувств. Единственное осталось неизменным — в том месте, которого у него никогда не было, но он привык звать домом, его ждала Лорна.       Первое, что Регис сделал после своего возвращения, было отказом от крови и регулирование своей жажды. Второе — заставить Лорну сделать то же самое. Но она была моложе, гораздо моложе него, и это сыграло свою роль не в лучшую сторону. Поначалу было тяжко — вампирка не могла противиться зову крови даже у мышей, петляющих между скрипучих половиц собственного поместья, ведь внезапное исчезновение Региса на такой долгий срок она утапливала в лучшем для вампиров алкоголе — людской крови.       Лорна никогда не спрашивала, что произошло с Регисом за эти пятьдесят немыслимо долгих лет: то ли боялась услышать правду, то ли боялась не услышать ответа вовсе. Хотя, быть может, ей было важно только то, что он сейчас был с ней.       И он был.       Регис щёлкает пальцами, тем самым обозначая, что «урок» Лорны подошёл к концу. Вампирка отставляет графин, лениво встаёт и возвращается к своему любовнику, соблазнительно покачивая бёдрами так, чтобы он точно это увидел. Она берет его ладонь в свою миниатюрную ручку, выводя на внешней её стороне немыслимые фигуры тонким пальчиком, не преминув царапнуть треугольным ногтем по коже. От её присутствия Регису всегда становилось жарко, хотя вампиры не должны испытывать этого вовсе.       — Я была хороша? — её голос нарушает воцарившуюся тишину, а ладонь Региса оказывается у Лорны на щеке. Она трется об него и мурлычет, словно дикая кошка, прирученная сжалившимся охотником, которая, однако, может показать коготки, стоит хозяину только отвернуться.       — Два часа, пятьдесят восемь минут и тридцать пять секунд, — спокойно выдыхает Регис, стараясь не поддаваться на эти бессовестные провокации, но через секунду сдаётся и кладёт свободную ладонь на её бедро. — Пока что твоё лучшее время.       — Ох, хватит с тебя математики.       Она и сейчас неумолима, как и раньше. Её клыки скользят по нежной коже запястья; в какой-то момент они впиваются в кожу, но не сильно, будто она играет с терпением Региса, вынуждая того нервно вздрогнуть, сжать пальцы в кулак, в надежде на то, что она этого не заметит. Но она замечает, а аромат её кожи смешивается с запахом трав, исходящих от самого вампира, одурманивая рассудок. Регис не знал, чувствует ли он себя сейчас жертвой или же хищником. Или, быть может, он был одновременно и тем, и другим?       Ответ приходит сразу же, как только рука, покоившаяся на девичьем бедре, оказывается в белокурых волосах, тянет назад, заставляя Лорну откинуть голову, а Регису предоставляя и без того свободный доступ к её шее. Голос вампирки дрожит: она слишком редко видит остатки того, другого Региса — властного собственника, оставляющего когда-то давно отметки по всему её бледному телу. Он минует губами ключицы, останавливаясь где-то в основании шеи, обдавая горячим дыханием кожу. Лорна нетерпеливо ерзает на коленях Региса, льнет к нему ближе, цепляясь за худощавые плечи, на подсознательном уровне чувствуя жар его рта, мечтая лишь о том, чтобы его губы накрыли её собственные.       Ключицы и шея — он помнит, что это одни из немногих мест на теле Лорны, поласкав которые Регис может довести её до безумия во всех смыслах этого слова. Его клыки осторожно касаются кожи, дразня, наблюдая, как вздымается женская грудь, а стон, вырывающийся из неё, оказывается чуть более громким, чем стоило бы.       — Укуси меня, — шепчет Лорна, ресницы её дрожат из-под прикрытых глаз, когда она практически теряет контроль, смыкая пальцы на плече Региса, а затем добавляет: — Прошу…       О нет, она не просит, она умоляет. И, несмотря на его возможные отговорки, они оба знают, что вампир уже давно научился контролировать свою жажду, а значит, один-единственный укус ничего не изменит. И все же… Регис не собирается давать ей то, чего она хочет, так быстро. И Лорна тоже знала об этом.       Он молчит, не говоря ни слова, делая все нарочито медленно, обхватывая упругую женскую грудь сквозь прозрачную накидку, которая не скрывает совершенно ничего. В другой раз он спросит, с какой целью Лорна носит её, и предложит ходить нагишом, по крайней мере, в его присутствии. Но в следующую секунду ему в голову приходит идея, и накидка, а точнее то, что от нее остается, оказывается на полу.       Туман у Лорны голубой, как и глаза, которые прямо сейчас метали в Региса недовольные искры.       — Не сердись, — отвечает он на её суровый взгляд, возвращая внимание её груди. Регис был уверен и так, что она попросту не может быть на него зла. — Теперь мне хотя бы ничто не мешает насладиться прекрасным видом прямо перед собой.       Лорна начинает тихонько хихикать, что-то довольно бормоча себе под нос, но это длится недолго — ровно до того момента, когда острый ноготь Региса касается бусинки её соска, затем соскальзывает вниз по груди, оставляя маленькую красную полосу. Вампир не может воздержаться сейчас, поэтому его язык проходит по небольшим каплям алой жидкости, оставшимся на царапине. Запах крови его Лорны обостряет чувства, а вкус делает невозможным удерживать себя дольше, но Регис хочет увидеть, как вампирка сойдёт с ума первой.       Её пальцы дрожат от возбуждения, но она умудряется поправить прядь черных как смоль волос Региса, осторожно заправляя их за ухо. А потом запускает в них ладонь и тянет, почти изнемогая:       — Регис…       Лорна шепчет его имя на давно забытом языке, понятный сейчас только им обоим, и Регис больше не хочет ограничивать своего внутреннего зверя, который столь долгое время сидел взаперти.       Её кровь вкуснее всех вместе взятых сортов вин, что производят в Туссенте, а опьяняет она гораздо сильнее, чем Фьорано, который так высоко ценится на княжеских столах. Лорна лишь приглушённо стонет в ответ на клыки, впившиеся в её кожу чуть выше ключиц, чувствуя, как тёмная жидкость стекает вниз по гладкой коже, оставляя за собой алую дорожку. Регис выпил бы её до дна, если бы мог…       Дальше все происходит чересчур быстро: они вдвоём справляются с застежками на камзоле Региса, а затем и со всеми остальными ненужными предметами гардероба, оставляя их где-то позади. Поцелуй выходит длительным, хоть и неудобным — вампиры стукаются клыками, задевая острыми кончиками губы друг друга, и, тем не менее, им нравится находиться на грани исступления вдвоём.       Лорна всегда готова поспорить с Регисом за главенство в любой привычной ситуации, но когда дело доходит до постели, у неё не хватает смелости перечить ему, целиком и полностью отдаваясь удовольствию, стучащему у них обоих в висках. Поэтому когда любовник подминает её под себя, наваливаясь сверху, она только податливо прогибается в спине, закусывая губу до крови, чтобы через мгновение разделить её в трепетном поцелуе.       Регис чувствует себя почти человеком, хватая Лорну за бёдра, оставляя на коже синяки, которые не сойдут ещё несколько дней, чувствуя, как на лбу выступает несуществующая испарина. Он чувствует себя кем угодно, только не вампиром, когда на пике признаётся Лорне в бесчувственной любви, и когда целует её в лоб, стискивая в объятиях. Когда перебирает светлые кудри потом, наблюдая за умиротворенным лицом своей любовницы, не смыкая глаз до самого рассвета. И вспоминает, кто он такой на самом деле, только чувствуя на губах металлический привкус. Мысли, крутящиеся в голове, становятся вовсе неутешительными, а единственным выходом оказывается только посвятить себя объятиям сна.       Проснувшись, Регис обнаружил, что графин, переливающийся в лучах позднего солнца, так и остался стоять на столе нетронутым.