Любимые дети

Кровь. Она вязкой жидкостью оседает на коже, окрашивает алым, отдает металлом на губах и саднит где-то глубоко внутри болью. Чужой болью, потерями, смертями. Нет ощущения более прекрасного, чем то, когда жизнь покидает еще теплое тело, выедает сознание, оставляя лишь темноту. Темноту, которая выхватывает души, покидающие бренную оболочку и присваивает их себе. О, сладкий вкус чужой жизни! Он так притягателен! Он становится наркотиком, от которого невозможно избавиться. А Деймон и не хочет избавляться. Зачем, если это приносит наслаждение и безумную эйфорию, почти такую же, как на пике оргазма? Нет, такое удовольствие променять на добропорядочность и бесконечную любовь ко всему живому он не готов. Жалкие людишки своей кровью лишь подпитывают тьму, которая въедается глубоко под кожу, проникает в сознание и остается там навечно. Убийства - лишь часть, жалкая часть этого действа. Часть, которая растет с каждым днем, с каждой каплей, утекающей из тела жертвы. И он радуется, как радуется падший ангел падению в другую, более глубокую пропасть безнравственности, чем Ад. Ему это нужно каждый час, каждую минуту. Больше, чем кому-либо на этой земле. Кажется, что более совершенного монстра не существует во всей вселенной. Но это - только на первый взгляд, на первый, и далеко не последний. Ад... Какое короткое слово для обозначения беспощадной огненной геенны, в которой вся человечность выжигается болью, криками и унижением. Это было бы смешно, если бы не глубокое безразличие. Там, так же как и на земле, проливается кровь, слышны вопли ужаса и страха, так же текут соленые слезы и пот, но только выхода там нет. И здесь, в принципе, тоже. Вся разница в том, что здесь есть выбор: уйти добровольно или сражаться до конца. Сначала жизнь кажется ценнее золота, но потом, когда боль порабощает сознание, вгрызается в кости и мышцы, словно изголодавшийся зверь, уже ничего не хочется. Так же, как и Дину. Он абсолютно циничен и абстрагирован. Нет никакой ненужной жалости, никакого сострадания. Потому что внутри него - пустота, которую заполняет лишь чужая боль и мучения. Это дает ему силы жить, наслаждаться и бороться. Бороться, чтобы истребить жалкое отродье, что занимает всю Землю. Тех, одним из которых раньше был и он сам. Люди благодарны за спасение, но коротка их память. И прозябать жалким охотником ему надоело. Надоело исполнять волю отца, который так и не смог отомстить за мать. Ему надоело так жить. Просто... Стало все равно. Отключились эмоции. Эмоции делают людей несовершенными. Делают их живыми, в отличие от высших существ, цинично смотрящих на жизнь. Демонов, вампиров, оборотней. Выживает и побеждает сильнейший. Естественный отбор. Отбор, который оставляет на свете лучших и делает их лидерами, властителями. Жестокими, беспощадными императорами, возглавляющими новые совершенные расы. Вообще, уничтожить Землю стало навязчивой идеей. Заполонить мир, стать единственными существами без всяких недостатков. И стал Сэм властителем. Он не пал жертвой демонов, нет. Он стал антихристом добровольно, подчинившись своей сущности и брату. Брату, который был главным в его жизни. И он не жалеет. Не жалеет просто потому, что такого чувства, как жалость больше нет. Только циничность, беспощадность и безграничная власть. Причинение боли стало любимым деликатесом, унижение и убийство - неотъемлемой частью жизни. Или, скорее существования, а оно - бесконечно. Преимущество его было во многом. Совершенствование можно продолжать вечно, не повторяя ошибок, которые были совершены ранее, получать новые, более приятные, последствия жизни других. Безнаказанно совершать то, о чем другие даже думать боятся, и делать все, что душе угодно – никто ведь не запретит. А если и посмеет, то кровь брызнет быстрее, чем закончится протест. И не будет мук совести, ведь раз хотелось - значит, так нужно. По такому принципу жил и Стефан. Его жизнь была сплошным исполнением капризов. Его капризов, которые порой были ужасны по своему существу, но открывали столько нового своему обладателю, что не могли быть неправильными. И он наслаждался кровью, криками, стонами, болью своих жертв, растягивая в удовлетворенной улыбке губы и сверкая глубиной темных глаз. Ему нравилось убивать, нравилось отнимать жизни. От этого он испытывал ни с чем не сравнимое удовлетворение. И кто бы мог подумать, что четыре существа, которых связывают лишь абсолютная свобода от эмоций и чувств, могут быть настолько похожи? Кто мог подумать, что инстинкты в них живут до сих пор, и, частенько эти проявления можно заметить невооруженным глазом. Отношения братьев Винчестеров пропитались настолько сильной любовью, что теперь казалось, будто и не было никогда того странного времени, когда они ее отрицали. Отрицали сам факт того, что могут быть близки. Но они были, и каждый раз, когда Дин выгибался под ласками Сэма, хрипел от горячего похотливого шепота на ухо, и кончал от ощущения единства с ним, все забывалось. Забывалась прежняя жизнь, сотканная лишь из боли и постоянной погони за призрачным идеалом, забывалась непонятная теперь жажда помощи людям, жажда истребить как можно больше тварей, какими они сейчас были сами. Все меняется со временем. В лучшую сторону, надо полагать. Потому что ВСЕ изменилось. Связь братьев Сальваторе укреплялась с каждым новым толчком, с каждым новым стоном, вырывающимся из их груди, с каждым болезненным, собственническим укусом. Деймон больше понимал Стефана, больше признавал свою привязанность и стойкую настойчивую потребность в нем. Та потребность, которую он раньше отвергал всем своим естеством, всей своей бессмертной душой, сейчас все крепла и доводила его до сумасшествия. Винчестеры и Сальваторе. Четыре правителя, сеющие хаос по всей земле. Разрушающие города, уничтожающие бесчисленное количество людей ради забавы, строющие интриги и ломающие великие государства. Им все дозволено, дозволено просто потому, что они - единственные, кто смог стать истинными обличьями тьмы. Просто потому, что их благословила сама Ева, и они стали ее любимыми детьми. Детьми, которые возглавили тьму. Стали всадниками, разрушающими землю. Дин и Сэм, Деймон и Стефан - существа, забившие гвоздь в крышку гроба всего мира.