****
Спустя несколько минут они сидели на кровати в абсолютной тишине. – Я же говорил тебе, не надо ставить столько посуды возле кровати. Удивительно, что ты до сих пор отделываешься простыми царапинами и ушибами, а не переломами костей... – ворчал Лайт, наклеивая пластырь на яркую царапину на носу Эл. Засохшая кровь слишком сильно контрастировала с бледной гладкой кожей лица. На ощупь она была как шелк, хотя и на первый взгляд так не скажешь. Он чуть завистливо пыхтел про себя, что кому-то приходится ежедневно заботиться о коже, втирая дорогущие средства, внимательно следить за режимом сна и рационом, а кто-то просто Эл. С идеальной кожей, но видимо совершенно без понятия, какой счастливый билет и в какую лотерею он выиграл... - Какой ты заботливый, Ягами-кун, - Лайт был почти уверен, что про себя он добавил "...для Киры" или что-то в этом духе. - Ты меня вообще слышишь? Принимай на свой счёт это, пожалуйста. - ...Угу. На что ты там так сосредоточенно смотришь? - Ни на что, - слишком быстрый ответ. Он поймал себя на том, что уже пару минут бесцельно касается пальцами пластыря, (вроде как разглаживая его, но видимо уже нет) - но больше - чуть дотрагиваясь тыльной стороной ладони четко очерченных скул, спрятанных за спутанными волосами. Лайт резко отдернул руку, как от горячей сковороды, и опустил глаза, сосредоточившись на запаковывании аптечки. Эл, как не странно, пока что ничего не комментировал. Видимо просто изучающе наблюдал за ним, потянувшимся к краю кровати, чтобы поставить кейс на тумбочку. -Всё. Можешь возвращаться к своей работе, а я... – Если ты так хочешь потрогать моё лицо, просто попроси. Лайт подавился воздухом. Жар обжег уши и быстро распространился на щеки, он разве что не задымился от стыда. - Ничего я не хочу трогать, что ты несешь! Пластырь просто не приклеивался и... - Просто попроси. - Я не... Он не договорил и развернулся к Эл. На его наглой роже расцвела кривая ожидающая ухмылка. - Если ты так настаиваешь то ладно. Можно... потрогать твоё лицо? - ....Можно. Лайт придвинулся к сыщику ближе, набирая воздух в грудь. Всё это было так странно... Его руки чуть подрагивали без видимых на то причин, когда большие пальцы коснулись впалых щёк Рюдзаки. Он внимательно наблюдал за его действиями, создавалось некоторое ощущение будто бы прямо из этих черных глаз идёт запись на пленку. В то же время они магнитили и гипнотизировали сильнее всего. В изучающем жесте он провёл указательными пальцами по щекам, поднялся выше, медленно обводя усталую кожу вокруг глаз. Отодвинул пару упавших прядей с висков, замечая маленькую родинку в уголке левого глаза. За волосами виднелись четкие голые надбровные дуги. Эл на пару секунд прикрыл глаза, позволяя разглядеть четкую сетку сосудов, выступающих на веках и короткие ресницы, отбрасывающие длинные тени от лунного света. Это кажется не привлекло бы в иных обстоятельствах и на других людях, но сейчас и на нём завораживало. Лайт резко отвел в стороны ниспадающие по бокам пряди, вглядываясь в костную структуру лица, скользя подушечками пальцев по скулам, будто вбирая в себя ощущения. Ему бы хотелось, чтобы Эл когда-то сильно разозлился или засмеялся, чтобы увидеть, как живо шевелятся мышцы на его лице. Сейчас, как и почти всегда, его лицо было нетронуто эмоциями, может, разве что можно было увидеть что-то удивленное, мелькнувшее в глазах. Но наверное ему показалось. Нечто изучающее как будто никогда не покидало его взгляд. Он как будто сжирал его каждый раз, как смотрел. Затягивал куда-то в глубину мыслей, сомнений, ежесекундной рефлексии и Лайт опускался туда каждый раз, жалея об этом не меньше. Наручники внезапно становились тяжелее, чем есть на самом деле. Привязанный к левой руке камень тянул ко дну омута. – Нет, всё же ты более унылый, чем обычно, – бубнящий голос Рюдзаки разорвал тонкую паутину тишины. – С чего ты взял? – Это слишком заметно. Обычно Ягами–кун гораздо чаще ворчит, чтобы я перестал есть столько сладкого и звенеть цепью, активно кидается в меня подушками, а ещё очень злится, когда я подозреваю его. Сыщик прищурился, ловя каждое микровыражение на лице подозреваемого. Хотя отчего-то у Лайта создавалось слабое ощущение, что этот взгляд не такой опасный, как прежде. – Может, ты действительно хочешь конф... – Боже, Рюдзаки, хватит играть в идиота со своими конфетами!.. Ну, допустим что мне немного скучно и хотелось бы немного развеяться. – Развеяться? Так чего же ты хочешь тогда? – Я... – Ягами задумался, неосознанно запуская пальцы в растрепанные угольные пряди волос, не замечая, как Эл чуть дернул плечами в этот момент. – Я хочу на колесо обозрения. – ...? Рюдзаки с минуту удивленно разглядывал что–то в пустоте, затем посмотрел Лайту в глаза. – Ягами–кун, ты... ты серьезно? Я не ослышался? Повтори–ка ещё раз, пожалуйста... – Прекрати врать, ты всё прекрасно слышал. Да, я хочу на колесо обозрения. – он отвернул голову в сторону, слегка смутившись. – Чего в этом такого? Ты первый задал мне этот вопрос. – Нет, ничего... – Но ты, конечно же, никуда меня не отпустишь, потому что я – главный подозреваемый в деле Киры, и ты, как детектив, не можешь отпустить меня куда–то одного... – Совершенно верно. – Вот и я о чём. – студент тяжело вздохнул, глядя в окно. -Этот разговор изначально бессмысленный. Он знал, что неподалеку от штаба был парк развлечений. Яркий и жутко красивый, особенно летом, особенно вечером. Когда загорались аллеи фонарей, сотни огоньков и вывесок. Отсюда полностью его было не разглядеть, но вот контуры сияющего высоченного колеса были вполне различимы. Он мельком взглянул на Эл, который внимательно смотрел куда-то на его щеку, наклонив голову вбок, о чём–то размышляя. В полумраке его глаза казались игрушечными. – Ягами–кун, сколько сейчас время? – М? – он быстрым движением оголил запястье, поднося к свету наручные часы и пытаясь разглядеть положение стрелок на циферблате. – Ровно десять часов. – Можешь собираться, мы идём на колесо обозрения.****
– Ты мог хотя бы снять наручники? Не убегу же я сейчас. – Нет, вот этого я уж точно не сделаю. – Но ведь люди кругом, Рюдзаки... Не то чтобы цепь была слишком массивной чтобы выделяться, да и в позднее время людям явно не до этого, но всё–таки Лайту было очень неудобно и он сжимал гремящие звенья длинной цепи, быстро засовывая их в карман. Из-за этого они с Эл почти соприкасались руками и шли очень близко, что тоже было неловко. Наручники на запястьях светились блестящим металлом в свете множества сияющих ярче дневного света вывесок. Больше всего сейчас было страшно увидеть кого–то из знакомых... Что сказать в ответ на вопрос вроде "Где ты пропадал столько времени и что делаешь в одиннадцатом часу вечера здесь и почему прикован наручниками к какому–то парню?". Он бы стоял, потупив глаза и онемев, пытаясь сформулировать что-то гладкое и вежливое, до тех пор, пока Рюдзаки молча не потянул бы его за собой. Прямо сейчас он с непринужденным видом поедал очередную карамельку на палочке, комкал прозрачные фантики в колючие шарики и прятал их в карманы. Лайт был уверен, что в его карманах находится неприлично огромный стратегически запас карамелек, которых иному человеку могло бы хватить на месяц, а ему - хорошо если на день. Было что-то необычное и странное в том, что он решил так внезапно потакать желаниям главного подозреваемого. Ягами казалось, что даже если подобную просьбу высказать ему в лоб, он сделает вид, что сейчас ты ничего не говорил или коротко откажет. – Мы пришли, Ягами–кун. – Без тебя вижу... Этот парк был относительно небольшим... И сколько Лайт себя помнил, здесь никогда не было много людей – все шли гулять в огромный, блещущий едким неоном парк развлечений в десяти кварталах отсюда. Но тут ему нравилось гораздо больше. Здесь было... уютней что ли... По краям узкой дорожки склонялись фонари с филигранными украшениями на тёмно–грифельных столбах. Свет от них мягкий, мутный и нечеткий, будто бы вот эта лампа была и не лампой вовсе, а Луной, что опустили на землю. И ряд вот таких "лун" сейчас озарял длинную извилистую дорожку. Маленькие невзрачные цветы попрятали изящные головки в траву, и только некоторые сонно уронили бутоны на поребрик. Очарование этого места было в мелочах. Юноша обернулся, беглым взглядом осматривая старую карусель за низкой огородкой. В детстве она почему–то казалась страшной, высокой и неприятной... Маленькие кабинки в виде лукошек темнота прихотливо выкрашивала в тёмно–винный, а по краям тень тонкой кистью сплетала контуры паутины с укутанными в её узелки бисеринками. С краю свешивался огромный толстопузый паук. Кажется, кто–то подрисовал ему розовой краской несколько искрившихся глаз и румянец... – Лайт–кун, вот твоё колесо обозрения. – бубнящий голос детектива оборвал мысли Ягами. Рюга ткнул пальцем в огромное медленно вращающееся по кругу колесо. Стеклянные кабины с тёмно–мятными дверцами парили где–то в вышине и длинные перекладины, как узкие лестницы в небо растворялись где–то там, в темноте, вместе с кабинами. – Ты и правда предлагаешь прокатиться на нём сразу же, Рюдзаки? – насмешливо улыбнулся медноволосый, хитро сщурив глаза. – Но это слишком скучно... – Нет, мы пришли только сюда. Парень было хотел тяжело вздохнуть и согласиться, как в голову ему пришла незамысловатая идея. – А я знаю, где здесь продают вкусное мороженное... – тихо пробормотал он, ехидно ухмыляясь. Он знал, что если речь зайдёт о вкусняшках, сыщик несомненно услышит подозреваемого, как пить дать. Сработало. Даже в темноте можно было заметить, как вспыхнули глаза детектива. Палочка от съеденной карамельки шлепнулась на асфальт. – Ну если только мороженое... – тихо прошептал брюнет, мечтательно закатывая большие чернильные глаза.****
– Это была взятка в особо крупных размерах, Лайт–кун. – Но ты всё же принял её. – Ты знал, что я не смогу устоять. Теперь у меня болит живот. И всё из–за тебя. – Не придуривайся, Рюдзаки. Ты уплетаешь сладкое днями напролёт... – Но ты обманул меня. После мороженного, потащил в тир и ещё куда–то, насильно запихнул кусок шоколадного торта, воспользовался моим состоянием и опять куда–то потащил, а потом вероломно скормил две сахарных ваты... – Прям так уж насильно. В тебя. Насильно. Засунуть кусок торта. Да это возможно разве что в параллельной вселенной... Зато теперь можно спокойно сесть в кабину и посмотреть на ночной город. – улыбнулся студент, протягивая в окошко кассы пару купюр. – два билета, пожалуйста. Он даже как–то забыл про наручники, и цепь звонко ударилась о белый бортик. Сонная продавщица покосилась на сияющий металлический браслет и отдала билеты, чуть заметно хмыкнув. Спустя пару минут они сидели в кабине, медленно поднимаясь в воздух. Детектив с немного скучающим видом качал головой из стороны в сторону и в чернильных глазах мерцающими цветными силуэтами отражался ночной город. И... это было очень красиво. Высотки одна за другой вытягивались и покорно гнулись в бездонных грифельно–угольных зрачках, причудливой россыпью мелькали яркие–неоновые огоньки. Свежий ночной ветер дул сквозь небольшое окошко чуть повыше перегородки, играясь с покорно поднимающимися в воздух прядями, прижимаясь своими холодными гладкими губами к лицу. Спокойствие и тишина - никто ничем не шерстит, никто не кричит. Назойливый рассеяный свет ноутбука не мешает закрыть глаза и сладко улыбнуться оттого, что на душе вдруг стало так спокойно. Можно спокойно прижаться лбом к ледяному стеклу, искоса глядя на детектива. Лайт тряхнул головой, поймав себя на том, что уже секунд тридцать пялится на Эл, да ещё и с какой-то дураковатой мягкой улыбкой, которая никак не хотела стираться с лица. Он закрыл губы рукой, опуская глаза в пол. Брюнет заметил его взгляд и вытащил из кармана ещё одну карамельку, медленно развернул и кончиком языка коснулся мерцающей в темноте янтарной сладости, не сводя глаз с подозреваемого. Язык обхватывал и обнимал блестящую карамельку, скользя по ней. Липкие капли скатывались по пальцам и губам Эл, нежно сияя в темноте. Ягами покраснел и резко отвернулся, стараясь смотреть в окно и только в окно, не обращая внимания на брюнета. Упрекнуть сыщика было не в чем, ведь он просто кушал карамельку, как это было и всегда. Разве что делал это немного развратнее, чем обычно, и, наверняка, назло, специально, пытаясь привлечь внимание к своей скучающей персоне... Вдруг кабина резко остановилась, качнувшись влево. Рядом послышалось тихое взволнованное перешептывание. Спустя две минуты снизу раздался громкий режущий звук микрофона: – Внимание всем посетителям колеса обозрения! Произошёл непредвиденный сбой в работе аттракциона. На его починку уйдет не менее получаса, в течение этого времени вам придётся остаться в кабинах. Пожалуйста, не паникуйте, скоро работа аттракциона возобновится. Приносим извинения за доставленные неудобства. – Полчаса? Что же тут можно делать полчаса... – пробурчал рыжий, утыкаясь лбом в стекло и корябая нежно–мятную перекладину ногтями. Конечно, юноша понимал, что вряд ли ему предоставится ещё один шанс поглазеть на город не сквозь окно в комнате ближайший месяц, вот как сейчас, но... Вдруг он почувствовал, как кабинка снова покачнулась и обернулся. Рюга пристально смотрел на него своими тёмными глазами, чуть усмехаясь и облизывая карамель. Слишком близко... – Что–то случилось? В следующую секунду губы обожгло теплое дыхание детектива. Поцелуй. До одури сладкий, долгий, с привкусом растопленного жгучего сахара и ванили. Язык брюнета проскользнул внутрь и теперь уже вкус карамели с каждой секундой всё больше ощущался, раскрывался во рту. Лайт широко распахнул глаза, пару раз хлопнув ресницами и толкнул парня в грудь, разрывая поцелуй. – Рю...Рюдзаки! Ты что, черт побери, делаешь? – Пытаюсь развеять свою скуку. Или ты думаешь, что тебе одному тут нечем заняться, а, Ягами–кун? – усмехнулся детектив, на коленях с жуткой скоростью подползая к юноше. Его руки медленно опустились на брюки и молния еле слышно зажужжала. Эл поднял глаза на медноволосого и дернул за цепь, притягивая к себе и целуя, больно прикусывая губу, грубо оглаживая языком саднящие укусы. Юноша обжигал его холодные губы теплым и прерывистым дыханием, иногда слабо толкая детектива в грудь. Но это было слишком слабо, так что он даже не обращал на это внимания. Он резко спустил брюки Лайта до колен, поймав судорожный вздох, когда брюнет нарочито медленно стал массировать член, оттягивая тонкую ткань белых боксеров. Парень заерзал, стараясь отстранится и сильнее ударяя его в грудь. Успокоился он только тогда, когда случайно стукнулся затылком о выгнутое стекло кабины. – Не волнуйся, это всего лишь лёгкое касание... – прошептал Рюга ему в губы, разрывая поцелуй и довольно глядя в затуманенные тёмно–янтарные глаза. На скользких губах отражался яркий блик от падающего лунного света. Детектив коснулся языком отвердевшего члена, облизывая и ведя кончиком вверх и вниз, в конце концов обхватив головку губами. Он продолжал массировать твёрдую плоть пальцами, доставляя этим Ягами массу каких–то странных сладких и острых ощущений одновременно. Юноша зажмурился и запрокинул голову назад, прикусив кулак чтобы не стонать в голос от медленно и методично накрывающего удовольствия. – Рю...Рюд...Рюдзаки... Мы не должны... делать такие вещи в таком месте... – тихо прошептал он, хватая воздух влажными губами. Сердце бешено долбилось в груди, а тело покалывало. Рыжий вцепился свободной рукой в угольные пряди спутанных волос Эл, то оттягивая на себя, то отталкивая куда–то в сторону, стараясь задать собственный ритм. Сыщик посмотрел на него и толкнулся вперед, сжимая руками бедра Лайта. Член скользнул ещё глубже и юноша сильнее сжал тёмные кудри, входя глубже и буквально пьянея от ощущений. Там, внутри, было так обжигающе горячо, так гладко, мягко,что студент не выдержал и громко простонал в кулак. – Хватит... – выдохнул он, пытаясь хоть как–то держать себя в руках, и, конечно, тщетно: осознание реальности быстро испарялось, уплывая куда–то далеко, подобно кудлатому легкокрылому облаку. – Я больше не выдержу... Эл даже не думал слушать его и только чаще стал водить губами по члену, сжимая и разжимая твердую плоть. Растирая меж ладоней стекающую смазку, он дразняще коснулся ануса подушечками пальцев, медленно вводя один палец и двигая им внутри, изучая каждый миллиметр, надавливая и растягивая, пристально наблюдая за реакцией Ягами. Спустя несколько секунд с губ Лайта сорвался протяжный тягучий стон и он излился брюнету в рот, тяжело и часто дыша. Медноволосый повернулся, рассматривая расфокусированным взглядом маленькие и мыльные огоньки ночного города, и чуть прикрыл глаза. Рюга вытер стекающую с губ сперму, пару раз облизнув бледно–пюсовую кайму, затем встал с колен, садясь на рыжего. Он невесомо коснулся скул юноши, заводя маленькие выбившиеся пряди за уши и запуская пальцы в мягкие карамельные кудри. – Говоришь нельзя заниматься такими вещами... да ещё в таком месте? Кто так сказал? – жарко прошептал детектив, больно дернув парня за волосы, вынуждая запрокинуть голову. Он коснулся шеи бледно–пюсовыми холодными губами, грубо целуя и оставляя яркие алые засосы, с каким–то нетерпением расстегивая рубашку подозреваемого, будто специально касаясь ледяным металлом цепи кожи. Ткань легко упала с плеч. Рюдзаки коснулся молочными пальцами отвердевших сосков, больно выкручивая и вдавливая их внутрь. Губы медленно спускались вниз, лаская часто вздымающуюся грудь. – Нельзя... – хрипло выдавил из себя студент, слабо упираясь руками в живот детектива. Брюнет мрачно смерил его взглядом, недовольный тем, что его прерывают, пусть и не так усердно. Он схватил рыжего за подбородок, кажется, до крови кусая лиловую кайму и потянулся свободной рукой вниз, больно сжимая член. Юноша сдавленно простонал. – Ты ведь говоришь, что так делать нельзя... Но смотри–ка сюда, Ягами–кун. – сыщик прищурился и его губы растянулись в сумасшедшей ухмылке, как у Чеширского кота. Он повалил Лайта на сидение, всматриваясь в него своими выпученными тёмными глазами, – Но что это? – прошептал он, проводя пальцами по твёрдому члену. – Ты возбуждаешься от этого? Подумай: лучший ученик Японии возбуждается от мысли, что заниматься сексом в кабине колеса обозрения – это плохо, ай–ай–ай как грязно... – Да причем здесь мысли? Ты виноват в этом, Рюдзаки! – Но тебе это нравится... Эл отстранился и вытащил из кармана карамельку. Быстро развернув её и швырнув фантик куда–то в сторону, он оседлал Ягами, вертя сладость в руках. Затем резко засунул конфету в его рот. Он держал пластиковую палочку в своей излюбленной манере – двумя пальцами – и проталкивал её всё глубже и глубже. Щеки юноши постепенно наливались румянцем, глаза обжигали блестящие слезы. Он закашлялся, крепко зажмурившись. Рыжий терпеть не мог сладкого, а особенно сильно ненавидел те сладости, которые так часто уплетал за обе щёки эксцентричный детектив... Конфета с тихим хлюпаньем выскользнула изо рта. С губ медноволосого по подбородку, шее и ключицам медленно стекала расстаявшая карамель. Брюнет усмехнулся. – Ты и правда настолько сильно ненавидишь сладкое? Чудной... – он коснулся покрасневших сладких губ, слизывая капли расстаявшего сахара, опускаясь ниже. – Ты знаешь это... идиот. Убью тебя и выкину вазу с конфетами...в окно. Кретин. – пробурчал Ягами. Он притянул к себе Рюдзаки, хватая за всклоченные чернильные волосы, со вкусом целуя и неуверенно облизывая губы. В следующую секунду студент распахнул глаза, удивленно и возмущенно уставившись на Эл. Он невозмутимо водил чем–то по его анусу... Опять эта конфета. – Ты...ты что, черт возьми, сейчас делаешь? – Ничего, особенного, Ягами–кун. – сыщик надавил на кожу и протолкнул карамельку внутрь. Послышались какие–то ужасно развратные хлюпающие звуки: скользкая сладость легко вошла внутрь. Лайт резко втянул воздух, сморщившись и прикрыв один глаз. – Вытащи её! – возмущенно рявкнул он, – А то как сейчас пну в живот, все конфеты вылетят! – юноша подтянул колено к груди, собираясь ударить. В рот засунуть эту тягучую и тающую гадость – ещё куда не шло, но туда... Рюга отвёл ногу в сторону, двигая карамелькой внутри и проталкивая её дальше. – Это угроза такая? Не смеши меня. – он двигал сладостью то вверх, то вниз, свободной рукой сжимая запястья парня. Тот пытался вырваться, но ничего не получалось и вскоре студент начал привыкать к дразнящим ощущениям. Карамель таяла внутри и сироп стекал по бедрам, пачкая ворсистую белую подстилку на сидении. Детектив двигал сладостью внутри всё медленее и медленее, это буквально распаляло и подозреваемый толкнулся вперед, ощущая, что какой–то маленькой конфетки ему катострофически мало... – А говорил не любишь сладости... – Эл вытащил карамельку, отбрасывая куда–то в сторону и Лайт разочарованно вздохнул, закатывая глаза. – Ненавижу, после этого буду ненавидеть ещё сильнее. – мрачно отозвался он и резко дернул брюнета за ворот безразмерной белой рубашки. – А ты...черт побери, – парень дернул его брюки вниз, обнажая молочную кожу ног, – Если ты уж собрался то... то... Сделай это. Нормально, не засовывая в рот или мне в задницу свою сахаросодержащую наркоту! – рыкнул он,заикаясь и краснея, опуская глаза. Сейчас парень и сам еле понимал, что на него нашло... – Был таким спокойным и так распалился от какой–то конфетки... Ах, Ягами–кун, как это в твоём стиле. Брюнет снял с себя трусы и медленно вошёл, накрывая губы медноволосого своими, заглушая легкий стон. Горячее дыхание друг друга стремительно смешивалось, в кабине становилось невыносимо жарко. Студент запустил руки в чернильные кудри, на ночном свету мерцавшие нежно–сапфировым, сцепляя пальцы в замок на затылке. Сыщик медленно выкручивал его соски, заставляя время от времени издавать тихие тягучие стоны, быстрее двигаясь внутри. – Лайт... Я сейчас... – шепот обжигал губы, они уже просто не понимали, где находятся. Кабинка медленно качалась туда–сюда. Подозреваемый громко простонал, наконец таки забыв о том, что вообще-то окно открыто настежь и кто–то может их услышать... Это было неважно. Сейчас удовольствие накрывало с головой обоих, унося куда–то далеко, но точно не в этот мир...****
– Так всё же, что было на той фотографии, Ягами–кун? – Ну... вот. Смотри, раз уж тебе так интересно. – медноволосый вытащил из кармана ту самую аккуратно сложенную вчетверо фотографию и подал Рюдзаки. – Что это? – спустя секунд десять молчания спросил брюнет. – Когда–то давно мы с Саю катались на этом колесе обозрения поздним вечером... Ей тогда лет пять было. И... ночной город буквально завораживал своим видом. Я так впечатлился этим, ну и решил сделать фотографию... Но так как фотографировать правильно я не умел... Получились несколько смазанных фотографий бликов на стекле. Но на этой фотографии они вышли даже красиво. – смущенно улыбнулся Лайт. – Это были светлые воспоминания.... – тут он покраснел и помрачнел, поджав губы. – А из–за тебя... Я теперь всю жизнь, смотря на это чертово колесо буду вспоминать то, как в один "прекрасный" вечер один эксцентричный детектив–сладкоежка решил... "развеять скуку", поимев меня на сидении детского аттракциона карамелью на палочке, тьфу ты! Выкину к черту всю эту твою цветную сладкую наркоту, если увижу ещё хоть одну! – Да–да–да, конечно... - улыбнулся Эл, наблюдая за тем, как студент всё больше распаляется от возмущения и милейшего гнева. И снова суёт в рот злосчастную карамельку.