Некоторые наверное

      Кадаш был совершенно определенно полностью до самой глубины сражен. Первый раз, когда он увидел Быка, у него перехватило дыхание. Он стоял напротив него и видел только его пах — что было напротив его глаз. Сглотнув, Эдрик задрал голову, чтобы увидеть остальные части громадного кунари. Толстый кушак с прорезанными в толстой коже узорами — такими же, как на его наплечнике, покрывающем мощную конечность. Широкую накачанную грудь с темными пятнами сосков и каплями пота, ползущими по груди. Поросший щетиной длинный подбородок; и лицо — совсем не злое, но доброе, хоть и изрядно покоцанное сотнями боев, в которых тот побывал.       Он был таким не похожим на него самого, низкого, плотного гнома с богатой рыжей шевелюрой, стянутой в хвост на затылке. Он был огромный. Кадаш не уставал восхищаться его размером.       «Наверное, я мазохист», промелькнуло у него как-то.       Он исподтишка наблюдал за тем, как тренируется Бык с ребятами, как катаются мышцы под его кожей, как подтягивается грудь и живот, забывая, что тоже вышел во двор в общем-то позаниматься. Кинжалы так и оставались в ножнах, пока он, положив подбородок на забор, щурил глаза, рассматривая гранитное великолепие, совершающее такие быстрые, точные, выверенные движения.       Кунари повернулся к нему и подмигнул, широко улыбаясь. А Кадаш, пораженный и очарованный, упал за ограду, пытаясь унять встревоженное сердце.       «Наверное, я ему нравлюсь», подумал гном однажды и усмехнулся своей мысли.       Будь он не вестником, а каким-нибудь простым гномом, наемником, что был раньше, такой бы, как Бык, его вряд ли заметил. Он бы просто не попал в поле его зрения. Но тут. У него в руках были все карты. Он не собирался жалеть, он собирался пользоваться положением.       — Гномы — коротышки, — заметила как-то Сэра.       — Знаешь, а ведь это плюс, — хмыкнул кунари в ответ, свешивая взгляд на рыжую макушку Эдрика.       «Наверное, я лопну», с трепетом выдохнул Кадаш, оглядывая Быка, растянувшегося по его постели, особенно одну его часть.       Это было немного странно, нелепо и очень смешно со стороны — он видел в отражении на зеркальной дверце. Временами ему не хватало длины, и приходилось ползти по телу кунари, чтобы достать до чего-нибудь, что ему хотелось потрогать.       А потом, когда он лежал внизу, Бык упирался руками и ногами в постель, выгнувшись аркой, чтобы его случайно не придавить.       Гном лежал и только счастливо вздыхал, когда после кунари гладил его по животу, а его ладони, такие огромные, занимали так много места на его теле.       «Наверное, я влюблен», осознал Инквизитор в конце концов, жадно ловя подробности истории про драконов.       Уже утром он стоял над картой Внутренних Земель, задумчиво кружа карандашом над пятном неисследованной территории — месте, где, по слухам, обитала грозная драконица.       Кадаш не боялся. Ни когда палящий огонь доставал его жарким дыханием за камнями, ни когда огромные когти — в тысячу миллионов (по крайней мере, по ощущениям) раз больше, чем он сам — рыхлили землю рядом с ним, вырывая глубокие канавы. Ни когда лез в драконью пасть, подпертую лишь бревном, вытягивая из челюсти самый красивый, по ему мнению, зуб. Испугался он всего лишь однажды. Когда протягивал ожерелье Быку, держа его обеими руками, в ужасе, что он может сказать нет.       Он не сказал.       И в жизни Инквизитора не осталось места ни на одно наверное.