Дары природы и не только

      Густой осенний воздух был насквозь пропитан запахом нагретых солнцем прелых листьев. На аляповато раскрашенных художниками-любителями, явно привыкшими больше к малярным валикам, чем к кистям, ярмарочных прилавках высились пирамиды красных, желтых и зеленых яблок, громоздились ящики слив и лежали ровные ряды блестящих фиолетовыми шкурками баклажанов и полосатых кабачков. Особо практичные посетители осаждали контейнеры с тыквами, придирчиво перебирая и щупая яркие плоды, вероятно, уже заранее запасаясь к Хэллоуину; другие ничего не покупали, а просто фотографировались на фоне пестрых цветочных клуб и гигантских плетеных коров и лошадей, призванных олицетворять собой поразительные достижения английского сельского хозяйства.       Джон Уотсон безразлично бродил по всему этому великолепию уже второй час, но так никакого положительного эффекта от смены обстановки и нахождения в людском обществе не испытывал, хотя его психотерапевт настоятельно рекомендовала ему ежедневно выходить из дома и проводить некоторое время на свежем воздухе, независимо от погоды или настроения. Ее, как опытного специалиста, весьма беспокоила апатия пациента, с выходом в отставку разом потерявшего и крепкое здоровье, и бодрость духа, и будто застрявшего на бесконечном однообразном маршруте дом – работа – дом. И таким нехитрым способом бывшему армейскому врачу полагалось адаптироваться к мирной жизни и проникнуться общечеловеческими радостями. Но пока помогало мало. Джон чувствовал себя усталым среди всего этого шума и оживленной толкотни, чужим этим праздно шатающимся гулякам, везде находящим повод пропустить по стаканчику пива или чего покрепче, или благополучным порядочным семьям, проводящим третий уик-энд сентября по старой английской традиции на Празднике урожая. К тому же, он каждый раз упорно не брал с собой на прогулку трость, и сейчас, кроме всех прочих неприятностей, его нога настойчиво напоминала о себе тянущей болью. А от преследующего его с самого входа в парк запаха сладкой ваты, большими розовыми шарами занимавшей руки чуть ли не половины гуляющих, и разноцветной карамели у Джона уже сводило скулы.       В добавок ко всему спланировавший с дерева желтый кленовый лист надоедливо закружился перед лицом Уотсона, прилипая к щекам и носу, а потом вообще запутался в волосах, наверняка делая его похожим на огородное пугало, хотя он еще продолжал по оставшейся армейской привычке коротко стричься. Это стало последней каплей к преследующим его неприятностям. И он уже бесповоротно решил закончить это свое мученическое приобщение к радостям жизни, когда рядом с круглым прудом, в котором юркими утками плавали двухместные катамараны и подобно гордым лебедям размеренно скользили по воде гребные лодки, увидел павильон тира со сверкающими и мигающими вокруг брезентового полога огнями. «Вильгельм Телль», не слишком оригинально значилось на вывеске, ожидаемо украшенной большим красным пластмассовым яблоком.       Там, внутри, рядом с развешенными по стенам винтовками и карабинами толкались любопытные подростки, да и взрослые мужчины не оставались равнодушными к притягательной силе смертоносного металла в руках. Кончики пальцев Джона тоже сразу раздражающе и предвкушающе закололо, едва он почувствовал запах пороха и оружейного масла.       Джон всегда обожал стрелять. В их части ему не было равных по меткости. Не будь он полевым хирургом (что тоже дело нужное), то непременно стал бы первоклассным снайпером, как иногда говорил ему командир. Но сейчас все изменилось. Проклятый тремор лишил его возможности не только оперировать, вынудив перейти на скучную и однообразную работу терапевта, но и просто как следует управлять собственными руками.       Джон упрямо тряхнул головой, отгоняя неуместные, полные жалости к себе мысли и болезненные воспоминания. Зачем бередить старые раны и в который уже раз убеждаться в безвозвратно утерянных способностях. И все же почти ненамеренно (ведь колено же ноет!), он замедлил около тира шаг. Призывно откинутый полог притягивал мощнейшим магнитом, но в то же время как будто заранее причинял боль неминуемым грядущим разочарованием. «Нет, нет, нет!» – попытался образумиться Уотсон, чувствуя, как проигрывает все нарастающему желанию войти. – «Мне еще целый час толкаться в метро до дома, прогулки закончены». Но тело уже не слушалось голоса разума, и ноги сами несли его внутрь.       Рядом миловидная девочка лет шести с заплетенными в тонкие светлые косичками красными бантами и в красной же шерстяной кофте усиленно тянула за рукав отца, указывая на висевшего под потолком палатки большого голубого зайца в клетчатых штанишках: – Папа! Я хочу такого, ну пожалуйста! – Дорогая, он не продается. Это приз. – Ну тогда дай мне приз, – безапелляционно заявила дочь. – Для этого нужно стрелять. А это слишком сложно. И небезопасно, – пытался образумить капризное чадо папаша, но дочь никаких возражений слушать не хотела. – Ты обещал! Два подарка, какие я захочу! – упрямо топнув ногой, девочка остановилась напротив входа. – А я хочу его! Он будет женихом моей Трисси! – Ну хорошо, я попробую, – нехотя согласился отец.       Джон незаметно наблюдал за неравной борьбой с заранее известной проигравшей стороной. Заодно он глянул на свою голубую в мелкую клетку рубашку. Вероятно, и он сейчас способен заинтересовать только плюшевую зайчиху. А может, даже и там забракуют.       В это самое время отец с дочкой вошли внутрь, и мужчина, расправив плечи и придав лицу уверенное выражение, нарочито развязно бросил несколько бумажек на стойку. – Для главного приза нужно брать три серии подряд, – осмотрительно предупредил хозяин тира. – Читать правила я умею. Тридцать патронов, пожалуйста – небрежно заявил потенциальный стрелок. – И побыстрее.       Повозившись с зарядкой карабина (Джон с некоторой снисходительностью припомнил про себя армейские нормативы), мужчина недовольно шикнул, призывая окружающих сохранять тишину и не мешать, коли сами не стреляют. Потом поудобнее устроился, почти распластавшись грудью по стойке и широко расставив локти, и прицелился.       Мальчишки вокруг замерли, готовые с одинаковым энтузиазмом аплодировать выигрышу или освистывать неудачу.       Пара секунд прошла в ожидании, и раздался первый выстрел. Промах. Пуля прошла слишком далеко от центра мишени, не попав даже в жестяной круг с облупившейся краской. – Тут, наверное, прицел сбит, – заявил мужчина.       Хозяин тут же суетливо подскочил, на всякий случай быстро проверив оптику, и больше для видимости что-то поправив: – Все в порядке, сэр, можете продолжать, – со знанием дела заявил он. – Да, папа, давай, – подбадривала отца маленькая зачинщица. – Мне нужен приз.       Но следующие выстрелы, так же как и первый, были далеки от цели. Лишь один раз из десяти мужчине удалось попасть во второй от центра радиус, и это было его единственным успехом. Когда он принялся за следующую серию, народ, огорченный отсутствием увлекательного зрелища, уже начал расходиться. – Папа, дай я сама попробую, – сердито закричала девочка, чувствуя всеобщее разочарование и, видимо, понимая, что приза им теперь не видать. – Нельзя, Мэри, это развлечение не для детей, – полностью лишившись и так не слишком хорошего настроения, буркнул ее отец. – Пойдем, я лучше куплю тебе другого зайца. – Мне нравится этот! – еще минуту назад бывшая маленькой тираншей девочка залилась способными растопить самое каменное сердце слезами. – Он так подходил к моей Трисси. У нее такая же клетчатая юбочка… – Не реви! Он все равно болтался здесь бог знает сколько времени, наверняка грязный весь стал, вон и бок уже выгорел. Совершенно не нужная в доме вещь, – раздраженно заявил папаша, пытаясь ухватить не желавшую слушать никаких доводов дочь за руку и побыстрее покинуть место своей неудачи. – И вообще, они все тут мошенники, – больше просто выступая на публику, чем обращаясь к кому-то конкретному, продолжал возмущаться он. – Это ружье специально так настроено, что в цель не попадешь! Им бы только деньги с честных граждан выуживать! Ни стыда, ни совести!       Уотсон уже начал энергично пробираться к выходу, чтобы не быть свидетелем разгоравшегося скандала (проблем ему и без того хватало), когда чуть не наткнулся на довольно странную пару, видимо как раз и привлеченную криком, разносившимся из тира. Два мужчины в темных деловых костюмах, больше подходящих для официального приема в мэрии или министерстве, чем для сентябрьской ярмарки, заметно выделялись на фоне демократично синеющей джинсами толпы. Причем на одном из них костюм сидел и вовсе идеально, делая его похожим на модель или кинозвезду. Второй, хотя и был рядом, находился чуть позади, всем видом и фигурой не оставляя сомнений по поводу своей профессии – личный телохранитель. Джон хорошо знал такую походку и разворот плеч. Но вот при этом выражение его лица мало соответствовало сфере занятий: яростно горящие глаза просвечивали первобытной эмоцией сквозь положенную по должности непроницаемость. В нем так и плескался азарт охотника, который преследует добычу не для того, чтобы утолить банальный голод, а испытывает наслаждение от ощущения собственной власти над жизнью жертвы, перед выстрелом стремясь увидеть понимание неизбежного конца в ее взгляде.       Мужчины о чем-то переговаривались, главный то раздраженно хмурился, то энергично жестикулировал, то ли запрещая, то ли вразумляя. Джон застыл, как вкопанный. Давно никто не производил на него такого сильного впечатления. Определенно, это был его типаж: не слишком высокий, стройный, темноглазый, подвижный, донельзя властный и самоуверенный, и этим еще более притягательный. Джона всегда тянуло к не совсем положительным парням. И раньше бы Джон Уотсон не стушевался, и даже хмурый атлет за спиной привлекшего внимание мужчины его мало бы остановил. В былые годы Джон своей неотразимой улыбкой поражал выбранную цель не хуже, чем пулей… А теперь он стоял и смотрел, вероятно, непозволительно долго, понимая, что шансов у него практически нет. Кошмары и депрессия не лучшие ингредиенты для изготовления романтических отношений. И раненый отставной военный врач ни чета по обаянию прежнему подающему большие надежды выпускнику медицинского университета. Поэтому весь доступный ему на нынешний момент выбор заключался только в том, чтобы продлить наслаждение от созерцания недоступного объекта еще несколько минут или же не растягивать мучение и уйти сразу.       Тем временем, компромисс между спорящими, похоже, был найден. – Ну хорошо, Себ, только один раз, – все же согласился джонов идеал. – Как поощрение. Буду считать, что у тебя от напряженной работы просто эмоциональное выгорание и стресс, которые необходимо как-то излечить. – Всего пара минут, Джим – и я освобожусь, – тут же пообещал довольный охранник. – Нужно же расшевелить это болото. «Джеймс – красивое имя, – подумал Джон. – Аристократичное, как и его хозяин».       Они вошли внутрь и Уотсон, как будто попав в некое заколдованное место, из которого ну никак не вырваться, тоже не смог противиться искушению и тихо скользнул следом. – Я покажу вам, как на самом деле нужно стрелять, – довольно высокомерно сообщил вышеназванный Себ все еще продолжавшему возмущаться мужчине с плачущей дочкой. – Придерживайте ваши челюсти!       Он пару раз прошелся туда-сюда, приглядываясь к карабину, но не прикасаясь к нему и чуть ли не брезгливо морщась на следы чужих пальцев на прикладе. Потом, не поправив прицел и на миллиметр, взял его в руки. В мужчине чувствовался профессионал. Джон на миг представил себя на его месте, с такой же уверенностью держащим оружие, но, к сожалению, всё это было лишь пустыми мечтами.       Вертящиеся кругом мальчишки притихли, и даже капризная девчушка перестала шмыгать носом, с любопытством разглядывая странного дядю.       Себ встал, вскинул руки, практически не прицеливаясь, и с автоматной четкостью стал выпускать пули. Десять выстрелов легли точно в цель, выбивая мишени одну за другой. Казалось, ничто не способно отвлечь этого «терминатора» от дела. Он взял секундную паузу лишь для того, чтобы снова заполнить магазин патронами. Его босс с некоторой гордостью, как хозяин хорошо выдрессированного добермана-победителя или же быка-производителя (Джон усмехнулся возникшему сравнению) поглядывал по сторонам, подмечая возникший интерес публики к потенциальному чемпиону и победителю. Внезапно их глаза встретились, и вероятно, приняв улыбку Джона на свой счет (или что еще могло прийти ему в голову), черноглазый так яростно полыхнул взглядом, будто невербально, но вполне определенно грозил свернуть осмелившемуся на такое непочтение шею. Уотсон чуть не поперхнулся. Вот тебе и сладкая мечта…       Хозяин тира задумчиво прицокивал языком, и уже с некоторым сожалением посматривал под потолок, вероятно, прикидывая, насколько сложно окажется туда лезть за обещанным призом.       Но тут вдруг раздался резкий хлопок: проходивший рядом продавец воздушных шаров, вероятно, зазевавшись, не заметил натянутой между деревьями неоновой гирлянды, и почти десяток ромашек, сердечек и котят лопнули, не вынеся острого соседства.       Бесстрастный стрелок, сбитый посторонним звуком, потерял скорость и сбился с ритма. Следующая пуля, будто в насмешку, ушла куда-то вбок, угодив в стоящую на полке пивную банку утешительного приза, из которой тут же струей брызнула пена. Себ бросил сквозь зубы что-то непечатное (хорошо еще, не достаточно громко, иначе, несомненно, все цветы в радиусе полумили завяли бы и сладкие ягодные коктейли скисли). Мрачно сплюнув, он остановился, прицелился еще раз, и продолжил, однако без прежней скорости и куража. Хотя даже и с подпортившимся настроением промахов он больше не допустил. – Браво! Круто! – раздались отовсюду восторженные возгласы, едва он закончил стрельбу, и даже его босс изобразил на лице что-то, похожее на одобрение. – Награду победителю! – Да, лучший результат, что я тут видел, – авторитетно заявил хозяин тира. – Но, к сожалению, для нашего главного приза этого все равно недостаточно. Но я могу предложить вам на выбор великолепную лису (он махнул рукой в сторону ярко-рыжей пушистой игрушки) или замечательного боевого робота. Вам он точно очень подойдет. – К черту куклы, – буркнул Себ. – Оставьте свое барахло себе. Главное я сделал. – Да, лучше просто невозможно, почти безошибочное попадание, – снисходительно объявил Джим возбуждено переговаривавшейся толпе. – Повезло вам встретиться с профи. А теперь нам пора. – Если постараться, возможно… – пробормотал Джон.       Тут же несколько голов повернулись к нему. Но что вдруг заставило его открыть рот и произнести свою мысль вслух, он и сам понять не смог. Черт, нужно больше думать, а не болтать! – Что ты сказал? – Себ-телохранитель презрительно окинул взглядом клетчатую рубашку Джона и его уже не новые джинсы. – Исключено. При таких условиях, среди такой толпы этого все равно не добиться. – Уверен, что даже здесь результат может быть стопроцентным, – стараясь не реагировать на провокационный осмотр, и раз уж угораздило ввязаться в спор, то не отступать, упрямо повторил Джон. – Хорош свистеть, – с не совсем согласующейся с офисным стилем одежды развязностью, бросил Себ. – На словах все тут знатоки, а вот на деле… – Подожди, Себ, – неожиданно вмешался в разговор до этого скучающий Джим. – Возможно, этот господин – знаток оружия и способен не только беспочвенно что-то утверждать, но и продемонстрировать нам это?       Себ с показательным сомнением скривился: – Ну если только так… Тогда пусть покажет. Мы посмотрим.       Джон замер, словно оказался в эпицентре взрыва, причем по собственной же глупости. Все глаза устремились в его сторону: какие с насмешкой, какие с любопытством. Он почувствовал, как на него уже среди бела дня накатывает бывший в последнее время постоянным спутником кошмарных снов приступ паники. Дышать становилось все труднее, и он резко расслабил воротник рубашки. И внезапно понял, что левая рука не дрожит. Это было невероятно. Слишком уж часто в нынешней жизни он именно в ответственный момент начинал ощущать предательскую мелкую дрожь, лишавшую не только точности координации, но и уверенности в собственных силах. Так что же делать? Повернуться и уйти, практически сбежать, или все же попробовать? Уже больше года он прятался от реальности, не доверяя никому кругом и в первую очередь самому себе. Хотя, в принципе, хуже уже быть не могло. Присвистнут, снисходительно кривя губы, или назовут пустобрехом – все это не страшнее того, что он чувствует по отношению к себе сам. – Хорошо. Я возьмусь, – сглотнув враз пересохшим горлом, хрипловато произнес Джон. – Три десятка, пожалуйста.       Зеваки вновь подтянулись к центру, надеясь на бесплатное шоу.       Джон встал на изготовку, распрямив плечи и расставив каблуки на уровне плеч, и освободил мысли от всего постороннего. Он как будто переместился в пустоту космического пространства, где остался лишь он и карабин в его руках, напряженно вибрирующий готовой отправиться в полет пулей.       Уотсон прикрыл правый глаз и совместил насечку прицела с центром мишени. Всё так, как он знал и умел тогда, ещё давно, в кажущейся уже как будто не его жизни. Но сейчас первый выстрел был для него не просто первым – решающим. Джон вдохнул, потом медленно выдохнул, на полдесятка секунд задержав дыхание, и нажал на спусковой крючок. Пуля попала точно в цель, именно туда, куда он и рассчитывал. Еще не победа, но преодоление. Он дышал, существовал, слившись с карабином, и весь мир сосредоточился в перекрестье прицела. Сейчас от точности выстрела не зависела своя или чужая жизнь, да и мнение столпившихся зевак, и даже красавчика в костюме было для него не слишком важно – просто Джон был в своей стихии. Он, наконец, ощутил себя цельным, способным контролировать свое тело и принял это. И пространство заполнила рапсодия свистящих пуль, прямо в этот момент создаваемая Джоном Уотсоном.       И если стрельбу Себа сопровождал одобрительный гул, то теперь в тире стояла звенящая тишина. И если предыдущий стрелок был опытным мастером, то Джон – вдохновенным виртуозом. Казалось, никто не сомневается, что ему все по плечу, и сколько он ни сделай выстрелов – каждый ляжет точно в цель, не выбиваясь диссонансом из общей прекрасной мелодии. Но Джона сейчас не волновало мнение окружающих. Он наконец-то нашел гармонию с самим собой и полностью погрузился в это ощущение.       В это время становящийся все более хмурым Себастьян (пока его босс с вмиг поменявшимся вектором интереса жадно смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену и ее нового героя) резко облокотился на стену, задев при этом полку с какими-то лицензиями, грамотами и фотографиями в рамках. Те, не выдержав сотрясения, со стуком посыпались на пол. Но Уотсон почти не обратил внимание на бьющееся стекло, посторонних звуков для него не существовало. Одной звенящей от напряжения серебряной нитью он был напрямую связан с черным зрачком мишени, и в этот момент казалось, что все предрешено заранее: выстрел – попадание. И Джон не отступал от ведущей его дороги.       Он вынырнул из почти накрывшего его транса только когда понял, что магазин карабина пуст, и палец щелкает по спусковому крючку вхолостую.       Немного удивленно Уотсон посмотрел на все уложенные мишени и лишь тогда осознал, что он справился. Выиграл этот поединок с самим собой. – Такого я еще не видел, – пробормотал хозяин. – Вы, несомненно, победитель. Приз ваш. – Отдайте игрушку этой юной мисс. Мэри, не так ли? – улыбнулся Джон, с радостью находя глазами все еще находящуюся поблизости виновницу сегодняшнего происшествия. – Ей он нужнее. – О-о-о, Трисси будет так рада, – ликующе вскрикнула девчушка. – Спасибо, сэр!       Хозяин тира вяло огляделся вокруг в поисках подходящего инструмента. Выбрав деревянную швабру, он попытался подцепить зайца, но тот закрутился на придерживающей его веревке и никак не желал сниматься с крючка. – Застрял, – апатично сообщил хозяин. – Может, возьмете что-нибудь другое?       Мэри разочарованно распахнула глаза, с необыкновенной скоростью вновь начавшие наполняться слезами, но тут неожиданно вмешался Джеймс (или темноглазый искушающий демон, как про себя назвал его Джон, вместе с выигрышем как будто приобретший и оптимизм, и цветистость слога) – Себ, разберись, – холеная рука с длинными тонкими пальцами лишь слегка указала в сторону намечающейся проблемы.       И по-прежнему угрюмый Себ, гневно раздувая ноздри, но не решаясь возразить открыто, демонстративно медленно расстегнул нижнюю пуговицу пиджака, однако уже через мгновение под многозначительным взглядом босса начал проворно сооружать лестницу из стульев и табуретки, чтобы достать необходимое. Не прошло и минуты, как заяц был спущен с потолка и вручен новой хозяйке. – Сэр, а как вас зовут? – девочка, приняв игрушку, с обожанием смотрела на Уотсона, который казался ей сегодня сентябрьским Санта Клаусом. – Джон. – Пойдем уже, Мэри, хватит надоедать взрослым людям всякой ерундой, – появившийся поблизости отец потянул ребенка к выходу. – И нам давно уже пора домой. – Его тоже будут звать Джон, как и вас, – заявила Мэри, кивая на прижатого к груди зайца и с явной неохотой покидая такое щедрое на подарки место. – И он станет женихом моей Трисси. – Не думаю, что у Джона именно такие предпочтения, – неожиданно раздалось саркастичное замечание где-то за спиной Уотсона.       Он в удивлении повернулся – и обнаружил за спиной Джеймса, смотрящего на него с нескрываемым интересом. – В итоге, вы остались сегодня без заслуженного выигрыша, а я этого допустить не могу, – продолжил Джеймс. – И у меня есть для вас великолепное профессиональное предложение – стать сотрудником моей службы безопасности. Кстати, я Джеймс Мориарти, и если вы еще обо мне не слышали – это весьма досадное упущение.       Джон тут же представил себе, как он всюду тенью следует за Джеймсом и при необходимости безропотно выполняет любые команды. Не слишком радостная перспектива, даже для лишившегося многих возможностей врача-терапевта на замене. И не о таком виде взаимодействия между ними он бы мечтал… К тому же, Джону отчего-то вдруг стало неудобно оказаться причиной увольнения пусть и не слишком приятного, но наверняка дорожащего своим местом Себа. – Спасибо за доверие, но мне вряд ли подходит ваша работа, тем более у вас уже есть тот, кто прекрасно с ней справляется, – вежливо, но твердо произнес он. – Ну, тогда может быть, мы найдем что-нибудь другое? Уверен, что меткость – это не единственное ваше достоинство. Завтра ваш телефон и адрес все равно будут у меня. Так, может, не будем тратить время напрасно? – стрельнув глазами, дерзко и довольно двусмысленно предложил Джеймс.       Джон титаническим усилием воли попытался не покраснеть. Откровенный до наглости, явно его типаж. И он решился. Жизнь его никогда особо не баловала, поэтому он не привык разбрасываться выпадающими на свою долю дарами. И пусть инициативу в этот раз он упустил, но уж дальше непременно наверстает. Он глубоко вздохнул, возвращаясь к подзабытому ощущению неотразимого Джонни «Три континента» и сказал, внутренне холодея от своей отваги: – Тогда, и в самом деле, чтобы не тратить время впустую, приглашаю вас на ужин. В восемь в «Перфекто Окулари». Там все и обсудим. И можете приходить один, без охраны, я сумею о вас позаботиться.       Джеймс слегка вскинул брови, переваривая новый тон и образ собеседника, и потом, видимо удовлетворенный проведенным анализом, ответил: – Что ж, очень на это надеюсь. Тогда до вечера.       Джон согласно кивнул и, не давая время на дальнейшие раздумья ни себе, ни собеседнику, развернулся, уходя прочь. Он даже не заметил, как оказался за пределами парка. Воздух был свеж и бодрящ, люди – приятны, погода – чудесна, а походка легка. И предстоящий вечер, впервые за долгое время обещал нечто особенное, маня непредсказуемостью и интригой. И это тоже было хорошо…