штормит

      Они познакомились час назад в придорожном кафе в нескольких километрах от аэропорта, где по совершенно обычной (удивительно счастливой, считал Мацумото) случайности оказались оба. Джун старался не показывать своей радости от того, что опоздал на рейс, потому что сидящий напротив него парень был явно не в восторге от случившегося.       Его случайный знакомый попеременно заглядывал то в книгу, то поглядывал через стекло на улицу, где не было ничего, кроме темноты, поглотившей всё вокруг. Пару раз он выходил на улицу, доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку, впуская в кафе промозглый, холодный ветер и возвращаясь с запахом сигаретного дыма, щекочущего ноздри.       За запыленными окнами уже давно стемнело, и ночь прорезали лишь редкие огни проезжающих мимо машин. Эти огни выхватывали из мрака небольшую, невероятно старую, как и само кафе, заправку, где, кажется, уже давно никто не останавливался. По другую сторону был пустырь, на котором не было ничего, кроме пожелтевшей, сухой травы у самой кромки дороги.       Помещение уже давно опустело, последний клиент ушёл час назад, так и не сделав заказа. Сам Мацумото цедил одну чашку крепкого остывшего кофе, которое ни капли не бодрило. Его новый знакомый Ниномия Казунари заказал чашку чёрного чая без сахара, к которой так ни разу и не притронулся. Сейчас он тихо подпевал одной французской песне конца восьмидесятых, которую Джун никогда раньше не слышал. Тихий, мелодичный голос Ниномии идеально вплетался в мелодию, дополняя женский вокал, словно идеально исполнял её уже тысячу раз. Голос Казунари напоминал Джуну холодный, свежий ночной ветер, и от этого он нравился ему ещё больше.       Мацумото боролся с огромным желанием спросить, знает ли его случайный знакомый французский язык, но он так боялся прервать такой хрупкий, удивительный момент этой странной ночи.       Просторный, пустой, но от этого только более уютный, зал кафе был окутан рыжеватым светом, от чего создавался лёгкий, интимный полумрак. В нём Казунари выглядел удивительно притягательным, завораживающе красивым.       Джуну он определённо нравился. Даже слишком нравился.       Возможно, он просто начал сходить с ума, а, быть может, это было правдой, но чем больше Мацумото смотрел на Ниномию, тем больше он жаждал задержаться здесь как можно дольше. В слепящей ночной тьме, в этом старом кафе, пропахшем кофе и сигаретным дымом.       В допотопном радиоприёмнике одна песня сменялась другой, и иногда Казунари своим приятным и необычным голосом спрашивал скорее из вежливости, чем из заинтересованности, знает ли его собеседник ту или иную композицию. Джун заворожено качал головой или говорил короткое «нет», словно боясь, что если он произнесёт хотя бы одно лишнее слово, то Ниномия растворится в воздухе, превратившись в цветной дым.       – Сейчас, кажется, играла «Ночи в белом атласе». Её-то ты знаешь? – Казунари смотрел на него с заинтересованностью и ожиданием, на лице застыла насмехающаяся ухмылка.       Мацумото показалось, что этот взгляд и эта ухмылка точно что-то значат. Может быть, он нравился Казунари так же, как и тот ему.       – Слышал как-то раз, - улыбнулся Джун. – Зато я знаю вот эту. «Странники в ночи». Её ты знаешь?       Ниномия улыбнулся в ответ, прикрывая искрящиеся в неровном свете глаза и зарываясь рукой в темные волосы. Его улыбка была яркой вспышкой, словно последнее сияние падающей звезды в ночном небе или свет остывающего костра. Она была такой светлой, одновременно смеющейся и ласковой, отчего Джун сразу растерялся, чувствуя, что окончательно теряет голову. Влюбляется.       – Не хочешь потанцевать? – Мацумото улыбнулся обезоруживающей улыбкой, надеясь, что этого будет достаточно для уставшего Ниномии и он согласится.       – Ты сейчас серьёзно? – со смехом спросил он, откидываясь на спинку стула.       – Конечно, серьёзно. – Ни один мускул не дрогнул на лице Джуна (хотя до безумия хотелось смеяться), показывая, что его предложение не было шуточным.       – Ну, хорошо, пошли. Но только один танец. Я с кем попало не танцую. – Всё ещё смеясь, Казунари встал и тут же протянул руку растерявшемуся, явно не ожидавшему такого от парня, Мацумото.       Ниномия развернулся к нему лицом и сообщил, что вести будет он, на что его партнёр по танцу усмехнулся и сказал, что вести они будут по очереди. Казунари лишь пожал плечами и положил руку на талию Мацумото и сделал первый шаг ему на встречу.       Джун никогда не подумал бы, что Ниномия умеет танцевать вальс, да ещё и так хорошо. В этом загадочно-очаровательном парне, лицо которого было окутано лёгкой дымкой влюблённости и оранжевого света, таилось огромное множество затаённых талантов, и он был уверен, что позже, с каждым новым днём, он будет узнавать о нём всё больше и больше.       Казунари умело вёл в их паре, не забывая светить своей притягательной, созданной кем-то свыше улыбкой и при этом не отрываясь смотреть в глаза озадаченному, но взволнованному знакомому.       Джун забылся в этом танце, он двигался лишь ведомый этим мягким, властным взглядом, словно корабль, потерявшийся в море и отчаянно плывущий на свет всё ещё далёкого маяка. Он не чувствовал твёрдой поверхности под ногами, больше не слышал звуков музыки, не видел вокруг ничего, кроме столь знакомого и в то же время совершенно чужого лица.       – Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты очень красивый?       – Да, когда-то пару раз. Подожди, я понял. Ты заигрываешь со мной.       – Вовсе нет, это просто комплимент, – с глупой, но говорящей о многом, улыбкой произнёс Мацумото. – Может быть, подаришь мне ещё один танец?