***
И сейчас, когда они стоят напротив друг друга в комнате, которая являлась их своеобразным убежищем — местом, о котором никто не знал, не догадывался; местом, где чувствам давали волю и утопали в объятиях страсти, — в воздухе витает немой вопрос «что же дальше?». Антон уже знает ответ — тот правильный выбор, который так неправильно преподносится, а Арсений не понимает, почему нить, что связывает их, столь напряжена. Попов также не осознает, что сейчас, возможно, разрушится все без его согласия. Кто же позволил Антону быть палачом его судьбы? — Ты знаешь, зачем я тебя сюда позвал? — вся серьезность намерений отражается в голосе Антона, который из последних сил старается не дать слабины, постоянно уводя взгляд в сторону, когда Арсений смотрит ему в глаза. — Если честно, нет. Арсений, и правда, ничего не знает. Не знает зачем он здесь, почему и отчего его беззаботный Антон так серьезен. Напряжение нарастает, а воздух будто становится спертым и оседает в легких, затрудняя процесс дыхания обоих. — Что случилось? — скорее взволнованно, чем спокойно спрашивает Попов, стараясь прочесть ответ в глазах любимого, но тщетно. — Ты перестал звонить, стал реже отвечать на сообщения, и мы давно не виделись, — произнеся эти слова, он делает первый шаг в сторону Антона; шаг за шагом, медленно, но уверенно сокращая расстояние между ними, полагая, что его доводы верны. — Поэтому думаю, ты просто соскучился по мне; потому что я по тебе — очень. И вот когда они уже находятся в незначительных сантиметрах друг от друга, и остается только потянуться за долгожданным поцелуем, Антон отстраняется, пресекая попытку коснуться губ. — Дело не в этом, — холода, которым пропитано каждое слово, хватило бы на весь город самой лютой зимой. И только он один знает, как тяжело дается каждая леденящая душу фраза. — Нам нужно серьезно поговорить. — Поговорить? — Арсений обеспокоен, но держится стойко, не подавая виду, хотя поведение его возлюбленного идет вразрез обычному.— В чем дело? — Нам... — Шастун сбивается, нервничает, но внешне остается спокоен и непоколебим. — Нам... Он переводит взгляд на небольшой столик в углу комнаты, на котором располагается рамка с дорогим его сердцу изображением — их первой совместной фотографией. Несмотря на нечеткость снимка, не заметить искренние улыбки мог бы только слепой. Антон невольно подмечает, что там — за стеклом рамки — они счастливы, а сейчас... Сейчас он уже не тот жизнерадостный Антон, а человек напротив уже не тот... Или тот? — Что нам? — Арсений вновь подходит ближе, забывая о недавней реакции на подобное действие, и легко, почти невесомо, касается его плеча. — Антон? От неожиданного прикосновения внутри что-то встрепенулось. Шастун резко поворачивает голову, и мысли о том, что он слишком поспешил с решением, и все еще можно исправить, вмиг улетучиваются. Он прекрасно понимает — отступать уже поздно, нужно собраться духом и довести начатое до конца. — Мы должны расстаться. Всего одна фраза, но сколько боли и стараний в ней заключено. Всего одна фраза говорит о том, что обратного пути уже нет — дать заднюю не получится. — Прости, — слегка хмуря брови, произносит Арсений. — Мне, кажется, послышалось... — Нет, — сухой ответ подобен приговору. — Ты все услышал верно, но я могу повторить , если нужно. Но нет. Ему элементарно не хватит на это сил, учитывая, что первый раз дался с таким трудом, и Антон это прекрасно понимает. — Но почему? — Арсений все еще стоит рядом и ошарашенным взглядом смотрит куда-то прямо, будто сквозь парня, находившегося так близко. — Почему, Антон? — Теперь он заглядывает в зеленые глаза чуть помутневшим взором: морская бездна его глаз превратилась в нечто блеклое и невзрачное, как если бы сапфир окутал туман. Несмотря на то что Антон настраивался на этот разговор, он совсем не подумал об ответах на подобные вопросы, и сейчас он копается в своей голове и ищет причину, которая будет наиболее весомой в данной ситуации. Вот только сымпровизировать не получится: любая непродуманная фраза в дальнейшем может лихо изменить положение, обратить в обратную сторону. Рассказать все как есть — тоже не вариант, ведь тогда выбор придется сделать Арсению, а он может быть не в пользу Антона. Точнее, в его пользу, но против его воли. |Он решил все сам, не спросив, чего хочет Арсений, полагая, что так будет лучше для всех. А Арсений хотел быть с ним, и если бы перед ним встал выбор, то, конечно же, он бы выбрал его — мальчишку, что впустил в его мрачную жизнь лучи солнца, которые сейчас собирается погасить всего одним действием, таким простым и таким болезненным.| — Ответь же! Попов еще какое-то время вглядывается в лицо возлюбленного, в надежде получить хоть какой-то ответ, но, не дождавшись его, разворачивается и отходит, направляясь к окну. Ему кажется, что воздуха не хватает, а легкие будто сжимаются, не давая возможности вдохнуть полной грудью. Если раньше это ощущение было едва уловимым, то сейчас каждый вдох дается ему с трудом. Он открывает окно, запуская осеннюю прохладу в комнату, которой так не хватало здесь, и жадно вдыхает воздух, вмиг заполняющий легкие свежестью. Погода уже третий день была пасмурной, но сейчас небо казалось по-особенному серым. — Неужели, нашел другого? — горько усмехнувшись, спрашивает Арсений, но не оборачивается, а смотрит куда-то за пределы оконной рамы. Затянувшееся молчание Антона негативно сказывается на теперешнем состоянии, поэтому он сам задает наводящие вопросы, чтобы хоть что-то прояснилось. Вот только начал он с не самого приятного варианта, даже наоборот. — Да, нашел, — не упуская возможности, подхватывает Антон. Как удачно, что Арсений все сделал сам, и ему теперь не придется что-то придумывать. — Только не другого, а другую. — Ты серьезно? — Попов сразу поворачивается лицом к говорящему и с легким прищуром смотрит на него. Он не верит, не может в это поверить. Или просто не хочет? — Кто она? — Неважно, — грубо бросает Антон и уводит взгляд в пол, продолжая стоять на месте, как вкопанный. За время всего разговора он сдвигался не более, чем на шаг. Он обрекает Арсения на страдания, намеренно растаптывая его чувства, но причиняет тем самым большую боль себе, предполагая, что это все во благо. Но действительно ли это то, чего он хотел? Не совершает ли он сейчас ошибку? Ведь он так стремился стать счастливым... Но зачем же он собственноручно рушит свое счастье? Но уже слишком поздно. Выбор сделан, механизм запущен, и жалеть ни о чем нельзя. — Нет, — отрицательно мотает головой Арсений, — это не так, — на лице пробегает тень улыбки, но Антон этого не замечает. — Ты не мог так быстро разлюбить. Нельзя так просто взять и разлюбить. — Да, не мог! — Антон срывается, как бешеный пес с цепи. Зачем? Зачем Арсений усугубляет, заглядывая в запретную зону? Он не должен этого знать. Не сейчас. Шастун подходит ближе к Попову, сосредотачивая всю злость — на него, на сложившуюся ситуацию и, конечно же, на себя самого — в следующей фразе. Арсений подмечает, как заиграли желваки на скулах Антона, а в следующую секунду слышит: — Я тебя никогда не любил. В комнате повисла тишина, но даже в этой тишине не было слышно, как в один момент что-то треснуло в груди обоих.Часть 1
26 августа 2016 г. в 18:54
Вся наша жизнь — череда выборов. Каждый день мы принимаем решение, сами того не замечая. Так, проснувшись утром, ты выбираешь между кофе и чаем, а в свободное время — телевизором и книгой. Это дается так просто, что порой даже не приходится задумываться; все происходит само собой.
И если в большинстве случаев принять решение — сущий пустяк, и для этого требуется всего несколько секунд, то есть ситуации, когда на это уходят недели, месяцы, а то и годы. Где есть дилемма, там есть и сомнения, терзающие нутро острыми когтями предположений. Сделать решающий выбор всегда непросто, особенно когда речь идет о судьбах других людей. Говорят, что какой бы выбор ты ни сделал, он всегда будет правильным. Конечно, правильным, ведь мы выбираем то, что нам нужно. То, чего мы действительно хотим.
Но чего хочет он?
Антон, как и все, хочет счастья. Такого обычного и человеческого, которое длилось бы как можно дольше. И кажется, он нашел того, кто сможет подарить ему это-самое-счастье, в лице молодого человека, чье имя, как и его, начинается на «А». Не так сложно принять тот факт, что то, в чем ты нуждаешься, является чем-то аморальным, куда сложнее отказаться от объекта нужды. Но что есть мораль? Люди сами придумали себе грани и подгоняют себя под рамки, даже если это идет в ущерб им самим.
Арсений же смело выходил за эти рамки, не боясь обжечься, позволяя себе рушить преграды, что встают на пути к желаемому. Он был честен с собой, что дано не каждому, и действовал так, как велит ему сердце, не беспокоясь о последствиях. Именно эти качества цепляли Антона в человеке, который подобно урагану ворвался в его жизнь, разрушая стену дозволенного, позволяя сделать шаг к манящему запретному.
Их связывает нечто большее, чем дружба. Нечто, о чем не принято говорить. И будто бы сами звезды предначертали их встречу.
Казалось бы, что может быть лучше взаимного притяжения? Антон, не колеблясь, бы отвел про отсутствие второй жизни за спиной. Да, ничего не дается даром, и там, где есть счастье, всегда прячется одно терзающее «но». И это «но» обрушилось на его плечи тяжелым грузом, а точнее, сверлящей болью в районе груди.
Иногда счастье совершенно разных, не знающих друг друга, людей зависит от одного и того же. Как оказалось, у Арсения есть семья, которая нуждается в нем так же как и Антон, если не больше. И отсюда вопрос: чье счастье важнее?
И этот вопрос мучил Антона на протяжении долгого времени, с того самого момента, когда он случайно, будто по наводке судьбы-злодейки, увидел Арсения с женой и дочкой. А ведь он не хотел, не собирался и даже не думал, что окажется в нужном месте в такое ненужное время. Просто дома было скучно, а пробки оказались не такими длинными, да и кто мог подумать, что какие-то сорок минут так много решают?
Две недели. Целых две недели потребовалось Антону для принятия такого нелегкого, даже трудного решения. Когда чувства идут наперекор разуму, а противоречивые мысли доводят до грани, создается ощущение некого безумия, что уж говорить о душевном состоянии. Такой короткий, на первый взгляд, промежуток времени шел настолько медленно, — подобно нелепым попыткам движения подстреленной полудохлой улитки — что каждый последующий день давался все труднее, а состояние становилось все хуже, но он знал, что это еще не вершина страданий и, конечно же, не конец этих мук.