Между мирами

За что?.. Огромная туша, лежащая прямо в засыхающей грязи… Старый самец двурога – должно быть, он прожил на этом свете не один год, и на его боках уже можно было пересчитать все ребра, а мощный роговой «клюв», некогда с легкостью расправлявшийся с жесткой травой и твердыми кореньями, уже давно затупился, но все же, уже свалившись под гнетом лет, он все равно до последнего шел вслед за своим стадом, спотыкаясь и загребая мосластыми ногами зловонную жижу… пока, наконец, увесистые комья липкой грязи на копытах не перевесили силу тонких жгутов мышц, и, покачнувшись на очередном шаге, он не рухнул наземь грудой изломанных суставов. Какое-то время упрямое, не желающее умирать тело еще сражалось за свою жизнь, но силы быстро покидали его, вытекая, точно вода из пробитого сосуда, и вот уже огромные легкие в последний раз наполнились воздухом, заставив тонкую корочку грязи покрыться паутинкой трещин, после чего медленно опали, и круглые глаза старика заволокла белесая пелена смерти… За что? Кто из них нашел его первым – не имело значения, но первый лесной падальщик, опустившийся на костлявый бок, послужил сигналом для остальных – вскоре на этом месте клубилась целая стая, и разъяренные пестрокрылы вопили во всю глотку, размахивая крыльями и щелкая челюстями, стремясь вырвать у соседа его кусок. Туша была велика – ее бы хватило, чтобы досыта накормить каждого члена стаи – но не в привычках этого племени было есть спокойно, и их дурной характер во время трапезы проявлялся во всей своей красе – большую часть времени они не набивали желудки, а ссорились с собратьями, которым, по их мнению, доставались лишь самые лучшие и лакомые куски. Простыми угрозами дело не ограничивалось – слишком много едоков собралось сегодня на дохлом двуроге, и то и дело вспыхивали драки, когда покрытые тонкой пленкой гнили зубы рвали живую кровоточащую плоть, набрасываясь на одного по двое, по трое, вцепляясь в любого, кто оказывался поблизости – лишь бы самому не оказаться новой жертвой этой безумной стаи! За что?! Уперевшись когтями на крыльях в жесткую, бронированную шкуру, молодой пестрокрыл ловко просунул голову в уже успевшее спечься на солнце дыхало, миновав плотное костяное кольцо, служившее непреодолимым препятствием для более крупных сородичей, и дорвался-таки до теплых, тронутых разложением, но все равно упоительно вкусных внутренностей. Дневной жар и влажность уже успели «поработать» над этой тушей, и нежная ткань легких была вовсю изъедена громадными хищными личинками, но крылатого это никоим образом не волновало – зацепив челюстями приглянувшийся кусок, он осторожно потянул его за собой, не желая порвать подгнившее мясо, и уже почти вытянул, как вдруг услышал громкое шипение, и чей-то зубастый клюв, скользнув мимо него, вцепился в его законную добычу! Такого оборота молодой падальщик не ожидал, и, так как противник оказался немногим больше его самого, тут же набросился на него, целясь в горло. Естественно, тот мгновенно забыл про мясо и приготовился защищаться – не прошло и пары мгновений, как два пестрокрыла сцепились в вопящий клубок, а гниющий красный кусок отлетел прочь, с влажным чавканьем шлепнувшись на землю чуть поодаль от туши… в стороне… совсем незаметно… да и кому был нужен этот крошечный кусочек, к тому же, еще и перемазанный в вонючей грязи и кишащий червями?! Тогда почему – ну все-таки, почему?! – они все набросились на меня?.. Ужасно болели крылья. Полеты никогда не были моим сильным местом, но на этот раз любое движение давалось с трудом, и даже с наполовину поджатыми перепонками каждый взмах был подобен пытке – словно по яростно пульсирующим сосудам растекалась не кровь, а жидкое пламя… Крики позади давно стихли – должно быть, они вернулись к туше, чтобы не упустить свой кусок – но я все не сбавляла скорости… должно быть, я просто не могла остановиться, просто не могла поверить, что мне уже ничто не грозит… да и когда в жизни я чувствовала себя в безопасности? Разве что в родном гнезде, под крыльями матери… пока острые когти огнекрылого не отняли ее у меня. Он схватил ее у самого нашего дома, когда она уже собиралась скользнуть в узкую каменную расщелину, и его мощные лапы смяли ее грудь, точно спелый фрукт, забрызгав меня теплой кровью – кровью, запах которой до сих пор снится мне в кошмарах! И до сих пор меня гложет чувство, что, будь тогда рядом отец… будь он рядом! Но его не было там. Его… вообще нигде не было. И когда я очнулась… в луже маминой крови… единственное, что я смогла сделать – это кое-как выбраться наружу и улететь, чтобы никогда больше не возвращаться туда. Может быть, я и поступила глупо. Может быть, стоило остаться там, в безопасности… может быть, рано или поздно, отец все же нашел бы меня, но – я сделала то, что сделала, и с тех пор не знала места, которое могла бы назвать своим домом. Я стала отшельницей, бродягой, и нигде не была своей – ни в густом лесу, что так любила моя мама, ни среди парящих скал, где летали сородичи отца. Я так и не осмелилась к ним приблизиться… Откровенно скажу – боялась. Пока мы летали порознь – еще жила надежда, а если бы я вдруг подлетела к ним без спросу, и они набросились бы на меня… Нет, я не могла. Поэтому и держалась сама по себе, на грани двух миров, не в силах – а, может быть, и не желая – сделать окончательный выбор. Да, было трудно. Да, больно – как сегодня, когда я оказалась слишком неосторожной и рискнула показаться на глаза. Да, одиноко… но что еще мне оставалось делать? Ведь во всем Лесу у меня не было никого, кто смог бы меня защитить и поддержать… ни единого существа, который мог бы лететь со мной рядом, кто смог бы подхватить измученное тело, когда мои крылья окончательно сломались, и, издав что-то вроде жалобного вздоха, я не провалилась в благодатную темноту. А разбудила меня… песня. Нет, серьезно – песня! Вернее, я не сразу поняла, что это действительно песня, но, едва услышав эту мягкую мелодию, без малейшего труда сбросила с себя липкие оковы забытья, недоуменно заморгав. Кажется, я проспала, по меньшей мере, целую ночь – солнце уже стояло высоко, просвечивая сквозь плотный зеленый полог, и разморенный жарой Лес мирно дремал, еле слышно шелестя на легком ветерке… но откуда же тогда песня? Насторожившись, я не без труда поднялась на все четыре крыла и, чуть приподнявшись на задних когтях, попыталась оглядеться по сторонам. Песня была негромкой, но отчетливой – выходит, ее… источник находился где-то неподалеку, и, повертев головой, я неуклюже заковыляла в выбранном направлении, стараясь не обращать внимание на ужасающую колющую боль по всему телу. Слава Матери, по крайней мере, ничего себе не сломала и не порвала… Постепенно песня становилась все громче, все заливистей, мелодия порхала и переливалась всеми оттенками, точно крылья мотылька, точно водяные брызги… она манила, она звала за собой, и я ничего, ну ничегошеньки не могла противопоставить этому нежному, но, в то же время, властному зову, пока, спотыкаясь и волоча за собой крылья, медленно продиралась сквозь густой подлесок, молясь лишь об одном: только бы не смолкала! Только бы продолжала звучать… И песня, словно бы отзываясь на мое желание, даже не думала прекращаться – нет, чем больше я прислушивалась к ней, тем больше слышала, наслаждаясь игривой, легкой мелодией, чуть-чуть напоминающей птичьи трели – но именно чуть-чуть, самую малость, ибо ни одной, даже самой сладкоголосой птице еще не удалось поразить мой слух и покорить сердце. Нет, я была совершенно уверена, что это поет не птица! Но от того не меньшим было мое удивление, когда, выбравшись, наконец, из плотных зарослей папоротников, я увидела источник дивной песни. На небольшой полянке, примяв густую траву тонкими ногами, застыло самое странное существо, какое мне когда-либо доводилось видеть – огромное, темное, с гладкой, хоть и порядочно грязной шкурой, оно возвышалось над землей, будто какой-то странный длиннохвостый холм, неподвижно уставившись куда-то вдаль пустыми темными гляделками. Оно не двигалось, не дышало, не моргало – просто стояло, и я сперва никак не могла связать продолжающую литься восхитительную мелодию с этим уродливым созданием – однако, спустя мгновение, поняла, что песня исходит вовсе не от него, а от кого-то – кого?.. – сидевшего в его огромном пустом брюхе, и, осторожно переместившись чуть в сторону, наконец заметила… ее. Она пела, обхватив руками колени и в небрежном жесте откинув назад голову, так что я видела, как блестит солнце, отражаясь от прозрачного пузыря, закрывавшего ее лицо, сквозь который едва можно было различить нежную бледную кожу и прикрытые веками глаза… видеть, как шевелятся ее губы и слегка подрагивает горло… Что она пела? Колыбельную? Детскую песенку? Или боевой марш? Я не знала, но чувствовала… чувствовала себя так, словно внезапно вновь стала птенцом, впервые вылезшим из родного гнезда и оказавшимся на ярком, ослепительно ярком солнце! Я не пыталась подойти поближе – просто села там, где стояла, чуть наклонив голову и раскрыв клюв – так я обычно лучше слышала, и слегка прикрыла глаза полупрозрачными внутренними веками, словно погружаясь в эту загадочную песню, что наполнила меня до краев, отзываясь в каждой косточке, в каждом сосуде… поглощая меня целиком. И… клянусь Сердцем Леса – я не знаю, как у меня так вышло! Я ведь никогда не пела… никогда даже не думала, что можно таким образом выражать свои эмоции… никогда. С той самой ночи, как острый коготь самца-пестрокрыла порвал мне глотку, едва не оборвав саму мою жизнь – и при этом навсегда лишив громкого голоса… До того самого дня. И я запела. Не завопила, как другие пестрокрылы, не огласила Лес грубым гортанным воплем, от которого трепетала листва и закладывало уши – нет, мой голос был намного тише, намного… спокойнее. Я не кричала, оглушая добычу, не заявляла права на свое место, не стремилась кого-то напугать – я просто пела, еле слышно – разумеется, по сравнению с моими собственными размерами, но при этом стараясь не мешать певице и не заглушать ее мелодию… пока, наконец, не осознала, что удивительная мелодия давно стихла – и, открыв глаза, даже с каким-то недоумением уставилась на замолчавшую бледнокожую. К слову – она смотрела на меня с ровно таким же выражением на лице. И не она одна… - Саша! – внезапно раздавшийся откуда-то со стороны мужской голос прозвучал одновременно с резким, отрывистым хлопком, и спустя мгновение что-то очень-очень горячее вонзилось мне куда-то в шею. Странно… но боли я поначалу даже не почувствовала. Вообще. Только… удивление. Неимоверное удивление, с которым я уставилась на высокого синекожего двуногого, показавшегося из подлеска с какой-то блестящей штукой в руке… словно бы толстый черный палец, что указывал на меня. Я видела его глаза – огромные глаза, один из которых был золотисто-зеленым, а второй – бледно-желтым – и прилипшую к телу темно-коричневую шелуху, ощущала в воздухе липкий запах его страха. Он… боялся! Меня?.. Но с чего ему меня бояться? Не понимаю… По моей шее, щекоча мягкую кожу, медленно сползло что-то теплое, густое… я невольно вздрогнула, точно пытаясь согнать с себя букашку… и в тот же миг яркий ослепляющий взрыв накрыл меня с головой, превратив полыхающее в небесах солнце в черную косматую воронку… я хотела закричать, но не смогла издать ни единого звука, хотела бежать – не сумела даже сдвинуться с места, и потому мне осталось лишь закрыть глаза и молча рухнуть наземь. Странно… я долго не теряла сознание. Я просто лежала, раскинув удивительно мягкие, безжизненные крылья, слушая, как где-то там, в голове, отчаянно стучат мои внезапно ставшие очень толстыми, очень напряженными сосуды… О Мать, я думала, они разорвут мне голову! Удар, удар, еще удар… каждый раз, когда мое измученное сердце отсчитывало очередной крошечный отрезок моей жизни, мне казалось, что с очередным толчком крови череп точно треснет, и тогда я наконец умру… но я каждый раз оказывалась сильнее, чем могла себе представить, и сердце подтверждало это – удар! Сила, сила бесполезная… отпусти. Дай мне уснуть… дай, наконец, замолкнуть этим голосам! Пожалуйста… дай…

* * * * *

- Ну же, давай! - Я и так делаю, что могу! – огрызнулся Виктор, торопливо разгребая содержимое бортовой аптечки «Самсона», - Но я ботаник, а не ветеринар, черт тебя дери! – и, вытряхнув, наконец, нужный шприц, он со всей силы воткнул серебристую иглу в тугую, как мяч для регби, мышцу баньши. Кажется, немного не рассчитал – металл хрустнул, натолкнувшись на что-то твердое, но все же он успел нажать на поршень и выдавить содержимое в кровь. - Если твоя зверюга загнется после этого – я не виноват, - тут же предупредил он пилота, но Саша не сочла нужным ответить, выжимая из своей машины все, на что та была способна. Бросив косой взгляд на переборку, аватар пожал плечами и, захлопнув крышку аптечки, задвинул ее под кресла – еще пригодится. - Вот уж не думал, что когда-нибудь стану смотрителем в местном зоопарке, - пробормотал он, обращаясь непонятно к кому – то ли к самому себе, то ли к этому странному баньши, без лишних хлопот занявшему все свободное место в открытом отсеке винтокрыла. Кажется, морфий все же подействовал – что бы там ни говорили ребята из ксенозоологов, а только морфий – он и на Пандоре морфий! – и свернувшаяся клубком тварь слегка расслабилась, наконец выпростав костистую, как у рыбы, голову из-под груди. Страшенные челюсти слегка приоткрылись, демонстрируя сложенные пилообразные зубы, и полупрозрачные веки задрожали, открывая бездонные черные зрачки. - Эй, - Виктор наклонился над инопланетным птеродактилем, - Ты там живой, парень? Баньши медленно моргнул, безо всякого выражения его разглядывая, но потом глаза его вновь закатились, и он отключился. - Потерпи, - пробормотал Виктор, похлопав его по плечу, - Уже немного осталось. Если сдохнешь – Саша с меня три шкуры спустит, слышишь? Так что давай, держись. Ты нам живой нужен, понял?! – баньши не ответил, и, еще раз проверив скверно выглядящую повязку на шее – пульс под кожей ощущался, но крайне слабый – Виктор отодвинулся к краю отсека, уперевшись ногами в полозья и, на всякий случай, взявшись за поручень – судя по тому, как вела Саша, с нее станется в самый неподходящий момент заложить вираж вокруг собственной оси! И чего она так переполошилась?.. Ну, выстрелил – так любой бы так же поступил, если бы увидел безоружную девушку лицом к лицу с восьмиметровым драконом! Но, едва опомнившись от шока, вместо благодарностей Саша налетела на своего «спасителя» с кулаками, так что он до сих пор морщился, потирая руки – кажется, на них обещали вскочить нехилые синяки. Объясняй потом ребятам, откуда они взялись… Эти ж язвы не отстанут, пока все не выпытают, отмолчаться не получится – иначе на следующий день вся база хором назовет его маньяком и сексуальным извращенцем. М-да… - Эй, Саша, - он тронул рацию, закрепленную на шее, и голос его прозвучал почти спокойно, - Мы куда летим-то? Некоторое время в наушниках было тихо. - В Голубую Лагуну. - Голубую Лагуну? - Да. Когда-то там была исследовательская станция «Аватара», но потом программу на какое-то время свернули – что-то там у кого-то не заладилось с начальством – и руководство «Врат Ада» посчитало, что траты на обеспечение безопасности Лагуны не оправдывают ее практической значимости, поэтому база была заброшена. Что могли, военные вывезли, остальное взорвали, но, если я не ошибаюсь, лагерь аватаров они трогать не стали… надеюсь, я права. - Хочешь укрыть там своего питомца? - Попытаюсь. Во всяком случае, там должно было остаться кое-какое оборудование, а, так как ребята с автоматами туда редко заглядывают, меньше шансов, что нас обнаружат. - Нас? Детка, если что, я на твою авантюру не подписывался! - Разумеется, - просто и сухо, - Но одна я не справлюсь. Выходит, либо ты соглашаешься мне помочь… - Либо? - Либо я вытряхиваю тебя из машины, и дело с концом, - в том же тоне ответила Саша, и сквозь пластик переборки Виктор увидел, как она чуть переложила руку на штурвале… черт, она и в самом деле собиралась выполнить свою угрозу! - Твой баньши вылетит вслед за мной. - Ты не успеешь распустить все ремни, - хладнокровно откликнулась та, - Я сама их затягивала, так что знаю, о чем говорю. Ты вылетишь раньше, Виктор. - И ты… Саша, ты точно не рехнулась?! - Ничуть. Надеюсь на твое благоразумие. Если говорить начистоту, то именно ты втянул меня в эту историю! Если бы не твоя дурацкая пукалка!.. - Ну я же извинился! - Передо мной, - девушка склонила голову набок, - А перед баньши? - Но… а… - Виктор не сразу понял, что рука его все еще сжимает рацию, и, невольно сконфузившись, отдернул ее, как будто обжегшись. Саша, что все это время искоса следила за ним, лишь слегка пожала узким плечом, после чего, мягко потянув штурвал, заставила «Самсон» выписать в воздухе грациозную дугу, огибая высокую, оплетенную ползучими растениями отвесную скалу. После этого маневра им стало уже не до разговоров – многочисленные скалы и столовые горы требовали от пилота предельной внимательности, и хотя Саша уже не в первый раз вела свой винтокрыл через этот лабиринт, на этот раз она летела ниже и куда быстрее, чем обычно, и Виктору оставалось только сдержанно ругаться, когда отчаянная девушка выписывала очередной вираж сквозь плотно сплетенные лианы и парящие обломки скал. Солнце уже клонилось к закату – багровый диск касался верхушек скал – но маленький черный корабль упрямо отказывался заворачивать к базе, пока, наконец, перемахнув через высокий, хоть и покореженный электрозабор, не вынырнул над высоким речным берегом, покрытым густой растительностью, в которой с трудом угадывались какие-то деревянные строения, по специфическому дизайну которых – Виктор не без иронии называл его «курортным» – мгновенно угадывались жилища аватаров. Никакой посадочной площадки тут, естественно, не было, но Саша уверенно повела «Самсон» в самый центр лагеря и, слегка осев на хвост, мягко посадила винтокрыл в высокую траву у главного здания, заставив мелкое зверье испуганно порскнуть во все стороны. - Добро пожаловать в прошлое, - пробормотала она и, заглушив мотор, торопливо выбралась из кабины, на ходу надев дыхательную маску. Хотя солнце еще не село, джунгли уже успели погрузиться в мягкий полумрак, но кошачьим глазам Виктора, судя по всему, это ничуть не мешало – он уже успел распустить крепежные ремни и, не без труда взвалив все еще бесчувственного баньши к себе на плечи, выволок его наружу. - Как он? - Дышит, - в голосе аватара проскользнул сарказм, - А я в полном порядке, спасибо, что спросила. Куда мне его?.. - Сюда, - Саша торопливо взбежала по деревянной лестнице, явно рассчитанной не на короткие человеческие ноги, и, немного повозившись, все же сумела справиться с заклинившей дверью, пропуская Виктора внутрь. - Вот сюда… осторожнее, осторожнее! Опускай… бережно… - Че-е-е-ерт… бы побрал эту пандорианскую гравитацию! – пропыхтел парень, чье лицо уже успело покрыться бисеринками пота, - Где это слыхано, чтобы цыпленок весил как корова?! - Говоришь так, как будто видел когда-нибудь живую корову. - Ну, живую не видел, а вот голомодель в натуральную величину… - Откуда ж тебе тогда знать, сколько весит такая животина? - Рассчитывал, еще в университете. Была у нас такая задачка на биомоделировании… еще на первом курсе. Из всей группы только я один смог правильно сопоставить внешние данные с особенностями внутреннего строения и рассчитать массу исходного объекта. - Вот как? Значит, в животных ты разбираешься не хуже, чем в растениях? - Растения мне больше нравятся. Они куда спокойнее… во всяком случае, в большинстве своем. Взять, к примеру, тот же скорпионий чертополох… - Избавь, избавь! – Саша, улыбаясь, подняла одну руку – второй она шарила по пропыленным полкам, сгребая все находимое на пол, - Ты талантливый ученый, Виктор, но ты мне гораздо больше нравишься, когда не начинаешь читать лекции по ботанике этим своим скучнейшим тоном – как будто инструкцию к водосборнику диктуешь! - Что, правда настолько нудно?.. - Мягко сказано! - Ну… постараюсь исправиться. - Только не сегодня, ладно? – Саша, наконец, раскопала нужную вещь и, выхватив из кучи на полу полупрозрачную коробочку, мало что не вприскочку подбежала к ним, - Ну-ка, сместись. - Что это? – несколько настороженно спросил Виктор, разглядывая просвечивающие сквозь стенки коробочки тонкие лезвия, - Ты что?.. - Ну не могу же я оставить твою дурацкую пулю у него в шее! – огрызнулась девушка, сдергивая с рук толстые летные перчатки, - Будешь держать его, понял? - Саша, может, не на… - Надо! Давай, - она уже смачивала в спирте (крепкий! Семьдесят градусов, не меньше! Как проглядели?..) кусок бинта, так что Виктору ничего не осталось, кроме как, мысленно прокляв тот день и час, когда эта взбалмошная девчонка досталась его команде в пилоты, навалился на плечи баньши, прижав его башку к полу. Один золотистый глаз слегка приоткрылся, и замутненный остатками морфия взгляд инопланетного монстра кое-как сфокусировался на лице парня… странное дело, тому показалось, что в темных зрачках мелькнула искра узнавания, но освещение в домике было так себе, и аватар не был уверен, что ему не почудилось. Тем не менее, он слегка ослабил нажим на ажурные челюсти баньши, чтобы случайно ничего тому не сломать, и глаз медленно прикрылся веком – как будто крылатый зверь поблагодарил за заботу. - Почудится же… - пробормотал аватар. - Что? - Ничего. Это я… так. Давай уже, свежуй эту птаху, пока она окончательно не проснулась и не решила за такую заботу нами отобедать. - Он не будет на нас бросаться, - негромко сказала Саша, подбирая нужное лезвие, - Только не он. Иначе он бы это уже сделал, еще там, в лесу, - после чего, не дожидаясь ответной реакции своего «ассистента», принялась за работу. Надо сказать, действовала она быстро и сноровисто, как будто всю жизнь не винтокрылы водила, а местное зверье пользовала! - Ах, вот оно что, - негромко пробормотала она на середине «операции», но, раньше чем Виктор успел задать вопрос, девушка вновь вернулась к работе, и не прошло и нескольких минут, как об пол, глухо звякнув, ударилась подозрительно знакомая восьмимиллиметровая пуля, а еще через десять минут забинтованный баньши свернулся на своем «ложе», и Виктору, наконец, было позволено разжать руки – а также получить кое-какие пояснения. - Ты чертов везунчик, - устало заметила Саша, вытирая руки, - Вы оба, - поправилась она, - Не знаю, что стряслось с этим парнем в прошлом, но ему явно пришлось немало вынести на своей шкуре. У него порвано горло, вот здесь, - она провела пальцем по пестрой коже, на которой словно бы слились в неповторимом рисунке все цвета и оттенки, присущие горным баньши, - Рана старая, и едва не ставшая смертельной – ума не приложу, как он умудрился после этого выжить! В общем, она заросла, однако на месте порванных тканей образовался плотный фиброзный тяж, что и остановил твою пулю, не дав ей разорвать шейную артерию. Еще бы чуть-чуть в сторону, и… - она как-то неопределенно махнула рукой. - Значит, жить будет? - Собственно, я в этом и не сомневалась. Но первое время ему нужен покой. - Первое… это сколько? - Ну… дня два, три… может – неделю. - Только не говори мне!.. - Ну, если не хочешь – хорошо, я не буду этого говорить. - Это глупо, Саша! Я не… я никогда… да у меня даже образования соответствующего нет! - И что? - Я не смогу приглядывать за твоей зверюгой! А если она вдруг перебесится и набросится на меня?! - Где-то здесь были дротики с транквилизатором… - Саша! - Знаю. Но, если я не вернусь с машиной, тут же возникнут подозрения – а куда, а зачем, а по какому праву. Если же не вернешься ты, руководство едва ли обратит на это внимание… ты же знаешь. - Да уж, - Виктор слегка поморщился, после чего вновь посмотрел на лежавшего без сознания баньши. Баньши со странной шкурой и еще более странными глазами, в которых явно светилось что-то, в чем Виктор, как ученый до мозга костей, упорно отказывал всем пандорианским формам жизни – за исключением, пожалуй, лишь На'Ви. Но На'Ви-то, как ни крути, были гуманоидами, и в их самосознание верилось куда легче, чем в ту же разумность, присущую местной помеси летучей мыши, ящерицы и барракуды! Но все же… - Ладно, куда ж мне деться с подводной лодки, - проворчал он почти примирительно, - Только… - Я завезу тебе завтра. - И еще… - Доктора Огэстин я тоже извещу. - Да, спасибо, но… - Майкл будет в курсе. Хитоми тоже. - Черт, Саша, ты что, мысли мои читаешь?! - Нет, - засмеялась та, - Просто уже успела выучить все твои запросы. Постараюсь прилететь как можно раньше. И… спасибо. - Ты же мне потом все объяснишь? - Обещаю. - Тогда бывай, - он кивнул ей, откидываясь назад, и девушка, слабо улыбнувшись, вышла наружу. Через несколько минут зашумели двигатели «Самсона», и в открытые окна дохнуло влажным воздухом, к которому примешивалась легкая вонь авиационного топлива – в обличье аватара Виктор сильнее ощущал запахи, на которые обычно не обращал внимание. В этом теле он многое чувствовал иначе. Тоньше. Острее. Полнее. Пошевелив ушами, легко мог определить источник потревожившего его слабого шума, даже не видя его; слегка принюхавшись, тут же ощущал целый букет ароматов, одни из которых ему нравились, другие вызывали отвращение, третьи – оставляли равнодушным; а уж всякие разговоры о «мрачных ночах» и «густых сумерках» и вовсе заставляли его улыбаться – ну какой идиот додумался назвать «темной» или «мрачной» ночь, в которую видно едва ли не лучше, чем днем?! На'Ви и в самом деле были прекрасно приспособлены к создавшему их миру, и смогли передать эти качества искусственно полученным гибридам, дав возможность нескольким людям – ничтожно малой доли всего человечества, но все же!.. – перебраться из своих иссушенных, истощенных, измученных техногенным миром тел в эти новые оболочки, позволившие им… ну, не то, чтобы «полностью слиться с Пандорой» – для ученого подобное определение звучало слишком пафосно – но во многом понять и принять этот странный мир – точно. Во всяком случае, за себя Виктор мог быть уверен. «Ну, почти», - со смешком поправился он, бросив косой взгляд на баньши… и тут же замер, как громом пораженный. - Уже проснулся?..

* * * * *

- Already awake?.. Голос у двуногого был все тот же – резковатый, сухой, но былого страха в нем явно поубавилось, и я слегка успокоилась, опустив встопорщившиеся, было, щупальца – тот, кто не боится, редко нападет без причины. Кажется, парень это тоже заметил, и плечи у него расслабились, а рука, потянувшаяся к поясу, легла обратно на колено, так и не коснувшись… той самой штуки. С прошлым опытом не поспоришь – я тут же уставилась на нее, и, проследив за моим взглядом, парень, кажется, все понял. Его рука вновь приподнялась и медленно дотронулась до ее черной гладкой поверхности, заставив меня сжаться. - You don't like things like that, huh? – мягко спросил он, внимательно глядя на меня своими разноцветными глазами, - Don't worry. I'm not here to hurt you… and you understand it, right? – сняв с пояса свое оружие, он как-то странно на него посмотрел, после чего, хмыкнув, отбросил в угол – я проследила за ним, пока оно не шлепнулось куда-то в пыль и темень, после чего вновь посмотрела на парня. - Let's try to make friends, - слегка пожав плечами, он улыбнулся, причем, судя по тону, это была не угроза, а совсем наоборот, и я чуть прикрыла глаза. Видно, я довольно долго была без сознания – стояла уже глубокая ночь, и Лес полнился привычными запахами и звуками, к которым примешивались едва различимые новые оттенки, принадлежащие месту, в котором я сейчас находилась – странной деревянной пещере с ровными, гладкими стенами… должно быть, это и было логово двуногих, хотя запах девушки-певуньи и ее смрадной черной птицы ощущался куда слабее… они улетели? И оставили меня с ним? Почему?.. Вновь открыв глаза, я даже с некоторым подозрением уставилась на двуногого, и тот явно почувствовал мой взгляд – во всяком случае, улыбнулся немного нервно. - Slightly confusing, huh? – в его тоне проскользнуло даже что-то вроде… извинения. Он извинялся? За то, что ее здесь не было?.. Не знаю, почему, но я почувствовала смущение. В конце концов, он был здесь, он позаботился обо мне, хотя запросто мог оставить меня на той поляне истекать кровью!.. С трудом разомкнув словно бы слипшиеся челюсти, я попыталась проурчать извинение, но все, что у меня вышло – это какое-то слабое шипение, больше похожее на звук выходящего из легких воздуха, и я невольно замолчала. - Carefully! – в голосе двуногого зазвучало предупреждение, - Your neck, guy, needs a rest, so be quiet… - и, словно осекшись, он едва слышно засмеялся, качая головой, - Oh, Victor, you're talking with a banshee! What would Mr. Parson say? «Congratulations, student Carey: you’re absolutely crazy!» - и, улыбнувшись, он снова посмотрел мне в глаза – благожелательно, хотя и с едва различимой тревогой, затаившейся в глубине зрачков. Не вполне понимая, о чем это он, я наклонила голову набок, повернув ее так, чтобы мне было удобнее его рассматривать, и на лице парня на мгновение – всего на мгновение! – мелькнуло что-то, похожее на узнавание… - I guess I really crazy… - пробормотал он чуть слышно, запустив руку в складку своей шелухи и, пошарив там, наконец вытащил… что-то маленькое и совершенно круглое, с тусклой бледно-бледно-розовой шкуркой. Какое-то время повертев «это» между ладонями, двуногий вновь взглянул на меня – и улыбнулся. - Like it? – спросил он, подбросив розовый шарик на ладони, пока я с интересом следила за ним, - Then catch it! – и, положив его на пол, он толкнул его ко мне. Я смотрела, как штука из чужого мира, слегка подпрыгивая, катится прямо ко мне, оставляя на изрядно пыльном полу едва различимый след. Эта штука… что она значила? Она ведь определенно имела какое-то значение для этого парня – но какое? Подкатившись ко мне, шарик слегка ударился о сгиб моего крыла и остановился, а я, какое-то время понаблюдав за ним и убедившись, что убегать он не намерен, вновь взглянула на его хозяина. Тот, впрочем, ничего не предпринимал, сидя на месте и, сощурившись, внимательно наблюдая за мной. Он походил на хищника в засаде… ждал чего-то? Чего?.. На всякий случай я внимательно осмотрела шарик, тронула его когтем. Подумала, каков он будет на вкус, но не решилась попробовать – боялась раскусить. С некоторым недоумением пошевелила щупальцами, коснулась шарика кончиком одного из них. Хм… Не понимаю. - Expected, - пробормотал парень, и в голосе его я услышала что-то вроде легкого разочарования, - Q.E.D. Well… - он со вздохом махнул рукой и отвернулся, оставив меня в полной растерянности. «Я его расстроила, - у меня аж щупальца обвисли, - Чем? Что я должна была сделать? Он ведь точно ждал от меня чего-то…» Я вновь посмотрела на розовый шарик, лежавший у меня под носом. Шарик был явно очень старый… вон, какие вмятинки у него на боках… следы зубов? Интересно, чьих? Я снова потрогала его, чуть-чуть покатала туда-сюда… попыталась подцепить, но это явно была не лучшая идея – шарик просто соскользнул с моего когтя и, подпрыгнув, поскакал обратно к двуногому – тот едва лишь успел оглянуться, как розовый малыш, точно детеныш, сам запрыгнул к нему в руки. Надо сказать, такого удивленного лица я у него еще не видела! Некоторое время он просто смотрел на собственную игрушку, как будто не признавая, взглянул на меня… я, честно говоря, не вполне понимала, в чем подвох, но не сводила с него глаз, пытаясь оценить реакцию. Он точно был удивлен… но это не все – он, к тому же, был еще… как сказать… восхищен? Сражен? Очарован?.. Не знаю, как сказать правильно, но, когда шарик вновь покатился ко мне – я уже знала, что делать, и, ловко поймав его кончиком когтя, тут же отправила обратно, не без удовольствия наблюдая, как проворно катится он по гладкому деревянному полу, вздымая с него крошечные пылинки, призрачно мерцавшие в рассеянном ночном свете. Это было… здорово! Честно говоря, теперь, вспоминая то наше знакомство, я порой искренне смеюсь – нашла игру! – но ведь, спешу напомнить, раньше со мной никто никогда не играл – даже мама – и катать по полу подпрыгивающий шарик… да я думала, что веселее этого ничего и быть не может! Под конец я уже начала нетерпеливо стучать когтями и еле слышно шипеть сквозь зубы, когда двуногий, явно дразнясь, намеренно прятал шарик за спину или слишком долго не катил его ко мне, перебрасывая с руки на руку, и ничего удивительного, что когда он, на мгновение явно забывшись, внезапно бросил его куда-то в сторону – я даже ни о чем подумать не успела – просто рванулась с места, не помня себя… но, не сделав и единого шага, тут же рухнула на землю, потеряв сознание от одного-единственного резкого удара в шее… А-а-ай… Бо-о-ольно. Еще не вполне очнувшись, я уже потянулась когтем к шее, но где-то на середине пути мой коготь перехватила узкая, но сильная ладонь, и, приоткрыв глаза, я увидела чье-то виноватое лицо. - Quiet, - мягко сказал паренек, поглаживая меня по голове, и я чуть прикрыла глаза, просто наслаждаясь утренней прохладой и ощущением мягкой ладони на своей щеке. Такая… маленькая. Хрупкая… Но теплая. Живая… Он сидел совсем рядом, прислонившись к моему боку спиной, и, внутренне сжавшись от осознания того, что именно я собираюсь сделать, я осторожно приподняла одно свое щупальце… я ведь никогда… раньше… кроме мамы – ни с кем… - What are?.. – сдавленно прошептал он, но резкий, судорожный вздох прервал его на полуслове, заставив порывисто выдохнуть сквозь стиснутые зубы, и удивительные радужки его глаз внезапно превратились в узкие кольца, оттесненные к краям расширившимися зрачками – я смотрела в них, в эти бездонные черные колодцы, чувствуя, как проваливаюсь все глубже и глубже, захваченная мощным потоком чужих ощущений, чужих мыслей… чужих воспоминаний…

* * * * *

Нет. Неправильно! Не чужих… Совсем не чужих. Наших. И, словно это признание было неким таинственным ключом, отпирающим двери в неведомое… …наши души слились воедино.

* * * * *

Странно низкое, комковатое небо. Серое, как будто перед грозой, но в нем не чувствовалось той почти добродушной полноты, которая всегда ощущается в наполненных дождем тучах – эти… это… это тусклое «нечто» было пустым и сухим, как высохшая на солнце грязь, и не несло в себе ни капли влаги – только мелкую черную пыль, от которой у младенцев свербело в носу, но потом ничего, привыкали… И всю жизнь безропотно дышали этой гадостью, ведь не у каждого хватало денег – и желания – выходя из дома, надевать на себя дыхательную маску ради фальшивой, отдающей старым камином «свежести». Не было охоты и у Виктора, а посему, вяло отмахнувшись от робкого предложения престарелой матери, что уже целыми днями не поднималась с постели, он нацепил на голову потертую отцовскую кепку и, сунув руки в карманы шитого-перешитого пальто, отправился на работу. Людской поток, непрерывно текущий по узкой грязной улочке – носящей крайне ироничное название «Рассветной» – легко подхватил его и без лишних вопросов поволок за собой, прочно зажав между потными, пахнущими застарелым потом телами таких же, как он, человекоподобных муравьев, вечно торопящихся к одним им известной цели. Виктор не смотрел по сторонам – опустив голову и ссутулив плечи, он переставлял ноги так быстро, как только ему позволяла толпа, останавливаясь вместе со всеми, когда дорогу ему преграждал поток машин, и вновь трогаясь с места, едва лишь загорался зеленый сигнал. Вместе со всеми он слегка покачивался, стоя на грязном полу метро и держась за засаленный поручень, равнодушно глядя, как за окном проносится знакомый с детства пейзаж. Вместе со всеми переходил с уровня на уровень этого бесконечного города-паутины, обдаваемый дымом, вонью и ядовитыми испарениями, но голову поднял лишь однажды – когда за два квартала до университета, по привычке, срезал дорогу через местный «парк» - полтора гектара более или менее свободной от застроек земли, в центре которой маслянисто поблескивал маленький – и мелкий – прудик. Пару лет назад на этом пруду еще росла какая-то ряска, а летом даже квакали лягушки, но потом где-то внизу прорвало какую-то старую трубу, и уже следующей весной из-под хрупкого грязного льда, на котором всю зиму расплывались тошнотворно желтые пятна, проступила вонючая жижа, в которой уже не то, что лягушки – комары жить отказывались. Теперь единственными заметными обитателями парка остались крысы – огромные и наглые, они совершенно не боялись людей, и порой, бывало, выхватывали недоеденные сухие завтраки прямо из рук прохожих, а заснувший под низким ржавым заборчиком пьяница рисковал проснуться с отгрызенным носом, ушами и еще какими-нибудь другими важными частями тела. Правительство города несколько раз пыталось провести глобальную зачистку от «паразитов», но всякий раз крысы оказывались хитрее, проворнее, а то и просто умнее одетых в защитные костюмы работников санэпидемических станций, и не проходило и пары месяцев, как новые полчища грызунов заполняли подземку и канализацию, роились в нескончаемых мусорных баках и выходили на промысел, снуя прямо под ногами у людей. Крысы еще на что-то надеялись… Верили ли они, что выживут в этом разрушающемся мире, или же просто, как и люди вокруг, до последнего цеплялись за свое существование, следуя единственной оставшейся им заповеди: «Ешь, или съедят тебя»?.. «Что-то меня на антропоморфизм пробило», - сам себе усмехнулся Виктор, шагая по растрескавшейся асфальтовой дорожке и глядя на все то же серое небо, отражавшееся в мутных лужицах – не так давно прошел очередной… нет, дождем бы он это не назвал. Скорее уж, как выразился один его коллега, «мочой, которой нас щедро поливают живущие на вершинах небоскребов бизнесморды»… Сэмми никогда не умел следить за языком, и если до поры до времени его спасал блестящий ум, то после того случая с ботинком, полным первосортного крысиного дерьма, которым он запустил в приехавшего на званый ужин видного политикана… - Но ты был прав, Сэм, - еле слышно усмехнулся Виктор, намеренно ступив прямо в воду, так, чтобы грязные брызги разлетелись во все стороны, - Черт меня побери, но до чего же ты был прав!.. – и, негромко вздохнув, он поднял взгляд, чтобы увидеть свое, если можно так выразиться, любимое место во всем городе – берег того самого прудика, мертвым оком пялившегося в это проклятое небо. Ну, по крайней мере, здесь не было этой приевшейся неонки – кто будет смотреть на полуобнаженных баб, стоя на берегу местной колбы с кислотой, в которой любой попадающий туда мусор растворялся всего за пару недель?! Горожане вообще недолюбливали этот пруд – он не зря носил прозвище Кладбищенского, говорили, что кое-кто из местных «авторитетов» топит в нем своих жертв. Живьем. Правда, сам Виктор в подобные сказки не очень-то верил, но вот нежелательных посетителей от пруда они всегда отпугивали. Ну, или почти всегда – ибо в тот день Виктор увидел на берегу девочку. Она стояла, облокотившись о каменные перила, и задумчиво смотрела вниз, на воду. Потертые джинсы, кеды на босу ногу и куртка-ветровка с натянутым на самые глаза капюшоном – типичный нескладный подросток, каких в этом городе миллионы – миллионы потерянных маленьких душ, что бродят по задним дворам, курят, пьют, принимают наркотики, воруют и убивают – а всем наплевать. Виктор и сам не раз видел этих забытых детей нового мира… черт, да он и сам вполне мог бы стать таким! Если бы не больная мать и вечная ее нужда в помощи сына… наверное, он бы сейчас с пеной у рта рылся на какой-нибудь свалке или грабил очередной захудалый магазин (из хорошего его бы выперла охрана!), чтобы собрать нужную сумму и получить от своего «покровителя» столь желанную дозу наркоты… Он невольно содрогнулся, словно от холода, после чего, еще плотнее запахнув полы пальто, встал неподалеку от девочки. Та бросила на него косой взгляд покрасневших, слезящихся глаз, после чего вновь посмотрела вниз, и, тоже наклонив голову, Виктор увидел плавающий у самых перил маленький – для плеера – компакт-диск. - Уронила? – негромко спросил он, и девочка, вздрогнув, посмотрела на него из-под спутанной розовой челки – видимо, не ожидала, что с ней заговорит незнакомец. Смысл вопроса она поняла чуть позже – и покачала головой. - Выбросила… Голос у нее был сиплый. - Зачем? - А вам-то какое дело? – устало. - Да, в общем-то, никакого, - пожав плечами, Виктор отвернулся. Девочка помолчала, но потом все же ответила: - Просто… надоело. - Понятно, - кивнул Виктор. Сам он уже давным-давно «забил» на прослушивание так называемой «современной музыки», ибо, как сказано было давным-давно, искусство является отражением эпохи, и нынешняя музыка имела привычку впадать в две крайности: либо это был тоскливый вой на тему потерянной любви, пропащей жизни и массовой импотенции, либо же – звериный рев о том, что жить надо, пока дают, что все мы тут скоро сдохнем, а посему стоит плюнуть миру в лицо, втоптать всех вокруг в грязь и… ну, продолжать не имеет смысла. От такого репертуара даже у далекого от музыки ученого начинала болеть голова, и старенькое радио, доставшееся им с матерью от прадедушки, пылилось где-то в дальнем углу, а пульт от телевизора был безнадежно утерян за диваном, и единственной «музыкой» в доме был немелодичный свист чайника да шум кондиционера у соседа. Иногда, правда, мама, вспоминая прошлое, что-то тихонько напевала себе под нос, но на все уговоры сына «прибавить громкость» необычайно смущалась и замолкала, так что сам Виктор помнил, от силы, песни две-три. Кроме, пожалуй… Хмыкнув, он сунул два пальца во внутренний карман пальто и, на ощупь отсортировав содержимое, осторожно вытянул полупрозрачный конвертик, размером в пол-ладони. «М-ру Кэри от А. Р.» - еще угадывались на пластиковой поверхности изящно вычерченные буквы, и, некоторое время подержав его в ладони, Виктор протянул конвертик девочке. - Вот… держи. Послушай это. - Что это? - Просто послушай, - настойчиво сказал он, - Здесь есть очень хорошие песни… думаю, они тебе понравятся. - Но мне нечем… - Считай, что это подарок. - Но как я?.. - Я же сказал – подарок! – он засмеялся – как будто залаяла простуженная собака, - Оставь себе. И, если когда-нибудь встретишь кого-нибудь, кому тоже не по душе будут нынешние песни – отдай диск ему, и скажи: «Vita brévis, ars lónga». - Вита… что? - «Vita brévis, ars lónga», - терпеливо повторил Виктор, - Давным-давно это сказал один врач и мыслитель… его звали Гиппократ. - Как таблетки? - Как таблетки. - «Vita brévis, ars lónga», - задумчиво повторила девочка, словно пробуя эти слова на вкус, - А что это значит? - «Жизнь коротка, искусство вечно». - Жизнь коротка… Искусство вечно. Он, наверное, очень мудрый был, да? - Наверное, да, - Виктор со вздохом запахнул пальто и выпрямился. - Тебе уже пора? - Да, я опаздываю на работу… - А где ты работаешь? - Вон там, - ткнул пальцем. - Та-ам?.. - Что ты так удивилась? - Ну… просто… - она скептически взглянула на его потертую одежду, а потом – на сияющий шпиль, возвышавшийся между окружавших его серых коробок зданий, точно стела из света. - Честное слово! Я бы даже к себе в лабораторию провел, чтобы ты во всем убедилась, но, боюсь, тебе там просто неинтересно будет. - А чем ты занимаешься? - Фитомодификацией. - Э… чем? – она явно не поняла, но, увидев, как он покосился в сторону выхода из парка, тут же спрятала диск под куртку и, торопливо отряхнув руки, добавила, - Если боишься опоздать, можем поговорить и на ходу. Что это такое – фито… как там дальше? - Фитомодификация, - подсказал Виктор, размашисто шагая по тропинке, пока его новая знакомая, подпрыгивая, старалась не отставать, - Раздел генной инженерии, занимающийся модификацией уже существующих видов растений для придания им свойств, необходимых для произрастания в крайне неблагоприятных условиях… - привычно начал он, по памяти зачитывая определение из справочника, но, заметив выражение на лице девочки, осекся, - В общем, выведение новых растений, которые смогут расти и на Земле, и на Марсе, и… короче, где угодно, где будет солнце, вода и какая-никакая почва. - А зачем это все? - Ну, как это – зачем? – Виктор даже удивился, - Ты на Марсе была? - Только на орбите… Нас всей школой туда возили. - И как тебе? - Не очень. - А ты представь теперь, как там будет неплохо, если мы выведем, скажем, черемшу или спаржу, устойчивую к пониженным температурам, кислородному голоданию, повышенному содержанию углекислоты и ядовитой почве. Засеем марсианские поля этими новыми, сверхнеприхотливыми растениями, и уже через несколько десятилетий – естественно, если мы не установим сберегающий купол – атмосфера начнет приближаться по составу к земной, обогатятся почвы, и люди наконец-то смогут выйти из своих бункеров без скафандров и полной грудью вдохнуть свежий марсианский воздух!.. Разве не здорово? - Здорово… наверное, - неуверенно ответила девочка, - Только вряд ли кто-то этим займется. Кому интересно, что людям будет проще работать? Главное, чтобы работали, и все. - Ну вот, - негромко сказал Виктор, - Ты сама ответила на свой вопрос. - Какой? - О том, почему я, - он полунасмешливо коснулся двумя пальцами козырька обтрепанной кепки, - и это, - он кивнул на сверкающее здание, словно бы светящееся изнутри, - Впрочем, ладно… - он бросил быстрый взгляд на часы, - Дальше я побегу, иначе точно не успею. Бывай, сестренка. Береги себя. - Я в центре самого большого города – что со мной может случиться?.. - Я не то имел в виду. Береги то, что у тебя здесь, - он осторожно положил ладонь ей на грудь, туда, где под отчетливо выступающими ребрами по-птичьи колотилось маленькое сердечко, - И слова Гиппократа помни… - «Vita brévis, ars lónga», - кивнула девочка. - Точно, - Виктор совсем по-мальчишески ей подмигнул. Как раз в этот момент пешеходный переход вспыхнул ярким неестественно-зеленым светом, и, мимоходом хлопнув свою нежданную незнакомку по плечу, он рысцой припустил вперед – благо, здесь народу было уже поменьше. - Доброе утро, мистер Рейнольдс, - привычно сказал он, подходя к пропускному пункту, и толстый охранник, на миг оторвавшись от портативного коммуникатора, окинул его цепким взглядом черных глаз. - Доброе, профессор, - несмотря на принадлежность к захудалой лаборатории, Виктор считался человеком весьма неглупым, и пользовался определенным уважением как среди коллег, так и меж «ненаучного» персонала, - Что-то вы сегодня припозднились. Проблемы?.. - Что вы, что вы, - Виктор улыбнулся как можно непринужденнее, торопливо прохлопывая карманы пальто в поисках идентификационной карты, - Просто возникли… э-э-э… непредвиденные обстоятельства! - Правда, что ли? – охранник обнажил в усмешке крупные белые зубы, особенно хорошо различимые на фоне темной кожи, - Непредвиденные обстоятельства, говорите? А, если не секрет – блондинка или брюнетка? - Розовая, - не моргнув, ответил Виктор. - Хм, - толстые губы поджались – Рейнольдс никогда не жаловал «узкоглазых», - Профессор, я не замечал за вами тяги к восточному… - Видно, гормоны шалят, - Виктор, наконец, нашарил в кармане прохладный пластиковый прямоугольник и, кое-как вытеребив его из накопившегося мусора, приложил к панели – та, мгновенно считав информацию, вспыхнула зеленым, - Весна, как-никак… Доброго дня, мистер Рейнольдс. - И вам того же, профессор, - Рейнольдс вновь уткнулся в свой коммуникатор, но через мгновение, словно только что вспомнив, добавил, - Да, кстати, вас тут разыскивал некий мрачный господин. В черном. - Вот как? – рука Виктора остановилась, так и не коснувшись кнопки вызова лифта. Краткое, но емкое определение охранника тут же сказало ему, что, во-первых, он понадобился кому-то высокопоставленному – иначе Рейнольдс не назвал бы незнакомца «господином», уполномоченному – иначе он бы его не впустил внутрь, и крайне важному – иначе едва ли охранник стал бы предупреждать о его визите. Возможные варианты того, кем может оказаться такой человек, навевали не самые приятные мысли, но Виктор заставил себя успокоиться. Все налоги он уплатил на прошлой неделе, отчет по работе лаборатории сдал вчера… так что скорее всего, «господин в черном» приперся по душу Сэма, но тут уж, извините, даже если бы и хотел, Виктор все равно не смог бы ему ничем помочь. Пронырливая крыса, Сэмми знал, на что шел, и не оставил после себя никаких зацепок, на связь со старыми друзьями не выходил, сообщений не присылал – пусть его мозг хоть на детекторе сканируют, но чего не знаешь, того не знаешь. - Спасибо, мистер Рейнольдс, - негромко поблагодарил он охранника, промолчав, быть может, с полминуты, вызывая лифт, - Я с этим разберусь. - Не сомневаюсь, - усмехнулся тот. К счастью, лифт не заставил себя долго ждать, и таким образом Виктор был избавлен от сомнительного удовольствия продолжать разговор. «Однако едва ли – от еще более сомнительной радости по поводу предстоящей встречи», - кисловато подумал он, выходя из лифта на минус пятом уровне – последнем из тех, докуда доходила шахта. Дальше пришлось идти по допотопной лестнице, которую Виктор, человек отнюдь не религиозный, всегда ассоциировал с дорогой в Ад. До минус шестнадцатого уровня – глубже были только подвалы, уже никакого отношения к науке не имеющие и про которые, как водится, ходило множество слухов, от поистине бредовых до вполне себе правдоподобных. Сам Виктор ни в те, ни в другие не верил, но никогда не отрицал, что эти темные сыроватые коридоры, едва освещенные люминесцентными огнями – самое место для зарождения всяческих историй, которыми впору пугать непослушных детей! «Надеюсь, мой гость не из пугливых, - подумал он не без тени юмора, - Не хотелось бы мне вытирать за ним, если внезапно погаснет свет или…» - Профессор Кэри, я так полагаю?

* * * * *

Мы лежали, распластавшись по полу, точно две огромные морские звезды… И наши сердца стучали, как бешеные, точно вот-вот готовясь пробить грудные клетки и выпрыгнуть наружу… Но в душах наших не было страха – лишь некое странное, щемящее чувство еле сдерживаемого восторга, подобного которому нам еще ни разу не доводилось испытывать… И когда, наконец, мы слегка повернули тяжеленные головы, чтобы встретиться друг с другом глазами… Медленно, очень медленно сели, не отводя взглядов… Откуда-то – мы сами не знали, откуда! – но мы поняли, что с этого дня и до скончания жизней нам уже никогда не стать прежними. Мы умерли и вновь воскресли. Мы уснули и проснулись заново. Наконец-то – после стольких лет! – мы обрели себя. И когда натужно скрипнула, открываясь, старая рассохшаяся дверь, рассыпая вокруг себя мельчайшие крупинки пыли и трухи… Когда нам в лица дохнуло свежей прохладой наступившего утра… Мы оба даже в некотором недоумении оглянулись назад, встретившись с чьими-то ясными темно-синими глазами. «Что вы делаете?» «What’re you doing?» Но, вне зависимости от того, как кто услышал этот простой вопрос – едва ли мы тогда были в состоянии на него ответить…

* * * * *

- Эй, Виктор! – раздался в наушниках насмешливый голос Саши, - Если пилот из тебя такой же, как наездник, то я просто-таки чертовски рада, что ты стал ученым! Ты бы испортил нам статистику по крушениям на ближайшие сто лет! «Небось, сама, когда впервые за штурвал села, тоже не сразу асом стала!» - мог бы огрызнуться в ответ новоявленный всадник, но, увы, для этого ему бы пришлось оторвать одну руку от шелковисто-гладких щупалец баньши, а, учитывая, насколько неуверенно он сидел «в седле», такой жест однозначно можно было приравнивать к поступку самоубийцы. Певунья, кажется, тоже чувствовала себя крайне неуютно, поднявшись так высоко, да еще и с непривычным грузом на спине, но она старалась изо всех сил, во всю ширь распластав свои многоцветные крылья и выбирая самые ровные и спокойные воздушные потоки, дабы ненароком не стряхнуть с себя своего перепуганного всадника. Внезапный толчок откуда-то сбоку заставил ее, поджав чувствительные перепонки крыльев, шарахнуться в сторону… как оказалось – совершенно зря, ибо в следующий миг мимо них, задорно стрекоча, пронесся знакомый «Самсон», и, на миг оторвавшись от какого-то черно-желтого пятнышка на затылке Певуньи, Виктор успел заметить стройную фигурку пилота – зажав штурвал между ногами, Саша состроила ему рожицу, после чего, перехватив управление, плавно вырулила вираж у самых верхушек деревьев и увела машину вверх, заставив зеленый океан под ними закачаться под порывами мощного ветра. Певунья недовольно вскрикнула, ощутив сбившийся рисунок воздушных течений, однако вековые инстинкты сделали свое дело – она сумела выправить полет до того, как ее размазало по ближайшей столовой горе, и, нырнув вниз, вскоре отыскала подходящий теплый столб, поднимающийся над спрятанным в гуще леса озерцом, дабы вновь набрать высоту. «Трудно, - пожаловалась она через нейросвязь, глядя, как легко кружит чуть поодаль сверкающая на солнце «черная птица», - Почему я так не могу?» «Наверное, я – плохой всадник». «Глупости. Ты – лучший!» «Тебе есть с кем сравнивать?» - он не смог удержаться от усмешки. «Мне и не нужно. Я просто знаю», - с убийственной честностью заявило это чудо без перьев, и Виктору осталось лишь еле заметно покачать головой. Ведь странное дело… он ей в самом деле верил. Всецело, полностью и без оглядки доверил свою жизнь и душу, да кому!.. «Кто такой «цыпленок»?» - с интересом спросила Певунья. Виктор невольно почувствовал, что краснеет, но, к счастью, объяснять ничего не пришлось – Саша, видимо, уставшая от их молчания, вновь повела машину «на таран», и тут уж было не до объяснений – удержаться бы в воздухе! На этот раз, правда, они справились лучше – кажется, Виктор, если можно так выразиться, постепенно начал «понимать коня», и, судя по всему, Певунья тоже это почувствовала – ее дерганные, неуверенные взмахи становились все более плавными, ритм дыхания выровнялся, а ее мысли и ощущения, передаваемые через нейросвязь, буквально заполонили разум всадника, полностью слившись с его собственными и окончательно стерев грань между тем, что называлось «ею» и тем, что было «им». Виктор чувствовал, как еле заметно трепещет под ударами встречного ветра упругая перепонка крыльев, как отвечают на эти касания тысячи нервных окончаний, рассеянных под поверхностью кожи, как просачиваются сквозь стрекозиные «перья» излишки воздушного потока – и Певунья под ним точно так же ощущала ловкие пальцы, сомкнувшиеся на щупальцах, длинные ноги, упирающиеся ей в основания крыльев, прищуренные глаза и белозубую ухмылку, расползшуюся по лицу ее всадника. Стремясь опробовать свои новые возможности, Виктор слегка наклонился вбок, передавая свое «желание» крыльям – и они тут же перекувырнулись в воздухе пологой спиралью, сложив крылья, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, но прежде чем гравитация успела потянуть их на землю – хлоп! – пестрые паруса вновь наполнились ветром, не потеряв при этом и фута высоты! Чувство эйфории все возрастало, их захлестывали эмоции, и когда, издав протяжный вопль в духе древних индейцев, Виктор послал их обоих в отвесное пике – он даже не подумал, что, ошибись они, по неопытности, всего на ничего – и прощай молодые годы, размазанные по ближайшей скале – но разве им было до этого дело?! Ведь они были свободны, свободны и бесстрашны, и, заметив вдалеке неподвижно зависшую в воздухе черную птицу, Виктору даже не пришлось объяснять свою задумку – они тут же рванулись навстречу, забавляясь над Сашей и ее машиной точно так же, как совсем недавно она забавлялась над ними, и лишь у самого лобового стекла, словно раздумав, шарахнулись в сторону, слегка мазнув по изумленному лицу Саши кончиками крыльев. - Ах, вы!.. – остаток фразы девушки заглушил дружный хохот, после чего «Самсон» бросился следом, и завязалась увлекательная погоня. Надо сказать, хоть баньши и не могут сравниться по скорости полета с винтокрылом – с разгоном у них туговато – но вот в пикировании легко вырываются за отпущенный им природой предел, обставляя чудо техногенной мысли по всем параметрам, так что ничего удивительного, что большую часть времени друзья состязались в скоростном падении, в перерывах выкручивая в воздухе всевозможные фигуры и непрерывно зубоскаля, когда им доводилось встречаться лицом к лицу. По мере того, как солнце поднималось все выше, облака тоже начали отдаляться от земли, и вскоре «Самсон» начал то и дело исчезать из поля зрения всадника и баньши, так же, как и они сами внезапно ныряли в густую белую пелену. Это придало их игре еще большую занимательность, превратив ее из салок в прятки, и, так как чувствительные уши Виктора мгновенно заложило от повышенной влажности, прятки почти честные – ведь каждый из игроков мог полагаться только на свои глаза, чтобы не прозевать проносящийся мимо винтокрыл или баньши, раззявившего зубастую пасть в беззвучном крике! И почему-то совсем, ну совсем в эту игру не вписался еле слышный щелчок – и напряженный голос в ухе Виктора: - Виктор… - Сдаешься? – ехидно спросил аватар, опередив девушку, и Певунья под ним издала смеющийся звук, напоминающий кудахтанье. - Нет, Виктор, я… - Тогда продолжим игру! Чур, ты догоняешь! - Да послушай меня! – кажется, она рассердилась, - Здесь есть кто-то еще! - Враги? – мгновенно насторожился тот, а баньши отреагировал тревожным шипением, - Ты разглядела, сколько их? Кто это? - Я не уверена… видела только одного… Может, это дикий баньши, но… - Выбираемся наверх, - безаппеляционно заявил Виктор, - Кто бы то ни был, лучше встретиться с ним в чистом небе. - Согласна, - отозвалась девушка, прерывая связь, хотя отсутствие щелчка подсказало, что переговорник отключать она не стала – на всякий случай. Виктор тоже не стал убирать руку с рации на шее, однако ничего странного ему заметить не удалось, и вскоре яркое солнце, выглянувшее из-за скалистого обрыва, заставило его прослезиться и затрясти головой, освобождая уши от лишней влаги. «Самсон» завис неподалеку, слегка прокручиваясь на месте, а сосредоточенный взгляд его пилота буквально пронизывал молочную дымку внизу. - Не появлялся? - Нет. Но я точно что-то видела! - Меня куда больше интересует, что именно. - Вроде бы баньши… Но я видела мельком, могла ошибиться. - Думаешь, один из аборигенов? - Может быть. Но разве они летают поодиночке? - А с чего ты меня взялась спрашивать? – фыркнул Виктор, - Это ты у дока выясняй, она у нас специалист по местному населению… Как тебе идея оставить все, как есть, и свалить куда подальше? - Не против, - Саша все еще исследовала небо под ними, - Вряд ли он, конечно, решится напасть на нас в одиночку, но… - Но рисковать нечего, - заметил тот, невольно досадуя на неизвестного чужака, что, говоря по-городскому, «взял и обломал весь кайф». От былой эйфории не осталось и следа, тело наливалось непрошеной усталостью, болела потянутая во время особенно эффектного переворота перепонка… В общем, настроение стремительно опустилось к нижней отметке, и, когда Саша развернула машину и направила ее в сторону Лагуны, Виктор и Певунья поплелись в хвосте, постепенно вынырнув из своего «слияния» и полностью ощутив себя в своих телах, так что почти всю дорогу раздраженный ученый что-то невнятно бурчал под нос, явно кого-то ругая, а вот Певунья, более привычная к лесной жизни, то и дело оглядывалась, и посему появление на периферии быстро движущейся тени, почти мгновенно спрятавшейся за ближайшей скалой, незамеченным не прошло. «Виктор…» «Видел, - тот мгновенно позабыл про свои словесные изыски, тревожно оглянувшись через плечо, - Думаешь, тот самый?» «Больше некому. И он один». «Это неплохо. С одним справимся…» Саша? - Что? Кого-то заметили? - Да. Кажется, наш крылатый друг решил за нами проследить. Что ты на это скажешь? Ответ девушки переводу не подлежал. - Ясно, - усмехнулся аватар, - Есть предложения, или пусть следит? - Ну уж нет, - решительно ответила Саша, - Хватит с меня этих подглядываний… Где он сейчас? - Метрах в трехстах позади. - Хм, - Саша цепко осмотрела раскинувшиеся под ними скалы, - Будь ты со мной, я бы могла попытаться уйти… - Даже не думай. Певунью я не брошу! - … но, так как сейчас это невозможно, - невозмутимо закончила девушка, - то предлагаю развернуться. - Что?.. - Говорю, развернуться. - А что мешало сделать это раньше?! - Раньше я не знала, сколько их, - спокойно ответила пилот, - Не хотелось бы внезапно столкнуться с целой охотничьей группой и потерпеть незапланированное крушение… Вредит личной характеристике, знаешь ли. Так что, готов? - Певунье это не по душе, - на всякий случай предупредил Виктор, и баньши под ним испустил тревожную трель. Ей вообще претила возможность встречи с соплеменником, и она хотела лишь одного – улететь отсюда, и побыстрее. - Насколько сильно не по душе? – уточнила Саша. - Довольно-таки. Кажется, ее пугает этот незнакомый баньши. - Справиться сможешь? Или можешь перелезать ко мне в «Самсон», если… - и тут девушка, прервавшись, засмеялась, потому что Певунья издала хрипящий звук, что в оригинале должен был звучать трубным кличем, и резко дернулась в сторону, держась от винтокрыла на приличном расстоянии. - Кажется, такой вариант нравится ей еще меньше, - прокомментировала маневр Саша, пока Виктор отчаянно пытался не грохнуться вниз, - Так что давайте присядем где-нибудь здесь и подождем, пока он нас догонит. - Ты предлагаешь ждать?.. - А что ж мне, казенное горючее задарма сжигать? – фыркнула девушка, - Ну уж нет, я свою машинку поберегу, а этот бестолковый, если уж так жаждет с нами пообщаться, может и так нас найти! – после чего она подлетела к одной из лиан, переброшенных со скалы на скалу, что по толщине не уступала оживленному проспекту где-нибудь в самом центре мегаполиса. Немного сбавив обороты, Саша осторожно опустила «Самсон» на эту импровизированную взлетно-посадочную полосу, в любой момент готовясь поднять машину в воздух, но она могла бы и не переживать – толстенный канат, сплетенный из древних растений и обломков камней, даже не подумал рваться под какими-то там тремя тоннами металлолома, и Саша со спокойной совестью убавила мощность, давая отдых мотору. Чуть погодя, захлопав крыльями, неподалеку плюхнулась… попыталась плюхнуться Певунья, однако слегка промахнулась, посему вынуждена была, под негромкую ругань Виктора, снова зайти на посадку, уже с большим успехом. Впрочем, Саша не стала ехидничать, даже когда Виктор, охая, буквально свалился с шеи своего баньши, потирая затекшую шею. Несколько часов, согнувшись на сильном ветру – это, поверьте мне, не шутки! - Эй, Виктор… - Ну что еще? – не без раздражения откликнулся тот, пытаясь привести себя в приличный вид, но Саша в ответ лишь мотнула головой, и, глянув в ту сторону, он не без труда заметил крестовидный силуэт из знакомого незнакомца. Кажется, На'Ви не особо удивился, когда заметил всю их компанию, и не бросился наутек, как они втайне надеялись – его баньши без лишней спешки сокращал разделяющее их расстояние, даже не думая никуда поворачивать, и по мере того, как его широкие оранжево-коричневые крылья становились все ближе, Певунья все плотнее и плотнее прижималась к их древесной опоре, а в ее огромных золотых глазах плескался ужас… …ведь она помнила эти крылья. Рывок! Удар! Влажный хруст костей! И что-то теплое, солоноватое, стекающее по ее носу и заливающее глаза… Мама. «Певунья! – Виктор бросился к ней и обхватил за шею, - Это не он, слышишь? Не он! Он бы не смог! Он бы никогда не убил твою маму! Это другой!» Огромные глаза на мгновение закрылись веками, после чего вновь раскрылись и посмотрели на аватара с легким недоумением, как будто не узнавая. «Это я, Певунья. Я. Не волнуйся, я рядом. Все будет хорошо, слышишь?» «Слышу… тебя», - баньши ответила неровно, ее мысли подергивались пеленой, однако через мгновение она, испуганно квакнув, отшатнулась прочь, едва не свалившись с лианы, когда буквально из-под них, свернув на солнце прозрачными «перьями», вынырнул незнакомый баньши, описавший плавную арку и вновь нырнувший вниз, в глубокую тень, показавшись на глаза уже чуть поодаль, где тут же начал выкручивать в воздухе длинную вертикальную спираль. «Что это он делает?» - в некотором недоумении спросила Певунья, наблюдая за красивыми, отточенными движениями незнакомца, что, едва закончив свою спираль, тут же начал выписывать бесконечные петли, такие легкие и воздушные, что казалось – да над ним совсем не властна гравитация! «Я… не уверен, но мне кажется, что он…» «Приглашает поиграть?!» - хором сказали все трое, причем – в полном изумлении, а Саша еще и добавила кое-что сквозь зубы, явно не найдя более мягкого определения своим чувствам. «И… что будем делать?» - осторожно спросил Виктор, но Певунья уже не слушала – сместившись на край лианы, она внимательно наблюдала за незнакомым баньши, слегка поворачивая голову так, чтобы постоянно держать его в поле зрения. Первоначальный страх уступил место любопытству, и кончик ее хвоста еле заметно подергивался, выдавая охватившее ее напряжение… ничего подобного она еще в жизни не испытывала, и, оглянувшись на своего всадника, издала неуверенный, какой-то жалостный звук, явно не понимая, что же ей делать. «А что тут думать? – Виктор улыбнулся, - Ты ведь сама знаешь, чего хочешь, Певунья. Так вперед! Лети!» «Но я… никогда… я не знаю… Виктор!» «Все когда-нибудь приходится делать в первый раз, - назидательным тоном откликнулся тот, - Давай, подруга, не тяни! Или ты думаешь, что нам с тобой не по плечу парочка выкрутасов?» «Еще чего!» - фыркнула та. «Тогда я абсолютно не понимаю, с чего это ты хвост поджала. Вперед!» «Слушаюсь!» - весело откликнулась Певунья и, оттолкнувшись, прыгнула вниз, уже в воздухе распахнув крылья и мгновенно, безо всяких предисловий, подхватив ту самую спираль, которую сейчас выкручивал на своем баньши этот странный На'Ви. К тому времени, как к ним присоединилась Саша, они уже успели подняться высоко над скалами, где был простор для полета, и Певунья без особых возражений пристроилась крылом к крылу незнакомого баньши. Тот заинтересованно косился на нее, а его всадник, тонкий стройный На'Ви, не менее пристально изучал Виктора своими кошачьими глазами. После минут десяти взаимных переглядываний Саша, наконец, не выдержала, и, крикнув прямо в ухо своему другу: «Догоняй!» - нырнула в густое облако прямо под ними. Оба наездника тут же послали своих летунов за ней, так что вскоре завязалась новая игра в «салочки», причем под конец ее незнакомый всадник уже не стеснялся весело хохотать, когда Виктор «салил» его преувеличенно громким «пиф-паф», дублируя слова наставленным на На'Ви пальцем, а уж Саша и вовсе не обременяла себя всякими там условностями, веселясь, точно девчонка, пока два баньши, мало что языки из пастей не высунув, пытались поймать ее «Самсон» за хвост! К счастью, до заката оставалось не так уж много, иначе, в конце концов, Певунья и тот, второй баньши просто бы свалились наземь, не желая признавать себя побежденными, а так право завершить игру выпало Саше, которой не очень-то хотелось вести винтокрыл на базу в кромешной тьме, так что, с помощью жестов растолковав На'Ви, что время позднее, она добилась его согласного кивка и – что еще страннее – дружеского взмаха рукой, после чего он и его баньши, «попрощавшийся» гортанным воплем (Певунья в ответ лишь что-то устало прошипела), неспешно заскользили куда-то прочь, навстречу закату, и вскоре окончательно растворились в надвигающихся сумерках. «Его крылья пылают закатом». «Что?» - Виктор в невольном недоумении посмотрел на Певунью, и та терпеливо повторила свою мысль. «Крылья. Его крылья похожи на закат». «Выходит, ты больше его не боишься?..» «Нет. Почти». «Уже неплохо», - кивнул Виктор, однако следующая мысль Певуньи его порядком огорошила. «В следующий раз бояться буду меньше». «В следующий раз?..» «Мы еще встретимся, - спокойно восприняла его тон баньши, - Скоро». «А ты-то откуда знаешь?» «Чувствую», - кажется, яснее она ответить не могла, ограничившись какими-то смазанными ощущениями, так что Виктору пришлось удовольствоваться этим, к тому же, милую беседу прервала Саша, поинтересовавшаяся, не собираются ли они спать под открытым небом. По немому соглашению троица решила о новом знакомстве не заговаривать, однако на следующий день Виктор, что проснулся раньше обычного и, подпрыгивая от холодных прикосновений тянущегося по земле ветерка, спустился к реке умываться, мало что не свалился вниз, разглядев в мутной воде отражение долговязого хвостатого парня, сидевшего на толстенной ветке над их лагерем. Лука в его руках, к счастью, не оказалось, и наш герой позволил себе немного успокоиться, хотя сердце по-прежнему отбивало бешеный ритм – он не понаслышке знал, что и без оружия в руках воин-На'Ви – страшный противник. Гибкий, как кошка, ловкий, как обезьяна, живучий, как клубок гадюк! Не раз и не два солдаты, возвращавшиеся с особо опасных заданий, рассказывали, что пули, выпущенные прямо в грудь «этим синим уродам» рикошетили от самой обычной кости так, словно под кожей у них были бронежилеты, и любой, даже самый субтильно выглядящий На'Ви оказывался вполне в состоянии зашвырнуть далеко в кусты полностью экипированного бойца из «секов», то есть центнер с лишком веса! Ничего удивительного, что последние аборигенов терпеть не могли, распиная их на все корки, однако Виктор себя к солдатам никогда не причислял, и посему не считал нужным «следовать течениям» – закончив водные процедуры, он вполне спокойно поднялся обратно в лагерь, на ходу вытираясь полотенцем, и лишь оказавшись у той самой ветки, поднял голову и встретился взглядом с двумя огромными золотистыми глазами. - Может, спустишься? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно дружелюбнее, - А то, наверное, неудобно сидеть там, наверху? На'Ви не ответил, лишь склонил голову набок, став еще больше похожим на какое-то хищное животное. Он сидел на корточках, без труда сохраняя равновесие на высоте двадцати метров, и единственным, что свидетельствовало об охватившем его напряжении, был хвост, нервно подергивающийся из стороны в сторону и целыми пригоршнями стряхивающий наземь холодную росу. Простояв так пару минут, Виктор почувствовал, что у него начинают неметь ноги, не привыкшие к прогулкам босиком, и, мысленно махнув на странного парня рукой, он торопливо взбежал по лестнице – естественно, глядя при этом под ноги, чтобы не поскользнуться или, еще лучше, не наступить на какую-нибудь местную живность – а посему чуть не навернулся, когда, уже у самой двери вскинув голову, встретился лицом к лицу с инопланетянином, ловко «оседлавшим» перекладину перил. - Э… это ты… как… вообще… сумел?.. – на пару мгновений Виктор попросту в осадок выпал, переводя взгляд с прежней дисклокации На'Ви на него самого и обратно. На глазок между точкой А и точкой Б – не меньше тридцати метров по прямой, учитывая высоту и прочее… тогда каким же таким образом эта синяя макака умудрилась сюда добраться, причем так, что он этого не заметил?! Кажется, На'Ви понял причину охватившего его недоумения, но выдавать свои секреты не спешил, ограничившись смешинкой в глазах и двойным рядом белоснежных зубов, которые он не замедлил продемонстрировать. Виктору осталось лишь слегка неуверенно улыбнуться в ответ, после чего, тряхнув головой, он открыл дверь и сделал приглашающий жест. - Ну… типа заходи, что ли? На'Ви понял – во всяком случае, на пару мгновений прикрыл глаза, после чего каким-то текучим движением спустился на пол и зашел внутрь… однако почти тут же застыл, как каменный, будто на стену налетев, и, заглянув ему через плечо, Виктор понял, почему. Видимо, Саша услышала, по меньшей мере, окончание их беседы, поэтому любимого пистолета в ее руке не оказалось, но и без этого вид у девушки был не особо дружелюбный – сев на своей лежанке, она молча смотрела на На'Ви, и таким был ее совершенно не сонный взгляд… - Саша, ты уже проснулась? – разрядил обстановку преувеличенно бодрый голос Виктора, - Тогда знакомься… э-э, тебя как зовут, парень? Тот чуть недоуменно на него посмотрел. - Имя, имя у тебя есть? – повторил Виктор, - Ну… я – Виктор, - он коснулся своей груди, - А это – Саша, - указал он на девушку, - А ты кто? На этот раз он понял – как-то странно дернув ухом, на одном дыхании оттарабанил какую-то чушь на своем высоком, певучем языке. На этот раз даже Саша улыбнулась, глядя на ошарашенное лицо Виктора, и, кажется, это привело его в чувство – выдохнув сквозь зубы что-то не слишком вежливое, он спросил: - А… покороче имя у тебя есть? Ну… как бы это… - он свел свои ладони ближе, - Короткое имя? На'Ви улыбнулся. И просто сказал: - Ва'ру. - Ва-ру? – на всякий случай уточнил Виктор, все еще ожидая подвоха, но На'Ви только кивнул в ответ, и, широко улыбнувшись, Виктор протянул ему руку, - Рад с тобой познакомиться, Ва'ру! На'Ви некоторое время разглядывал его ладонь, словно гадая, что с ней делать, но потом сообразил – улыбнувшись, он коснулся одной рукой лба, после чего выбросил ее в сторону Виктора, мало что не коснувшись его пальцами. - Это он типа с тобой поздоровался? – спросила Саша, наблюдавшая за межрасовым контактом с еле заметной усмешкой. - Вроде как. Ты же знаешь, я в тутошних обычаях не силен, - Виктор тем временем уже направился на «кухню», в которую они превратили отгороженный от внешнего мира закуток дома, - Завтракать будешь? - Да, только готовить буду сама! – Саша мгновенно откинула одеяло и, ничуть не смущаясь своей растянутой футболки, что ей заменяла ночную рубашку, зашлепала к печке, - Иди, иди! Твое дело – гостей развлекать, вот и займись! - Саша, ну, может, я все-таки хоть помогу… ай! - Иди. Отсюда, - медленно, чуть ли не по слогам сказала девушка, накручивая на кулак полотенце, сдернутое с шеи Виктора, которым она уже успела съездить ему по носу, - Вот вернешься на Землю – корми своей переперченной солянкой кого хочешь, но, пока у нас в распоряжении есть нормальные продукты – готовить буду я, так что проваливай, - и она слегка подтолкнула его в спину, как бы ненастойчиво выпроваживая со своей территории. К чести Виктора, тот еще немного посопротивлялся, уверяя, что в растениях он всяко разбирается лучше ее, но не прокатило – Саша уже застучала тарелками, явно намекая, что справится сама, и, вздохнув, Виктор вернулся. Попутно отметив, что оставил почти незнакомого На'Ви без присмотра в комнате… ну, вернее сказать, почти без присмотра, но Певунья сладко почивала в углу, и не думая просыпаться, даже когда всадник присел рядом и дружески ее погладил. В ответ она лишь чуть слышно заурчала, выгибаясь под чуткими пальцами, и Виктор с улыбкой ласкал ее шелковистую кожу, пока одно из щупалец не обвилось вокруг его косы, и сонные желтые глаза не приоткрылись, одновременно с тепло-добродушной мыслью: «Виктор». «Доброе утро, спящая красавица, - он похлопал ее по плечу, - Давай, вставай. Скоро завтрак… и у нас, между прочим, гость». «Гость? – баньши слегка удивилась, приподнявшись на сгибах крыльев, - Какой?..» - но тут ее взгляд натолкнулся на внимательно наблюдавшего за этим действием Ва'ру, и сон слетел с нее, как по мановению волшебной палочки – она мало что не споткнулась, вскакивая и во все глаза уставившись на На'Ви. Тот отнесся к этому спокойно, лишь слегка отвел взгляд, и Певунья чуть повернула голову боком, внимательно его разглядывая. «Тот самый, - заметила она, - Пришел поиграть?» «Думаю, да, - улыбнулся Виктор, - Но сначала – завтрак». «Это хорошо», - при мысли о еде Певунья буквально завалила его ощущением голода, заставившим желудок Виктора съежиться и забурчать, так что ему осталось только засмеяться. Минут через десять по дому начали расползаться аппетитные запахи, учуяв которые, приступ усиленного слюноотделения ощутили уже все, и даже у Ва'ру, хоть он и старался выглядеть спокойным, шевелились ноздри и беспокойно подергивался хвост. Наведавшегося на кухню Виктора, жалобно поинтересовавшегося, когда их будут кормить, выперли с треском, но перед этим вручили стопку пластиковых тарелок с пожеланием найти какую-нибудь ровную поверхность – которая обнаружилась в соседней комнате, в виде полупрозрачного столика, наполовину заваленного всяким хламом. Что ж, пол после «уборки» чище не стал, и, кое-как распихав мусор по углам, Виктор, рукавом стерев со стола остатки пыли, принялся за сервировку. Едва успел – сосредоточенная на том, чтобы не расплескать получившееся варево по всему дому, Саша почти не смотрела вперед, так что, учитывая, что стол имел солидные габариты, Виктору пришлось самому возносить скромненькую такую кастрюльку, объемом литров двадцать, на высоту человеческого роста, после чего подсаживать саму раскрасневшуюся повариху на такой удобный широкий подоконник, ибо, как он ни искал, а только стульев в обозримой близости, увы, не оказалось. - Ну, чего стоишь? – оглянулся он на Ва'ру, что не без любопытства наблюдал за всем действом, - Подходи уже, пока не остыло! – и, принюхавшись к поднимавшемуся над кастрюлей пару, он заметил, - Саша, да ты волшебница! - Стараюсь помаленьку, - скромно ответила та, хотя ей, разумеется, было приятно. Конечно, пришлось долго объяснять Ва'ру, как пользоваться вилкой, но, вволю наобжигавшись, тот понял, в чем смысл, и за милую душу умял две с половиной миски, не попросив добавки лишь потому, что, судя по всему, просто не влезло. Оставшаяся в кастрюле «мясоовощная тушенка», как выразилась Саша, досталась Певунье, и хотя та едва ли разделила восторг На'Ви по поводу этого блюда, тем не менее, съела все дочиста, признав, что это весьма вкусно, хоть и странно – как будто у них мало мяса, чтобы его еще и травой разбавлять! Грязную кастрюлю вызвался вымыть Виктор, но с ним увязался и Ва'ру, так что с обрыва они спустились без приключений, и потом еще некоторое время стояли на берегу, наблюдая за целой стайкой мальков, выхватывающих из воды кусочки еды. К тому времени, как они вернулись и устроили кастрюлю сохнуть, Певунья уже успела разлечься на одном из балкончиков, довольно подставив сытое брюшко выглядывающим из-за листвяного полога солнечным лучам, а Саша, одевшись и вооружившись инструментами, полезла копаться в своей «птичке», которая, по ее словам, «вчера совсем не так тарахтела, как обычно». На'Ви же и аватару осталось лишь присесть неподалеку – Ва'ру, как обычно, на корточки, а Виктор примостился на деревянную оградку, пронзительно заскрипевшую, но все же не провалившуюся под его весом, где они стали выяснять пределы, отмеренные им крайне скудными познаниями Ва'ру в английском и еще более скудными – Виктора в на'ви, ибо все экспресс-курсы по изучению инопланетного языка он благополучно прогулял, помогая матери с переездом на новую квартиру сотрудника RDA, и теперь вовсю напрягал воображение, пытаясь доступно растолковать даже самые простые вещи. Процесс слегка сдвинулся с мертвой точки, когда к нему подключилась пропахшая моторной жидкостью Саша, и, в результате опроса «треугольником», уже к полудню они, пользуясь лишь мимикой, жестами и отдельными словами, сумели выяснить, что Ва'ру – охотник, но не член своего клана (Виктор мало что голову себе не сломал, пытаясь понять, в чем тут разница), что отправился, как он сам выразился, «искать себя», и уже третий день не был дома. На вопрос, почему он ушел странствовать, На'Ви внезапно запунцовел, став мало что не фиолетовым, и вопрос был благополучно замят. Сам же Ва'ру преизрядно интересовался, с чего это двое Небесных людей живут как На'Ви, а не в своем сером лагере, после чего Саше и Виктору пришлось еще полчаса рассказывать свою историю. Услышав о том, как Саша лечила Певунью, Ва'ру чрезвычайно оживился, уже не сводя с девушки внимательных глаз, и под конец осторожно поинтересовался, сможет ли она помочь ребенку. - Я… слышать… - сказал он, используя лишь всем понятные жесты, - вы… - тут он слегка замялся, сосредоточенно перебирая руками, словно пытаясь что-то слепить из воздуха, - делать… удивительные вещи. - Ну, чудеса мы, конечно, не творим, - засмеялась Саша, - но попробовать можно. Что случилось? Дальнейшее действо можно было описать как «театр в миниатюре», ибо такого полета фантазии Пандора явно еще не видела. В конце концов Ва'ру просто вскочил, как ошпаренный, и бросился в дом. Чуть погодя там раздался страшенный грохот, но, прежде чем Певунья успела от испуга свалиться наземь, а Виктор с Сашей – переполошиться, На'Ви вернулся, волоча за собой… доску для письма! Как он ее умудрился отыскать – вопрос особый, но, что еще удивительнее, он точно знал, для чего она – в свободной руке у него был обломок мелка. После этого процесс дознания пошел куда быстрее – рисовал туземец просто здорово, дополняя рисунки крайне эмоциональными жестикуляциями, так что под конец между ним и Сашей развязался крайне напряженный «диалог», и мелок крошился и скрипел, пока то девушка, то парень исчеркивали доску вдоль и поперек, при этом то и дело срываясь на обычную речь, пока, наконец, после довольно емкого ругательства, Саша не откинулась назад, прикрыв глаза рукой. - Ну, что там? – осторожно поинтересовался Виктор, во время «медицинской консультации» боявшийся даже рот раскрыть. - Дрянь, откровенно говоря, - буркнула девушка, не отнимая руки. - Что, все настолько плохо?.. - Камун, один из молодых учеников, возвращался домой во время грозы и попал под рухнувшее дерево… ему перебило обе ноги, - глуховато ответила Саша и наконец посмотрела на него почти черными глазами, - Соплеменники пытались вытащить его, но без толку – то ли дерево слишком тяжелое, то ли что, но они просто не могут его сдвинуть – стоит им начать его шевелить, как мальчик буквально захлебывается от боли… они боятся, что сердце не выдержит. И так он мучается уже третий день, представляешь? Третий день!.. Че-е-ерт… - Думаешь лететь? - Я не думаю, а знаю, что ночью я ничегошеньки не смогу поделать, хоть ты тресни! К тому же, мне нужны кое-какие лекарства, инструменты… да хотя бы простейший сканер, и то бы не отказалась! Короче, - она наконец-то поднялась, торопливо отряхивая комбинезон, - я на базу. - А вернешься когда? - Когда смогу, - судя по ее нахмуренным бровям, она не шутила, - Придется придумать какую-нибудь сказочку для наших друзей… согласишься в их глазах побыть растяпой и неудачником, умудрившимся угробить себе руку? - Да все что хочешь. Можно даже ногу. - Хромоту сложнее скрывать. А впрочем, ладно… - и, повернувшись к Ва'ру, что молча следил за их диалогом, она медленно кивнула. Глаза На'Ви на несколько мгновений закрылись, и его лицо отразило такое нескрываемое облегчение, что, право, Виктору даже немного стыдно стало, что он не может ничем помочь, после чего охотник вновь посмотрел на девушку с огромным уважением, и глаза его сияли, отражая разреженный солнечный свет. - Ирайо, - прошептал он одними губами, после чего, в результате еще одной игры в ребусы, растолковал, что сегодня ночью отправится домой и предупредит соплеменников об их завтрашнем прибытии. - Да уж пожалуйста, - фыркнула Саша, - А то подстрелят невзначай, объясняйся потом перед начальством, какого хрена я позабыла в тех краях… Да, кстати – одна я не справлюсь. Ну-ка, дай, - и, отняв у него доску, она поспешно нарисовала несколько условных фигурок с хвостами, ткнула в Ва'ру, затем нарисовала восходящее солнце, - Уяснил? Чтобы завтра не один пришел! Кажется, На'Ви понял – во всяком случае, он уточнил, скольких именно воинов нужно привести. Саша в ответ лишь плечами пожала – скольких сможешь! – но намекнула, что неплохо бы захватить еще и веревки. Сойдясь на этом, они расстались – Саша, на прощание кивнув, направилась к своему винтокрылу, Ва'ру, как кошка, залез на ближайшее дерево и через несколько минут верхом на своем баньши взвился в небо, а Виктор с тихим вздохом сполз к основанию деревянного столбика, на котором сидел, и, закинув руки за голову, задумчиво уставился куда-то ввысь. Через несколько минут рокот «Самсона» стих вдали, и к своему всаднику, переваливаясь с боку на бок, подошла Певунья. «Ты расстроился, - заявила она, едва коснувшись его щупальцем, и его буквально окатило волной беспокойства, охватившей ее сердце, - Почему?» «С чего ты взяла, что я расстроен? – он постарался, чтобы «голос» его звучал непринужденно, и даже плечами пожал, - Ничуть». «Лжешь, - она сказала это без злобы и без обиды – просто констатировала факт, - Ты расстроился, когда Ва'ру и Саша начали разговор, и когда они улетели… Они тебя обидели, Виктор?» «Нет, конечно!» «Тогда почему?» «Просто… а, да ты не поймешь». «Ты попробуй, - она заглянула ему в глаза, - А я постараюсь». «Да просто… ну… ну как тебе сказать?! – он как-то странно всплеснул руками, - Просто… чувствую… что я совершенно бесполезен!» «Еще чего! – она фыркнула, - Покажи мне того, кто сказал подобную чушь, и я ему голову откушу!» «Что ж, кусай, - в его глазах проскользнула смешинка, - Вот он я». «Балда, - она оскалилась, - Просто – балда! Ты не бесполезен, Виктор!» «Правда?» - он невольно усмехнулся, глядя на ее дергающийся хвост. «Да! Ты… ты… без тебя бы все не так было!» «И чем же я, позволь, могу быть полезен?..» «А… а… а вот этим!» - и, внезапно разорвав связь – да так, что они оба вздрогнули! – Певунья заторопилась к дому. Виктор проводил ее слегка недоуменным взглядом, не вполне понимая, к чему она клонит, но потом в его взгляде появилось осознание, а там – и откровенная смешинка, особенно когда баньши, привстав на задние крылья, ловко сдернула с деревянного столбика сохнущий там огромный сачок для рыбы. Это примитивное на вид приспособление, на самом деле, оказалось на редкость эффективным в пандорианских реках, где рыба, в самом прямом смысле, ходила косяками – лови, не хочу, и даже Виктор, что считал себя откровенно криворуким во всякого рода подобных штучках, признавал, что он отнюдь не безнадежен, коли уж за несколько минут способен досыта накормить совсем не маленького баньши! Вот и сейчас, с улыбкой приняв у Певуньи свой «рабочий инструмент», он закинул его на плечо и, посвистывая, направился к реке, вокруг которой уже начали потихоньку «оживать» заросли перистого папоротника, тут же расцветившего лишенную солнечного света зелень призрачным индигово-синим и пурпурным сиянием. Внезапная вспышка где-то на периферии привлекла его внимание, но, как оказалось, это всего лишь Певунья, как обычно, решила последовать за своим всадником, и, так как каменистая тропа была слишком узкой для нее, она решила не мучить себя, а спуститься «на лифте» - то есть по склону, с трудом балансируя крыльями и распугивая разнообразную живность, в том числе и молодого шестинога, на которого она мало не наступила – парнокопытный унесся так, словно ему прижгли хвост. Презрительно фыркнув вслед качающимся листьям, молодая баньши аккуратно сползла к самой воде, по-кошачьи подобрав под себя все конечности и с интересом уставившись на слабо мерцающую мутную воду, в которой время от времени вспыхивали яркие огоньки – на промысел вышла рыбная братия. Виктор только хмыкнул – по его глубокому убеждению, баньши плохо были приспособлены для бережной ловли, а летать и на бреющем полете выхватывать из воды добычу Певунье не позволяли плотно стоявшие стволы деревьев и весьма внушительный размах крыльев, так что, после нескольких громких – и бесполезных – «плюхов», он пригрозил ей, что она останется без рыбки, если и дальше будет так шуметь. Подействовало – с того вечера Певунья вела себя тише мыши, ограничиваясь исключительно наблюдением, так что, закатав штанины, Виктор со спокойной душой полез в воду. Охотиться ночью, да еще и в такой луже, какой являлась местная речушка (с какого такого перепугу это место получило прозвание «Голубой Лагуны»?..) – занятие может показаться довольно сложным, но на самом деле ничего сверхтрудного здесь нет, и уже через несколько минут первая, похожая на стройную акулу рыбина забилась на берегу, шлепая плоским хвостом о камни, пока Певунья парой прыжков не настигла ее и, подкинув кверху, не отправила прямиком в глотку. Вместе с зубами и панцирем – та даже вякнуть не успела, но скучала в одиночестве недолго, и вот уже баньши, подпрыгивая от удовольствия, заторопилась за следующей жертвой сачка, падение которой наземь засвидетельствовал огромный куст геликорадиана, с утробным «фу-у-уп!» спрятавшийся в свою трубочку. Как это обычно бывало, удача не продлилась долго – уже минут через десять рыбы стали намеренно обходить этот участок реки, словно натыкаясь на какую-то невидимую стену, и, в последний раз, для очистки совести, прошуршав по прибрежным корягам, мокрый и усталый, но довольный аватар выкарабкался на берег. «Ну как рыбка? – поинтересовался он, присев рядом с баньши. Та не стала отвечать – просто зажмурила глаза и издала нежный, курлыкающий звук, так что Виктору осталось только улыбнуться, - А знаешь, все-таки странно, - он оглянулся на тихую реку, в которой уже начали вновь появляться живые огоньки, - как только эти водоплавающие узнают, что я рядом? Десять минут – и словно все вымерли, ни одна носа не кажет!» «Они узнают, что ты рядом, - Певунья чуть слышно засмеялась, - Те, кто уплывают от тебя. Они говорят другим, чтобы они держались подальше». «Говорят?..» «Мать соединяет всех нас, Виктор, - она внимательно посмотрела на него – она всегда так делала, когда хотела сказать что-то важное, - То, что знает один, знают и все остальные. Вот что такое то, что ты зовешь «Эйвой»». «Эйва? – Виктор слегка нахмурился, - Я думал, это всего лишь какая-то первобытная богиня… вроде Геи у древних греков или Кибелы…» «Нет, - кажется, она снова «прочла» то, что он еще даже не успел подумать, - Не так. Эйвы нет без нас, так же, как нас нет без нее. Ты – Эйва. Я – Эйва. Все мы – Эйва, и Эйва – в нас. Все мыслящее в этом мире – это и есть Эйва! Мы и Эйва – это одно и то же! Понимаешь, Виктор?..» Он посмотрел в ее светящиеся глаза, полные надежды. Он бы хотел соврать, но не смог этого сделать. «Нет… прости». «Ничего, - она ласково заурчала, - Ты поймешь». «Не уверен, - вздохнул он, - Меня… этому не учили, Певунья». «А этому невозможно научить, - она снова «засмеялась», прикрыв глаза и откинув голову назад, - Но ты поймешь. Обязательно. Ты – мой брат, Виктор. Ты не можешь не понять. Ведь, даже если ты пока не веришь… ты, все равно – часть Эйвы. Часть всех нас». «С чего ты решила?..» «Ты смог стать единым целым со мной, - спокойно пояснила она, - Этого достаточно. Эйва приняла тебя, Виктор. Теперь и ты тоже – часть всего вокруг». «То есть… э-э-э… когда я… того самого… то?..» «До этого еще далеко, уж я постараюсь, - Певунья засмеялась, - Но, когда это произойдет… наверное, да. Все мы туда возвращаемся. И… - она прикрыла глаза, - я надеюсь, что ты тоже вернешься домой». «И ты думаешь, мой дом – там?..» «Не знаю. Но ты узнаешь, когда придешь». «Звучит не очень обнадеживающе». «Прости, но другого ответа у меня нет. Мы… не думаем о том, что будет – это бессмысленно. Никто не знает, что нам предназначено». «У нас, на Земле, была такая старая поговорка: «Единственное, что предназначено нам всем – это смерть»». «Нет, - Певунья прикрыла глаза, - не так. Смерть – всего лишь мгновение, Виктор. Единственное, что предназначено всем нам – это жизнь». «Хм, - он невольно улыбнулся, - Такую поговорку я не встречал. Но мне она нравится. Спасибо, Певунья. Идем?..» «Я еще не наелась…» - она капризно квакнула, как птенец. «Ну-у-у… - он оглянулся на реку, - Ладно, прожора. Еще одна рыбка». «Две». «Хорошо, две», - он засмеялся и, поддернув штанину, снова зашел в воду. На этот раз рыбы отреагировали еще быстрее – Виктор едва успел подцепить одну из удирающих «акулок» до того, как та скользнула под корни деревьев, но дальнейшие поиски добычи потерпели крах – река словно вымерла, и Виктор, наверное, уже в десятый раз начал обходить свои «ловные» места, как вдруг его будто в плечо кто-то толкнул, и он едва успел шарахнуться в сторону, иначе острые, как клинки, треугольные зубы точно вырвали бы ему пол-ляжки, а так лишь пробороздили в коже несколько глубоких царапин, когда нечто, похожее на подводную торпеду, пронеслось мимо, со всего размаху врезавшись в древесный корень. Правда, этого Виктор уже толком не разглядел – загребая ногами ил, он со всех ног припустил к берегу, и не добежал до него всего каких-то пять шагов, как очередной удар куда-то под колено заставил его, нелепо взмахнув руками, со всего размаху плюхнуться в воду. Мягкий ил смягчил падение, но скрывшийся в нем осколок коряги глубоко вонзился в щеку Виктора – и все же даже эта боль была ничем по сравнению с дюжиной раскаленных ножей, что жидким пламенем охватили всю его ногу, пока огромная уродливая рыба с бульдожьей мордой кромсала его лодыжку. На несколько мгновений Виктор совершенно утратил способность соображать, и, наверное, в конце концов эта тварь отгрызла бы ему ногу, но тут их обоих вдруг накрыла чья-то тень, и огромный, похожий на изогнутое копье коготь пригвоздил извивающуюся рыбину ко дну, а зубастая пасть, подобно клюву цапли, поразила закованное в панцирь тело. Ажурные челюсти баньши были не очень-то приспособлены к таким ударам, но на этот раз они оказались чрезвычайно эффективны, когда несколькими мощными глотательными движениями Певунья буквально распилила массивное туловище. «Виктор! – едва установив связь, закричала она, но ее пронзительный голос доносился до него словно бы сквозь слой ваты, - Виктор, ты меня слышишь?!» Он не отвечал, и, схватив его за шиворот, она поволокла безвольное тело на берег, не разъединяя с ним связь. Огромная безобразная голова с выпученными кроваво-алыми глазами все еще висела у него на ноге, и, внимательно ее осмотрев, Певунья, стараясь действовать как можно аккуратнее, сжала голову сложенными «гармошкой» зубами, постепенно отыскав нужное место – челюсти уже мертвой рыбы разомкнулись, и Виктор, вздрогнув, посмотрел на нее уже чуть осмысленнее. «Певунья?..» «Подожди, Виктор, я сейчас сниму ее!» «Нет… погоди, не нужно. Сначала… принеси мне аптечку. Аптечку, Певунья! Понимаешь? Принеси ее мне!» «Поняла, поняла, бегу!» - и, разорвав связь, она в самом деле побежала вверх по склону, прыгая наподобие кенгуру и помогая себе взмахами крыльев. Не прошло и полуминуты, как она уже добралась до края обрыва и, поджав под себя перепонки, не хуже лягушки преодолела отделявшее ее от дома расстояние и, примерившись, запрыгнула аккурат на балкон, попутно, правда, снеся часть перил – впрочем, ее это ничуть не волновало. Аптечку она нашла быстро – специфический запах людских лекарств сложно было с чем-то перепутать, и, оставив за спиной форменный разгром, понеслась обратно, едва сдерживаясь, чтобы не полететь – ей вовсе не хотелось напороться в темноте на какую-нибудь ветку или лиану. Виктор спокойно ждал ее, и хотя его огоньки светились еле-еле, в глазах не было страха – он даже слегка улыбнулся, когда она всунула ему в руки свою ношу и тут же бросилась к рыбьей голове, словно опасаясь, что она вот-вот оживет. «Не волнуйся так, - он постарался, чтобы голос его звучал мягко, - Это всего лишь несколько царапин… ай!» «Вижу, какие царапины! – Певунья сердито зыркнула на него, снова зажав голову между челюстями, - Я снимаю… ты готов?» «Давай», - кивнул он, лишь слегка побледнев, и Певунья осторожно потянула шею назад. Мысленный заслон Виктора не дал ей ощутить в полной мере то, что он почувствовал, но даже отголосков его боли вполне хватило, чтобы, едва последний рыбий зуб покинул истерзанную плоть аватара, баньши тут же сжала челюсти во всю силу и разгрызла эту голову, как гнилой орех, с отвращением выплюнув остатки в реку. «Ну, а вот этого можно было и не делать, - заметил Виктор, сноровисто и без лишних эмоций обрабатывая ногу – сказывались многочисленные уроки по оказанию первой помощи в полевых условиях, - Между прочим, это был очень крупный экземпляр диниктоида, Певунья!» «Чихать я хотела, кто это был, - сплюнула та, - Он ранил тебя!» «Не очень серьезно, благодаря тебе», - закончив засыпать рану антибиотиками и прочими продуктами современной фармакологии, Виктор быстро, пока набрякшая от крови корка не отвалилась к чертям, начал заматывать ногу, в несколько слоев накладывая повязку – кровь даже не думала останавливаться, а гемостатик должен был подействовать только через несколько минут. За это время следовало добраться до дома, чтобы, по возможности, в течение пары часов оставаться неподвижным, дабы позволить ранам привести себя в нормальный вид. Будь он в своем человеческом теле, и уже к утру раны бы зарубцевались, но, увы, проклятая На'Вийская физиология плевала с высокой колокольни на большинство медицинских достижений Земли, и использование кое-каких совершенно безобидных для человека средств могло обернуться чем угодно – от страшного поноса до потери сознания и комы – были прецеденты, после чего, учитывая, что каждый аватар – это «денежный мешок с ушами», опыты пришлось прекратить, ограничив спектр применяемых лекарств парой десятков допотопных средств, на которые, в меру своих возможностей, реагировали даже микробы. Вот и сейчас, превратив ногу в валенок и только так сумев сдержать напор крови, Виктор, едва попытавшись встать, чуть не шлепнулся обратно – благо, Певунья поддержала, после чего осторожно опустила его наземь и, обойдя кругом, пригнулась, подставляя спину. «Залезай». «Ты… понесешь меня?» «Конечно. Ты же идти не можешь!» «Но ведь это не полет!» «И что дальше? – она несколько иронично на него покосилась, - Давай!» «Ну… сама напросилась», - он перевалился на ее хребет и, немного повозившись, все же устроился на треугольной спине, крепко обхватив ее за шею. «Держись крепче». «Я боялся сдавить тебе шею…» «Не волнуйся, не сдавишь, - она только усмехнулась, - Поползли!» - и, уцепившись за первый корень, она начала постепенно забираться по склону. Надо сказать, хоть каждое шевеление и заставляло Виктора скрипеть зубами от боли, Певунья справилась с задачей просто отлично, однако до дома Виктор так и не дошел – лекарства, наконец, подействовали, и он со стоном скатился вниз, чувствуя, как постепенно немеет раненая нога и туманится сознание. «Виктор?..» «Ничего, Певунья… ничего. Просто… я решил сегодня спать здесь». «Да? – она пошевелила свободным щупальцем, - Тогда я сплю с тобой». «Буду рад твоей компании», - он еле слышно засмеялся – мысленно, конечно, и баньши, чуть заметно вздохнув, устроилась рядом, обернувшись вокруг него полукольцом и устроив голову на его коленях. Правда, этого Виктор уже не почувствовал – одурманенный мозг наконец-то отключился и увлек его за собой в бархатистую черную мглу без сновидений… - А-а-а… а-а-а… Апчхи! «Виктор!» «Что? – он недовольно потер нос свободной рукой, - В следующий раз буду знать, каково это – спать с мокрыми ногами под открытым небом!» - и, заметив, что на него странно поглядывает Ва'ру, он махнул ему рукой – да все в порядке! Как будто ему не хватило нагоняя от Саши сегодня утром… После целой порции отборной ругани, вялых оправданий и ответных криков «Когда я это говорила, я даже представить себе не могла, что ты воспримешь предложение настолько буквально!», а также наиподробнейшей характеристики умственных способностей незадачливого аватара, выяснилось, что лечить тому дозволяется исключительно бактерий, и то – под сильнейшим наркозом, дабы уж те точно ничего не почувствовали. Любовно спеленатый «валенок» полетел в тартарары, после чего последовали новые «комплименты» в адрес создателя, и вылет пришлось отложить еще на двадцать с лишком минут – столько времени понадобилось Саше, чтобы наложить новую повязку, причем Виктор мог возмущаться сколько угодно, но, едва пошевелив ногой, тут же признал, что по сравнению со своей напарницей он – просто коновал. Затем последовал жаркий спор на тему «лететь – не лететь», плавно перетекший в «на чем лететь» - Саша упорно пыталась затащить больного в свой «Самсон», но больной уперся рогом и ясно дал понять, что дальше унижаться не намерен. Окончательную же точку поставил Ва'ру, явившийся прямо на поле боя, дабы поинтересоваться, собираются ли они вообще сегодня вылетать. После этого Саша неохотно, но уступила, и, в последний раз проверив снаряжение, подняла «Самсон» на крыло, а Певунья, чувствуя, что Виктор уже по самое «не хочу» пресыщен женским вниманием, молча пристроилась слева от Ва'ру – тот, по крайней мере, не бросал на него озабоченные взгляды, а просто вел их за собой в одному ему известном направлении. Высокие отвесные скалы, составлявшие естественный барьер вокруг Голубой Лагуны, давно остались позади, но местность вокруг не спешила разглаживаться – наоборот, чем дальше они забирались, тем выше становились горы, уже успевшие дотянуться до нижнего слоя легких облаков, но, сколько ни вглядывался Виктор в полупрозрачную пелену, ни одной парящей скалы так и не увидел… а четверых охотников На'Ви – и вовсе наипозорнейшим образом прозевал, даже не заметив, как они, будто призраки, появились из-за скал и невозмутимо пристроились «в хвост», по двое с каждой стороны – как будто всю жизнь летали на пару с ревущими «Самсонами»! Хотя, кто их знает – может, и летали… Во всяком случае, Ва'ру на их появление никак не отреагировал, да и Саша, судя по всему, сохраняла железобетонное спокойствие, поэтому Виктор, загнав все свои нехорошие мысли куда подальше, заставил себя дышать ровно и, оглянувшись через плечо, даже приветливо помахал ближайшему На'Ви. Тот явно удивился – во всяком случае, его баньши издал тот самый скрипучий звук, что и Певунья, когда всаднику в очередной раз удавалось ее огорошить – но быстро справился с собой и помахал в ответ. «Есть контакт!» - с широкой улыбкой на лице подумал Виктор, но продолжить «разговор» не удалось – Ва'ру скомандовал посадку, и Певунья мгновенно подчинилась, слегка изогнув крыльями и пологой спиралью начав снижаться над лесом, выглядывая для себя удобное место. Честно признаться, наслушавшись про упавшее дерево, Виктор ожидал увидеть в зеленом море под собой целую прогалину и погруженное в подлесок тело древнего великана, но, увы, ожидания его не оправдались, и ширококрылым баньши пришлось изрядно полавировать между ветвей, пока, наконец, они не миновали верхний ярус леса и не закружили между стволами, давая всадникам в полной мере оценить картину разыгравшейся здесь трагедии. Щелчок в ухе. - Господи, Виктор, что это за дрянь?! - Convolvuloida barbata, - несколько отвлеченно откликнулся тот. - Виктор, ну не сейчас!.. - Или же, по-простому, лиана-убийца, - со вздохом закончился ученый. - Лиана… кто? - Лиана-убийца, - преувеличенно спокойно прозвучал ответ, хотя внутренне Виктор то и дело вздрагивал, разглядывая этот толстый гранитно-серый «вьюнок», плотно оплетший ствол поверженного дерева и сверху похожий на исполинских размеров питона, с какой-то радости сожравшего целое стадо ежиков. Виктор с деланным равнодушием, как полагается ученому, разглядывал «объект», но глаза его сами собой притянулись на середину ствола, и он снова вздрогнул – тяжело, как от лихорадки – увидев там растянутую звериную шкуру, подпертую колышками, возле которой, обхватив колени руками, сидела стройная молодая девушка. Заслышав шум крыльев, она встрепенулась, точно птица, и весь отряд садился наземь под ее пристальным взглядом. Саша опускала «Самсон» последней, чтобы ненароком кого-нибудь не сбить потоками ветра, но, едва заметив винтокрыл, странная девушка враз забыла об остальных, и, стоило ему коснуться земли, как она тут же встала и торопливым шагом пересекла разделявшее их расстояние – за это время Саша едва успела надеть маску и открыть колпак! Виктор, слегка встревоженный, шагнул, было, к ней, но стоявший с ним рядом На'Ви – кажется, тот самый, помахавший – поднял руку и загородил ему дорогу. - Все в порядке, - слегка картавя, сказал он по-английски, - Туке не сделает ей ничего дурного. - Кто она? Мать? - Сестра. Мать и отец Камуна уже давно с Эйвой. - Ясно, - голос Виктора был все еще слегка напряжен, но кончики настороженных ушей слегка опустились. Он не слышал, о чем говорила эта Туке с Сашей, но зато прекрасно разглядел как, по ходу разговора, разглаживается глубокая складка на лбу На'Ви, и в измученных, окруженных фиолетовыми тенями глазах появляется что-то такое… сложно говорить точно, стоя на расстоянии в двадцать шагов, но все подозрения Виктора полностью оправдались, когда девушка вдруг бросилась вперед и порывисто, по-детски обняла Сашу, уткнувшись лицом ей в плечо – и разрыдавшись. От радости… - Эй, профессор, а ты что скажешь? – резковатый голос Саши вывел из состояния задумчивости, и Виктор, недоуменно поморгав, уставился на Сашу, что смотрела на него с плохо скрываемым раздражением. Анализ «объекта» особой радости никому не принес – едва разглядев дерево, Саша призналась, что поднять такую дурынду «Самсон» не в состоянии – по самым скромным оценкам, учитывая обхват ствола в двадцать пять футов, весило это дерево почти сто с лишним тонн – в двадцать раз больше того, что мог потянуть крошечный винтокрыл. Если Виктор хоть чуть-чуть знал Сашу, она уже начала всерьез задумываться об осуществимости подобной операции, но лицо ее не отражало ни отчаяния, ни страха – лишь молчаливую сосредоточенность и решимость, которой могли бы позавидовать иные мужчины! Решимость, которую уже было не сломить, ведь Саша увидела самого Камуна – бледного, измученного ребенка, что беспомощно лежал на голой земле, придавленный к ней чудовищной тяжестью, и все равно нашел в себе силы слабо улыбнуться, когда она, присев рядом, ласково погладила его по щеке… После этого в глазах девушки поселился знакомый огонек, и Виктор знал, что она сделает все, лишь бы вытащить Камуна из этой западни!.. Все – даже спросит совета у «психованного» ученого. - Ну, у меня возникла одна идея, но, боюсь, больно уж она бредовая. - Выкладывай, - девушка только рукой махнула. - В общем, я осмотрел это дерево, и понял, что оно неспроста свалилось. Что-то его серьезно подточило… - Твоя лиана? - Нет… вернее, не только она. Лиану-убийцу прозвали «санитаром леса», потому что она растет лишь на больных или слабых деревьях, и это натолкнуло меня на мысль, что это дерево уже изначально было поражено – паразиту просто не составило труда закончить начатое. А, осмотрев корни, я выяснил кое-что любопытное – практически полное отсутствие корневых волосков, экзодерма пресыщена влагой, гипертрофированная образовательная ткань… - Виктор! - Короче, корни дерева практически сгнили – вот почему оно рухнуло в грозу, хотя все остальные деревья вокруг уцелели, - покорно пояснил ботаник, - Кора в нижней части ствола отваливается от основного цилиндра по линии камбиальной ткани, из чего можно сделать вывод, что некроз затронул… - Виктор!! - Извини, Саша. В общем, это дерево, скорее всего, сгнило изнутри, хотя, если я правильно учил физику, должен признать, что область некроза незначительна, раз уж ствол не раскололся от удара о землю. - Думаешь, оно на самом деле легче, чем кажется? - Тонн за двадцать ручаюсь. - Все равно это слишком тяжело, - покачала головой Саша, - Если бы только можно было распилить это дерево на несколько кусков… - Но? - Но такого размера пилы у нас нет, да и мальчику может стать плохо, - почти жалобно закончила она, - Виктор, ну ты же ученый! Придумай что-нибудь! - Я и так думаю. И, в общем-то, идея есть. - Так чего же ты молчишь?! - Боюсь, что ты пошлешь меня и мои бредни далеко и надолго, - он тихо засмеялся, - Но вообще-то эту мысль мне подкинула Певунья. - Певунья? – девушка удивленно вскинула брови. - Ага, - Виктор ухмыльнулся, - Она пожаловалась, что на краю поляны растут заросли скорпионьего чертополоха. - Не поняла. А при чем здесь чертополох? - Дело в том, - уголки губ Виктора приподнялись, когда он усилием воли подавил в себе «лекторский» тон, - что в цветке скорпионьего чертополоха вырабатывается кислота… - Сильная? – оживилась Саша. - Довольно слабая, - поспешил остудить ее пыл Виктор, - Растению ведь совсем не улыбается сжечь себе корни, а цветет оно долго, так что даже этой кислоты вполне достаточно, чтобы подготовить почву для… - Выходит, нам это растение не поможет. - Нет. Но оно подкинуло мне мысль, как можно разобраться с этим деревом. Моя сумка все еще в «Самсоне»? - Да, на задней переборке. - А, скажи, насколько большой кусок ствола ты сможешь поднять? - Ну… - девушка посмотрела на ствол, - метров пять. А может, и больше, зависит от того, насколько сильно оно сгнило. - Этого должно хватить, - кивнул Виктор, - К тому же, нам же не нужно уносить это дерево – достаточно будет просто приподнять, правильно? - Правильно-то правильно, но, если ты не забыл, оно до самой макушки оплетено этой твоей проклятой лианой, что буквально пригвоздила Камуна к земле! Я, конечно, дам ему и гемостатик, и обезболивающее, но все же… - Не волнуйся, с лианой я разберусь. - Разберешься?.. - Ага. Не зря ж я все-таки закончил университет! – даже с чем-то вроде обиды заметил Виктор, - Так что не переживай. Главное – чтобы хватило порошка. - Какого еще порошка?.. - Того самого, из сумки, - ухмыльнулся аватар и запихнул в себя остатки бутерброда, завершая «обеденный перерыв», - На задней переборке. Правда, придется все-таки привлечь наших синих друзей, - кивнул он на На'Ви, которые есть с ними отказались, и теперь сидели чуть поодаль, терпеливо дожидаясь, пока Небесные люди закончат чесать языками, - Один я не справлюсь… Сказано – сделано. К счастью, На'Ви не стали погружаться в подробности, удовлетворившись скупыми объяснениями Виктора, и, едва только Саша отметила границы нужного куска и, на всякий случай, дала Камуну анальгетик, На'Ви, точно муравьи, облепили ствол и начали деловито сдирать кору. Все, кроме Истау – того Виктор выдернул с работ, вручил ему походный котелок из термоустойчивого пластика и попросил найти воды. После этого На'Ви от него уже не отошел, и в полном недоумении наблюдал за тем, как сумасшедший пришелец с Земли, поставив воду на разведенный Истау же костер, принялся с видом заправского повара ссыпать в воду какой-то белый порошок, от которого вода мгновенно приобрела болезненный желтоватый оттенок и начала ощутимо пованивать, пока сам Виктор невозмутимо помешивал свое варево, внимательно следя за огнем. Минут через двадцать он объявил «Готово!», после чего еще с полчаса раствор остывал, а они с Истау «перегрызали» лиану, ради такого дела позаимствовав у «Самсона» Саши лианоотбойник – тяжеленную бандуру, чем-то похожую на старый добрый мачете, и почти с такой же «пилкой», под которой плотные деревянистые волокна расползались, как старенькая ветошь, и к тому времени, как варево в котелке стало прозрачным, объект насилия был готов. - Ну, поехали, - пробормотал аватар, сливая желтоватую жидкость в водонепроницаемый мешок (вообще-то у него было несколько другое предназначение, но на что не пойдешь ради науки… то есть, конечно, доброго дела), после чего плотно насадил его на спил лианы, убедившись, что огрызок оказался полностью погружен в эту «адскую смесь». - Вот и все, - удовлетворенно кивнул он, и, покосившись на Истау, заметил, - Если ни черта не выйдет – можешь дать мне по шее. - Для чего ты это сделал? - Лучше не спрашивай, я и сам не знаю, - хихикнул аватар и, хлопнув, мягко говоря, ошарашенного помощника по руке, вновь принялся разгребать свою сумку – а, вернее сказать, приличных размеров мешок, куда в полном беспорядке была накидана разнообразная всячина, от одного вида которой возникало законное подозрение, а не ограбил ли ее хозяин химическую лабораторию. Во всяком случае, именно такой вопрос задала ему подошедшая Саша, довольно сообщившая, что Камун наконец-то заснул. - Ну, не лабораторию, конечно, - усмехнулся Виктор, - но склад – точно. Просто в моем деле никогда не знаешь, что тебе понадобится, поэтому берешь все и не паришься. А, вот она! – и, запустив руку на самое дно мешка, он осторожно выудил оттуда пузатую пластиковую пробирку, до краев наполненную какой-то прозрачной жидкостью, и, посмотрев на датчик на боку, с удивлением заметил, - Надо же, ничуть не ослабела! - А что это? – поинтересовалась Саша. - Э, тебе правду сказать, или так, чтобы попроще?.. - Попроще. - Тогда скажу, что это одна из самых едких кислот, которые известны человечеству. Органическое вещество попросту сгорает, взаимодействуя с ней, так что, если бы не этот пластик, вы бы уже любовались на мои обугленные пальцы. - Но откуда у тебя такая?.. - Получил в университете, да с тех пор таскаю с собой. Нам, ученым, позволили кое-что взять с Земли, и я захватил ее. Как знал, что понадобится!.. - И ты собираешься… прожечь ею дерево? - Попробую. Дерево внутри сгнило, так что, думаю, за ночь моя кислота доберется до основания этой коряги. - Виктор, да ты гений! - Стараюсь помаленьку, - улыбнувшись, передразнил он ее тон, и девушка засмеялась в ответ. К вечеру работы по «ошкуриванию» ствола завершились, а с помощью лианоотбойника Саши даже удалось сделать в древесине пару глубоких борозд, на всю ширину ствола, в которые Виктор осторожно слил свою кислоту. При соприкосновении с влажным деревом та яростно зашипела, как рассерженный баньши, и стоявшие вокруг На'Ви невольно отшатнулись, но Виктор все сидел, глядя, как созданное им вещество жадно пожирает древесину, точно голодный зверь, а в голове его роились давние воспоминания о скрытой войне безвестного студента Кэри и профессора Парсона, преподававшего им органический синтез… интересно, на что надеялся этот сморчок, когда написал в графе курсового задания эту дрянь? Что он чего-то напутает, взорвет всю лабораторию, и тогда его с чистой совестью можно будет исключить? Или что он, по невежеству, сожжет себе глаз, или пальцы, или еще что-нибудь?.. Ну, так фиг тебе, ходячее ископаемое: вот он я, живой и невредимый, а вот твоя карборановая кислота, наслаждайся. Можешь даже лизнуть ее, мне не жалко… - Да, славное было время, - пробормотал себе под нос Виктор и, хлопнув рукой по гнилой коре, спрыгнул наземь, направляясь к приветливо потрескивающему костру, вокруг которого уже собралась вся компания. Включая Певунью, что, едва заметив приближающегося всадника, тут же издала приветливое курлыканье и похлопала крылом по земле, так что ему осталось лишь с улыбкой занять предложенное место, прислонившись плечом к ее теплому боку. Саша пристроилась напротив, рядом с Камуном, и ее бедро чуть касалось плеча спящего мальчишки, пока она о чем-то негромко разговаривала с Туке – девушка, как оказалось, неплохо владела английским, а за непонятным приходилось обращаться к Истау – тот изъяснялся на «инглиси» без особых хлопот. Естественно, у Виктора тут же возник вопрос, откуда они все так хорошо знают этот язык, на что На'Ви, переглянувшись, спросили, давно ли он здесь – то бишь, на Пандоре. Услышав ответ – полгода – Истау лишь понимающе кивнул, после чего поинтересовался, слышал ли он когда-нибудь о человеке по имени Рене Харпер. Отрицательный ответ заставил его печально вздохнуть. - Хороший был, - сказал На'Ви, - Учил Народ. Умел Видеть. Помогал, когда стало нужно, но себя защитить не смог. Мы пытались спасти его, молили Эйву о помощи, но раны его были слишком велики… Это было два сезона назад, и в нашем клане до сих пор помнят о человеке с добрым сердцем. Он показал нам, что даже сквозь полную чашу можно многое Увидеть. А его имя осталось в песне, которую теперь поют у костра, вспоминая время, что уже прошло. - Песне? – уши Виктора встали торчком, и Певунья, узнавшая заветное слово, поддержала его переливчатой трелью. На'Ви в ответ только переглянулись, будто безмолвно чем-то обменялись, после чего Туке слегка прикрыла глаза и затянула протяжную мелодию. Чуть погодя к ней присоединилась вторая девушка, Невей, но она не подхватила напев, а как бы слегка увела его в сторону, «окрасив» быстрыми, высокими щелчками, что, тем не менее, ничуть не заглушили изначальный тон, лишь придав ему объем и сделав более выразительным. Два голоса сплелись вместе, словно формируя невидимую паутинку, и ритм следовал за ритмом, тональность – за тональностью, и казалось, что девушки соревнуются между собой, варьируя собственными голосами во всех диапазонах, при этом начисто забыв об окружающих, и прошло немало времени, прежде чем мужчины, начали подтягивать своими более сильными голосами. Их участие придало песне некий глубокий вибрирующий оттенок, заставлявший ее дрожать и переливаться, точно утренний туман или поверхность лесного озера, где легчайший порыв ветра или плеск рыбьего хвоста порождают свои собственные волны и прихотливые течения, и отзвуки этого трепета отдавались в костях и щекотали легкие, заставляя Сашу сжимать и разжимать кулаки, а Виктора – возбужденно бить хвостом, с трудом удерживаясь от желания начать подпевать. Что же касается Певуньи, то она даже колебаться не стала – на одном особенно ярком аккорде просто раскрыла пасть, влив в сплетения песни собственную чистую трель, и девушки-На'Ви тут же слегка изменили свою мелодию, подхватывая новый напев. Они пели почти без слов, что, в общем-то, было не совсем обычно для подобного рода песен, через которые На'Ви передавали свои знания в ряду поколений, однако здесь и не нужны были излишние слова – все решала музыка, в которой соединились и нежность, и ярость, и радость, и гнев, и забота, и какая-то рвущая душу, но в то же время светлая тоска, за которой чудилось глубокое умиротворение и удивительный покой, не доступный никому из живых… И когда прозвучал последний торжественный аккорд, а мелодия, воспарив под самые древесные кроны, рассыпалась там тысячью хрустальных капель, на несколько чудовищно долгих мгновений воцарилась тишина – казалось, что весь лес замер, напряженно ловя ушами хрусткое молчание, пока, наконец, где-то чуть поодаль не пискнул, удирая прочь, какой-то мелкий грызун, и почти тут же воздух огласил каскад резких, пронзительных криков – это голодный стингбэт досадовал на свою промашку, а чуть погодя ему в ответ отовсюду донеслись насмешливые щелчки сородичей, потешавшихся над растяпой. Спугнутый их воплями, умчался, разбрасывая копытцами лесной мусор, молодой гексапед, случайно задевший рогами тончайшую сеть ловчей лианы, и та затряслась до самой вершины, пригоршнями ссыпая наземь успевшую собраться на ней росу, дробным перестуком прозвучавшую в листве… Лес, великий Лес шутя сбросил с себя оковы волшебной песни, и жизнь в нем потекла, как и прежде, но что-то все же осталось… что-то едва уловимое, похожее на еле заметный привкус или оттенок запаха… слишком слабое, чтобы уловить его с помощью обычных чувств, но заставлявшее сердце сжиматься чуть сильнее, и Виктор первым выразил обуревавшее всех чувство, медленно, сквозь зубы выдохнув замерший в легких воздух и слегка прикрыв глаза. Он заметил, как отвернулась в сторону Саша, и ему даже показалось, что он заметил на ее щеке сверкнувшую в отблесках костра каплю… неужто их «железную леди» все-таки проняло?.. Аватар слегка улыбнулся, после чего посмотрел на все еще отходящих от собственных чувств На'Ви и глубоко, почтительно склонил голову, не говоря при этом ни слова. Истау с легкой улыбкой ответил ему тем же, после чего, чувствуя, что на разговоры уже никого не тянет, было решено ложиться спать. «Это было здорово, - заметил Виктор, уже укладываясь под теплым боком у Певуньи, - Видно, хороший был человек, этот Рене Харпер». «Про плохого человека не стали бы сочинять такие песни», - согласно заурчала баньши, раскрывая одно крыло и прижимая им к себе своего всадника, при этом стараясь не потревожить его больную ногу. Впрочем, сам Виктор уже почти забыл о своей ране – хотя к концу целого дня на ногах она и припухла, эта боль была не той, о которой стоило беспокоиться Певунье, и он лишь ласково погладил ее по шелковистой перепонке, после чего, сунув руку под голову, крепко уснул. Какая… знакомая мелодия. Тихая нежная музыка старенькой флейты, такой слабой и хрупкой, что даже когда Виктор был маленьким, он боялся до нее дотрагиваться, опасаясь, что она рассыплется от одного прикосновения, и лишь когда ее брала в руки мама, он тут же залезал ей на колени, чтобы послушать, как она играет. У мамы были замечательные тонкие пальцы, которые ловко плясали по дырочкам, когда она наигрывала ему веселые танцевальные песенки из своего детства – и они же нежно удерживали медную трубочку у самых губ, стоило ей задумать исполнить что-то более грустное… но такую музыку Виктор не любил, и вечно начинал недовольно ерзать, не понимая, с чего это у него щекочет в носу или щиплет глаза – ведь этого всего лишь песня! Мама лишь улыбалась в ответ, и постепенно музыка становилась все чище, все светлее и спокойнее, а Виктор сам не замечал, как тихонько засыпал на теплых коленях… - Виктор. Он не ответил, только плотнее зажмурил глаза. Если это и сон – так пусть он продлится подальше! - Виктор… «Я здесь, - безмолвно ответил он, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не зарыдать, - Но ведь тебя здесь нет. Тебя… уже нигде нет, мама». - Виктор! – с тихим смехом теплая ладошка опустилась ему на голову, ероша волосы, - Ты ошибаешься. Ведь я всегда с тобой. - Мама?.. Виктор хотел судорожно вскинуться, броситься вперед, как когда-то в детстве прижаться к теплой груди, вдохнуть в себя родной и милый запах… но не смог заставить себя даже сдвинуться с места, пока ласковые, горячо любимые руки гладили его по голове… помнится, в детстве его всегда безумно раздражала эта мамина привычка, за которой ему вечно чудилось что-то вроде легкого снисхождения взрослого по отношению к ребенку… какой же он был глупый! - Просто маленький, - засмеялась мама, - Но все вырастают, ангел мой. «Ангел мой»… Виктор почувствовал, как сжало горло. - Ты ведь умерла… Они убили тебя, мама! А я не смог тебя защитить… это я, я во всем виноват! Если бы только я был рядом… - Тише, тише, - она обняла его, укутав старенькой шерстяной шалью, и принялась укачивать, как маленького, а он бездумно уткнулся в эти призрачные, подсвеченные мягким лиловым светом руки, в мохнатую шаль с такими смешными пушистыми кисточками, от которых всегда чуть-чуть пахло пылью и, наверное, временем… Он знал, что сон не продлится долго, знал, что это – всего лишь сон, но забыл обо всем, ибо порой сладкий сон намного лучше жестокой яви… - Я не хочу… не хочу, чтобы ты уходила! - Я никуда не уйду, - ее губы чуть коснулись его уха, - Я буду улыбаться вместе с тобой, радоваться, когда радуешься ты, и грустить, едва ты загрустишь. Помни об этом, Виктор. Помни, что смерть – всего лишь мгновение… - Единственное, что предназначено всем нам – это жизнь, - прошептал он, невольно улыбнувшись, - Ты говоришь совсем как Певунья. - Это потому, что для мудрых слов не существует границ и миров. У тебя хорошие друзья, сынок. Береги их. И… не плачь обо мне. Мы еще встретимся. - Когда?.. - Знаешь, - она улыбнулась, поглаживая его по волосам, и рука ее становилась все легче и легче, - в глубокой древности жил один царь, имени которого уже почти никто не помнит, но который покорил половину известного мира, захватил огромные земли и подчинил своей воле множество государств, пока не добрался до Индии. Там он встретился с величайшими мудрецами, которых знало человечество, и задал им десять вопросов, девятым из которых был «Когда человеку умирать?». Знаешь, что они на это ответили? - Нет, - прошептал он. - Они сказали: «Когда смерть ему будет лучше жизни». Запомнил?.. Живи, Виктор. Живи, пока жизнь кажется тебе лучше смерти, и не спеши умирать. - Куда ты… мама? - Никуда, - она улыбнулась, - Никуда, мой родной. - Но ведь… - Не забывай: я живу в тебе. А теперь спи. Спи, Виктор. Завтра… - …предстоит трудный день, - сквозь сон пробормотал аватар и, перевернувшись, приткнулся спиной к боку Певуньи, после чего заснул уже до самого утра, без всяких сновидений. И вскочил, едва взошло солнце, мгновенно сорвавшись с места и подбежав к поваленному дереву. Первым делом он проверил состояние лианы, убедившись, что мешок с раствором пуст, а пронырливый паразит уже успел выпустить несколько тонких ниточек корней, явно «требуя» добавки, после чего, глубоко вздохнув, вытащил из сумки еще вчера заготовленную пятилитровую бутыль. Хоть бы сработало… - Держи, голодающая! – пробормотал он себе под нос, впихивая один из корней в горлышко. Тот мгновенно понял, что здесь есть что съесть, и все остальные тут же устремились в том направлении, вырвав бутыль из рук аватара и буквально прошив ее своими белесыми плетями, так что даже пластик не устоял – они просто разорвали его на кусочки, не уронив при этом наземь и капли. - Надо же, - кажется, Виктор и сам был слегка ошарашен результатом, гадая, не переборщил ли он с концентрацией «ночного» пойла, однако через несколько минут лиана слегка задрожала, будто от холода, и по лицу Виктора начала расползаться безудержная ухмылка, когда он увидел, как один за другим огромные шипы начинают отваливаться от ствола, оставляя после себя лишь ровные, идеально гладкие пластиночки. Один, второй… двадцатый… Поначалу Виктор еще считал их, опасаясь, что лекарства окажется недостаточно, и тогда придется дополнительно вводить еще одну дозу, но, как оказалось, совершенно напрасно – реакция пошла как по цепочке, и вскоре лиана оказалась совершенно лысой. - Браво! – раздался за его спиной совершенно не сонный голос, и, оглянувшись, он увидел Сашу, что мало что не аплодировала ему стоя, а также На'Ви, в немом изумлении разглядывающим ставшую беззащитной лиану, - Даже спрашивать боюсь… как тебе удалось? - Ну, в общем-то, - Виктор почесал затылок, - половину всего этого я построил на догадках, а половину – на чистом везении. Так что я и сам не знаю. - А все-таки? Если по-простому? - По-простому эта красавица решила, что наступил сезон засухи. - В смысле? - В прямом. Видишь ли, основываясь на… кое-каких фактах, док еще в самом начале предположила, что эта лиана – не исконно лесное растение, а занесено сюда из более суровых мест обитания. - Например? С гор, что ли? - Вполне возможно. Как бы то ни было, молодые растения этого вида наводят именно на такие предположения – они зеленые, обладают листьями, а не шипами, к тому же, способны весьма быстро передвигаться и, в случае наступления сезона засухи, сбрасывают листву и закапываются в землю, на некоторое время переходя на способ питания грибов. Такой образ жизни они ведут, пока не подрастут в достаточной мере, чтобы начать вырабатывать мощный растворитель, после чего… - Что-что вырабатывать? - Растворитель. Смотри, - и, осторожно поддев «голую» лиану рукой, он слегка приподнял ее над корой, демонстрируя белесую «изнанку», всю покрытую плотным слоем слизи и пронизанную множеством похожих на щупальца корней. - Фу-у-у… - А ты как думала? – фыркнул Виктор, - У пандорианских деревьев кора – будь здоров, поэтому лиане-убийце сперва нужно найти больное, слабое дерево – а это ведь не так просто! – присосаться, растворить, слиться с ним в единое целое, подключиться к его проводящей системе… ну и все прочие неприятные особенности местной фитофизиологии, о которых тебе знать совершенно необязательно. - Ты все еще не ответил на мой вопрос. - Да? А, ну да. Верно. Так вот, зная, что главную опасность представляют именно шипы, я задался вопросом, а не являются ли эти образования элементарной модификацией ранее существовавших листьев? И, если это так, «помнят» ли они о том, кем когда-то были? Вот я и решил, если можно так выразиться, «омолодить» эту лиану и внушить ей, что пора, милая, сбрасывать листья. Как видишь, она меня послушалась, а, учитывая ее ночную «подкормку», процесс прошел даже быстрее, чем я ожидал. Усилитель нервной передачи – вещь! - Ты что… скормил ей лекарство для паралитиков? - Угу. С кое-какими добавками «на сладкое». - И она все сожрала?! - Как видишь, - он с довольным видом похлопал по серой «змее», - Чуть погодя она, конечно, очухается и вновь отрастит себе новый «арсенал», но уж точно не в ближайшие дни. Как результат – сойдет? - Виктор, ты и впрямь гений! Я бы до такого в жизни не додумалась! - Ну, ты же не биолог, - дипломатично заметил он, после чего, подхватив с земли какую-то палку, без опаски уцепился за лиану и вскарабкался наверх. Вчерашняя борозда всего-то в два пальца глубиной превратилась в глубокую темную расщелину, дна которой как-то не проглядывалось, и Виктору пришлось изрядно пошебуршать там, прежде чем он нащупал «дно». - Ну как? - Лучше, чем я предполагал. - А конкретно? - Кислота чуть-чуть не дошла до самого конца – осталось всего сантиметров десять. Ну, двадцать. Учитывая, что большая часть этого – гнилая кора… - Нестрашно. Когда я подниму свой кусок – он сам должен отвалиться. Мне идти греть «Самсон»? - Погоди еще, не время, - он перешел к другой борозде и принялся копаться в ней, морща нос от не самого приятного запаха, - А вот тут похуже. Видно, я не совсем поровну его разделил – остался приличный слой неразрушенной древесины. С полметра толщиной, - отряхнув руки, он спрыгнул наземь, - Что думаешь? - А что тут думать? – девушка пожала плечами, - Кислоты, насколько я поняла, у тебя больше нет? - Такой мощной нет, хотя есть парочка послабее… но, боюсь, местную древесину они растворять не станут. - Вот и оно. Придется обходиться тем, что есть. Вы лучше пока насобирайте в лесу кольев, или больших камней, чтобы, когда я приподняла эту штуку, можно было подпереть ее снизу. А я пока разберусь с крючьями. - Тебе помочь? - Со мной Туке останется, - улыбнулась Саша, - Все равно она от Камуна не отойдет, а мне поможет. Но, если хочешь… - Я останусь. От меня в лесу толку мало. Что делать? В конце концов с ними остался еще Истау, а остальные были отправлены на добычу кольев. Вернулись они нескоро – видно, долго искали подходящие, и за это время, под руководством Саши, огромные крючья, что больше подошли бы подъемному крану, были буквально вбиты в тело дерева, и толстые тросы протянулись к подъемнику на брюхе самого «Самсона». - Не сорвутся? – честно говоря, глядя на эту конструкцию, Виктор испытывал некие вполне законные сомнения. - Не должны, - кажется, Сашу мучили сходные вопросы, но она старалась не показывать волнения, - Ладно, ребята, я пошла. Поняли, что делать надо? - Мы сделаем, - ответил за всех Истау, чуть прикрыв глаза. - Тогда порядок, - и, кивнув всем сразу, Саша направилась к «Самсону», что уже утробно рычал, разгоняя ветер. Виктор внимательно следил за ней, пока она залезала в машину, и ему не хотелось в этом признаваться, но тревожно бьющий по сторонам хвост и подергивающиеся уши говорили сами за себя. Вот винты, отзываясь на приказ девушки-пилота, заревели громче, втягивая в себя прохладный лесной воздух, и машина медленно пошла вверх, разгоняя по всей поляне шквалистый ветер. Тросы тут же поползли следом, но Саша не торопилась, аккуратно выведя «Самсон» строго над поваленным стволом и начав постепенно подниматься вверх, натягивая их. Щелчок. - Нормально идут? – раздался в наушнике ее напряженный голос. - Все отлично, не переживай, - Виктор постарался ответить беззаботнее, хотя не факт, что у него вышло, - Продолжай в том же духе. - Ладно. Если что заметишь… - Сразу тебе сообщу. - Отлично, - сквозь зубы пробормотала Саша, продолжая поднимать винтокрыл. В обычном лесу ей бы, пожалуй, уже и повернуться было бы негде из-за низко нависших ветвей, но Пандоре земные законы были не писаны, и даже ниже уровня крон стандартный транспортный корабль (если он, конечно, не «Валькирия») чувствовал себя вполне вольготно, даже не думая на что-то наталкиваться. Вот уже почти крайняя точка… еще чуть-чуть… Сжав кулаки, Виктор мало что не приплясывал, наблюдая за действием снизу, невольно задержав дыхание, когда натужно заскрипели крючья, и Туке, которой перед взлетом прочитали особую консультацию, слегка побледнела, не убирая руки с запястья Камуна – тот крепко спал после очередного укола, и едва ли мог почувствовать, как шевельнулось придавившее его огромное дерево… как слегка приподнялось… треща, но не ломаясь, чтоб тебе пусто было! Рев «Самсона» становился все громче, но, как ни старалась Саша, дерево ни за что не желало уступать, и винтокрыл работал на пределе мощности, только чтобы еще на несколько сантиметров приподнять эту проклятую корягу… - Давайте! – первым крикнул Виктор, бросаясь вперед и буквально вбивая кол в образовавшуюся темную расщелину. Следом за ним к бревну бросились и На'Ви, подпирая уже успевшее начать преть дерево и обнажая примятую траву, ошметки коры, выпавших из гнезд личинок… и тонкие, бледные мальчишечьи ноги с неестественно вывернутыми лодыжками, в нескольких местах проткнутые огромными иглами лианы-убийцы. Проклятая лиана… Проклятое дерево… Ломайся… ну ломайся же! - Виктор! – раздался голос из переговорника, - Виктор, уносите его оттуда! - Уносим! – тут же, не размениваясь на объяснения, заорал Виктор, - Уносите его отсюда! Ва'ру, Истау, Туке – живо! К счастью, На'Ви подчинились ему без вопросов, и это спасло Камуна – ибо, едва его успели выволочь на открытое место, как раздался неприятный грохот, и в следующее мгновение дерево рухнуло обратно, без труда похоронив под собой все их колья и камни. Вместе с ним на землю упали канаты – и выдранный «с мясом» подъемник, а когда же улеглась поднятая пыль, и ошарашенные аборигены с Виктором на пару уставились на следы «спасательной операции», в наушниках, нарушая воцарившуюся гробовую тишину, раздался крайне мрачный голос: - Джейсон меня убьет…

* * * * *

Прозрачную воду, стоявшую меж высоких камней, едва доставал ветер, рвущий кроны высоко над долиной, а слабое течение больше морщило, чем рябило бледно-серое зеркало, и, бродя по мелководью, я нет-нет, а невольно поглядывала на себя, поворачивая голову то так, то эдак, рассматривая колеблющееся отражение. Я не очень любила воду – мокрая и холодная, она меня больше пугала, чем привлекала, но и дальше сидеть на каменном утесе, не сводя взгляда с расшитой занавески у входа в пещеру, куда унесли раненого Камуна, мне было уже невмоготу. К тому же, когда дело доходило до приведения себя в порядок, я готова была смириться с чем угодно – даже со слегка подмоченными крыльями… Нет, ну в самом деле – что он во мне нашел?! Костлявая голова, шея, стянутая огромным шрамом, широкие плечи, кое-как обмотанные какими-то драными веревками… Красавица! Предел совершенства! Мечта любого самца, чтоб их всех… Тут я не выдержала – выругалась, сердито и зло, с силой ударив когтем по воде и принявшись елозить крыльями по дну, взбаламучивая песок. Процедура была не самая приятная – крупные частицы больно царапали нежную кожу, оставляя на ней обширные ссадины, но я и в лучшие времена едва дотягивалась до кое-каких участков на теле, а теперь, с этой тугой «уздечкой» на горле, и вовсе едва могла разглядеть эту пазуху между передним и задним крыльями – чего уж говорить о том, чтобы до нее дотянуться!.. Вот и шипела, да и то сдавленно, разинув пасть – ведь дыхала были плотно сомкнуты, чтобы в легкие не попала вода – мощными взмахами подгребая под себя все новые порции песка и осыпая ими саднящую шкуру, пока вдруг что-то твердое не ткнулось осторожно мне в плечо… Сказать, что я испугалась – это ничего не сказать. Вода рядом со мной буквально взорвалась, когда я во всю мочь захлопала крыльями, порвавшись взлететь… естественно, тут же, полной грудью, хлебнув воды и совсем некрасиво повалившись обратно, отхаркиваясь и мотая головой. В общем, то, что задумывалось как яростная демонстрация непокорной силы, превратилось в демонстрацию собственной глупости, и на потревожившего меня – им оказался Закат – я посмотрела не сверху вниз, а снизу вверх, едва ли не униженно. Тот, правда, честь ему и хвала, сделал вид, что ничего особенного не случилось и, обойдя меня кругом, направился куда-то чуть в сторону… спрашивается, зачем тогда было меня пугать и выставлять в таком свете?! Оскорбленно зашипев, я резко заквакала, выражая все, что думаю, об умственных и прочих способностях оранжевокрылого самца. Впрочем, кажется, он ничуть не обиделся, и, оглянувшись через плечо, мягко заурчал, слегка пошлепывая крыльями по воде: иди сюда! Недоуменно наклонив голову набок, я слегка недоверчиво на него посмотрела, но, для порядка помявшись, все же уступила легкому любопытству и решила приблизиться. Естественно, выставив напоказ зубы и недвусмысленно намекая, что шутки сейчас будут крайне неуместны. Закат терпеливо ждал, не двигаясь с места и ничем не выражая угрозы, и лишь когда я подошла к нему вплотную, он, слегка растопырив крылья, сделал несколько шагов вперед, почти тут же по шею утонув во взметнувшемся со дна густом иле. Я невольно вскрикнула от испуга («Что ты делаешь? Утонешь же!»), но он лишь блаженно замурлыкал в ответ, после чего слегка приподнял плечи – ровно настолько, чтобы я смогла разглядеть стайку каких-то черных, похожих на миниатюрных змеек личинок, что ползали по его перепонке, вовсю работая внушительными челюстями. Не сказать, чтобы это зрелище было мне как-то неприятно – скорее, я просто удивилась, но Закат всем своим видом явно демонстрировал, что ему эти малыши доставляют удовольствие, и я-таки решилась – плотно сомкнув клапаны дыхал и задних жабр, я спустилась к нему. Ил подо мной тут же «разродился» еще одной порцией личинок, засновавших вокруг, и, пересиливая желание мгновенно выбраться на берег, я все же подогнула под себя когти и опустилась животом на извивающееся сплетение тысяч и тысяч этих крошечных существ, копошившихся у дна. Первое время ничего не происходило – личинки просто плавали вокруг, словно не понимая, что я такое, но потом сперва одна, а потом и вторая коснулась моей кожи… не успела я опомниться, как оказалась точно так же облеплена, как и Закат. Деловитая мелочь сновала туда-сюда, как у себя дома, хотя ничего, кроме легкой щекотки, я пока что не чувствовала, и с невольным интересом наблюдала за зубастыми головками, ловко соскребающими с моей шкуры все лишнее – грязь, кусочки омертвевшей кожи, старые болячки, давным-давно засохшую кровь… я, признаться, даже сама удивилась, осознав, сколько на мне всего! Иногда было больно, особенно когда «змейки» отдирали с меня отболевшие наросты, но я терпела и не дергалась, чтобы не спугнуть личинок, застыв в воде, точно каменная статуя… естественно, ничуть не ожидав, что мне на голову внезапно обрушится целая горсть воды! Отфыркиваясь, я сердито вздыбила щупальца, выискивая недоброжелателя, но не нашла – дети На'Ви, игравшие неподалеку под присмотром какой-то пожилой женщины, не обращали на нас внимание, а Закат, что уже успел вылезти на мелководье и с явной ленцой перебирал клювом перья, даже не смотрел в мою сторону, хотя, я готова была поклясться, что заметила искорки в его нарочито сонных глазах… Как бы то ни было, я сделала вид, что ничего не заметила – ну да, да, вот туговато у меня с соображением – и, отряхнувшись, тоже вылезла из илистой «ванны», оставив личинок драться за последние ошметки. При этом я слегка ослабила натяжение перепонки на правом крыле, так, чтобы там получилось что-то вроде небольшого мешочка, и, когда Закат окончательно расслабился, вернула ему «подарок», резко повернувшись на месте, так, чтобы полновесная порция мокрого влажного ила врезалась ему прямо в нос! Получилось довольно весело, и чуть погодя разыгралось целое «сражение», когда мы, вереща, точно два птенца, от души поливали друг друга водой, мало что не визжа от удовольствия. Чуть погодя к нам присоединились и дети, воспользовавшиеся тем, что севшая приглядывать за ними женщина слегка задремала, пригревшись на солнышке, так что вскоре мы все возились среди водяной травы, уже не разбирая, кто есть кто, и единственное, о чем я беспокоилась, так это о том, как бы не прихлопнуть, не ударить ненароком зазевавшегося малыша!.. И когда я заметила Виктора, спускавшегося к нам по крутому берегу, то тут же, смеясь, припустила навстречу, разбрызгивая вокруг себя сверкающие капли и топча, без сожаления затаптывая унылое серое небо, отражавшееся в речной глади!.. Пока, точно на стену, не налетела на его взгляд. Первой мыслью, поразившей меня, была самая худшая, и я уже готова была приподняться на задних крыльях, чтобы огласить долину жалобным и негодующим плачем, но, приглядевшись, поняла, что ошиблась – Камун был еще жив. Мне ли, потерявшей мать, не знать, как выглядел бы Виктор, только что соприкоснувшийся со смертью! Нет, мальчик еще цеплялся за этот мир и за свое тело… но что же тогда породило эту серую, какую-то безжизненную пленку во всегда ярких глазах моего всадника?.. «Что случилось?» Я задала этот вопрос мягко и ненавязчиво, потому что знала – он мне ответит. Он же мой брат… Как он мог промолчать? Виктор сглотнул, и я почувствовала его боль – как будто сквозь горло проскользнул колючий комок. Я его не торопила, спокойно дожидаясь ответа. И дождалась. «Мы сделали все, что могли». «Но?..» «Этого оказалось недостаточно. Камун останется хромым. На всю жизнь». Он постарался, чтобы его мысли звучали пусто и отрешенно, но я слишком хорошо его знала, чтобы не заметить за слоем напускного безразличия глубоко засевшую занозу отчаяния. Он мог врать кому угодно и сколько угодно, но я все равно видела его насквозь, и знала, как глубоко уязвляла его собственная беспомощность… он ведь и впрямь ничего не мог поделать! Вся его ученость, все его познания, все эти «профессора» и «университеты» летели куда-то за горизонт, в беспросветную мглу от одного-единственного осознания: ни к чему! Так и зачем тогда жить было, зачем стремиться к чему-то… о чем-то мечтать, если сейчас, когда кому-то действительно нужна твоя помощь?.. «Это не так». Моя мысль, совершенно четкая и ясная, прорезала липкую темноту, раскаленным лезвием засияв во мраке. «Ты же знаешь…» «Но мы не сможем. Мы…» «Ты забыл. У вас есть я». «Ты?..» «Не так уж сложно притвориться мертвой. А мои крылья широки. Спрашивать никто особо не будет. И вслед за нами никто не пойдет, а там… проще будет разобраться. Она поймет». «Это опасно, Певунья…» «Знаю». «Там… я не уверен, что смогу тебя защитить. Там… совсем другой мир. Чужой, серый… он сожрет тебя, как едва не сожрал меня!» «Нет, Виктор. У него не получится. Я – не часть его, и ты тоже. Ты никогда не был его частью. Ты думал, что мы с тобой встретились на стороне, на узкой границе между мирами… только на самом деле мы с тобой всегда жили рядом, сколько себя помним. Мы всегда были с тобой одним целым». «Певунья…» «Идем, - я мягко подтолкнула его в спину свободным щупальцем, - Камуну нужна наша помощь. А все прочее… не так уж важно». И, прислушавшись к веселым детским голосам, знать не знающим о нашей печали, но среди которых не хватало одного-единственного голоса, я выдохнула – как будто отзвук какой-то давным-давно забытой песни: «Остальное – неважно…»

* * * * *

Ну, а дальше все полетело в тартарары. Мы знали, на что шли, но это не значит, что нам было от этого легче! Помним долгое кружение над «Вратами», когда от пота скользили по поручням мокрые ладони, и кое-как отстиранная от крови Камуна рубашка, которую пришлось использовать в качестве носилок, прилипала к телу, а сердитый ветер заставлял дрожать от холода или, быть может, от страха?.. Помним голоса – множество голосов, гулким эхом отзывающихся в голове, когда аватары окружили приземлившийся прямо посреди их тренировочного лагеря «Самсон», полные любопытства, недоумения, раздражения, злости!.. …и тишину – гробовую тишину, нарушенную судорожным вздохом высокой женщины с цветастой повязкой на лбу. Мы в ней не ошиблись. Помним холодную металлическую каталку, на которой едва хватило места, и пришлось как следует сложить крылья, чтобы как можно крепче прижать к себе бледного мальчика, уберегая его от толчков. Помним двух солдат – вальяжных, гордых осознанием собственной значимости… двух цепных псов Корпорации, готовых рвать любого, на кого укажет хозяйская рука. Такие были всегда – подонки без чести и достоинства, которым служба в RDA дала то, чего они жаждали больше всего на свете – силу… Помним боль. Резкую, обжигающую, волной прокатившуюся по простреленной перепонке, вместе с тонкой струйкой крови, вытекшей из круглой ранки. Едва удержались, чтобы не вскрикнуть, услышав при этом вскрики других – и почти тут же раздался глухой удар об пол и злобная ругань. Помним ярость. Свирепую, испепеляющую… Ненависть, которой нет предела, которой нет достойного описания – ненависть из самых глубин души, отравляющая все вокруг, но за которой чувствовалась неподдельная мука – как от застарелой раны, что хоть и перестала болеть, но ноет каждый день, и, сколько ни пытайся, никакое время не излечит подобное… Помним вину. Горькую, жгучую, от которой сжималось сердце и хотелось не то выть, не то плакать – хотя вина принадлежала не нам, и едва ли нам досталась хотя бы сотая доля того, чем на самом деле полнилась эта женщина! Помним любовь. Ласковую, согревающую… Нерастраченную нежность, кем-то безжалостно втоптанную в грязь и едва-едва сумевшую возродиться на осколках былого светлого чувства, придавшего ей какую-то страшную, звериную тоску, от которой волосы сами вставали дыбом, а из бледных десен, как когти из кошачьей лапы, выступали ряды острейших обсидиановых зубов!.. Помним. И… понимаем. Видим тебя, сестра.

* * * * *

Грэйс сидела, лениво прислонившись спиной к стене, и руки ее свободно лежали на коленях, а вид был – ну вот-вот заснет. Стоял полдень, и во «Вратах Ада», лишенных влажного навеса листвы, было не продохнуть, так что одинокий аватар, решивший подремать в тенечке, ни у кого не вызывал подозрений, и даже наблюдатель в смотровой башне, некоторое время попялившись на нее, с зевком отвернулся, досадуя, что не может последовать ее примеру. Был бы охранник чуть более внимателен, заметил бы, как нет-нет, а блестят из-под полуопущенных век яркие и совершенно не сонные глаза, окидывая широкий лагерь цепким взглядом, а хвост, про который солдатам было свойственно постоянно забывать, всякий раз легонько постукивает о стену. Были бы у солдата еще чуткие уши, да стой он поблизости – различил бы и тихое, как шепот, урчание, доносившееся в ответ, а еще – редкие, но тяжелые удары когтей по гладкому полу, словно там, за дверью, переминалась с лапы на лапу гигантская собака. И уж вовсе не было бы конца его изумлению, коли бы зашел он внутрь и увидел, что там творится… но, в таком случае, едва бы он сумел до кого-нибудь донести о том, что увидел – Певунья свое дело знала четко, и, знай, переводила взгляд то на дверь наружу, то на ту, меньшую – ведущую в загерметизированный отсек, откуда и пришли эти двое людей в белоснежных халатах и масках, надетых на лица. Тут же была и Саша, но ее не гнали, тем паче, что она не лезла вперед, только следила за всем и помогала, заранее угадывая, какой инструмент понадобится врачу в следующий миг. Она, казалось, всецело была занята эти делом – но все же, когда сердито зашипел воздух в переходном тамбуре, ее рука первой метнулась к вечной кобуре на поясе, так что вошедшего внутрь затрепанного вида мужчину лет тридцати встретило наставленное ему в лоб дуло. - Спокойно, - он тут же поднял руки, - Это всего лишь я. - Виктор, - Саша произнесла это имя не то устало, не то раздраженно, убирая пистолет, и возвращаясь к работе, уже на ходу спросив, - Проблемы были? - Была парочка. - То есть? – она резко оглянулась. - Те самые оболтусы, которых оттрепала док. Если не заметила, они уже тогда были слегка навеселе, а, когда я их встретил, от них и вовсе несло на пару километров. Кажется, они меня узнали… - И?.. - Да ничего. Запер их в какой-то кладовой, пусть проспятся. Главное, чтобы они там все не сожрали! – он усмехнулся, но потом лицо его вновь стало серьезным, - Как тут у вас дело продвигается? - Еще с полчаса работы, - не оборачиваясь, ответила симпатичная женщина-врач, - И, если позволите… - Да, да, конечно. Не отвлекаю, - Виктор прихлопнул рот ладонью и осторожно прошел мимо, стараясь не смотреть на жутковатого вида инструменты и окровавленные синие ноги, что, хоть и были немногим тоньше человеческих, все равно производили впечатление чего-то настолько хрупкого, что… впрочем, об этом он предпочел не задумываться, а уж когда его слегка рассеянный взгляд натолкнулся на настороженные глаза Певуньи, посторонние мысли и вовсе вылетели прочь, как по заказу, и Виктор впервые за все время знакомства посмотрел на подругу своими собственными глазами. - Господи, какая же ты огромная… - пробормотал он, разглядывая нависшую над ним голову, - Прости. Наверное, это было не очень вежливо, да? Баньши слегка повернула голову, ее золотистые глаза не отрывались от его лица, словно пытаясь разглядеть в нем что-то… что-то… знакомое. Она его все-таки узнала – в противном случае он бы уже познакомился с ее зубами – но явно была смущена его размером, запахом (принюхавшись к собственной рубашке, Виктор невольно признал, что попахивает он действительно резковато), видом… В ее огромных глазах, похожих на блестящие капли янтаря, Виктор видел собственное отражение – жалкого замызганного человечка, со встрепанными и явно давно не мытыми русыми волосами, уже – наполовину седыми, с иссушенным и болезненным лицом, с полными застарелой тоски глазами, один из которых был светло-карим, а второй – пепельно-серым – и признавал, что где ж тут узнать высокого, стройного аватара! И все же она его признала. Как – Виктор не знал, да, если подумать, и не особо хотел узнавать – ему было вполне достаточно уже того, что смена тела никак не отразилась на их отношениях, и, улыбнувшись, он протянул руку к ее голове. Ее взгляд тут же переместился на его пальцы, но она по-прежнему стояла неподвижно, точно статуя, высеченного из пестрого камня, и лишь когда человеческая ладонь уже готова была коснуться ее носа, она вдруг резко дернулась вперед, и ее страшные челюсти коснулись руки. Она не сомкнула челюсти, и ее слегка загнутые назад зубы едва касались тонкой кожи, но все же в глазах Виктора не было страха – лишь, пожалуй, легкое недоумение, и, подержав его несколько секунд, Певунья разжала челюсти, после чего, негромко заурчав, ткнулась ему в руку носом. Улыбнувшись, он дружески почесал ее, а когда она опустила голову, чтобы позволить ему дотянуться до лба, он тоже склонился над ней, прошептав: - Это было твое испытание, да?.. Она в ответ медленно моргнула, после чего еще плотнее прижалась к нему, выводя булькающие рулады не хуже любой кошки и слегка подрагивая от плохо скрываемого удовольствия. Не без труда оторвавшись от ее теплого носа, Виктор встретил взгляд Саши – огромные синие глаза казались почти черными за прозрачным колпаком – и, улыбнувшись девушке, похлопал баньши по шее, после чего пристроился у стенки, а Певунья вернулась на свой пост – но именно так, чтобы одно из ее полурасправленных крыльев касалось его колена…

* * * * *

Мы помним. Хоть мы и не были связаны… …сердца наши все еще рвались друг к другу сквозь ограничения плоти. Мы все еще слышали дыхание друг друга… …ощущали живое тепло наших тел… …и видели отблески родной души, скрывающиеся в ярких глазах. Мы помним. Мы знаем. Мы были едины, не смотря ни на что. Но, как это часто случается… …во все времена и в любых мирах… Наш покой не продлился долго.

* * * * *

Раскаленные черные пчелы – пули! – очередью прошили мне перепонку, и, спасая крылья, я прижала их к туловищу, камнем уходя вниз и надеясь, что, по крайней мере, смогу отвлечь на себя один из кораблей. Кажется, получилось – во всяком случае, рев двигателей за моей спиной и не думал умолкать, даже когда я, проломившись сквозь густой полог листвы, заскользила между деревьями, то и дело резко кидаясь то вправо, то влево, чтобы избежать пуль. Вот где пригодились навыки ухода от преследователей в густой чаще – а ведь мои прежние «доброжелатели» были куда ловчее, чем неуклюжая машина! Но, впрочем, у них не было этих адских пуль, а еще взрывающихся штук – ракет, парочку которых мчащийся за мной «Скорпион» не замедлил выпустить мне вслед – к счастью, из воспоминаний Виктора я достаточно хорошо знала, как опасны ракеты, и успела вовремя нырнуть за толстенный ствол дерева, избежав удара, хотя раскаленный воздух все равно изрядно толкнул меня под крылья, заставив на миг потерять равновесие… Это был настоящий ад, ад из грохота металла, рева двигателей, разлетающихся древесных щепок, дыма и огня! Никогда в своей жизни – ни до, ни после этого – мне не было так страшно, и я металась, как подпаливший хвост жалохвост, слыша, как стонет лес и испуганно кричат его жители, столкнувшиеся с пламенной яростью пришельцев с Земли… За что? За что они нас так ненавидели? За что они желали нам смерти – мне, Виктору, Саше, Камуну?.. За что?! Я не знала… Но, огнекрылый меня раздери, я не собиралась вот так просто сдаваться! Ни на секунду, пока мои друзья, моя семья – пока они все сражались там, наверху, среди парящих скал, в неравной схватке столкнувшись… Постойте-ка. Среди парящих скал… Парящих… Горы Аллилуйя… Вот оно! И, издав приглушенный вопль, я, ловко увернувшись от очередной очереди пуль, по крутой дуге обошла преследующий меня «Скорпион» и, промелькнув у него перед самым носом – совсем как когда-то, с Сашей! – метнулась вверх, мощно загребая воздух. Я знала, что времени у меня немного, но разве у меня был выбор?! Едва вынырнув из густой листвы, я тут же высмотрела ближайший к себе корабль и бросилась к нему, почти с ликованием услышав за собой знакомый низкий рев спускаемых ракет… Всего ничего! Всего несколько мгновений! Тот, второй пилот заметил меня и попытался вильнуть в сторону, но, по сравнению со мной, его черная тварь была слишком медленной – он лишь слегка завалился на левый бок, когда я уже у самого его корабля резко вильнула в сторону, используя ближайшую скалу в качестве прикрытия… как раз вовремя – ибо в следующее мгновение небо украсил огненный цветок, и обломки взорвавшегося «Скорпиона» разлетелись во все стороны. Волной меня не задело – камень уберег, но оглушило знатно, и пришлось хвататься когтями за свисающие отовсюду плети, чтобы не свалиться вниз, как мешок картошки… кстати, забыла спросить у Виктора – что такое картошка? Ну ничего, еще спрошу… Если жива останусь – хья-а-а-а! – и, тряхнув головой, я с криком нырнула вниз, почти тут же выставив когти и буквально-таки врезавшись в лобовое стекло первого винтокрыла, чей пилот, казалось, вот-вот упадет в обморок от ужаса. Тем не менее, у него хватило ума, как только мои крылья закрыли ему обзор, рвануть штурвал в сторону, отчего машина бешено закрутилась на месте, пытаясь сбросить меня с себя, но я не падала, хотя была на грани – мои когти плохо подходили для того, чтобы цепляться за гладкий металл, и я всем своим телом прижалась к колпаку, не желая отпускать. Внезапно раздался резкий, отрывистый хлопок, и что-то больно кольнуло меня в грудь, глубоко засев где-то в кости. А потом еще. И еще раз! Сжав клыки, я стерпела еще четыре таких укола (пятый хлопок раздался впустую), после чего с трудом оторвав голову от стекла, в упор посмотрела на своего мучителя, в чьей руке… в чьей руке! Мои щупальца сами собой вздыбились, и, откинув голову назад, я со всей силы нанесла удар клювом по окровавленному колпаку. Второго не потребовалось – я пробила его насквозь, как гнилой орех, тут же расправив крылья и, оттолкнув машину от себя, ушла наверх, издав ликующий вопль. Я знала, что случится дальше. Я даже оборачиваться не стала, спеша воссоединиться с друзьями и поделиться с ними своей победой… когда внезапно, перебивая затихающий грохот размазавшегося о парящую скалу винтокрыла и свист ветра в ушах, до меня донесся душераздирающий вопль, услышав который, у меня перехватило дыхание, а сердце внезапно забыло, как биться в груди… …потому что я узнала этот вопль. Ведь он до сих пор преследовал меня в моих кошмарах… Я никогда не думала, что можно услышать что-то страшнее его. Но я ошиблась. Можно. Еще как можно. Стоит лишь добавить к реву огнекрылого отчаянный мальчишеский крик. Камун… «Виктор! – беззвучно закричала я, - Саша! Камун… Нет!» - и, уже ни о чем не думая, рванулась вперед, точно спущенная с тетивы стрела. Я летела, как еще никогда не летала в жизни, и звук дробился среди скал, а непрошеные слезы застилали глаза, но я не могла ошибиться – меня вело мое сердце, и, вынырнув из-за очередного парящего обломка, я тут же сложила крылья, отвесно пикируя вниз… прямо на багрово-золотую спину гигантского зверя, преследующего крошечный кораблик, мечущийся среди камней. Краем зрения я заметила вокруг него другие фигуры, и даже успела понять, что это На'Ви и баньши, пытающиеся отвлечь хищника от намеченной добычи, но он едва замечал их присутствие, преследуя черный винтокрыл. «Самсон» был быстрее, но здесь, в горах, Саша не могла выжать из него все, что умела, тогда как огнекрылый явно был на своей территории, и он был разъярен вторжением. Я проклинала свое легкое тельце: на сильном ветру я не могла спускаться достаточно быстро, и меня просто метало из стороны в сторону, тогда как мощный хищник подо мной был намного тяжелее, а все уловки, к которым прибегала Саша, лишь еще больше распаляли его, и… вспоминая тот вечер, мне кажется, что я сделала все, что могла. Честно. Мы сделали все, что могли. Мы все. Я знала, что не успею… Знала, что все равно – хотя бы на пару мгновений!.. И когда, подрезав Сашу на очередном вираже, огнекрылый вытянул вперед огромные мощные лапы, обхватив «Самсон» поперек туловища – я не замедлилась ни на мгновение, хотя сердце во мне кричало, и я выразила этот крик собственным, хриплым воплем, когда рухнула на загривок своего врага, вцепившись в его самое уязвимое место – одно из толстых, отливающих радугой щупалец, едва поместившееся мне в пасть. Я сжала челюсти. От громогласного крика раненого огнекрылого, казалось, затряслись все горы в округе, и гигантский зверь, отпустив уже наполовину растерзанный, изуродованный «Самсон» – сердце мое едва не разорвалось от боли! – рванулся вверх, унося меня на своей спине… Но я не собиралась его отпускать. Слезы на моих глазах быстро высохли, иссушенные яростью, и я свирепо рычала сквозь зубы, изо всех сил напрягая мышцы челюстей, хотя знала, что все равно не смогу сжать их сильнее… и все же я готова была сломать себе зубы, только бы доставить этой твари как можно больше боли – чтобы он почувствовал хотя бы половину той муки, что сейчас сжигала мою душу! И я рвала его, не зная жалости, болтаясь на его спине во все стороны, когда, не удержавшись когтями, меня отрывало от него на особо резком повороте… тщетно, тщетно! Обезумевший от боли, он бился о скалы, пролетал вплотную к ним, резко переворачивался и крутился, пытаясь с их помощью отодрать меня от себя, но я ни на мгновение не ослабляла хватки, не обращая внимание на боль – разве эта жалкая, телесная щекотка могла сравниться с бурей в моем сердце?! – и даже когда, взвыв в полный голос, огнекрылый тараном понесся на огромный кусок скалы, парящий неподалеку, точно готовясь пробить его своей головой – я и не подумала о своей жизни… только еще крепче сжала зубы, за мгновение до того, как дикий грохот окончательно лишил меня слуха, после чего мы оба камнем полетели вниз. Мы не упали в лес – видимо, Эйве еще зачем-то нужны были наши смертные оболочки – и летящий под нами остров принял наши тела в свою зеленую подушку. От удара у меня помутилось сознание, и зубы соскользнули с желанной добычи – уже в полумраке я щелкнула челюстями, тщетно пытаясь поймать ее снова – после чего меня отшвырнуло в сторону, и хотя густое сплетение лиан немного смягчило падение, приземление все равно нельзя было назвать особо удачным. Из меня словно бы вышибли весь воздух, на несколько мгновений – я уверена, всего на несколько! – мир перестал существовать, заменившись вязкой, глухой темнотой, в которой, как в болоте, утонуло мое измученное сознание… подарив мне долгожданный покой.

* * * * *

Мы помним. Мы знаем. И хотя оба храним разные воспоминания – от этого они не становятся менее общими… менее разделенными друг с другом. Я помню ужасающий треск и грохот вокруг. Помню, как кричал Камун, как выла сирена и сходила с ума приборная панель, пока Саша лихорадочно пыталась обрести власть над машиной… над тем, что осталось от машины и что сейчас с ужасающей скоростью падало куда-то вниз, сквозь дым и треск. Мы увидели Ва'ру, спикировавшего вслед за нами на своем отчаянно кричащем баньши, видели его и других охотников, как они пытались подхватить нашу падающую скорлупку, но вырвавшееся пламя отпугнуло даже самых отчаянных – я едва заметил, как кто-то из охотников – наверное, Истау – подхватил Камуна прямо из открытой кабины, за миг до того, как мощный язык пламени опалил воздух… а потом мы уже чиркнули брюхом по верхушкам деревьев, проваливаясь к земле… Я помню, как очнулась, с трудом вырвавшись из липкого черного тумана, в котором билась, как мотылек в тенетах паука – и тут же, едва приподнявшись над землей, увидела своего врага. Огнекрылый не долетел до земли – его тело было настолько гигантским, что его поддержал, в самом прямом смысле, весь остров, и теперь он висел, как в зеленой колыбели, свесив вниз когда-то великолепную голову с обломанным синим гребнем на верхней челюсти, и его темный глаз смотрел прямо на меня, словно затягивая в вечность… Мне потребовалось мгновение, чтобы встряхнуться, и огнекрылый медленно моргнул, раздувая изодранные бока. Он был сильно помят, но не смертельно, и, глядя на его бледное горло, толщиной с мое тело, я думала, что могла бы с этим покончить. Просто вцепиться ему в шею, повиснуть на нем, как та рыба, и выпустить ему всю кровь! Расправиться с ним, как он расправился с моей мамой!.. Я могла бы. Могла – но не стала этого делать. И, глядя в глаза собственной погибели, я чувствовала, как во мне… что-то меняется. Жажда мести, страх, отчаяние – они во мне выгорали дотла, и на теплом пепле исчезнувших чувств возникало что-то новое… что-то, чему я пока что не могла дать названия, но верила – пойму. И… приму. Мы помним, как блуждали в тумане – две потерянные души, никак не могущие найти друг друга в мерцающих лиловых завитках. Мы помним, как кричали, не слыша собственных криков, как плакали, не ощущая слез, как мчались вперед, отдавая все силы, но едва ли двигались с места. Мы помним, как задыхались от ядовитого воздуха – и тот же воздух рвал нам легкие, когда, сложив крылья, мы мчались вниз, прямо к обожженной дыре в зеленом пологе леса. Мы помним, как мутилось, поддергиваясь кровавой дымкой, сознание, отравленное чужой планетой – и помним, как темнело в глазах, когда увидели погрязший в мелкое болотце обугленный остов «Самсона»… беспомощного аватара, покрытого страшными ожогами, неподвижно лежавшего среди папоротников… и разбитый вдребезги колпак, в осколках которого застыли два окровавленных, изуродованных тела… Певунья. Виктор. Прости…

* * * * *

Какой-то приятный запах коснулся ноздрей, и Виктор совсем по-звериному дернул носом, втягивая манящий аромат, от которого рот мгновенно наполнился слюной, и он тяжело (и, ему показалось – оглушительно громко) сглотнул, после чего, осмелившись, медленно приподнял казавшиеся каменными веки. Сперва ничего не увидел – только темноту да плавающие разноцветные круги, но постепенно, после полуминуты морганий, раздражающие «медузки» убрались прочь, и он увидел над собой каменный потолок пещеры. Никак не обработанный, даже не выровненный толком – просто обычный серый камень, покрытый едва различимым голубоватым налетом плесени. Вот два слабо светящихся катышка, похожие на крохотные капельки ртути, немного покачавшись друг против друга, слились в единое целое, и Виктор не без труда повернул голову, пытаясь осмотреться по сторонам. Единственным источником света был еле различимый овал в дальнем конце пещеры, к тому же, закрытый плотной узорчатой тканью, сквозь который и просачивался внутрь разбудивший его запах поджаривающегося на костре мяса… м-м-м! Желудок поддержал его жалобным урчанием, и, подобрав под себя руки, он осторожно попытался сесть. Получилось не сразу – казалось, тело не без труда понимает, что живо – но в конце концов он все же сумел выпрямиться и, еле слышно застонав сквозь зубы, прислониться спиной к прохладной стене пещеры. Голова слегка кружилась, но, в целом и общем, чувствовал он себя вполне сносно, особенно учитывая… где он побывал до этого. Кружащиеся завитки розовато-лилового тумана… Потрясающая легкость во всем теле… легкость, граничащая с эйфорией, заставляющая беззаботно смеяться и кувыркаться через голову, точно ребенка… легкость, не доступная никому из смертных, обладающих живыми телами, ибо ничто не сравнится с бесплотной душой, наконец-то освобожденной от уз телесного существования… Сдавленно выдохнув, Виктор уронил голову на подставленные руки, чувствуя, как внезапное осознание заставило его спину покрыться холодным потом. «Я… умер?!» Нет, нет… не может быть… Виктор с силой ущипнул себя за руку, и чуть не вскрикнул от острой боли, пронизавшей нервы. «Я чувствую боль, - повторил он себе, - Я чувствую запахи, я вижу… и я думаю – значит, существую?.. Но как? Мы же разбились… Мы бы не выжили без масок – а маску разломало взрывом… что случилось?!» Кое-как оторвав от лица одну ладонь, он поднес ее к самым глазам и внимательно рассмотрел длинные синие пальцы с едва различимым рисунком полос. Он в своем аватаре… но что же тогда случилось с его настоящим телом? Ведь они были обречены на смерть после крушения, если не от огня и дыма, то от ядовитого воздуха Пандоры. У них не было шансов выжить – ни у него, ни у… Саша! Издав какой-то неопределенный хриплый звук, больше подошедший бы какому-нибудь животному, он попытался вскочить на ноги, но, совсем как когда-то в прошлом, во время первого сеанса связи, неуклюже повалился наземь, пребольно ударившись боком. В проводах разве что не запутался – вот и вся разница, да и то – не от собственной ловкости, а по причине отсутствия последних… Правда, пол тут оказался похуже – не гладкий пластиковый, а каменный, чуть присыпанный крупным песком, и Виктор едва успел выставить вперед руки, в противном случае к уже имеющимся повреждениям прибавился бы расквашенный нос. - Черт, - пробормотал он сквозь зубы, глядя на длинные полоски белых огоньков, сбегавших по коже к кончикам пальцев. Кое-где полоски прерывались, но он не стал выяснять, почему – как только боль слегка утихла, была предпринята попытка номер два, более удачная, так как стена, к счастью, падать не собиралась, а до выхода оставалось всего несколько шагов, хотя каждый из них показался длиннее мили, и на последнем его качало, как неопытного моряка в непогоду. Занавесь нащупывал уже вслепую, просто зная, что она там есть, попутно едва не унес ее с собой, но, к счастью, вовремя избавился от незапланированного «плаща» и прямо-таки вывалился наружу. Естественно, тут же споткнувшись. Естественно, перевалившись через плечо и покатившись кубарем. Но, не успел он как следует выругаться, как со всего размаху налетел грудью на что-то твердое, но, в то же время, упругое, без особого напряжения принявшее на себя его тело – причем Виктору даже не нужно было напрягаться, гадая, что же это такое! - П… Певунья! – выкрикнул он, глядя в ее золотые глаза, и баньши радостно закурлыкала в ответ, тем не менее, воздержавшись от излишних проявлений нежности – огромные когти лишь едва заметно прикоснулись к его коже. Виктору же подобные опасения показались откровенно лишними, и, приподнявшись на носках, он обеими руками обвил ее могучую шею, прижавшись к ней так крепко, как только мог. Если же Певунья и удивилась, то ненадолго – чуть погодя ее клокочущее мурлыканье вернулось с новой силой, и широкие крылья обняли их обоих, точно укрывая от нескромных взглядов. «Я скучала по тебе, Виктор». «Я тоже по тебе скучал, - не открывая глаз, ответил он, вдыхая пряный запах ее шкуры, оказавшийся ничуть не менее желанным, чем тот, которым веяло от горевшего неподалеку костра, - Не думал уже, что…» «Я думала. Я знала, что ты найдешь дорогу назад». «Так это была ты?» «Я?..» «Та баньши с мерцающими крыльями…» «Нет… Но не волнуйся – я ее знаю». «Знаешь?» «Конечно, - она чуть прикрыла глаза, - Это… моя мама. Я рада, что она нашла тебя… Это она привела тебя назад?» «Да. Я думал, что это ты, и бежал следом… потом как будто споткнулся, упал – и очнулся уже здесь, - он невольно вздрогнул, - Я… умер, Певунья?» «Нет, - она ласково дотронулась до его плеча, где, выходя со спины, подобно извитому жгуту тянулась длинная полоса блестящей темной кожи, лишенной белых огоньков, - Ты не умер. Ты… - она замялась, подыскивая определение, - ты просто побывал у Грани, между мирами… а потом вернулся домой». «А что случилось?..» «То, человеческое – мертво». «Выходит…» «Да, - ее золотистые глаза ласково прищурились, - Теперь мы всегда будем рядом, Виктор. Ты, я… и Саша». «Саша! – он прямо-таки вскинулся, - Где она? С ней все в порядке? И как… она же… она же не…» - но Певунья мягко прервала сумбур в его голове. «Идем», - сказала она, нагибаясь – Виктор, благодарный за поддержку, навалился на ее мускулистую шею, что без малейшего труда выдержала его вес, и, точно мать, поддерживающая своего ребенка, Певунья повела его вниз по склону, прямо к пологому речному берегу, где ярко горел большой рыжий костер, бросая вокруг себя дрожащие отсветы. Вокруг него плотным кружком собрались мало что не все жители поселения, начиная от высохших старух и кончая разновозрастной ребятней, что – вот уж диво! – не вертелась, точно сев на муравейник, не перекидывала друг другу пестрые камушки, и даже ручной змееволчонок, против обыкновения, не лез к кому попало «целоваться», а спокойно сидел на руках у примостившегося на плетеном коврике Камуна, и оба – и звереныш, и мальчишка – во все глаза смотрели на… У Виктора перехватило дыхание. Нет. Не может быть. Это невозможно! Ведь сказок не бывает… Как?.. Он услышал, как еле слышно засмеялась Певунья, своим совершенно особенным смехом, но даже это не заставило его оторвать глаз от маленькой, казавшейся совсем крошечной среди окруживших ее На'Ви фигурки, подобно легкому мотыльку, танцевавшей на фоне пляшущих языков костра. Ее тонкие руки то вздымались, то опадали, подобно стебелькам травы под ударами легкого ветра, и полупрозрачная ткань будто туманом окутывала хрупкое тело, пока босые ноги заставляли его то взвиваться вверх, то отбивать веселый ритм, а то и кружиться, кружиться яростным вихрем, подставив лицо звездным лучам – искры, вылетавшие из костра, даже не успевали подпалить короткие, но уже не торчащие «ежиком» волосы, тут же срывались и улетали прочь, исчезая во мраке, а девушка, ни на мгновение не останавливаясь, неслась все дальше и дальше!.. И как-то так незаметно получилось, что очередной ее прыжок, больше похожий на короткий, но от того не менее вдохновенный полет, заставил ее перемахнуть через плотное кольцо зрителей и, едва коснувшись земли, тут же броситься навстречу застывшему столбом Виктору. Тот только и успел, что руки подставить, как-то начисто позабыв, что и сам едва стоит на ногах… в общем, Певунья его не спасла – шандарахнулся оземь с девушкой на руках. Он снизу, девушка, к счастью, сверху, но приложило знатно – на какое-то время, судя по всему, он-таки вырубился, ибо, очнувшись, неба над собой практически не увидел – все пространство было тесно заполнено в различной мере знакомыми, но совершенно одинаково озабоченными физиономиями. Включая и Сашу, смотревшую на него мало что не с испугом. - Вы-ы… ы-ых-ктар? Голос у девушки оказался неожиданно хриплым, будто простуженным, и настолько отличающимся от ее обычного мелодичного выговора, что привел его в чувство не хуже нашатыря, а, когда его в десять рук поставили на ноги, и Певунья, на всякий случай, подперла сзади, все, что он сумел – это в полном недоумении уставиться на Сашу, ибо чувствовал, что теперь-то он окончательно и бесповоротно сбит с толку. Когда он увидел ее живой – ладно, на фоне его собственного чудесного воскрешения этот факт не особо бросался в глаза. Когда он увидел ее танцующей вокруг костра в платье его мечты – был, мягко говоря, шокирован. Но когда он услышал, что она говорит, без маски, без респиратора, даже без этого бестолкового аварийного баллончика с кислородом… Словами не описать, но все же попробуйте себе представить человека, голышом выныривающего со дна бака с кислотой и вежливо интересующегося, как у вас дела. Представили?.. То-то же. - Как… я имею в виду… как?.. – Виктор отчаянно пытался найти нужные слова, но путался и сбивался, как ребенок, так что, в конце концов, Саша лишь мягко улыбнулась в ответ – а ответил за нее Истау. - Эйва вернула вас в этот мир, - сказал На'Ви, - Она хочет, чтобы вы жили. - Но как же теперь… - Виктор тревожно обернулся, - Саша же не… - Не волнуйся, - Истау улыбнулся, и одна его ладонь мягко коснулась его плеча, - Вы – не первые Небесные люди, которых мы рады принять, как своих – и, - в его тоне проскользнула смешинка, - надеюсь, не последние. Вы рисковали своими жизнями… нет, даже не так – вы пожертвовали своими жизнями, когда могли отступить, и никто бы не поставил вам это в укор – но, тем не менее, вы остались и спасли жизнь Камуна, - его голос слегка задрожал, но он быстро справился с ним, - И… мы счастливы приветствовать вас здесь – тебя, Виктор, и тебя, Саша… - вторая его рука опустилась на плечо девушки, - И тебя, конечно, тоже, Певунья, - засмеялся он чуть погодя, едва узкий нос баньши ткнулся ему под локоть, - Добро пожаловать. - Добро пожаловать, - поддержала его Туке, и ее узкие ладони опустились рядом с его, ободряюще сжав обоих новоиспеченных членов клана, - Мы рады. - Добро пожаловать, - раздался ужасно картавый голос, и сияющий Ва'ру присоединился к ним, улыбаясь во все зубы, а потом, один за другим – все На'Ви, собравшиеся вокруг, прикасались к ним, кладя свои ладони им на руки, на шеи, на плечи – все вместе, образуя живую паутину, в центре которой, прижавшись друг к другу, стояли трое друзей, чувствуя тепло рук, слыша биение сердец и размеренное дыхание… ощущая, как внутри них поднимается что-то теплое, согревающее, что, зародившись где-то глубоко в сердцах, разлилось по всему телу, до самых кончиков пальцев, будто укутывая замерзшие души в пушистое одеяло и напевая им колыбельную, какую может петь только мама, баюкающая своего ребенка. Это была не связь, нет – но нечто столь же глубокое и чувственное, нечто, позволяющее чувствовать себя частью чего-то большего, нежели одно, отдельное живое существо. Нечто, позволяющее искренне плакать при виде трех безжизненных, ни на что не похожих тел, возложенных у корней древнего дерева, вокруг которых собрались все свободные члены клана, собственными телами формируя единую сеть взаимосвязанных умов, в которых, как в колыбели, плавали слабые отголоски человеческих душ. Нечто, позволяющее дрожать от напряжения, когда похожие на каких-то светящихся змеек корни, подобно копьям, вонзились в беззащитное горло человеческой девушки, тут же выпуская мириады тончайших волосков, вгрызающихся внутрь, проникающих в самое ее естество – и необратимо меняющих тело, пока душа, влекомая ярким сиянием зовущей ее молитвы, неуверенно возвращалась назад по едва различимой тропе. Нечто, позволяющее весело смеяться при виде запутавшегося в собственных ногах сноходца, добродушно подтрунивать над бесхвостой девушкой и отпускать не самые пристойные шутки по поводу занявшихся очередными ухаживаниями баньши – но в то же время стоять здесь и сейчас, соединенные с ними единой цепью, и знать, что отныне и навсегда этим троим ты без колебаний доверишь и тело, и душу. Это была словно некая форма странного сосуществования, сложного и многогранного симбиоза, в котором каждая душа по мере сил своих вносила вклад в общее дело, но никогда не чувствовала себя обделенной, зная, что рядом с ней всегда есть те, кто любят, кто поймут и примут, не смотря ни на что… надежный островок в бурном океане жизни, полный покоя и умиротворения… То, что они вместе – разве этого мало для счастья? Разве этого мало для того, чтобы наконец-то ощутить себя дома?.. - Добро пожаловать… домой? – все еще слегка неуверенно спросил Виктор, и Саша, улыбнувшись, просто накрыла его руку своей, а Певунья, замурлыкав, обняла их обоих своими радужными крыльями, словно бы принимая и навек скрепляя этот странный, но от того не менее прочный союз. Как же приятно, после стольких странствий… …пройдя сквозь все эти испытания, пережив все трудности… …наконец-то понять, где твое место. Осознать, что ты… дома. Ибо, рано или поздно – выбор вершить всем, а в противном случае любой из нас рискует потерять себя и навсегда остаться на узкой тропинке, прихотливо петляющей где-то между мирами.

Конец.