***
Рональд Уизли с унылым выражением лица стоял на балконе резиденции какого-то богатея из Европы и нервно курил магловские сигареты, наблюдая за закатными лучами Солнца и ощущая внутри странную пустоту. На приёме, посвящённом достижениям в магических науках или вкладам в развитие магического населения стран конфедерации, он был явно лишним. Кажется, и попал в список приглашённых он совершенно случайно… Голова раскалывалась, в глазах не проходили тёмные пятна от вспышек колдокамер: у него начиналась мигрень. Но зелий от головной боли Рон, как всегда, с собой не захватил. Забыл. Он так рвался попасть в элиту, чтобы фотографироваться со знаменитостями, чтобы про него в газетах писали статьи, чтобы вырваться из тени братьев и утереть нос Малфою, но главное, Поттеру с компанией, что добившись желаемого, понял только, каким глупцом был. Магическая элита — не для него. Он понял это после всего нескольких заумных разговоров с другими приглашёнными, когда не смог поддержать ни одну предложенную тему беседы. Что он знал, кроме магических шахмат? Ничего. Даже Хогвартс он окончил кое-как, едва не вылетев с шестого курса. На балкончике он фактически прятался. Знаменитостям не было до него никакого дела, а вот журналистам, которых тоже было приглашено на приём много… Как же, Трёхкратный Чемпион Мира по Магическим Шахматам! Что он забыл среди учёных и ботаников? Магические шахматы ведь у магов котировались как вид спорта, а спортсмены, тем более знаменитые, были такой редкостью на подобных мероприятиях, где собирались скучные исследователи… Они надоели. Журналисты. Все эти вспышки колдокамер, бесконечные вопросы, прыткопишущие перья, которые записывали правильно, хорошо, если половину его ответов. Нужно было постоянно улыбаться, поддерживая репутацию. Нужно было постоянно следить за собой, что бы — не дай Мерлин — не сделать, не сказать какую-нибудь глупость. Журналисты были падальщиками и так и ждали, когда кто-нибудь из знаменитостей расслабится, чтобы тут же слететься как вороньё и растерзать статейками чью-нибудь карьеру, а то и жизнь. Поначалу Рональду было плевать на то, что о нём думают. Но после нескольких разгромных и унизительных статей в европейских газетах, выпущенных после его первой победы в европейском турнире, ему волей-неволей пришлось взяться за голову. От постоянного нервного напряжения у него и началась мигрень. А зелья от неё были недешёвыми, и ох и намучался он от головной боли в своё время… Курить он тоже начал по той же причине: от нервов. Рональд вздохнул, снова припоминая одного школьного недруга, которого в последние дни вспоминал всё чаще. Поттер. Как же он, дурак, тогда завидовал его славе! Не понимал, что быть знаменитостью по-настоящему сложно. Не понимал, что всё их счастье — просто игра на публику. Иронично, что он завидовал Мальчику-Который-Выжил до сих пор. Но теперь не славе, нет. Рон боялся мнения толпы о себе, боялся, что о нём подумают что-то не то. А Поттер никогда этого не боялся. И говорил всегда, что думал, и вёл себя так, как хотел… Вот бы взять у него несколько уроков! Но интересно, что с ним сталось, с Поттером? Он ведь понимал, что не сам добился славы. И всё ещё ощущал долг перед братьями, которые дружно скинулись ему на поездку во Францию, и конкретно перед Фредом и Джорджем, которые и записали его в список участников отборочного тура. Именно благодаря им он и стал знаменитостью. И всё потому, что в Англии играли только на любительском уровне. Никто дома не играл профессионально. Если бы не братья — не было всего того, чего он достиг. А если бы Поттер не подал идею… И зачем он принял приглашение на чёртов приём? Ведь знал же, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет… Рональд затушил о металлические перила остаток сигареты и испарил её взмахом палочки, тут же отправившись на поиски хозяина приёма, чтобы извиниться перед ним за преждевременный уход, сославшись на что-нибудь, на ту же мигрень. Не то чтобы он хотел домой, в небольшой особняк, который с недавних пор стал казаться таким пустым и большим. Просто на приёме он чувствовал себя лишним. Лучше уж одиночество, чем ощущать себя ненужным, — так думал он. И уже собирался уходить, как вдруг заметил в толпе гостей до боли знакомое, но почти забытое ныне лицо…***
— Дурсль?! — услышал Дадли удивлённый, смутно знакомый, но прокурено хриплый голос. Извинившись перед знакомым, он обернулся, чтобы тут же удивлённо воскликнуть: — Рон? — он не сразу поверил глазам, но это действительно был он! — Здравствуй! Не ожидал встретить тебя здесь, среди учёных… — воскликнул Дадли и тут же досадливо прикусил язык. Знал ведь, что Рональда всегда задевали сомнения в его способностях. И именно так звучали его слова, хотя, конечно, он был просто удивлён. Но младший сын Уизли, кажется, и не обратил на слова внимания или сделал таковой вид: — Что ты здесь делаешь? — прямо спросил он. Дадли, улыбнувшись устало и вздохнув, пожал плечами: — Отдуваюсь за всех крысоловов и Гарольда. На этот раз я оказался самым свободным, вот меня и прислали сюда, — почесал макушку он, присматриваясь к собеседнику. Тот сильно вытянулся за годы, в которые они не виделись, отчего казался совсем тощим. Явно не занимался спортом, да и вообще редко выходил на улицу, судя по бледному лицу, на котором ярко выделялись веснушки. Поглядев на бывшего однокурсника, Дадли с ненавистью покосился на свой, появившийся не так давно, небольшой живот. То ли гены сказывались, то ли заботы, семейные в том числе, вынудили его временно запустить себя. Но пузцо появилось, и Дурсль всё никак не мог выкроить время, чтобы заняться собой и вернуть форму. Кузен-то, несмотря на склочную супругу, проблематичную сестру, шумных детей и заботы главы общины, умудрялся всегда быть в форме. Но у Дадли времени как-то не находилось. Он всё-таки грешил на гены… — То есть вы занимаетесь исследованиями в магических науках? — вырвал его из мыслей Рон. И вот уж какого вопроса Дадли не ждал! Ну не вязался у него сохранившийся с Хогвартса образ глуповатого юноши, который совершенно не умел анализировать информацию и делать верные выводы в любом вопросе, кроме шахмат, с образом человека, которого он видел перед собой. Этот, совершенно незнакомый, новый, сильно повзрослевший Рональд Уизли думал, прежде чем что-то делать. Что же с ним произошло, что он так изменился и перестал быть маменькиным сынком?! — Мы на подобных мероприятиях тусуемся с момента, когда создали на Барбадосе небольшую магическую общину. Многие научные разработки и новшества последних лет — наша заслуга. Они нас кормят, — снова пожал плечами Дадли, отвечая на вопрос и перехватывая с парящего среди гостей подноса бокал фруктового пунша. — Правда, мы не любим такие мероприятия, а потому отправляем сюда обычно кого-то одного, крайнего, того, кто не сумел вовремя найти уважительной причины, чтобы отбрехаться. — Рональд пояснению усмехнулся, будто и не ждал от их компании ничего иного. Но, кажется, он был удивлён, что они до сих пор были вместе: — Магическая община? — изумился он. — Значит, вот куда вы все исчезли после той заварушки в министерстве? Барбадос. — Дадли кивнул, чувствуя неловкость от того, что просто не знал, как поддержать разговор с этим человеком. Они расстались практически врагами. Он, Дадли, фактически предал Рона, а до этого обманул. Но, несмотря на прошлое, Уизли разговаривал с ним нормально. Хотя, кажется, тоже испытывал некоторую неловкость в общении, потому что теребил пальцами манжет недешёвой рубашки. — Слышал, ты стал трёхкратным чемпионом мира по шахматам? — наконец нашёлся с темой Дадли. — Поздравляю! Думаю, ты действительно заслужил. — Удивляешься тому, как я сюда попал? — проницательно ухмыльнулся Рональд, уловив какой-то свой смысл в словах Дурсля. Дадли хотел осторожно кивнуть, но однокурсник его опередил, поясняя: — Я организовал профессиональный шахматный турнир в Англии. Учитывая всю бюрократию, это было сложно, потребовало много вложений, терпения и умений договариваться с чиновниками. В качестве поощрения за общественно полезную деятельность меня и пригласили, наверное, — Рон пожал плечами, как бы говоря, что и сам не знал, что делал на приёме. — Хорошее дело, — одобрил Дадли организацию турнира на их общей родине, про себя удивляясь ещё сильнее: никогда бы не подумал, что Рон способен на такие подвиги. И всё же. — Как братья, как старая добрая Англия? — снова спросил он, из вежливости, отчего-то не желая упускать собеседника из громкого и незабываемого прошлого. — Не знаю, — выдохнул Рональд. Кажется, он был не рад такому вопросу. — С семьёй я мало общаюсь. Да и живу давно во Франции. Даже язык выучил. — Он произнёс несколько фраз на французском, вызывая смешок у Дадли: язык-то выучил, но акцент его был просто ужасен. — А организовывая турнир, мне было некогда выяснять, как там теперь живут… Слово за слово, и они неожиданно для самих себя разговорились, а некоторое время спустя Дадли пригласил бывшего неприятеля посетить общину…***
Стопки бумаг и папок заполняли все свободные углы, производя на посетителей теоретически просторного кабинета ощущение, что они вошли в какой-то пыльный архив или древнюю библиотеку. Больше ничего необычного в кабинете не было. Книжные стеллажи, стол, несколько кресел, диванчик, торшер у тумбочки. Всё как обычно. Как у всех. Разве что непривычно было на рабочем столе мага видеть магловский ноутбук… Состояние самого хозяина кабинета тоже давно не удивило бы никого из его приближённых. Но Рон Уизли, шагнув вслед за Дадли из камина, поражённо присвистнул: — Смотрю, Поттер ничуть не изменился, — хмыкнул он весело, глядя на спящего на бумагах бывшего врага. На одной щеке Гарольда уже отпечатались свежие чернила, повествующие о поставках чёрного чая в магическую общину. Так ему, видимо, такого украшения было мало и теперь на второй его щеке тоже грозила появиться надпись. — Тут ты прав. Гарри совершенно не меняется, — улыбнулся Дадли и, схватив с тумбочки кувшин с водой, весело подмигнув Рональду, вылил воду на спящего кузена. Тот мгновенно застонал, зафыркал недовольно, но, фактически, не проснулся. Только выдал сквозь сон, на автопилоте испаряя с себя и бумаг воду: — Гадина ты моя, милая, дай поспать человеку, а? По ночам-то ты мне спать не даёшь… — Дурсль демонстративно закатил глаза и, взмахнув рукой, магически воспроизвёл звук гонга. Поттер мгновенно вскочил на ноги, осоловело оглядывая собственный кабинет. Наткнувшись взглядом на кузена, он широко зевнул, прикрывая рот ладонью, и недовольно нахмурился: — Моргана тебя побери, Дад, теперь и ты мне будешь мешать спать?! — Никто не виноват в том, что ты спишь не вовремя, — фыркнул Дурсль, хоть и знал, что виновник, а точнее виновница всё-таки была. Он вздохнул и решил прервать, грозившую вот-вот сорваться с языка, гневную отповедь Гарольда, больше похожую на жалобу: — Я привёл особого гостя, если ты не заметил, — ехидно сообщил Дадли. Поттер вздохнул и осмотрелся снова. На этот раз его взгляд зацепился за непривычно яркое пятно в кабинете: ярко-рыжие волосы школьного неприятеля. Гарольд совершенно не понимал, зачем Дадли привёл его, да ещё и сразу в кабинет, но с волей кузена смирился и оспаривать её разумность не намеревался. — Рональд… — выдохнул он. — Привет, Поттер. Извини, за внезапный визит, — задорно ухмыльнулся Уизли, с наигранной бравадой протягивая руку для рукопожатия. Но Гарольд видел сквозь все маски страх. Страх, что его попытку поладить и на этот раз отвергнут. — Неожиданно. Но вы вовремя, — Поттер улыбнулся, пожимая руку без малейшей задней мысли. — Мне как раз не помешает встряхнуться…***
Рональд гостил у Поттеров уже несколько дней и всё никак не уставал поражаться гармоничности жизни вокруг. Его с подозрением и лёгким недоверием встретили разве что только Малфои: Драко и Люциус. А остальные члены общины, чьи имена до сих пор то и дело обсасывались в статьях английских газет, приветствовали его, будто он был их хорошим приятелем и даже другом, будто он не строил козни против них сообща с Дамблдором, будто он не был им врагом никогда. Рон с ужасом ощущал, будто попал в иной мир. Его потрясло то, что его однокурсники не только обзавелись супругами, но и детьми. У большинства было по двое детей, а у некоторых и по трое. У Дадли, например, была дочь старшая и два сына. У Грейнджер, то есть у Гермионы Крам, был старший сын, дочь и ещё маленький сын. У Малфоев были две славные девчушки-близняшки, такие же лунатичные, как мать, и крохотный карапуз-наследник, копия вечно напыщенного Драко. У Поттеров было пока двое детей: четырнадцатилетний Джонатан Гарольд Поттер и шестилетняя малышка Шарлотт Эвелина Поттер. Однако, судя по тому, что Флёр почти каждый вечер практически насильно утаскивала супруга в спальню, на двоих они не планировали останавливаться. Рональд смотрел на семью бывшего врага и понимал, что по-настоящему уважал его. Потому что славе тот предпочёл семью, потому что не побоялся взять на себя ответственность за друзей и их семьи, потому что плевать ему было на мнение мира о герое, сговорившемся с убийцей своих родителей, предавшем страну и сбежавшем от ответственности за содеянное. Уважал, потому что Гарольда по-настоящему любили, и он этого добился сам, не прячась за спины старших, как это делал он, без матери неспособный даже помириться с родной сестрой. Наблюдая за тем, как крысоловы, его ровесники, с удовольствием возятся уже со своими детьми, дурачась так, что подраставшие дети казались разумнее и взрослее, Рон понимал, что в погоне за славой, за попыткой вырваться из тени старших братьев, упустил что-то по-настоящему важное. Что-то, чего не объяснили ему его родители, но что легко поняли Фред и Джордж, объявившиеся в общине несколько дней спустя после его прибытия, но с улыбками и подколками знакомившие его со своими жёнами и детьми. Даже Летучая Мышь Хогвартса, Северус Снейп и то это «что-то» понял. Не зря же он, не заботясь о репутации, бегал по пляжу за своими близнецами Лили и Джеймсом, которые, в свою очередь, гонялись за старшим братом, кузеном, Антаресом Сириусом Блэком… Слава, мировая известность… Рон когда-то ответил Гарольду, что не променял бы семью на это. Ни за что не променял бы. Именно тот вопрос заставил его задуматься и понять: слава не стоила жизней членов семьи. И всё-таки он поступил обратно своим словам. Он променял семью на известность, сначала рассорившись с Лавандой Браун, потом с матерью и отцом, потом с сестрой. С братьями у него никогда не было особо тёплых отношений, они не ссорились, они просто разошлись. И вот он остался один: ни семьи, ни друзей, ни хоть сколько-нибудь близких приятелей. В то время как Поттер, злейший тогда ещё враг, легко и непринуждённо променял славу на семью. Нет, конечно, слава Мальчика-Который-Выжил навсегда останется с ним и будет преследовать и настигать, стоит ему выйти в любое популярное магическое местечко мира. Но выходить к людям он не спешил. Зачем? У него хватало близких для общения. Целая община! Не поселение, а именно община, где все друг друга знали, где не было чужих. Где все были своими, все были роднёй, семьёй. Большой, нет, просто огромной семьёй, в которую принимали без предрассудков всех, в которой любили всех такими, какими уродились и выросли… Рональд думал, что если бы он тогда, много лет назад, на третьем курсе Хогвартса не выбрал бы вражду — вполне мог бы быть частью этой общины. Завидовал, но уже не по чёрному. И жалел, очень горько жалел…***
— Гарри, прости меня, — искренне попросил Рон, с трудом заставая Гарольда в одиночестве. Непросто было выяснить, что Поттер на восходе любил гулять на пляже босиком у самой линии воды и что ходил любоваться рассветом в одиночестве он почти каждый день. В любое другое время вокруг него постоянно кто-то вертелся, а потому Рону пришлось напроситься на прогулку в его компании, чтобы поговорить. Тот шёл медленно, позволяя прибою мочить ноги до колен, был молчалив, погружен в какие-то свои мысли и реагировал заторможено: — А? За что? — За то, что завидовал. За то, что строил козни за спиной, за то, что подставлял и ненавидел тебя и твоих друзей, — быстро-быстро перечислил Уизли, пока силы духа хватало, чтобы сказать подобное бывшему врагу. — И спасибо, — очень тихо выдохнул он, когда Поттер обернулся, — за то, что толкнул меня в самостоятельную жизнь. Если бы не тот разговор в Запретном Лесу, я бы так и… — Рон судорожно вздохнул, отчётливо понимая, что если бы Гарольд тогда не сказал о шахматах, он был так и жил с родителями в тени братьев, злясь на весь мир. Понял он это давно, когда один из журналистов после очередной победы спросил его, как же он решился участвовать в чемпионатах. Что он мог тогда ответить? Что враг подсказал, а он и послушался? Но ведь, по сути, так и было. Рон ещё раз вздохнул и признал свой долг: — Да и вообще, если бы не ты, скорее всего, я плохо закончил бы… — Поттер отвернулся, улыбаясь и подставляя лицо свежему ветру и первым лучам восходящего солнца: — Я не помню ни козней, ни подстав, ни твоей ненависти. Так что… — он фыркнул каким-то мыслям. Затем ещё и ещё, и так и не повернувшись, закончил: — Но если тебе важно — прощаю. — Спасибо, Гарри! — свистяще выдохнул Рональд, широко улыбаясь. Впрочем, он тут же замялся, не зная, как задать один мучавший его вопрос. Гарольд, словно почувствовав это, обернулся: — Ну? Что ещё? — поторопил он. И Рон решился, несколько неловко и даже робко от волнения, спрашивая: — Вам тут, случаем, не нужен стратег? — Мы все стратеги в той или иной степени, — уклончиво ответил Гарольд. Рон помрачнел. Он просил о новом шансе, надеялся на возможность остаться жить в общине и стать маленькой частью чего-то большего, чего-то целого. Но как об этом сказать бывшему врагу, учитывая, что он до сих пор не знал, что Гарольд о нём думал все эти годы и думал ли вообще хоть раз?! — Но жить — можешь остаться, — хохотнул Поттер, прекрасно понимавший суть вопроса. И, хлопнув Рона по плечу, предложил: — Давай пробежимся до пристани наперегонки, а? — Не дождавшись ответа, он резко сорвался с места, переходя на бег. Рональд ошеломлённо моргнул, легко рассмеялся, покачал головой и, ни о чём больше не беспокоясь, бросился следом… Жизнь больше не казалась ему пустой.КОНЕЦ