Мальчик, который врал

Понадобилось пять лет, чтобы Билл с Диппером созрели до мысли о новом и основательном переезде. Началось всё с того, что хозяйка квартиры соизволила отдать Богу душу. Прошло всего два дня с получения арендной платы за следующий месяц, однако это не помешало её весьма инициативному внуку сообщить жильцам о выселении прямо в день похорон. Пылкие споры, возмущения и ссылки на арендный договор действия не возымели. Новый владелец с кислой миной расщедрился ещё на месяц оплаченного срока и за опоздание пригрозил крупным штрафом. Злорадное гавканье Билла, когда парой недель спустя при оглашении завещания юрист объявил, что по воле покойной квартира переходит её нынешним жильцам, до сих пор стояло у Диппера в ушах. Несчастный внук почившей старухи то ли от этого дикого гогота, то ли от услышанной новости подавился канапе, чем ожидаемо вызвал у Сайфера новый приступ веселья. Из кабинета их выгнали, но факт оставался фактом: даже при учёте судебного оспаривания со стороны законных наследников, большая доля квартиры теперь принадлежала им двоим. Средства, вырученные за продажу своей доли, приплюсовались к общему счёту. За последнее время выписка со счёта и без того приобрела вид донельзя приятный, и Диппер первым высказал мысль, что до самой старости перебиваться арендой жилья — идея из разряда «так себе». Билл, с пару десятков раз употребивший весь английский запас синонимичных выражений к слову «зануда», согласился, и месяцем спустя они уже паковали вещи для переезда в собственный дом. За годы совместной жизни Диппер так и не понял, каким образом Билл умудряется создавать вокруг себя бардак даже при том условии, что образовываться этому самому бардаку вроде бы и не из чего. Было ли дело в его склонности тащить домой тонны всяческого якобы нужного хлама, который уже через день отправлялся в антресолевую Нарнию и больше не возвращался, или же в рассеянности Билла — Диппер почти смирился с чашками на стиральной машине; — барахло копилось и, в конце концов, захватило в их старой квартире всё свободное пространство. Бороться с захламлением общей жилплощади каждый день было до жути лениво. Посудомоечная машина и корзины для белья вполне справлялись, маленькие мусорки рядом со стратегически важными локациями, как, например, возле дивана, устраняли проблему мелкого мусора, но первобытный хаос в шкафах беспрепятственно плодился и размножался — до тех пор, пока Диппер не переставал обращать внимание на горестные завывания сожителя и безжалостно выбрасывал всё, что считал лишним. Билл обижался (читай: затыкался примерно на пятнадцать минут), но покорно терпел набеги на нажитое посильным трудом имущество. При переезде большую часть бесполезного мусора Диппер с боем выволок на ближайшую свалку и был потому донельзя собой горд. Одежда, посуда, кое-какая техника, книги — всё уместилось в жалкие пять коробок, и на следующий день после переезда Диппер, выпроводив Сайфера на работу, решил использовать свой законный выходной с пользой для дела. Много времени не потребовалось. Вещи из пяти коробок быстро нашли своё место в доме. И на шестую, невиданную прежде, коробку Диппер уставился с глубоким недоумением. Несмотря на относительно малый размер, та была увесистой. Ни подписей — к каждой коробке при переезде Диппер прилепил список с содержимым, — ни каких-либо других опознавательных знаков на ней не нашлось. Картон на сгибах начал понемногу осыпаться из-за возраста — в этих местах коряво и потому очень узнаваемо были налеплены полосы скотча в несколько слоёв. Пайнс долго крутился рядом с коробкой, борясь с желанием открыть её и как следует изучить содержимое, но отвлёкся на звонок с больницы, а после, уже когда освободился, закрутился, занялся другими вещами и о таинственной находке вспомнил лишь ближе к вечеру. Может быть, он так и не решился бы сунуть нос в очевидно очень личные вещи Билла — а это было именно они, Пайнс не сомневался, — но всё решил случай. Когда он перетаскивал коробку с места на место, старый картон всё-таки не выдержал. Днище порвалось, и на пол посыпались пухлые конверты. Диппер заметно завис и мысленно попытался подготовить себя к худшему. Ну, что такого ужасного может находиться внутри? Если знать Билла… Незаконные документы? Компрометирующие фото чьих-нибудь постельных сцен? Утащенные с больницы наркотики? Страницы из личного дневника? Личные дела бывших пациентов? Коллекция дебильных коллажей с его, Диппера, физиономией?.. Нелепые мысли буквально доводили до нервной дрожи. Диппер опустился на колени и принялся собирать конверты в стопку, на ощупь пытаясь угадать содержимое. Голос разума в голове надрывался без особой уверенности: он всегда может спросить у Сайфера напрямую. Пока Билл не посчитал это необходимым, это не его дело. …но одним-то глазком подсмотреть можно? Если бы Билл услышал его мысли, он бы непременно устроил очередную показательную истерику — по сути, истерикой это не являлось бы, но для простоты Диппер называл его хаотичные потоки сознания именно так — и высказал что-то вроде: «То есть, вот такого ты мнения о своей пусечке?». От пусечки можно было ожидать чего угодно. За годы совместной жизни Диппер понял это очень отчётливо. Тем не менее, в конверте не обнаружилось ничего криминального. Обычные фотографии девять на двенадцать, в части конвертов — ещё чёрно-белые. На каждом конверте были подписаны года. С удивительной скрупулёзностью, от восьмидесятого до две тысячи одиннадцатого. К самим фотографиям Диппер старался не приглядываться из остатков деликатности, но потом ему попалось на глаза фото, где темноволосый мальчик лет пяти на фоне рождественской ёлки, скалясь во все сорок девять, увлечённо распаковывал средних размеров подарок, и всё произошло будто бы само собой. О том, как Билл жил до того, как встретился с ним, Диппер до сих пор знал очень немного: кроме того пьяного разговора, когда Билл втыкал ему в волосы коктейльные зонтики — только сухо изложенные факты и даты, которые без понимания эмоциональной составляющей были скучны запредельно. Диппер не допытывался и не лез. Он знал, что Билл ему не врал и что ответил бы на всё, начни Пайнс подробный допрос. Только это казалось неправильным. Дипперу нравилось узнавать этого человека самостоятельно. Таким, каким тот был сейчас, из собственного опыта, повадок, надежд и страхов — из всего, что прямо здесь и сейчас делало Билла Сайфера тем самым, в конце концов. Нежелание рассказывать о детстве было частью образа. Если Билл так хотел — пусть. Чувствовать границы зоны комфорта Пайнс научился уже давно, но это не значило, что ему не было интересно. Таким Билл его и застал: сидящим на полу в окружении распакованных конвертов, перебирающим фотографии и сияющим совершенно невероятной улыбкой. — Прежде, чем начнёшь ругаться, — выпалил Диппер, как только заметил его присутствие, — предупреждаю: я тоже буду ругаться. За то, что прятал от меня такую прелесть. — Значит так, да? — Насупился Билл и, не скрывая театральности жеста, приложил руку к груди. — Я доверяю тебе, не лезу, куда не просишь… — Извини, пожалуйста, — искренне попросил прощения Пайнс. — Но ты здесь такой миленький. Ты не говорил, что был такой пусей! Господи, да у тебя тут брекеты! Билл недоверчиво прищурился, склонившись у него над плечом. — Я уже и забыл, что носил их, — сказал он, слегка нахмурившись. — Наверное, не настолько всё было плохо и быстро сняли. Диппер улыбнулся и утянул его к себе на пол. Фотографии, разложенные перед ним, относились к разным временным периодам, но на всех Билл угадывался с первого взгляда. Вот он с огромным школьным рюкзаком, едва не перевешивающим назад, вот на пляже в детском спасательном круге и плавках с осьминожками, вот сидит за столом с женщиной, являющейся, очевидно, мамой… — Мы могли бы разложить снимки по альбомам и хранить, как положено, — предложил Диппер и выудил снимок Билла в типичном балахоне выпускника старшей школы. — Почему ты держишь их в коробке? — Потому что в коробке этим фотографиям самое место. — А ответом полноценнее «потому что» на моё «почему?» ты меня удостоишь? — Соснулька, ты помнишь, что я рассказывал о своей семье? — Как-то осторожно поинтересовался Билл. — Разумеется, — кивнул Диппер. — Не так уж и много ты тогда рассказал. — Тут такое дело… О! Это же тётя Милга! — Вот эта рыжая? Боже мой, у тебя в роду были рыжие! — Ты сомневался? — Рассмеялся Билл. — А вот это её муж, — он ткнул на необъятных размеров мужчину рядом с тётей. — Ему поставили диабет, а знаешь, что он сделал? Диппер улыбнулся, уютно устраиваясь у него под боком и складывая голову ему на плечо. — Понятия не имею. — Обожрался беконом и шоколадками, — закатился Билл. — Сказал, что жить без этого не сможет и лучше помрёт сразу, чем будет медленно чахнуть. — А это Уилл, да? — Указал Диппер на мальчишку рядом с едва ли достигшим пятнадцатилетия Биллом. — Тот самый? — Да, — кивнул Сайфер. — Могли бы сойти за родных братьев, правда? Вон там, у шкафа — мои родители. — Ты похож на маму, — улыбнулся Диппер. Билл сунул ему в руки очевидно профессиональную фотографию. Среднего роста женщина придерживала рукой в кольцах круглый живот и счастливо улыбалась, а рядом с ней стоял мужчина с каменным лицом и непроницаемо-холодным взглядом. Рука, которую он положил на плечо матери Билла, касалась его едва-едва, и в целом он выглядел как человек, который просто зашёл сделать фото на документы, когда незнакомая женщина попросила изобразить отца будущего ребёнка. — Знакомься, Оливер и Лейла Сайфер. Диппер, подобравшись, погладил его чуть выше локтя. — Лишний повод порадоваться, что мы оба пошли не в наших отцов. — Я не настолько хорошо успел познакомиться с твоим, — усмехнулся Билл. Если бы Диппер не знал его как облупленного, он бы даже не заподозрил, что тот изо всех сил старается скрыть напряжение. — А со своим? — Диппер отложил фотографию в сторону и вскрыл другой конверт — судя по всему, с более поздними датами. — Я не обижусь, если не захочешь отвечать, не беспокойся. — Да мне особо-то нечего рассказывать, — грустно улыбнулся Билл. — Мы редко разговаривали. Иногда отца разбирала совесть, и мы говорили о моих оценках. Наверное, он думал, что таким образом проявляет участие в моей жизни. Учился я всегда, ну, откровенно говоря, так себе, потому он постоянно называл меня никчемным. Это в лучшем случае. А к маме он относился как к прислуге. Я рано стал это замечать… — Билл нервно дёрнул плечом. — Когда я сказал ему об этом, он заорал, что ему есть куда идти, и если мне это не нравится, я всегда могу катиться на все четыре стороны и перестать сосать из него деньги. Вот этого добра у нас всегда было много… Он запатентовал что-то в нейрохирургии, и мало того, что его счёт распухал, как на дрожжах, от операций, так ещё и за патент капали проценты. Мама моя, влюблённая дурочка, велела мне терпеть и быть паинькой, но чем больше я узнавал отца, тем меньше мне хотелось иметь с ним дело. Диппер тихо выдохнул и потерся щекой о его плечо, прикрывая глаза. — Он не знает, что потерял, — честно сказал он. — И это его проблема, не твоя. Твоя мама всё ещё живет с ним? — Живёт, наверное. — Ответил Билл. — Она слишком сильно любила его. — Это она отдала тебе фотографии? — Отец хотел выкинуть их, ну, которые детские, — смутился Сайфер. — Мама решила сохранить, просто… Диппер тяжело вздохнул. Билл до сих пор пытался говорить непринуждённо и со всем спокойствием, и всё-таки было видно: эта тема даётся ему с трудом. — Просто осуществила это не в лучшей форме? — Когда отец решил формально избавиться от меня… после той операции, мама приехала ко мне и вручила эту коробку, мол, всё равно выбрасывать, так пусть хоть… — Билл действительно не ожидал от себя этих злых слёз. Смахнул он их прежде, чем они успели появиться, но Диппер всё равно заметил. — А я вот вспоминаю, что ты сказал, когда мой отец узнал о нас и приехал бить тебе морду, — Пайнс поднялся на ноги и потянул Билла за собой. — Выходит, ты самую малость лукавил, но знаешь что? Ты был тогда прав. Очень жаль, что твой отец вёл себя с тобой, как мудак. Ты такого не заслужил… — Он вдруг оборвал себя на середине фразы. — Залить тебя сентиментальными соплями до ужина, после или во время? — После, — решил Билл, оскалившись. — Паста с соплями решительно не моё. Да, это очень толстый намёк. Диппер собирался было поцеловать его в лоб, но Билл уже выпрямился, и чмокнуть, даже поднявшись на цыпочки, удалось только кончик носа. — Куда здесь подключать плиту, я так и не разобрался, так что вместо пасты будем жрать хот-доги из киоска через дорогу. И что-то мне подсказывает, что по вкусу они как раз на уровне… Ладно, ладно, молчу! — Диппер рассмеялся и упорхнул на кухню, дабы опередить порыв хозяйственного рвения у Билла. Опыт подсказывал, что для нового дома это не закончится ничем хорошим. — И не убирай фотографии! Я с ними ещё не закончил! — Что ты с ними не закончил? — Сам догадайся, — крикнул Диппер из кухни. — Вот ты меня семнадцатилетнего сладострастно лицезрел, а я? У меня такой возможности не было. По-моему, это нечестно. — Как скажешь, — покорно кивнул Билл и из чистого упрямства сел обратно на пол. В семнадцать лет он подался в металлисты, но выпендривался бюджетно, и потому зрелищем был, на его взгляд, уморительным. Судя по гнусному хихиканью получасом спустя, в этой оценке Диппер был полностью с ним солидарен. — А ведь что я, собственно, намеревался сказать, — улыбнулся он и спрятал, думая, что делает это незаметно, одну из фотографий Билла в чёрной коже и характерных цепочках-замочках-нашлёпках, к себе в карман. — Мне даже жаль твоего отца, знаешь. — Ой, — Билл сделал вид, что не заметил его последнего высказывания. — Смотри, мой первый пациент! — И ткнул Дипперу под нос фото огромного плюшевого медведя. У медведя была замотана лапа и лейкопластырь на широком выпуклом лбу. Не то чтобы такая мелочь была способна отвлечь Пайнса, уже нацеленного на очередную душещипательную тираду. — И он потерял куда больше, чем ты, — порывисто выпалил он. — В смысле, твой отец, а не это плюшевое чудовище, которое… — Он взял следующую фотографию из стопки и поперхнулся. Тот же самый медведь, но с другого ракурса, свисал у Билла с плеча, тогда как сам Билл… — Мамочки, — пропищал Пайнс севшим голосом. — Спасите. — Что, красавец-мужчина, да? — Расхохотался Сайфер. На фотографии он был ещё совсем юным. Подтянутый, улыбчивый, с уже знакомой Дипперу смешинкой во взгляде и такой же знакомой вызывающей ухмылкой, он выглядел невероятно. Оружие массового поражения, не иначе. Такие улыбки, подумал Диппер, следует запрещать на законодательном уровне. — Скажем так, — всё ещё сдавленно пискнул он. — Появись здесь сейчас парень с этой фотографии — и нет, я снова не о медведе, — я бы вполне мог изменить тебе с ним, а потом нарожал бы кучу его маленьких копий. Купил бы каждой по медицинскому халату и держал бы дома вместо котиков. И комнатных цветов. И элементов декора. — Вопрос первый: каким местом ты собираешься рожать, — ухмыльнулся Билл. — И вопрос второй: почему ты считаешь секс с ним изменой? — Он не ты, он что-то неземное, — рассмеялся Диппер и уволок Билла на стоящий рядом диван, начисто проигнорировав первый вопрос. — Неземное и голубее тебя тонов на десять. А ты ещё говорил, что до меня был исключительно натуралом. — Эй! — А давай не будем прятать фотки? — Вдруг предложил Диппер, и снова якобы незаметно убрал в карман снимок с молодым Биллом и плюшевой игрушкой. — Это же твоё прошлое. Часть тебя. Мне жаль, что родители не ценили тебя по достоинству, но даже без их поддержки ты сумел вырасти потрясающим. Стал человеком, в которого я влюбился. Закатывай глаза и причитай, сколько хочешь, но я абсолютно убеждён, это важно. — И куда ты предлагаешь всё это девать? — Поднял брови Билл. — Можем завести несколько фотоальбомов. Распечатаем, разложим… — Диппер улыбнулся и перекинул ноги Сайферу через бёдра. — А когда станем старые и страшные, будем пересматривать. Поражаться, завидовать самим себе и шамкать вставными челюстями. — Ты как хочешь, а я в старости буду просто неотразим, — с напускным высокомерием хмыкнул Билл. — Ну, ещё бы, с горбом-то и плешью. — Много ты понимаешь! — А может, Мейбл с Пасификой заведут детей. Тогда мы будем дядями. — Услышав это, Билл накрыл ладонью его колено, большим пальцем с нажимом обвёл острую косточку, и Диппер зажмурился от удовольствия. — Если вид твоей лысины не заставит их седеть и разбегаться в ужасе, они будут частью нашей семьи, и, думаю, им будет приятно иметь такую вот память. Хотя вот ту фотографию с медведем я никому не отдам, — Диппер снова хихикнул. — Она слишком порнографичная. Детям такое показывать нельзя. Вообще не понимаю, как тебе с такой рожей разрешали появляться в приличном обществе. — Зануда, — фыркнул Сайфер, а сам невольно подумал о том, что Диппер уже не в первый раз заговаривает о детях. Не напрямую, само собой — боится, что Билл поднимет его на смех, мол, какие дети с нашими свиными рылами, тебе меня мало или что-то в подобном духе. На деле же… — А нам принципиально издеваться именно над племянниками? Над другими детьми тоже можно? — Предлагаешь организовать блицкриг на ближайший детский сад? — Предлагаю заиметь своих, — оскалился Билл. — Не сейчас, конечно. Как-нибудь потом. Диппер остолбенел. Нет, разумеется, на данный момент он не испытывал желания заводить детей — ему и Сайфера хватало с головой, и Билл прекрасно об этом знал. Они были ещё достаточно молоды, чтобы не бояться упустить время, и не обладали должной ответственностью, и не испытывали потребности разбавлять единение друг с другом свежей кровью, но… В понимании Диппера семья не обязана была делиться на них двоих. Чем старше он становился, тем стабильнее выглядели их с Биллом отношения, и тем чаще Диппер представлял себе идиллическую картину: дом, семья, дети. В его собственных мыслях это звучало наивно и даже глупо, но Диппер прекрасно понимал: однажды картинка станет отчётливей. Достаточно явной и привлекательной, чтобы выкинуть её из головы не вышло, как ни пытайся. Это чувство стало только сильнее, когда он увидел фотографии из детства Билла. Очередной акт доверия сблизил и обострил ощущения. Прогнать с лица придурочную, вполне в духе Сайфера, улыбку он не сумел. — Ты был бы потрясающим папашей, — рассмеялся Пайнс тихо. — Дети бы выросли заиками, зато очень счастливыми. — Ну, тут на практике проверять нужно, — фыркнул мужчина и подтащил Диппера ближе к себе. Его накрыло отходняком в равной степени. Потребность прямо сейчас залапать Пайнса до полусмерти стала особенно острой. Диппер и сам с готовностью полез целоваться. Только убедился сначала, что фотографии у него в кармане не смялись и находятся в целости и сохранности. Нужно же было пополнить коллекцию фотоснимков, надёжно спрятанных в потайном кармане бумажника. Тот и без того уже больше напоминал фотоальбом, коих явно недоставало в новом доме. К счастью, сентиментальности Диппера с головой хватало на них обоих.