Кое-что о физике

До конца урока оставалось еще очень много времени, когда Мидорима понял, что больше не в состоянии это выносить. Он откашлялся, прочистил горло, потом потер шею, но Такао и бровью не повел. Бросил на Мидориму сияющий, как пряжка ремня, летящая навстречу твоему заду, взгляд. И настолько же проникновенный. Мидорима глотнул воды из стакана, сдержанно вздохнул и продолжил: – Мы можем наблюдать, как с каждым новым движением плоскость колебания поворачивается примерно на девять градусов. Таким образом можно посчитать, что наклон относительно земной оси составляет… Такао случайно, но очень выразительно зевнул. Мидорима почувствовал мстительное удовлетворение, когда все взгляды немедленно прикипели к его ошарашенному лицу. – Такао-кун, тебе скучно? – трескуче поинтересовалась Мико-сан. За толстыми линзами ее очков можно было разглядеть слезы. – Если честно, то немного, – кивнул Такао. – Я предлагал Ш-ш-ш… Мидориме выбросить этот кусок из презентации. И так же все понятно. Мидорима поджал губы и прикрыл глаза. О том, что Такао в глаза не видел эту презентацию и ни разу не пришел на подготовку, Мидорима промолчал. – Что тебе понятно, Такао-кун? – Мико-сан утерла глаза рукавом. Раньше Мидорима верил, что выбить слезы из этой женщины может разве что кирпич, прилетевший в затылок, но новый день оказался полон неожиданностей. – Что эта х… ээ, – Такао беспомощно обернулся, но Мидориму резко заинтересовало содержимое его подногтевого мира. – Эта подвес…ка каждый раз сдвигается. По кругу. На градус. – Какой? – Очевидный. – Насколько очевидный? – Без лупы видать. Мидорима приложил все усилия, чтобы не упасть лицом в ладонь. Начиналась вторая часть представления под кодовым названием «Такао Казунари не сделал домашнее задание, все об этом знают, но хер кто докажет». После первой Такао вел с небольшим преимуществом: учительница уже оценила всю степень его безграмотности, но ставить двойку не спешила. – Такао-кун, ты можешь мне цифры назвать? – Я могу даже за учебником по арифметике сбегать. – Такао-кун! – Около тридцати? Мидорима закатил таки глаза и сжалился. – Мгхм. – Или даже больше. – Мхм. – Больше чем наполовину меньше, чем я сказал. Учительница фыркнула, и весь класс с облегчением захохотал. Такао обезоруживающе улыбался. Незаметно для всех он нашел за трибуной пальцы Мидоримы и коротко сжал. Мидорима дернул плечом. Спасибо за помощь. Пошел к черту. – Ладно, закончим с цифрами, – Мико-сан, отсмеявшись, снова взглянула на них, но прежней грозности во взгляде не вышло. Наверняка всему виной было то, что по ее щекам все еще текли слезы. – Расскажи нам, почему твой подвес поворачивается. – По песочку. – Прости, что? – А. Почему. Вечно эти недопонимания… Такао, очевидно, засек движение, с которым учительская ручка приблизилась к журналу, и настороженно замолк. Во всей его позе Мидорима наблюдал схватку, но скорее предродовую, чем предсмертную. Но новорожденная мысль никак не хотела появляться на свет. Поэтому Такао тянул время, усиленно и очевидно. Взрывающиеся предметы ему в руки больше не давали, баллончики с краской отбирали на входе, а номер с закатыванием глаз и пеной изо рта больше не прошел бы. А так как со вчерашнего дня новых идей так и не прибыло, тянуть время стало нечем. Такао принял самый несчастный вид и принялся рассказывать: – Жан Будуар… – Бернар, – зашипел захваченный врасплох Мидорима. – Жан Бернар Фуко родился в Париже… – Леон. – В Леоне. – Это имя. Такао моргнул и переспросил громким шепотом: – Да которое из них-то? Ученики за первыми тремя партами резко нырнули носами в тетради и затряслись. Мидорима поймал себя на мысли, что думает словами, о наличии которых в собственном лексиконе даже не подозревал. Они включали в себя одно слитное «твоюмать», несколько упоминаний бога, перечисление собственных прегрешений за последний год, а также половые органы разной гендерной принадлежности. – В общем, – заулыбался Такао, ничуть не смущенный аккомпанементом из еле сдерживаемых смешков, – этот, с позволения сказать, Жан родился в Париже в восемнадцатом… – Пффф. – …и даже немножечко девятнадцатом веке. От взрыва смеха дрогнули стекла в оконных рамах. Голуби сорвались с крыши соседнего корпуса и полетели куда подальше. «Долбанутые», – отчетливо читалось на тупых глазастых мордах. Мидорима был полностью согласен с голубями и совершенно не представлял, куда бежать с таким открытием. – Давайте закончим, – Мико-сан в который раз протерла глаза и покосилась на часы. – Ну что я могу сказать… Такао почти незаметно напрягся. Очередная двойка могла стать большой проблемой для его планов на тренировочный лагерь. Мидориму же во всей прошлой мысли больше всего поразило осознание того, что он, оказывается, знает, как выглядит напряженный Такао. И где он только мог этим заразиться. – Ставлю вам семь. На двоих. Делите между собой, как знаете. Мидорима, категорически не согласный на четверку, не успел и рта открыть, когда этот напряженный придурок вскинул раскрытые ладони и радостно возвестил: – Не готов. Каюсь, – и с видом самым непринужденным затопал к парте, оставив Мидориму наедине с закончившейся презентацией, крепленым к потолку трехметровым шнуром и подвесом. По дороге Такао успел огрести несколько подбадривающих шлепков по локтю. И наверняка один только Мидорима заметил, как бешено колотится жилка в вечно расстегнутом вороте рубашки. Проницательные голуби больше не казались такой большой проблемой. Такао догнал Мидориму у самой лестницы, подхватил за локоть и впихнул в открытую дверь туалета. Мидорима успел только сморгнуть красную пелену бешенства, как обнаружил себя с прижатым к открытому горлу локтем. – Какого… – Мидорима подавился. – Где ты был? – Мелкая свалилась с дерева, – зашипел Такао в ответ. – Открытый перелом, сотрясение, вывих чего-то там, я и половины не понял, этот хрен, кажется, вообще не на японском говорил. Мидорима хлебнул холодного, приправленного запахом антисептика воздуха и отступил. Его закачало из стороны в сторону, как чертов груз на сегодняшнем уроке. – Надо было сказать. – И что? Ты бы фыркал еще очевиднее? – Я бы тебя прикрыл… я бы согласился на четверку – неважно, ты мог просто мне сказать, что у тебя проблемы, а не бегать от меня со сложным лицом? Такао потянулся к нему и начал судорожно расстегивать пуговицы на рубашке. Мидорима не шевелился. Когда сухие ледяные ладони легли на поясницу, он только вздрогнул и прижался губами ко лбу Такао. Мысль о том, что это общественный туалет и сейчас перемена, слишком поздно влилась в его мозг. Что они будут делать, если кто-то войдет? Мы решили померить друг друга в обхвате, ну елы-палы, ребята, это действительно необходимая информация. – Шин-чан. – М? Такао прижался губами к шее, судорожно вздохнул и расслабился, как-то весь сразу. – Спасибо. – Иди к черту, Такао. Такао потерся о него щекой и тихо засмеялся.