Красная нить

1762 год, Ораниенбаум, окрестности Санкт-Петербурга, Российская империя       — Лизонька! Лиза! — кричит Пётр, когда его и Елизавету Воронцову оттаскивают друг от друга гвардейцы. Лиза тянется к нему, пытаясь вырваться из крепких рук одного из подручных Орлова.       — Мы ещё увидимся, Петруша, обязательно увидимся! Если не в этой жизни, так в следующей! — шепчет она дрожащим голосом. Они последний раз встречаются взглядами, и Лизавету волокут прочь из дворца.       Все эти тридцать лет со смерти возлюбленного она прожила как в тумане. Елизавета вспоминает их беседы, рассказы несчастного императора о далёком Китае и не менее далёкой Японии. Одна из его историй, та, что про переселение душ и красную нить, которой связаны люди, предназначенные друг другу, запала ей в сознание и дала надежду на счастье. Она больше не боится скончаться. Почувствовав приближение смерти, Лиза радуется. Это её шанс встретить любимого там, за гранью этой жизни. Она умирает с улыбкой на лице и просит родных положить к ней в гроб миниатюру портрета Петра.       На похоронах присутствует Екатерина, разумеется, инкогнито. Она смотрит, как комья земли падают на гроб с графиней Воронцовой. Императрица улыбается уголками губ. Вот и умерло последнее беспокойство её совести. 1812 год, полевой госпиталь, окрестности Москвы, Российская Империя       Елизавета видела много раненых. Они были без ноги, без рук, со страшными шрамами. Она их жалела, лечила, исполняя свой долг сестры милосердия, но никогда не запоминала, отмечая лишь расположение коек. Однако один солдат всё же отложился в её памяти. Его привезли вчера, с осколочными ранениями по всему телу и на лице. Хирург сказал, что зрение этот воин не потеряет, в глаза осколки не попали, но шрамы останутся достаточно заметные. Лиза вздрагивает, ей очень жаль этого человека, совсем ещё молодого, но уже сполна вкусившего тяготы войны.       Когда он приходит в себя, Лиза сидит рядом. Лица его не видно, ибо оно забинтовано, заметны только бездонные васильковые глаза, которые с интересом её оглядывают. Лизавете эти глаза кажутся столь знакомыми, что сердце её невольно сжимается. Солдат тоже всматривается в неё, пытаясь узнать. В душе Лизы начинает что-то шевелиться, и она даёт себе слово как можно больше находиться с этим человеком.       Они много разговаривают. Вскоре Лиза узнает, что он круглый сирота, воспитывался в монастыре и по объявлении войны попросил игумена отпустить его из обители, дабы он смог пойти защищать свою страну. Игумен согласился.       — Дальше вам моя история известна, — слабо улыбаясь, немного грустно произносит военный. Лиза кивает и мягко касается его руки, пытаясь подбодрить.       Настаёт день, когда бинты снимают. Солдат оглядывает себя в зеркало, его губы слегка дрожат. Елизавета замечает это и окликает его, чтобы отвлечь от его внешности. Их взгляды встречаются.       — Пётр? — одними губами шепчет Лиза.       — Лизонька! — восклицает он. Они обнимают друг друга, оба обрадованные долгожданной встрече.       По окончании войны они женятся. 1921 год, собор Сакре-Кёр, Монмартр, Париж, Франция       Елизавета наклоняется, чтобы поднять упавшую перчатку и нос к носу сталкивается с каким-то мужчиной.       — Простите, — произносит она по-французски.       — Это вы меня простите, — улыбается мужчина, отдавая ей её вещь. Лиза невольно разглядывает его лицо и говорит уже по-русски:       — Петенька, ты?       — Лизонька, милая! — улыбается Пётр.       — Я думала тебя расстреляли вместе с другими. Я ведь уже три года не получала твоих писем, — рассказывает она, когда они выходят на Монмартр и садятся на одну из скамеек.       — Я сумел уехать в Германию. Оттуда переехал во Францию, — объясняет собеседник, потом нежно целует Лизе руку и спрашивает:       — А ты как сюда попала? Как твоя судьба тогда сложилась?       — В ноябре восемнадцатого года моего мужа расстреляли, дом и состояние у нас отняли. Меня приютила одна из служанок. И всё бы не так плохо, как могло бы быть, но кто-то из её соседей донёс на меня, что я дворянка. Меня должны были расстрелять в декабре девятнадцатого, но когда нас вывели во внутренний дворик дома, где была наша своеобразная тюрьма, чтобы убить, один из охранников отвёл меня в сторону, будто бы обыскать, а сам вытолкнул в заросли, к тайному ходу. Он сказал, что я очень похожа на его умершую дочь. Этот добрый человек помог мне сделать документы и в январе двадцатого я уехала во Францию, к родным, — отвечает Елизавета и вздрагивает, вспоминая те ужасные мгновения.       Пётр молча обнимает её, затем снова спрашивает:       — Ты помнишь нашу первую встречу… В этой жизни?       — Помню, родной, помню. Это был бал у Шуваловых. Мой муж указал мне на одного из танцующих и сказал: «Видишь того человека? Это князь Гóльштейн. Он не раз выручал меня в жизни!» После танца ты подошёл к нам, поздоровался с Михаилом, поцеловал руку мне, и тогда я тебя узнала, а ты узнал меня. Знаешь, я никогда не любила Мику, я вышла за него из жалости. По окончании русско-японской войны он приехал с товарищем в Петербург по каким-то своим делам и остановился у нас. В тот вечер я, проходя мимо его комнаты, слышала, как он говорил товарищу, что на утро сделает мне предложение, а если я откажусь, то застрелится. Оказалось, что и в столицу он приезжал ради меня. Мишель, он был очень добрый и меня очень любил, только вот я ему взаимностью ответить не могла, я испытывала к нему лишь уважение и благодарность за заботу, но не более. А потом появился ты, наши письма друг к друг, наша любовь сквозь века. Я молилась за тебя каждый день с момента нашего расставания и очень за тебя боялась. Но Господь спас тебя, за что я Ему безмерно благодарно, мой милый Петенька, — сказала в ответ Лиза.       Пётр крепче обнял возлюбленную, а затем сказал:       — Лизонька, любимая, выходи за меня! Я себе жизни без тебя представить не могу, мне свет без тебя не мил, моя дорогая Лиза! Елизавета счастливо шепчет:       — Я согласна.       Влюблённые целуются. Над ними майский ветер разносит звук перезвона колоколов Сакре-Кёр. 2012 год, школа N, Москва, Россия       По вторникам Лиза дежурная по классу. Она тщательно моет доску, подметает крошево от мела, старается успеть сделать всё до конца пятиминутной перемены. Через открытое окно слышно, что в школьным дворе что-то громко кричат. Лиза не слышит что конкретно, ибо тихо включила музыку в наушниках, которая мешает пониманию звуков. Наконец ей надоедают непонятные крики и она выглядывает в окно, что бы найти источник шума. А там её одноклассники всячески издеваются над новеньким. Он появился в их классе только сегодня. Высокий, худощавый, всё лицо в небольших рытвинках, наверное от оспы или ещё какой-нибудь другой кожной болезни. Новенький был жутко стеснительный, слегка заикался, в себе был неуверен от слова совсем, но по знаниям превосходил большую часть класса.       Лиза хотела было спуститься и спасти несчастного от нападок других подростков, но тут прозвенел звонок на последний урок, и все потянулись в здание школы.       После уроков новенький остался сидеть на своём месте, он ждал кружка по истории, который был должен начаться через сорок минут. Когда в классе осталась только Лиза, которая, к слову, тоже ждала это занятие, а пока тихо сидела и делала алгебру на другом конце класса, подросток всё-таки не выдержал душевных мук и всхлипнул. Лизавета услышала всхлип, мгновенно оказалась рядом с источником звука, села на стул около него и аккуратно обняла, пытаясь успокоить. Мальчик прижался к ней и сквозь слезы сказал, заикаясь больше обычного:       — С-с-спа-пасибо.       Лиза встретила его благодарный взгляд и ахнула.       — Петруша? — прошептала она, не веря своим глазам.       — Лизонька? — уточняет он. Подростки счастливо жмутся к друг другу, а на небе Бог одобрительно кивает, потуже завязывая на мизинцах этих двух, принесенную Буддой красную нить.