Рассвет

РАССВЕТ Их становится все меньше и меньше. Одни прощаются со всеми прежде, чем уйти, обнимаются, машут рукой - еще немного, думает Сфинкс, и пообещают писать и звонить. Некоторые исчезают молча, незаметно, как будто растворяясь в темноте. Русалка поднимается на цыпочки и целует его в щеку. Отпустить ее легче всего, потому что Сфинкс точно знает, что увидит ее завтра. Других он не увидит больше никогда. Или увидит - но только их тела, пустые раковины, а сами они будут уже так далеко, что до них невозможно дотянуться. Курильщик спит, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в подушку. Слепой уходит последним. Словно должен сперва проводить всех, убедиться, что они прошли, что все в порядке - и только после этого он сможет последовать за ними. Как капитан с тонущего корабля. Может, твой корабль и тонет, думает Сфинкс, но разве ты не видишь, что не все еще покинули его? Разве ты не видишь меня, прижимающегося спиной к стене - почти слившегося с тенью, такого же холодного, как тень? Конечно, это был его собственный выбор. Но когда от этого становилось легче? Слепой очень хорошо делает вид, что Сфинкса здесь нет. Даже Курильщику, оставляемому им в этом мире, Слепой уделяет больше внимания. Сфинкс наблюдает, как Слепой, присев на корточки рядом с кроватью, пробегает бледными пальцами по волосам тихо сопящего Курильщика. Будто ребенка по голове гладит. Ребенок, которого он не может забрать с собой. Когда детей слишком много, кого-то все равно упускаешь - и Курильщик такое упущение Дома, к худу или к добру. Слепой никогда особенно не боролся за него. Возможно, этот жест - его извинение. Он поворачивается и идет к выходу, и Сфинкс знает, что как только он минует дверной проем, все будет кончено. По ту сторону двери его уже не будет, даже если броситься за ним вдогонку. Будет поздно. И Сфинкс выдыхает - жгучие, мучительные слова, которые застревают в горле; но не произнести их - еще больнее. - Ты так и уйдешь? Слепой замирает - не оборачиваясь, как будто это всего лишь случайная, ничего не значащая заминка. Что бы его ни остановило, это займет не более нескольких секунд - и он снова продолжит путь. - А что еще? - говорит он. В его словах нет ни вызова, ни злости - и лучше бы они были, думает Сфинкс. Хотя бы что-то - только не этот легкий, тихий - пустой - голос. Его несуществующие руки ноют от невозможности дотянуться, дотронуться до Слепого. Это так естественно - так необходимо человеку: иметь возможность удержать того, кто тебе важен. Сфинкс сегодня видел, как Слепой схватил Ральфа за руку, чтобы сказать ему что-то еще, а он... он не может. Все, что он может - это оттолкнуться от стены, сделать шаг, другой, третий - все время думая, что он опоздает, что Слепой не дождется его, так и уйдет. Но он успевает - подходит к Слепому и утыкается подбородком в его плечо. Единственный способ, которым Сфинкс может *держать*. Слепой острый и горячий, его кости хрупкие, как у птицы - это внезапное ощущение, Сфинкс думает, что Слепой никогда раньше не казался ему хрупким. Но он вздрагивает - как будто Сфинкс сделал ему больно своим прикосновением. Сфинкс немеет, слабеет от знакомого запаха, который окружает его. Ему хочется вдыхать этот запах полной грудью - но ребра словно сдавлены. Он трется щекой о волосы Слепого, бездумно, не в силах сдерживаться. Это так мучительно... он не знает, чего он боится больше: что сейчас Слепой сделает шаг - всего одного шага достаточно! - и разорвет их близость... или что он просто не выдержит, если это продлится еще хоть несколько мгновений. - Я не знал, - говорит Слепой, и Сфинкс никогда раньше не слышал, чтобы его голос звучал так - так беспомощно. Даже когда Слепой был ребенком, он никогда так не говорил. Он дрожит - Сфинкс чувствует это всем телом, прижимающимся к телу Слепого. - Оказывается, ты умеешь быть жестоким. У Сфинкса перехватывает дыхание. Но он уже зашел слишком далеко, чтобы испытывать стыд. Весь прошедший вечер и всю ночь, как только он пытался оказаться поближе к Слепому, рядом с ними или между ними каким-то образом возникал Табаки. Сфинкс совсем не удивлен его неожиданной деликатностью - или тем, что он пытался таким образом защитить Слепого от него. Но сейчас Табаки больше нет. А у самого Сфинкса не хватило милосердия на одну-единственную вещь - просто отпустить Слепого. Но громче угрызений совести, громче раскаяния - все внутри него кричит, зовет, умоляет: "Повернись ко мне! Повернись!" Я сам не могу, я не могу обнять тебя, не могу развернуть тебя и прижать к себе. Не могу задержать тебя даже на мгновение дольше, чем ты решишь остаться. Поэтому только ты сам можешь сделать это для меня. Повернись. Слепого трясет как в ознобе. Он запрокидывает голову - прижимается щекой к щеке Сфинкса. Подставляется его губам. Сфинкс чувствует вес его тела - Слепой опирается на него, почти обвисает на нем, словно у него нет сил стоять. Сфинкс целует волосы Слепого, его висок, уголок его глаза со вздрагивающими ресницами. Повернись. Пожалуйста. Слепой поворачивается. Жалобный смешок, который вырывается у него при этом, вынимает Сфинксу душу. Как будто Слепой смеется над собой. Презирает собственную слабость. Его сухие, горячие пальцы обнимают лицо Сфинкса, тянут ближе - и Слепой целует его. Быстрыми, короткими поцелуями, на которые Сфинкс едва успевает отвечать. Его губы горят, Слепой целуется почти больно, словно наказывает его или не может насытиться им. И Сфинкс отвечает ему тем же - и в какой-то момент, когда Сфинкс особенно яростно впивается ему в губы, Слепой стонет, едва слышно, но этот звук как будто выбивает почву из-под ног у Сфинкса. Они замирают оба. Руки Слепого обвивают грудь Сфинкса, держат его - словно баюкают. Одна из его ладоней теплая и живая, а другая обернута шероховатым растрепанным бинтом. Сфинкс прижимается к нему всем телом, ощущает его - всего, полностью - и это так... так хорошо, что на какой-то миг он забывает обо всем, что стоит между ними, что причиняет боль им обоим. Сейчас все, что он чувствует - это счастье от того, что они так близко. - Зачем ты это делаешь? - шепчет Слепой. Сфинкс отшатывается, будто его ударили. Вот оно, его счастье... В измученном голосе Слепого - та цена, которую он платит за то, что нужно Сфинксу. Именно Сфинкс делает это с ним - пусть даже Слепой обнимает его крепко до боли, пусть даже колено Слепого вставлено между ногами Сфинкса, чтобы они могли прижаться друг к другу еще теснее. Слепой всего лишь проиграл бой своему собственному телу; ответственность за это - на Сфинксе. Но он не мог иначе. - Потому что я боюсь за тебя, - отвечает Сфинкс. Слепой смеется. Это рваный, хриплый звук. - Там я буду в большей безопасности, чем в Наружности, - говорит он. - Знаешь ли, никаких машин, открытых люков или решивших поразвлечься гопников. Сфинкс качает головой. Поначалу ему кажется, что он все-таки не сможет этого произнести. О таких вещах не говорят - это правило слишком в крови у них у всех. Но Слепой заслуживает настоящего ответа. - Я боюсь не этого, - говорит он. - Я боюсь, что Лес заберет тебя себе. Полностью. Лес возьмет тебя полностью. Ты станешь им. И перестанешь быть собой. Руки Слепого, гладящие его лопатки, замирают. И Сфинкс уже знает, что услышит - еще до того, как Слепой осторожно произносит: - А разве это так уж плохо? Плохо! Сфинксу кажется, что его мозг сейчас взорвется от этого безмолвного крика. Если бы это помогло, он действительно закричал бы, использовал бы тысячи слов, чтобы убедить Слепого. Но Сфинкс сделал свой выбор, он не имеет права указывать Слепому - и что страшнее всего, он не может не спрашивать себя, не его ли выбор всему виной. Слепой снова притягивает его к себе - Сфинкс быстро, едва касаясь, целует его глаза, нос, щеки - куда попадется. В каждом его поцелуе уже не крик, а шепот. Пожалуйста. Не делай этого. Не давайся ему. Он не может просить Слепого "ради меня". И он не может сказать "ради себя самого" - потому что он не знает, что будет лучше для Слепого. Но ему так больно, что он не может не просить, пусть даже без надежды. Пожалуйста. Не допускай этого. Но Слепой не слышит его - не хочет слышать. Он размыкает руки - Сфинкс не успевает испугаться, потому что Слепой не бросает его, только подталкивает - и Сфинкс послушно отступает, пока не натыкается на стол позади себя. Что-то падает и катится - бутылка, наверное. - Тише, - шипит он, - разбудишь Курильщика. Слепой улыбается - кривой, странной улыбкой - мотает головой, словно пытается выбросить из памяти, из мыслей все только что сказанное и не сказанное. А потом он приседает перед Сфинксом и несколькими движениями освобождает его от штанов. Наверное, Сфинкс хочет остановить Слепого: нет, они не закончили, они еще должны поговорить. Но его тело тоже предает его. Он чувствует горячее дыхание Слепого на своем члене - и не произносит ничего. Слепой забирает его член в рот, и Сфинксу кажется, что он сейчас потеряет сознание. Это слишком замечательно... - О-ох! - короткий крик вырывается у него, и он проклинает свою беспомощность - даже не может закусить кулак, чтобы заглушить этот звук. Курильщик возится в кровати, невнятно бормочет: - Не надо мне твоего медвежонка. Слепой и Сфинкс замирают, но он только поворачивается на другой бок и снова засыпает. Сфинкс едва удерживается, чтобы не стонать, когда Слепой опять проводит языком по его члену. Это сумасшедше прекрасное ощущение - жаркого рта Слепого и его длинных пальцев вокруг его пениса. Сфинкса даже немного знобит, кажется, будто каждый его нерв обнажен и натянут. Он смотрит, как двигается темноволосая голова Слепого - все, чего ему не хватает, это возможности провести по этим спутанным прядям... Слепой внезапно отпускает его и встает. Сфинкс даже не в силах ничего сказать, только смотрит, как он выскальзывает из джинсов, ставит ногу на стол. Его ладонь сжимает член Сфинкса и направляет его внутрь себя. А потом одним движением Слепой насаживает себя на его член. Это не может не быть больно - Сфинкс чувствует, как судорога проходит через тело Слепого, он отворачивает лицо, занавесившись волосами. Сфинкс прикусывает губу - он хотел бы сделать это иначе. Но у него нет выбора. Только Слепой может что-то делать. Только ему решать, что и как. Он выдыхает в облегчении, когда Слепой снова подается к нему. Его ладони ложатся на затылок Сфинкса, притягивают его ближе. Слепой скользит по члену Сфинкса, подставляя лицо его поцелуям. Его глаза закрыты - и почему-то это придает ему такое отчаянное, обреченное выражение, что у Сфинкса сжимает сердце - в то время как все его тело тает и плавится от наслаждения. Я сделал свой выбор, думает он - и можно только надеяться, что со временем горечь этого выбора станет меньше. Я сделал свой выбор - и этим я сделал выбор и за него тоже. Ему оставалось только принять то, что я решил - и жить с этим. Это гораздо тяжелее. Слепой откидывает назад голову, ловит воздух приоткрытым ртом. Его движения, которыми он опускается на член Сфинкса, становятся все более стремительными. Он прекрасен в этом самозабвении - если бы только Сфинкс не знал так ясно, что это именно - *забвение*... Он занимается любовью со Сфинксом, чтобы не думать о том, что Сфинкс сделал с ним. Иронию этого трудно переварить. Но Сфинкс целует его горло и выемки над ключицами. И Слепой обнимает его, стискивает - руки и всем телом - и вздрагивает, кончая. А через несколько мгновений кончает и Сфинкс. Ненавидь меня. За то, что я сделал. За то, что я решил, что так лучше для нас обоих. За то, что я выбрал прожить свою жизнь без тебя. Но только не забывай меня. Слепой помогает ему одеться, застегивает ремень, потом находит на полу свои джинсы, влезает в них. Он делает все это в молчании, неторопливо, почти расслабленно. Но Сфинкс не знает, то ли ему помогло то, что они сделали, и отчаяние, сжигавшее его все это время, наконец, отпустило. То ли Слепой так спокоен, потому что он уже не здесь. Не здесь! Теперь все, совсем все, теперь он уйдет. От этой мысли Сфинкс сгибается почти пополам, ему кажется, что боль буравит его тело насквозь. Веки у него горят и пульсируют - и наконец, слезы проливаются, текут двумя обжигающими струйками у него по щекам. Слепой обнимает его. Сфинкс пытается отвернуться, хотя и знает, что этим Слепого не обманешь. Слепой ловит его лицо и настойчиво поворачивает к себе - и скользит губами по мокрым дорожкам. Сфинкс чувствует, как уголков его глаз касается язык Слепого, едва ощутимо, мгновенно, слизывая слезы. Это так странно, что он замирает, почти перестав плакать. - Наверное, этого будет достаточно, - говорит Слепой. Для чего, хочет сказать Сфинкс - но он знает ответ. Достаточно, чтобы соединить, чтобы связать Слепого, чтобы не дать ему превратиться в Лес. Надолго ли этого хватит? Его ДНК внутри Слепого - Слепой никогда особо не заморачивался гигиеной, и сейчас он просто оделся, даже не вытеревшись... его слез, слизанных Слепым. Вряд ли надолго. Но если Слепой все же сделал это - все же взял это у Сфинкса - чтобы иметь возможность сохранить себя хотя бы на какое-то время - это уже что-то значит. Может быть, этот чертов Лес поперхнется, когда попытается растворить его. Может быть, это даст Слепому время, чтобы стать сильнее и суметь защитить себя - даже от всепоглощающих объятий Леса. Лишь бы только Слепой сам захотел этого. Сфинкс никогда об этом не узнает - не имеет права знать. Но глядя, как Слепой идет к двери, он думает: я буду в это верить. КОНЕЦ