Рукоять ножа

РУКОЯТЬ НОЖА Он снова видит этот сон. Руки Слепого разбросаны в стороны, тонкие жгуты впиваются в запястья. Волк не может сказать, что это – то ли веревка, то ли гибкие ветки, может быть, лозы. Все, что он знает – они держат Слепого прочно и удобно – удобно для Волка. Слепой ждет его. Волк наблюдает, как каждый его шаг отражается в теле Слепого – как он перебирает босыми ногами, не в силах сохранять неподвижность, как его впалый живот вздрагивает от дыхания. Его лицо занавешено спутанными волосами. Почему-то Волк думает, что пока он не видит глаз Слепого, все еще можно изменить. Можно заставить этот сон пойти по-другому. Но еще ни разу ему этого не удавалось. Волк чувствует, как в его руке появляется что-то – и даже не глядя, он знает, что это. Нож. Тяжелый, с широким лезвием. Рукоять так комфортно ложится в ладонь – как будто так и должно быть. Где-то глубоко внутри жалобный голос Волка ноет: нет – не должно быть – неправильно! Но Волк во сне знает лучше. Ощущение ножа в руке так чудесно, что его верхняя губа приподнимается от удовольствия. От тишины звенит в ушах. Волку кажется, что во всем мире они одни, никого больше не существует. Никто не встанет между ними. Волк подходит совсем близко – так, что может прикоснуться к Слепому не рукой, а всем телом. Ребра Слепого просвечивают под кожей как ветки сквозь тонкий слой льда. На его растянутых руках бьются голубоватые вены. Он отвратителен. Он прекрасен. Волк касается его груди острием ножа. Вниз от солнечного сплетения по плоскому животу. Сперва это всего лишь тонкая линия, но потом она набухает, наполняется кровью. Слепой дышит бесшумно, но глубоко. Кровь на его белой коже кажется особенно яркой - невероятно привлекательное зрелище. Волк ловит ее пальцами, катает подушечками. Густая. Горячая. Она пахнет. Пахнет так, что у него слабеют колени. Он поднимает руку к лицу Слепого, отводит волосы. Кровь с его пальцев оставляет алый след на щеке Слепого. Волк набирает еще крови и размазывает ее по его бледным губам. Это красиво. Узкий рот Слепого становится таким живым. Его волосы опять мешают. Волк собирает их, отбрасывает в сторону. Волосы у Слепого жесткие и липкие. - Почему ты не моешь голову? – говорит Волк. – Тебе-то все равно, как ты выглядишь, а вот другим нет. Ты думаешь, ты понравишься ему таким? В его сне Слепой не отвечает. Он никогда не отвечает, хотя Волк уверен, что Слепой вполне улавливает шаткую логику его слов. Его незрячие глаза - будто кусочки слюды. Волк не видит в них своего отражения. С этим трудно смириться. Слепой чуть кривит губы. Кровь засыхает вокруг его рта темно-красной пленкой. Волка передергивает от отвращения – и в то же время желание слизать эту кровь становится почти непреодолимым. - Меня тошнит от тебя, - шепчет Волк. – Как можно быть таким… никаким. Да что в тебе хорошего? Ты никто. Никто. Слепой усмехается. Его зубы кажутся очень белыми между перемазанных кровью губ. Волк стоит так близко, что их щеки почти соприкасаются, но кажется, что Слепой все равно где-то в другом месте. Это хуже всего. Иногда Волку кажется, что если бы Слепой отреагировал бы на него хоть как-то – помимо непроизвольных реакций тела – все бы изменилось. Этот сон бы не возвращался. Волк бы не стал делать во сне такие вещи. Но Слепой не отвечает. Возможно, именно потому что знает, как это бесит Волка. Возможно, это все его хитрый план. Чтобы довести его, чтобы заставить сломаться. - Ненавижу тебя, - говорит Волк. – Хочу, чтобы тебя не было. Нож уже не греет ладонь, а жжет – но почему-то Волк не может бросить его. Он знает единственный способ, которым можно потушить этот огонь. Он не хочет этого делать. Его мутит, он пытается вырваться, выпутаться из этого сна – но ничего не получается. И может быть, все дело в том, что он знает, какое наслаждение ему это доставит в итоге. Может быть, он не хочет просыпается сейчас. - Это все ты, - повторяет он. – Ты делаешь это со мной. Слепой улыбается. Это жуткая, недобрая усмешка, говорящая Волку, что Слепой точно знает, что происходит. Именно этого он и добивается. Ладонь у Волка горит – и он перестает сопротивляться. Нож вонзается под ребра Слепого, рвет его плоть как бумагу. И это хорошо. Так хорошо. И когда его горячая кровь заливает рукоятку ножа, жжение уходит. Слепой, в безмолвии, дрожит и захлебывается кровью, и в какой-то момент Волк думает, что он ошибся, Слепой не виноват, он тоже был пленником сна, он не хотел причинить вред Волку, просто не мог ничего сделать. Но уже поздно. Он поворачивает нож в ране и прижимается губами ко рту Слепого. - Ты даже целоваться не умеешь, - шепчет он. – Ничего, ничего не умеешь. Его рука с ножом работает рывками и толчками, движения удивительно напоминают нечто другое, но в тот момент это кажется Волку естественным. Его язык тоже тычется, пытаясь войти в рот Слепого – и в какой-то момент плотно сжатые губы Слепого размыкаются. И Волк не знает, то ли это ответ на его поцелуй – то ли это конец, потому что одновременно с этим тело Слепого безжизненно обвисает на веревках. Он чувствует ослепляющую радость – и такое же ослепляющее ощущение потери. И с этим чувством он просыпается - резко садится на кровати. Он мокрый с головы до ног. Он кончил. Он смотрит на свои руки, и они дрожат, пальцы ходят ходуном. На руках нет крови, но он все еще чувствует ее, горячую и липкую, ему кажется, что если он дотронется до правой ладони, то сможет нащупать впечатанные в кожу очертания рукояти ножа. Он тяжело дышит – кажется, целую вечность хватает ртом воздух, как утопающий. Светает; в комнате полутемно. Все спят. Только Слепой сидит на своей кровати, скрестив ноги – опустив голову, занавесившись волосами. Он так неподвижен – может быть, он тоже спит, в такой позе – с него станется. Волк торопливо отворачивается – а потом заставляет себя взглянуть на него снова. Это он во всем виноват. Только он. И рука Волка снова сжимается, словно ищет рукоятку ножа. Если бы не он, Волку не снились бы эти сны. Сны, после которых он ненавидит себя – и в то же время не может забыть ностальгическую сладость происшедшего. Если бы не он… Если бы Слепого не было, все было бы по-другому. Волк был бы нормальным. Ему не пришлось бы бояться себя. Его не мучали бы эти сны. Он должен уйти, думает Волк, тогда я буду в безопасности. Тогда все станет нормально. Пусть Слепого не будет – вот все, что ему нужно. Он смотрит в сторону кровати Македонского, и глаза у него наполняются темнотой. Надо поторопить его. Волк дал ему достаточно времени, он больше не может ждать. Пусть Мак решается. Он должен сделать это для Волка. Потому что это важно – важнее всего на свете. Мак должен спасти его. КОНЕЦ