Подари мне смерть

2008. Перт. Австралия.       Высоко. Сколько костей сломается, когда тело рухнет на те камни? Хотя мы и пришли сюда за тем, чтобы это узнать. Позади послышалось недовольное фырканье, а потом я почувствовал, как меня грубо тянут за волосы.       — Может, ты в следующей жизни уже обрежешь их? Или перекрасишься? Достал черный.       Карие глаза с огоньком смотрели на меня. У него всегда горели глаза перед нашими развлечениями, но сейчас его душа желала кое-чего еще. Уже подумали про секс, шалуны вы мои? Не-е-ет, он задумал как раз-таки обрезать мне волосы. И не простыми ножницами или ножом. Он будет пытаться срезать их тупым ебаным камнем, на который успели поссать сотни алкашей и нариков. Будет выдирать их, сильно дергая на себя мою голову, чтобы подарить жадный поцелуй, пока не ударит ей о бортик крыши, на котором сидит. Кровь будет застилать глаза, а затем и уши, боль холодной волной прокатится по телу, заставляя выгибаться и хмуриться.       Но это будет только половина конца нашей очередной жизни. Тут я и начинаю отрываться на теле моего любимчика. Когда он в очередной раз наклонится за поцелуем, я схвачу его за плечи и скину с бортика на крышу. Он лишь хрипло засмеется и сядет лицом ко мне. Слишком не тронутым лицом.       Достаю из кармана джинсов складной нож, раздается щелчок, и я подношу холодное лезвие к смуглому личику. Немного давления и на коже появляется ровная алая полоска. Медленно провожу под глазом вертикальную линию и довольно улыбаюсь.       — А ты говорил, что не плачешь.       Пододвигаюсь ближе, подставляя под стекающую по подбородку струйку открытый рот. Не сглатывая, целую в приоткрытые губы, делясь его же кровь. Облизываю наши губы, собирая остатки жизненно важной жидкости.       — Ради тебя все, что угодно. Немного наклоненная голова, сильный, но, в то же время, покорный взгляд и красные «слезы». Подношу нож уже к шее, собираясь надавить для новых порезов, но вижу его руку на своей.       — Решил горло перерезать? Вроде же прыгать собирались.       — Что?.. А… Нет, что ты. Хочу узнать, сколько костей треснет от прыжка, а я же без тебя никуда. Беру его руку в свою, выводя на запястье нашу фирменную «I hate/love u». Отдаю ему нож и позволяю сделать то же самое. С трудом встаем на ноги с красной лужи. Переплетенными окровавленными руками подходим к краю. Поворачиваю голову и ухмыляюсь.  — Мало тебе сегодня досталось. В следующий раз не отвертишься просто так.  — В прошлый раз я тоже тебя пожалел, так что все нормально. Где будем встречаться?  — Давай дома. Не хочу ехать на другой конец города, чтобы потом ехать обратно до нашей холупки.  — Молодой человек, а вы не зажрались случаем? Четырехкомнатная квартира для вас уже холупка? — бровь моего кормильца взметнулась вверх.  — Ну что ты опять начинаешь? Вот выучусь в следующий раз и съеду от тебя к чертям собачьим. Задрал. Вокруг талии обвились руки, а в шею томно задышали.  — Посмотрим, мой сладкий. Я люблю тебя. Надеюсь, что ты сгоришь в аду.  — Взаимно. А что насчет ада, меня даже к ним не пустят, не то, что сгореть там. В десятый раз меня просто оставили за воротами, грозясь церберами*!  — Даже под землей смог мозг вынести… И как я тебя терплю?       «Не знаю» так и не успело слететь с моих губ, как сильные руки потянули меня вниз. Вот и очередной конец. Хотя, это даже и не конец толком. Просто шанс начать с чистого листа, но мы никогда ничего не меняли. Только время меняло нам жилье, одежду, прическу и прочие внешние мелочи, что было не очень важно. Как только мы встретились в далеком 1398 году до н.э. в Афинах, я не знал, что не могу умереть. В первый раз я родился, как и все — младенцем, а вот умер глупо и по его вине! На меня упал большой строительный камень, под который он меня толкнул. Спустя несколько дней я возродился у него дома, вот тогда и потребовал объяснений. Он сам тогда толком не знал, что мы такое, ведь 1398 год до нашей эры, господа! Да и сейчас, в двадцать первом веке мы не знаем: как мы, что мы и когда мы.       «Собратьев» мы не видели и видеть не хотим, ведь бессмертие — штука не простая. А вдруг захочет какой-нибудь хер или херица остаться одна такая вся из себя бессмертная? Разделит на кусочки, закопает, а мы потом ни переродиться, ни выбраться. Поэтому и решили не рисковать, спокойно жить и радоваться. Ну, а пока, остается сидеть под воротами ада и ждать перерождения. Своеобразный отдых друг от друга. Его в рай (не знаю почему, он так много пьет, что его печень бы давно развалилась на куски), а меня в ад, в котором, как я уже говорил, меня не любят и видеть не желают. Так и живем.