Не говори: «Гоп!», пока не увидишь, во что впрыгнул.
Джон повернулся на другой бок и попытался снова заснуть. Да после таких снов разве уснешь? И такая же была спокойная жизнь. А вот, поди ж ты… Сидишь ты, простой американский парень, в простом японском баре, в который ходишь, между прочим, все то время, что живешь тут, сидишь, пиво пьешь, никого не трогаешь, и тут — рядом с тобой оказывается — ни много, ни мало — Гакт, вот нихуяжесебе! И ты первым делом давишься с перепугу пивом, а только потом, получив дружеский удар по лопаткам, начинаешь соображать, что с тобой, вообще-то, поздоровались. Соображать-то ты начал, но что-то трудно тебе это дается. А теперь вот — засни попробуй, когда эти глаза из головы не идут, а в ушах еще звучит голос… голос, которому нельзя отказать. И ты попал, конечно, потому что вчера согласился, сам не до конца поняв, на что именно. Да уж! Любой, просто — ЛЮБОЙ вопрос, который бы он тебе задал таким голосом, мог бы иметь только один положительный ответ. Часы на мобильном показывали время, больше подходящее утру, чем ночи. А завтра, т.е. сегодня уже у него встреча с Гактом. И Гакт настаивал почему-то на неофициальной обстановке, поэтому и встреча будет у него дома, и данное обстоятельство уводило мысли куда-то в совершенно неприличную сторону. А это уж и вовсе некстати, конечно… Он встал и поплелся на кухню. Вынул из шкафчика бутылку виски. Отхлебнул прямо из горлышка и тут же закашлялся. Запил простой водой. Подумал немного и налил виски в стакан, разбавил водой. Надо бы поспать хотя бы немного, но стоит закрыть глаза, как воображение начинает рисовать картины самые разнообразные (но все на одну тему): от карамельных губ, приближающихся к твоему лицу, до абсолютной порнографии. И виски не помогает. Третий стакан пошел, и никакого результата.***
За несколько дней до этого… — Да выключи ты телевизор! Мешает же! — проворчал Гакт. — Хотя подожди-ка! — Он перехватил руку Ю, потянувшегося за пультом. — Кто это поет? Что за группа? — Понятия не имею. — Ю сонно потянулся. — Вон же написано внизу вроде… ф… «Фадэ». — Уж скорее «Фэйд». — Гакт рассмеялся. — Вроде ничего, а? Э? У меня с глазами что, или у них вокалист — европеец? — Вроде да, — отозвался Ю. — Поет хорошо. Ну, не как ты, конечно… — Слушай, у меня гениальная идея! — Мне уже страшно… — Мы же все равно собирались расширять состав YFC… — Мы собирались… Мы! — буркнул Ю. — Симпатичный гейдзинский мальчик среди японцев… Надо позвать его к нам! — К нам — это куда? — Ю, не тупи. В YFC же! — А нахрена нам еще один вокалист? — Ну, ты представляешь себе, что можно наворотить в два голоса?!***
Дом Гакта оказался, мягко говоря, необычным. Ну, что-то среднее между замком из фильма ужасов и холлом бизнес-центра. Непринужденной обстановки не получилось. Джон чувствовал себя, как студент на экзамене. Раз уж Гакт обратил на тебя внимание, нельзя ударить в грязь лицом. А то вдруг передумает. Спеть с Гактом — это же просто… в общем, это очень круто. Джон слушал Гакта и, как загипнотизированный, смотрел на его лицо. Таких красивых людей просто не бывает. И дело тут не в пластике, чтобы там ни злословила публика, а в чем-то внутри этого в высшей степени странного и необычного человека. Красота души, кажется, так это называется. Или нет? До терминологии ли тут! «А что, если я его сейчас поцелую?» — подумал вдруг Джон и тут же отогнал от себя эту мысль, как неуместную. Мысль послушно ретировалась, а вот желание осталось. Джон пытался скрыть волнение, но едва ли это было возможно. Стакан в его руке плясал так, что Гакт не мог этого не заметить. Но он и бровью не повел. Вообще, беседа получилась, не смотря ни на что, дружеская и приятная. Свои идеи — абсолютно сумасшедшие, конечно, — Гакт объяснял подробно, до деталей, встречные предложения выслушивал, хоть и без особого энтузиазма, но если уж ему что-то нравилось… У Джона сложилось впечатление, что они понимают друг друга с полуслова. И все-таки общаться с ним было очень трудно. У него такой взгляд, словно он тебя им на прочность проверяет. Это несколько выбивает из колеи. И как с ним работать, если уже сейчас коленки подкашиваются? Даром что ты — здоровый и сильный мужик, уж, наверное, не слабее Гакта… Видать, не зря его называют Мао-сама… Время шло, и нужно было уже уходить. С одной стороны, не хотелось, с другой, дальнейший разговор казался непомерно тяжелым. Чуть не заикаясь от волнения, Джон сказал, что ему пора. Гакт вдруг тоже спохватился, что он уже опаздывает на другую встречу. При прощании он вдруг коснулся лица Джона и провел костяшками пальцев по его лицу от скулы до уголка губ. Бросил, чуть усмехнувшись: — Ты бы побрился. «Побреюсь! — мысленно пообещал себе Джон. — И щеку больше никогда мыть не буду…»***
К запомнившейся всем фанатам Гакта пресс-конференции готовились очень тщательно. На репетициях все хохотали, как ненормальные. Самым трудным потом оказалось не заржать перед камерой. Гакт хотел, чтобы все было по сценарию, все до деталей было продумано. Накануне съемок нужно было выспаться, но, конечно же, не получилось, спать никто и не думал. Сидели у Гакта и, ради укрепления командного духа, общались. Выпивали, откровенно говоря. Джон, чувствуя, что глаза уже собираются смотреть в разные стороны, пробормотал: «Никогда бы не подумал, что японцы столько пьют!» Гакт рассмеялся и похлопал его по плечу, протягивая бутылку. — Тренируйся! — сказал он. — Нам в России выступать. Там еще больше пьют. Посидели еще немного. А потом Джон попросту отключился. На какое-то время он вернулся в реальность, когда кто-то укладывал его на кровать. Судя по резкому запаху духов, к которому он уже успел привыкнуть, это был Гакт. «Только не заблюй мне тут все», — вместо «спокойной ночи» сказал он и исчез. Джон почти сразу провалился в тяжелый похмельный сон. Но проспал он недолго. Очнувшись от сна среди ночи, он почувствовал, что кто-то лежит рядом. Вглядевшись в темноту, он, насколько было возможно, определил, что рядом с ним спит Гакт. Кое-как сообразил, почему так получилось (куча пьяного народу в доме и ограниченное количество спальных мест, что тут непонятного). Джон приподнялся на локте и посмотрел на спящего. В темноте проступали черты лица. Не человек, а произведение искусства… Он наклонился почти к самому его лицу, как вдруг Гакт открыл глаза. «Ты чего?» — шепотом спросил он. Джон отпрянул, перепугавшись, и пробормотал: «Извини…» Прежде, чем он успел хоть что-то понять, оказался прижат к кровати всем могучим телом Гакта. Он замер, ожидая, что будет. Попытался вырваться — только для проформы: чего-чего, а чтобы Гакт его отпустил, ему не хотелось. Гакт нежно провел ладонью по его лицу. «Я же просил побриться…» — прошептал он. Джон хотел ответить, но не успел. Гакт поцеловал его, крепко прижав к себе. Джон жадно ответил на поцелуй. Происходящее было похоже на сны, которые так мучили его последнее время. «Гакт-сан…» — пробормотал он, облизнув пересохшие губы. «Тсс!» — отозвался Гакт. Он целовал его, гладил по волосам и лицу. Провел пальцем по губам. И дальше — по горлу к ключицам. Нетерпеливо распахнул его рубашку, оторвав при этом несколько пуговиц. Ногти оставили на груди несколько полосок. Джон невольно вскрикнул от боли. Но Гакт, казалось, не собирался считаться с его ощущениями. Вообще, он был довольно груб и бесцеремонен. Но так, именно так Джону нравилось. Почему-то он думал, что иначе это происходить и не может. С этим человеком может быть только так. У Джона перехватывало дыхание. Он уже не видел разницы между болью и удовольствием. Так вцепился в подушку, что порвал наволочку. Мелькнула мысль, что, если так будет продолжаться, то до утра он не доживет. Но он столько думал, столько мечтал об этом, столько было снов и смутных фантазий, что умереть — это мало за такое счастье.***
Болело все тело. Вот буквально — все. Включая голову, которая трещала с похмелья. Гакта рядом не обнаружилось. Ситуация была несколько щекотливая, все-таки это его дом… Хотелось принять душ или хотя бы просто зубы почистить, а еще не помешала бы таблетка аспирина. Не дом, а лабиринт. После непродолжительных, но трудных поисков Гакт обнаружился на кухне в компании какой-то женщины. Они пили кофе и о чем-то вяло не то спорили, не то переругивались. Джон смущенно извинился, что помешал. Ему было очень неловко. Гакт радушно ему улыбнулся. «А, Джон! — сказал он. — Хочешь кофе? Это моя сестра. Она зануда, но кофе хорошо варит». — «Надеюсь, — сказала та, поднимаясь из-за стола, — что вы хорошо подумали прежде, чем согласились работать с моим братцем. Он редкостная скотина». — «Эй!» — прикрикнул на нее Гакт. Она кивнула Джону, чмокнула брата в щеку и вышла. «Сестры… — сказал Гакт, — и придушить нельзя, и терпеть невозможно…» — «Эй! — раздалось из коридора, — о братьях я могу то же самое сказать!» Джон невольно рассмеялся. «У вас очаровательная сестра», — сказал он. «Да уж. Кажется, по-английски это называется pain in the ass. Ты, может, хочешь в душ? И побрейся уже, наконец, я тебя прошу!» Горячие струи обдавали тело. Саднили царапины. Следы ночных утех красовались на груди, бедрах и, судя по всему, на спине. Джон невольно хмыкнул. Ну, надо же! Вроде все в порыве страсти, а только в таких местах, которые никому не увидеть под одеждой. Грамотно, ничего не скажешь. Болели мышцы. Помимо этого мучила одна мысль: а что, собственно, теперь? Нет, не с проектом, конечно. Гакт ничего не сказал, вообще — вел себя так, как будто ничего и не было. Конечно, едва ли он стал бы вести себя иначе в присутствии сестры, но все-таки… Джон не то, чтобы жаждал продолжения, но получить от ворот поворот тоже не хотел.***
Как они все пережили этот день, осталось загадкой. Пить столько нельзя. Казалось, тяжкое похмелье миновало только Гакта. Ну, или он был просто слишком занят, чтобы отвлекаться на такие мелочи. «Ничего, с такими рожами реалистичней смотреться будете», — прокомментировал Гакт. Он сидел рядом с Джоном и незаметно для окружающих сжимал его руку с такой силой, что Джон начинал опасаться за целостность своих пальцев. В остальном, он держался, как и утром, как будто ничего между ними не было. Съемки прошли более или менее спокойно. Если бы не похмелье… Но было весело. Когда все закончилось, все собрались расходиться по домам, Гакт тронул Джона за плечо. — Может, пообедаем вместе? — спросил он. — Ого, — прокомментировал Чача, — Ю, ты не ревнуешь? — Просто бешусь, — отозвался Ю и широко улыбнулся. Джону показалась, что его лицо стало цветом, как спелый томат. Но, кажется, всерьез тут никто не говорил. — Разговорчики, — цыкнул Гакт. — Не смотри так на нас. — Чача повернулся к Джону. — Просто у Гакта очень большое и любящее… гм… сердце. И не получается у нас не шутить по этому поводу. — У Чачи не язык, а бритва. Не обращай внимания на его шутки, — сказал Гакт, когда они уже ехали в машине. — А Ю… — А у Ю есть законный повод для ревности? — перебил его Джон. — Ну… Понимаешь, мы все так давно уже дружим… и… — Я очень не хочу наживать себе врагов, — спокойно сказал Джон. — Работать с вами — это честь, и я не просто так это говорю, я так чувствую. Но если это какая-то глупая шутка или игра, я не хочу в этом участвовать. Речь получилась слишком эмоциональной. Но промолчать было просто немыслимо. Он за этот долгий день столько передумал. И голова болит, никакие таблетки не помогают. Гакт остановил машину. — Я никогда, — нажимая на каждое слово, сказал он, — никогда не мешаю личные отношения и работу. Все, что происходит между нами за пределами сцены и студии, там и остается. Но — работать с друзьями гораздо приятнее и спокойнее. — Да… — Джон прикрыл глаза. — Голова болит, — пожаловался он. — Я запутался. У меня все тело болит после сегодняшней ночи. Это у тебя дружба такая или что? Может, твоя сестра права, называя тебя скотиной? — И только попробуй сказать, что тебе не понравилось, — усмехнувшись, ответил Гакт. — Ты мне нравишься, — добавил он, помолчав. — Но бой-френд из меня не получится. Я не приглашаю на свидания, не ухаживаю, не храню верность. А про секс ты и сам понял… — Я весь день обо всем этом думал… Бой-френд! Мне-то это зачем? Тем более что я тоже не люблю смешивать личную жизнь с работой… Я запутался. Я не понимаю, что происходит, что из всего этого выйдет… — Ну… Что бы из всего этого ни вышло, весело будет, это я могу обещать. В остальном — гарантий не даю. — Весело? Весело — это хорошо. Это главное. Я согласен… — Он почувствовал, как Гакт сжал его руку. — На всё.