When you look like that
Iʼve never-ever wanted to be so bad.
It drives me wild
҉҉҉҉҉
Он смотрит на него, беспрерывно. Зейн даже не моргает, потому что он боится, что Лиам исчезнет: расправит свои прекрасные крылья и скроется в облаках, ведь он настоящий ангел. Только Лиам может быть таким… таким Лиамом. Зейн не понимает, что с ним, почему и как так произошло, что он влюбился. Влюбился в натурала. Да, повезло так повезло. И Зейн прекрасно знает, что будучи самым в мире реальным Купидоном, он может сделать так, что разлюбит Пейна, но он совсем этого не хочет. Он хочет всё также ощущать то разливающееся горячее золото, где-то в области груди, когда он видит, как Лиам улыбается, смеётся, насвистывает какую-то незатейливую песенку, когда раскладывает новоприбывшую прессу по витринам прилавка, как читает комиксы про Бэтмена, хотя знает их уже наизусть. И пусть Лиам не знает, что за ним кто-то следит, не пытается делать что-то напоказ, он всё равно остаётся всё таким же очаровательным молодым пареньком. Ему всего 17, у него вся жизнь впереди; он будет расти, взрослеть, влюбляться. И это неприятно щиплет сердце Зейна, но что он, бессмертный, вечно молодой Купидон (
действительно, пф) может сделать? Зейн создаёт пары, семьи, но сам живёт, как сапожник без сапог. Но ангелам нельзя иметь партнёра, ведь они жители Небес и делать им на Земле, кроме как своей работы, нечего. Но если Зейн выберет любовь, то он потеряет смысл своей жизни. Потому что, что он умеет, кроме как стрелять в людей любовными стрелами? Ничего. И если он покинет Небесный храм, то он разочарует семью, ведь у него есть младшая сестра, которая должна брать пример с брата, есть и старшая, на которую он должен равняться. Отец его просто выгонит из рода. Но разве это не стоит того, чтобы быть счастливым с любимым тебе человеком? Наверное, стоит, но будет ли этот человек отвечать тебе взаимностью? В этом и вся соль: если бы Зейн знал, что Лиам также любит Зейна, то попрощался бы с Небом.
У Луи с Гарри всё намного проще. Они будто созданы друг для друга. Зейну иногда кажется, что когда ткали судьбу Луи, одновременно с ним ткалась и судьба Гарри, чья нить шла всегда рядом и была тесно связано с нитью Луи. Гарри — простой человек, сменщик Лиама. Тогда-то Зейн впервые и увидел Пейна. Луи решил познакомить Зейна с его избранником, а вышло так, что Зейн весь оставшийся вечер (да что там вечер) не сводил глаз с Лиама. Ангелы однолюбы и союз с ними самый прочный. У Лиама с Зейном было бы прекрасное будущее, только если бы Лиам хотя бы обратил внимание на Зейна, нежели, чем на хорошего приятеля.
҉҉҉҉҉
I see swimming pools and living rooms and aeroplanes.
I see a little house on the hill and childrenʼs names.
I see quiet nights poured over ice and Tanqueray.
За своими размышлениями Зейн и не заметил, как подошёл к киоску Лиама. Тот поднял глаза от очередного комикса и приветливо улыбнулся Зейну. Лиаму стоило всего лишь немного перегнуться через витрину и увидеть, как Зейн Малик растёкся по асфальту блестящей розовой лужицей, с торчащими перышками. Причём это лужица довольно-таки по-идиотски улыбалась. Но Лиам не посмотрел ни на обычного Зейна, ни на лужицу. Он просто достал из-под прилавка стопку комиксов и передал их Зейну с дежурной улыбкой.
— Вот, держи. Я уже выучил, что ты обычно покупаешь, — слегка рассмеялся Лиам.
— Спасибо, Лиам.
Зейну хотелось постоянно произносить его имя.
Лиамлиамлиамлиамлиам. Кричать, шептать. (
стонать. Простите, не удержалась.) Хотелось держать его за руку; поглаживать щеку; говорить всякие глупости, в ожидании немного глуповатой, но счастливый улыбки; отхлёбывать из его чашки чай или кофе, ведь свой давно остыл, когда Зейн любовался Лиамом; засовывать руку под его подушку; лежать на его половине кровати; выслушивать беззлобные жалобы на то, что Зейн везде раскидывает свои вещи и находить их потом на всегда своих местах, заботливо сложенных Лиамом; ходить вместе с ним в булочную и все покупки съедать, не доходя до дома и довольными заваливаться на толстый ковёр. Хотелось делать ещё множество таких же обыденных, но очень приятных вещей. Каждый момент с Лиамом был бы для Зейна особенным. Каждая мелочь — великим чудом. Каждая ссора — величайшей катастрофой. Но Зейн не мог. Как и не мог больше здесь стоять и просто наблюдать за Лиамом, ведь он на земле для того, чтобы выполнять свои прямые обязанности.
И Зейн был вынужден попрощаться и уйти. На зейновское «Пока, Лиам», Пейн поднял глаза от комиксов и помахал рукой, надев тёплую улыбку. Улыбнувшись в ответ, Зейн развернулся и пошёл в другой конец парка. Главной его задачей было наблюдение. Он следил за людьми и подбирал особую гамму чувств. У Купидонов был специфический дар — они видели ауру. Если в ней у двух людей были похожие цвета и колебания, значит они вполне могли стать парой. Зейну давалось три стрелы: две для полноценной пары, одна для «неразделённой любви». Малик не создавал вечные пары, он всего лишь давал жителям планеты шанс, чтобы поймать своё счастье. Удержат ли они его в своих руках — только их дело. Проходя мимо пожелтевших деревьев, Зейн сел на одну из лавок. Это было самое людное место в парке, где часто обитало много студентов.
Мимо него как раз прошли двое молодых людей. Девушка была русоволосой, а парень рыжий. Они о чём-то увлечённо разговаривали, смеясь. Зейн улыбнулся и наложил на себя Чары маскировки и Отводящие внимание, чтобы его кто-нибудь не заметил. Было бы очень забавное зрелище: молодой, красивый парень, достал из своего дипломата небольшой лук и две стрелы, по очереди выстрелив в недалеко идущих студентов. Последние остановились, посмотрели друг на друга и улыбаясь сказали, одновременно:
— Может, зайдём в кафе?
После чего рассмеялись и весело направились в близстоящее кафе. Зейн удовлетворённо улыбнулся: всё-таки ему очень нравилась его работа. Вспоминая наиболее удачные и милые его «трофеи», Малик подошёл к аллее, где расположились художники. Он залюбовался их работами. Портреты, пейзажи, натюрморты, конкретика, абстракция… Зейн тоже неплохо рисовал и мог бы вполне стать художником на земле, если бы решился покинуть небеса. Если бы Лиам тоже полюбил его… Кстати, о нём. Его киоск находился в парах сотнях метров от аллеи художников. Зейн вполне бы мог попасть в него стрелой, если бы подошёл чуть ближе. Он бездумно продвинулся вперёд, уже наставляя на Лиама лук, вставляя стрелу «неразделённой любви», рисуя в мыслях их счастливые будущие моменты, как почувствовал довольно-таки ощутимый толчок в бок и свалился на асфальт. Зейн поднял глаза и лицезрел прямо перед собой виновато улыбающегося блондина, с весёлыми голубыми глазами. Рядом с ним валялся гитарный футляр. Блондин поднялся, протягивая руку Зейну.
— Прости, я бежал и споткнулся. Совершенно тебя не заметил, — отряхиваясь, сказал он. — Я Найл.
Зейн выдавил улыбку, пытаясь затолкнуть злость и отчаяние подальше. Был такой момент! И Зейн было уже решился, а тут… Да что уж об этом думать.
— Ничего. Я Зейн.
— Очень приятно. Ещё раз прости. Надеюсь, ты не сильно ушибся. Хотя, если бы ты сильно ушибся, то так и лежал, поэтому я могу вздохнуть спокойно и оставить тебя. Пока. Я побежал. Опаздываю на занятия в музыкалке.
— Не сшиби ещё кого-нибудь, — вдогонку ему крикнул Зейн.
Найл широко ему улыбнулся и был таков. После Зейн всё время обдумывал свой несвершившейся поступок. Ну выстрелил бы он в Лиама, ну и что? Он бы знал, что Лиам не сам его полюбил, а ему помогли. А это уже не так прекрасно и трепетно, как хотелось бы Зейну. Он прошёл в свою квартиру, которую делит с Луи и Гарри. Те как всегда миловались. Зейн было уже собирался обозвать из кроликами, как ехидный голосок в голове напомнил, что Малик бы с радостью оказался на их месте с Лиамом.
«Это паранойя», — решил он. «Это не нормально».
Зейн направился в душ. Он подумал, что холодная вода спасёт хотя бы на время его от этого наваждения. Какая же это мука. Ох… Совершенно опустошенный, Зейн завалился на кровать. Он и не заметил, что в комнате не один.
— Зейн, — сказал басистый мужской голос.
Малик встрепенулся и резко сел на кровати, что аж голова на пару секунд закружилась. Перед ним сидел взрослый, солидный мужчина. Он смотрел сурово и строго, совсем не по-отцовски. Ясер перекинул ногу на ногу и переплёл пальцы, устраивая их на животе.
— Отец, — пытаясь скрыть дрожь в голосе, ответил Зейн. — Какими судьбами? Что-то случилось?
— Случилось. Странно, что ты этого не знаешь. Точнее, не понимаешь, — начал бесцветно Ясер. — Высший Совет и я знаем, что ты влюблён в человека, — остановился. — И что ещё хуже, пытался вызвать его взаимность с помощью стрелы «неразделённой любви», предназначавшейся другому человеку, — опять пауза. — Это не позволительно. Поэтому ты изгоняешься с Небес. Теперь ты обычный смертный.
Всё это было сказано холодно и безразлично, как будто приговор, что резало больно по сердцу Зейна. В этой речи слышался немой упрёк и презрение. «Непозволительно» … Осознание того, что Зейн больше никогда не увидит семью и не побывает в Раю пришло уже после того, как отец уколол его палец и пустил кровь, тем самым давая как бы разрешение Судьбе на смерть сына. При этом глаза Ясера были пусты, не чувствовалось ни сожаления, ни сострадания. Ему не дали ни попрощаться с матерью и сёстрами, ни с друзьями. И ещё отец, перед тем как уйти навсегда, сказал:
— Мы сделали тебе одолжение, что не выгнали тебя прилюдно. Большего позора мы бы не вынесли.
Зейн долго просидел молча, глядя в стену, понимая, что жизнь его сломана. Он размышлял над тем, как они узнали. Хотя, важно ли это теперь? Ему даже не дали шанса на исправление. Его считали опороченным. Грязным. Выходит, что он был испачкан любовью…
*/*/*/
— Мистер Малик, вы что такой грустный? Что-то случилось?
Зейн остановился, услышав голос Лиама. Он был в отдалении, но приближался по мере того, как Пейн догонял Зейна. Противоречивые чувства возникли в душе: он был опечален потерей семьи и призвания, но рад, что был одарен вниманием своего возлюбленного. Зейн обернулся и улыбка против воли озарила его прекрасное лицо. На него смотрели лучистые карие глаза, и Зейн пожалел, что больше не может различать ауру людей. Он вымученно вздохнул, что не скрылось от Лиама.
— У тебя проблемы?
— Типа того. Я остался без работы.
Зейн и Луи всем говорят, что работают стажёрами-дипломатами. В каком-то роде это было так.
— Ох… Ну, не расстраивайся. Всё наладится. Может быть, ты не возражаешь над тем, чтобы выпить чашечку горячего шоколада?
Зейн подумал, что уже всё начало налаживаться.
***
Эпилог.
Да, Зейн был прав. Всё просто прекрасно. Он начал теснее общаться с Лиамом, их дружба крепчала, а потом и не только дружба. Они встречаются уже около года. Живут вместе (Луи с Гарри тактично съехали). Лиам поступил в университет, на факультет педагогики — хочет стать учителем английского и литературы. Зейн пошёл в Академию Искусств, уже работает над картинами для выставки. Большинство из его работ — это портреты Лиама, Луи и Гарри, изображение неба и его воспоминания о Рае. ОН также часто иллюстрировал небольшие постановки, в которых Купидоны делает свою работу. И Зейн не жалел, что теперь он смертный, нет. Ведь он держит за руку, обнимает, целует, ласкает любимого человека. А главное он знает, что это всё взаимно.
А за Зейном и Лиамом наблюдает голубоглазый купидон по имени Найл и с удовлетворением вспоминает, как связал их узами, как выстрелил в Лиама стрелой Осознания чувств. А сам всё также смотрит с бесконечной любовью и нежностью на уличного гитариста, с растрёпанной рыжей шевелюрой.
