ID работы: 4711582

Макияж

Гет
PG-13
Завершён
52
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
11 страниц, 1 часть
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
52 Нравится 5 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
- Камера работает, ты проверил? – Анна садится на скамейку в пустой комнате и раскладывает на столике справа все то необходимое, на что они подписались, стоило только взяться за карты с Тао за одним столом. - Да, - Йо плюхается позади, растягивая футболку, что болталась до этого на шее девушки, ровно настолько, чтобы его руки пролезли в рукава. – Это все, или что-то еще? - Нет, там еще повязка должна быть на твоих глазах, - она осматривает свои запястья, что они заранее сцепили тугой лентой, и вновь проклинает Рена и собственный азарт. Оборачивается назад, видя то, как Асакура натягивает на себя примерно такую же черную ткань и пытается что-то высмотреть, сощурившись. - Видишь что-нибудь? - Не-а. - Вот и отлично, - она оборачивается к камере, чувствуя себя в свете маленькой красной лампочки телеведущей шоу неудачников, и вскидывает голову. - Итак, мы начинаем. Добрый вечер, дорогие зрители. Меня зовут Анна Киояма, и мой муж криворуко играет в покер. - А так как жена у меня не особо понимает намеки и сигналы при должном присутствии лица-кирпича, то в этой лодке мы плывем вместе… ай! – она больно наступает ему на ногу за своеволие в выражениях и приветливо натягивает улыбку на камеру, вновь обращаясь к зрителям, которых, к счастью, не было вовсе. - Дубль два. - Но ведь мы с первым даже не разобрались… - вторая шпилька входит ему в кед, и Асакура решает помолчать, едва ли не испустив слезу вместе с жалобным писком. - Дубль три, - губы парня подрагивают, но даже маленького словца блондинка не слышит, а поэтому продолжает настолько спокойно, насколько это вообще возможно. – В общем, мы проиграли в покер его дружкам, а поэтому нам придется сейчас на камеру сделать совместный мне макияж. Йо ничего не видит, так как на его глазах повязка, покажись… Отлично. Я же ничего не могу сделать, так как мои руки связаны, - она приподнимает руки, утянутые лентой. – И поэтому мне придется управлять его руками. -… «спасибо, концерт окончен, Анна идет крушить-ломать все от лица Асакуры», - сзади слышится смешок и сдавленный писк – в этот раз локоть проезжает по ребрам. И хоть идея была неплохой, Анна должна была хотя бы на камеру выразить театральное, но все же недовольство. - Помолчи, Асакура. По правилам тебе вообще нельзя разговаривать – только я могу подсказывать, что именно ты берешь в руки, - Анна хочет добавить, что с повязкой, что без Асакура имеет дурацкую привычку хватать всякую гадость, но по тихому смешку парня она понимает, что не одна об этом подумала. - А давай представим, что меня слышишь только ты? Что я - вдруг проснувшаяся твоя совесть, да и вообще… - Да и вообще, семнадцать лет спал – можешь и еще на столько же вырубиться. Я справлюсь со всем сама. - Стоит ли говорить, что на свадьбе ты сказала мне нечто похожее? – он вскидывает брови, но она этого не видит, кривя губы. - И скажи: «Спасибо», что не повторяю этого в спальне, - она фыркает, передергивая плечами. - Первую фразу – нет, но вот втору-у-у-ую, - и он сам не понимает, отчего так протягивает последние гласные: то ли от пошлой ухмылочки, то ли от того, что нога Анны вновь впечатывает его в пол. - Асакура, ты бессмертный, что ли? – ее взгляд скользит по камере, но блондинка уже не обращает внимания на компромат, выливающийся на всеобщее обозрение – они еще переснимут эти дубли. И она еще отдавит ноги наглому жениху за все его язвы и выколки. - Нет, но и ты - связанная, а поэтому лишена возможности пырнуть меня чем-нибудь острым. На столе ведь нет ничего острого? – под его надежду в голосе Анна замирает с пилочкой в руке и переводит невольно взгляд на камеру. Если уж и выкалывать ему глаза, то хотя бы без свидетелей и так, чтобы он это не только почувствовал, но и увидел сам. Для большего ужаса ситуации и ужасающей мести. – Ведь нет?.. - Нет, конечно, - она фыркает, откладывая импровизированное оружие на тот край стола, до которого Асакуре будет тяжело дотянуться, но с которого, в любом удобном случае, она сможет вооружиться им вновь, если ей этот концерт вдруг надоест. - Вот и славно, а то твое молчание… - его берет нервная улыбка, но Анна отмахивается, расслабляясь и едва ли не откидываясь ему на грудь, как на спинку кресла. - В общем, лирическое отступление окончено, а сюжет наш вот в чем: ему необходимо будет сделать мне макияж, не видя ни собственных рук, ни моего лица, ни того, что он берет в руки. Боже, помоги, - на последнем предложении Анна слышит синхронность их голосов, но делает непринужденный вид, надеясь, что хотя бы он поможет поверить как зрителям, так и ей, что в этой затее ничего не сможет пойти не так. Хоть она и понимает, что вся затея, в целом, - одно сплошное «не так». Но уже поздно рыпаться. - И начнем мы, - она опасливо кидает взгляд на смуглые руки, уже жадно рыщущие по столу и уже что-то нашедшие. – С зубной щетки. Действительно, что еще может делать девушка перед тем, как нанести макияж? Почистить зубы, даже если рядом нет ни воды, ни раковины, куда можно сплюнуть! - Ну, ты же у меня чистоплотная, - Йо усмехается, ощупывая деревянную поверхность на предмет определенного банного назначения. - А ты у меня – мастер хватать, что ни попадя. Положи на место бронзатор! - под ее нарастающий визг он дергается, выпуская из рук «вроде бы тот тюбик» и мысленно чертыхаясь, шаря по столу вновь. - И зачем тебе так много косметики? – пропевает он, находя что-то похожее, но вроде бы не то. - Надо мне. И куда ты пошел? – она скептично приподнимает бровь, когда видит, что пальцы Асакуры на секунду замирают на нужном предмете, но потом уходят блуждать дальше. – Правильно же выбрал. Да, верно, вот так. Она пристально следит за тем, как его пальцы ощупывают едва ли не каждую щетинку на зубной щетке, и кривится. Он где только ими ни бывал уже, а тут все бактерии разом решил перенести к ней в рот. И зачем она только согласилась на это? Можно же было просто дать всем подзатыльники, но нет, Киояму потянуло на путешествия на собственную упругую, она не смогла просто так взять и остановиться вовремя. Будь проклят Асакура, Тао, и чертов азарт, которым она втайне ото всех грешила по ночам за компьютером. - Немного выдави, молодец, - она наблюдает, как тюбик с пастой вроде бы в аккуратном движении плашмя падает на пол и закатывает глаза. Но тут же спохватывается: если она не будет следить за Асакурой, то контроля лишатся не только его руки, но и сама она в желании убивать. - Так, отлично, пасту мы намазали, - она видит, как резкое движение заставляет эту бело-голубую горошину упасть тоже куда-то на пол и вновь фыркает. – И тут же потеряли, но не суть. Будем пользоваться тем, что имеем, пытаясь найти главное - рот. Ведь это такая большая проблема и такая маленькая дырочка, - она продолжает язвить, ощущая его пальцы на своих губах. - Ну, я либо найду старую, либо сделаю новую… - он все еще промахивается, попадая по щекам. - Сделай так, чтобы эту фразу я услышала здесь в первый и последний раз, а то мг-хм, - она чувствует, как щетка скользит по зубам и впивается ей чуть ли не в глотку, заставляя откашляться, а Асакуру - победоносно усмехнуться. - Я попал! Боже, я попал! – Анна закатывает глаза, перекатывая щетку за щеку. - И потом он удивляется, чего я так часто рвусь быть сверху. Да чтоб таких криков соседи не слышали по ночам, - тихий шепот в сторону, она с некоторой безысходностью обращается к зрителям, но тут же усмехается над собственной судьбой в любви к этому идиоту. - Чего говоришь? – он отрывается от распевания собственных дифирамб, приближаясь к ее уху. - Ничего. Двигай давай, - она хмурится, ощущая, как щетка выскальзывает изо рта, а после чуть вновь не достает до стенки горла. – Ты что творишь? Мы, по-твоему, в постели? По-другому двигай! - В смысле «по-другому»? Это как? - Влево-вправо, как ты зубы чистишь? – и Анна не совсем понимает, отчего Йо в этот момент переклинивает: то ли от незнания, как чистить зубы, то ли от того, как интерпретировать это действо на другого человека. Но надеется на то, что второй вариант правильнее. - Это сложно! – однако он доказывает, что первый к нему относится больше. - Делай давай! В постели же разобрался, и тут приловчишься, - зубная щетка ерзает в ее рту, перемешивая слова в кашу из остатков пасты и ее собственной слюны. Пальцы парня скользят по ручке щетки, пока не доходят до мелких кнопок, задевая одну из… и звук вибрации заставляет его ненадолго замереть, а потом и вовсе опешить, выдернув немного больно ее изо рта невесты. - Ауч! – Анна хватается за собственные губы, сдерживаемая лентой в движении отвесить смачный подзатыльник жениху. - О боже, она вибрирует. Зачем тебе вибрирующая щетка? - Чтобы включать ее ровно в тот момент, когда начинаются тупые расспросы, - она огрызается, сглатывая мятный сгусток слюны. Щетка вибрирует настолько громко, чтобы отвлекаться от нее вовремя навязчивого диалога, но настолько тихо, чтобы успевать ее выключить до того, как собеседник поймет, что ты не его слушал все это время, а размеренное жужжание. Анна бы хотела ему об этом поведать, но мало того, что именно от него она так и спасалась по утрам, так тот еще и не был бы Асакурой, если бы не понял в нескольких секундах ее молчания что-то свое. Как он не вспомнил, что щетка ее вибрировала и раньше – для нее осталось загадкой. - Ты что заменяешь меня зубной щеткой? – он пытается к ней повернуться, но повязка на глазах мешает узреть картину полного разочарования и отчаяния в жене, себе и жизни. - Только пока работают батарейки, - и она была бы не Анной, если бы с удовольствием не подстегнула эту детскую обиду. - Анна! – она готова рассмеяться в эту же секунду на его дутые губы, но сдерживается. - А что? Тебе можно иметь свои мужские штучки, а мне нет, что ли? - Они хотя бы не вибрируют! - А, ну, да, они просто лежат в гостиной на полке в цвете на всеобщем обозрении! – она дует губы, вспоминая, как даже ее самые любимые музыкальные диски отъехали в сторону для его Боба. - Что? – …а вот Йо, кажется, вспоминает что-то другое. Позади нее тело напрягается, ровно как и голос. – К-как ты их нашла? - В смысле «как нашла»? Они же лежат на полке с музыкальными дисками… - и тут до нее доходит через несколько морганий. – Или ты не об этом?.. Йо! - К черту щетку - ты зубы утром чистила, я проверял, – он отбрасывает банный предмет в сторону, пытаясь отъехать или откосить от злостного взгляда жены, который все равно не видит. - А мы продолжаем не обсуждать нашу личную жизнь на камеру! – он машет руками в кадре, нервно улыбаясь и надеясь, что по окончанию этого бедствия Киояма все забудет. – Лучше подскажи мне что из того, что я чувствую справа мне взять? Анна вроде бы и переводит взгляд туда, куда указывает Асакура, но мысль о том, чтобы пересмотреть всех его друзей, как и полки в гостиной на предмет сексуально озабоченного материала, плотно оседает в душе. Глаза скользят по двум флаконам, что она специально выставила ближе всего. Основа под макияж и тональный крем. - Тянись, Асакура, не бойся, - она пристально следит за тем, как его рука что-то сносит на полдороги, и закатывает глаза. – Левее, Асакура. Левее! - Да в смысле? Я и так влево ушел! – она видит, как рука его шарит по правой стороне, и фыркает, сдерживаясь лишь лентой на запястьях, чтобы не скрестить руки на груди для полной композиции позы «мой муж – придурок». – Да и куда «левее», если тут всего один флакон?! Киояма скептично осматривает бутылек с основой под макияж, который Асакура беспроблемно снес в первую очередь, и фыркает второй раз, когда его пальцы хватаются за тональный крем, ощупывают дозатор и выдавливают на ладонь даже больше, чем обычное «слишком много». А потом впадает в ступор, когда эти две вытянутые руки перед ней начинают его размазывать по пальцам. - Отлично, а теперь давай еще подождем, пока оно высохнет! Оно же ведь именно так у нас и работает, - ее язва помогает ему понять, что он делает что-то не то, но повязка все равно не дает достаточно возможностей для того, чтобы осознать, где именно он сидиотничал. - Но это же крем, нет? – он ощущает мягкость средства, небольшую жирность и хмурится под повязкой. - Ага, тональный. - Ой, прости, это ведь иначе делается, - он нервно дергается, вспоминая все те манипуляции Анны с косметикой перед зеркалом по утрам, собирая в кучку руки и… Она закрывает глаза ровно в тот момент, когда его ладонь впечатывается в ее лоб с громким хлопком, задевая мизинцем нос, и шумно выдыхает не то от ярости, не то от полного подтверждения того факта, что муж ее – довольно редкий вид оленя. И она хочет что-то сказать по поводу этой ситуации, даже открывает рот, - да вот только все цензурное у нее закончилось еще секунды три назад с осознанием того, что он мог расквасить ей нос одним таким недохуком сзади, и поэтому она лишь сильнее впечатывается лбом в его ладонь, надеясь сбавить обороты собственной злости в сарказме относительно чего-нибудь другого. И хотя бы чуть более смешного, чем воображение Асакуры на вертеле, жарящегося в собственном соку. - То чувство, когда твой муж захотел приготовить тебе завтрак, а в итоге спалил кухню, дом, наш квартал и еще соседний, - она делает вид, что это ее рука на ее лице показывает всему миру через камеру обреченность и безысходность положения, но на деле слышит лишь смешок позади себя. Не быть ей мемом интернета. - Да ладно тебе, я не так готовлю. - Ох, простите – два соседних, - она открывает глаза, ощущая, как рука перемещается ниже, оставляя за собой темные подтеки. - Вот это больше похоже на правду, - он с горькой усмешкой вспоминает, как на его желание приготовить оладьи приехало три пожарных машины, и качает головой, переключаясь вновь на втирание тонального крема в ее виски, стараясь понизить уровень стресса в крови Киоямы. И пусть Анна никогда таким образом не успокаивалась, а если и приходилось, то делала это чистыми руками, не размазывая никаких сгустков по коже… пускай привыкает: салфеток, чтобы собрать остатки косметики у него все равно нет, а так как ее надо куда-то деть, то ничего лучше, чем переключиться еще и на щеки, он не придумывает. - А это даже легче, чем могло показаться сначала, - он не видит ее скепсиса и молится богу, что это мягкая и податливая кожа не ее губы, нос или что-то там еще. Надеясь, что он вообще еще мажет ей что-то на лицо, а не переключился уже на, скажем, шею или грудь – ведь мог, да. Он убирает руки, так и не дойдя до подбородка, вновь обшаривая стол на предмет чего-нибудь и вновь снося это «что-нибудь» на пол с громким шумом. - Если упало – значит, оно нам и не нужно, - он заявляет это слишком бодро, махая рукой, отчего Анна дергается, стянутая футболкой. - Действительно, - она язвит, вновь закатывая глаза и наблюдая, как пудра, румяна и что-то там еще, продолговатое и розовое, укатываются от них все дальше. – Зачем и к чему? Можно же пол косметички просто так выкинуть! - И ты все еще считаешь мой вопрос о таком количестве косметики не резонным? – он вскидывает брови, но она этого не видит, качая головой. Пальцы натыкаются на что-то круглое и маленькое, с какой-то наполовину отклеившейся этикеткой. - О господи, что это? - Понятия не имею, - она осматривает упаковку на предмет хотя бы одной понятной надписи, но лишь хмурится в непонятках. – Да и ты уверен, что хочешь это знать? На ее вопрос он невольно замирает в размышлении, но тут же пожимает плечами. - А вдруг, мое не паучье чутье мне подскажет, что это за хре… косметическое средство? – Анна готова поспорить, что эта темная повязка сейчас скрывает половину из того гонора, скепсиса и самоуверенности, которые видит она в искривленной усмешке и приподнятых бровях. - Да мы и так правила нарушили, позволив тебе болтать без умолку, а тут еще и повязку снять, - она приподнимает собственные руки, чтобы стянуть с него полоску ткани. - Ну и что? Ты забыла, что я – твоя совесть: меня никто не видит, не слышит, да и вообще… - он силится не ляпнуть: «Да и вообще, в некоторые моменты жизни я отсутствую в тебе», но переключается на частое моргание, морщась от света, бьющего по непривыкшим глазам. - Да и вообще ты можешь потеряться – мы это обсуждали уже, - она видит, как парень хмурится, пытаясь высмотреть хоть что-то знакомое в неизвестной даже ей баночке, и понимает по скривившемуся лицу, что паучье чутье в этом скорее ракообразном, чем пауко-, не сработало от слова «совсем». - О господи, что это? – повторяет он, всматриваясь в четыре буквы, оглашенные Тао как «примочка для легкого проникновения сзади», нервно усмехается, откидывая это в дальний угол комнаты. – Ах, ну да, это мое – как я мог забыть? Все в порядке – потом подберу. «И потом начищу Тао морду за то, что оставляет свои смазки в косметичке Анны». Или он это не специально, и ему надо о многом поспрашивать жену? Или это и было тем самым «кое-чем прелестным», что Рен оставил ему в качестве подарка перед тем, как они зашли в комнату для снятия этой неконтролируемой косметики на камеру? Анна и хочет бы сказать, что она хранит вещи вообще немного в другом месте, но звонкий стук чего-то пластикового по чему-то кафельному уже раздается по комнате. Она оставляет попытки достучаться до его извилин. Бесполезно. - Ну так, что у нас дальше? – он осматривает гору всякого и всякого на предмет чего-то ему знакомого, но лишь убеждается в том, что повязка была не просто так на нем – так было легче и безответственнее за то, что ты брал в руки. А тут придется думать, выбирать. Пальцы натыкаются на кисточку, а после – на какую-то квадратную коробочку розового цвета с черными надписями. - Вот, неймется тебе с этим бронзатором, - она поднимает глаза к небу, все еще удерживаемая в движении скрестить руки. - Чего? – он останавливается в том, чтобы развить скорость света кисточкой в открытой коробке. – Он ведь был в тюбике, а этот в другой консистенции. Ты меня путаешь! Анна порывается что-то сказать, но он прерывает ее, взмахивая разукрашенной кисточкой и оставляя золотистое облачко висеть в воздухе. - А вообще, знаешь, что? Сейчас тут я вершу правосудие, а поэтому мне решать, что и в каком количестве будет на твоем лице, - она в очередной раз закатывает глаза, вспоминая, что всегда и при любых обстоятельствах к вершению правосудия может приступить сама, ухватись только за пилочку… которую нерасторопный Асакура уже каким-то боком умудрился свалить на пол. Тяжелый выдох. Йо так и не узнает, что его спасло от выколотых глаз и пробитого легкого. - Давай просто представим, - она чувствует неловкие движения кистью где-то у подбородка. – Что мы все же отправились в свадебное путешествие, ты ушла на пляж загорать: пальмы, песок, солнце, ты вся такая в купальнике… - Ох, не тем ты органом работаешь, Асакура, - она усмехается, убеждаясь в который раз, что жених ее – на слова мастак. Да вот только кисточкой он мажет по лицу конкретно, едва ли не в рот ей попадая. Позади слышится сдавленный кашель. - Я бы тебе сказал, но не буду, - он бы сказал, когда и при каких обстоятельствах работает «тем органом» и какие эмоции при этом испытывает Киояма, но… не бить же ему ниже пояса собственную невесту? - Ну давай, рискни здоровьем, - ее руки вздрагивают, а тело напрягается, в тот момент, когда глаза ее блаженно закрываются. - Да не, еще на диван спать отправишь, - он сливается, бурча ей в затылок. - Ты и так уже спишь там неделю с завтрашнего дня. - Тогда давай не будем увеличивать этот срок до года? - Ой, ну тебя в задницу, Асакура, - она фыркает, передергивая плечами и сетуя на скисшего Асакуру, что возбудить фантазию - возбудил, но вот удовлетворить... явно не сегодня. - Да я бы с удовольствием, ты только бедра приподними… - и она даже привстает, поражая Йо подобной покорностью. Его бедра подаются вперед, но вместо интимности позы он чувствует, с каким садизмом и резкостью она садится на него, едва ли не протыкая шпильками кеды. – Ай! Он пищит, скрючив пальцы. - Так тебе и надо, будешь знать. - Ладно, - он давится собственным дыханием, пытаясь голос восстановить от мультяшного до нормального, мотает головой в сторону. Спорить с ней все равно бесполезно: надо, так надо – это всяко лучше, чем год ютиться на диване. – Давай возьмем что-нибудь еще? Ты же не только с пляжа вернулась у нас, но еще и просто накраситься решила. Его пальцы брезгливо откидывают незнакомые флакончики, баночки, а выражение лица меняется в соответствии с немыми вопросами: «Что это?», «А это что?!», «Господи, что это-то, твою мать?!» - пока не натыкаются на продолговатый предмет цвета металлика. - О боже, - он хватает его, едва ли не опрокидывая стол с безумным криком неведомого счастья, отчего Киояма аж подпрыгивает вместе с ним. – Я знаю… я знаю, что это! Это… Влажные пальцы скользят по крышке, пытаясь открыть, но получается лишь с третьего раза. - Это… это ту-у-ушь! – на свет он достает черную кисточку прямо перед носом девушки, не видя, как глаза той расширяются от ужаса. - О нет, убери ее обратно! Ты мне все глаза выколешь! В рот едва-то попал, а тут – на ресницы, мимо глаз – я ослепну с тобой, а потом ты станешь импотентом со мной, - она пытается отстраниться, но натыкается лишь на спину парня, что в данный момент была самой страшной из преград. - Да я буду аккуратно, - заверяет его медовый голос, в то время как его пальцы пытаются словить ее за подбородок, но попадают по губам. – Ты что, мне не доверяешь? - Нет! – она мотает головой, но даже это не мешает Асакуре схватить ее за щеки. - Не будь ребенком! - Да я просто жить хочу! - Так ты и будешь! С глазами или без, но будешь, - заверяет Йо с милейшей из улыбок, которую Анна все равно не видит, вылупившись на все ближе подбирающуюся щеточку для ресниц. Ее лицо стиснуто его пальцами, тушь для ресниц все приближается, и дернись она сама, то будет еще хуже – она это понимает, а поэтому ничего, кроме как расслабиться в голову и не приходит. Хоть тело и продолжает испускать нервные импульсы. - Я тебе по руке вырву за каждый глаз, который ты мне выколешь, - уже спокойнее выдает она, чувствуя его пальцы на своих глазах и то, как щеточка скользит по веку, пропуская ресницы и половину глаза. - Почему именно руку? – он мажет себе по ладони, но надеется, что примерно столько же краски осталось и где-то у Анны на лице. Причем, уже неважно, где – он все равно не жилец после этой выходки. - Не знаю, - она поднимает глаза к потолку, в надежде получить хоть какую-то порцию туши на нижние ресницы, но ощущая, как клякса образуется где-то на скуле. - Я бы отбила тебе кое-что другое, да вот только детей мне еще хочется, а поэтому репродуктивные органы пока стоит сохранить. - Слава яйцам… - он облегченно выдыхает, радуясь, что хотя бы одна часть его тела доживет до завтрашнего дня. - «Слава не выколотым глазам» – повторяй это, как мантру, Асакура, - щетка скользит по ее брови, но Киояма уже не удивляется. Асакура же обещал, что не тыкнет в глаз? Обещал. И неважно, что до глаз, как таковой, он не добрался вообще. Главное – не выколол, сохранил себя и способность к размножению, молодец. - Так, отлично. С тушью мы разобрались, - его рука замирает с флакончиком над столом. Парень что-то вспоминает и откидывает его в сторону – чтоб не мешался. Пол ему все равно потом убирать: одним больше, одним меньше – уже без разницы. – Теперь последний штрих. Его пальцы рыщут по столу, откидывая такое ненужное все в поисках чего-то явно невидимого и невиданного в глаза им ранее. - Последний штрих. Штрих… которого я не вижу, а вот он. Или не он, или он – черт их разбери, эти ваши банки, склянки ведьминские… - Что-что, дорогой? – она приподнимает брови, повышая голос до садистско-ангельского, не предвещающего ничего хорошего. - Ничего, дорогая, - он раскрывает перед ее лицом помаду, и она, уже не веря, тянется к «американскому розовому», выкрученного на максимум из флакона, как тут же видит, что рука отдаляется. - Так, - она раздраженно сдувает прядь волос со лба. - Давай мы оставим ситуацию «Я тянусь за продолговатым предметом, а ты от меня ускользаешь» на другую часть нашей жизни? Замри и не дергайся! - Да я бы с радостью, но даже в «другой части нашей жизни» ты мне обычно говоришь то же самое, - он повинуется, пока она губами пытается ткнуться в помаду, при этом не сломав ее пополам. Кончик падает вазелиновым деформированным нечто на пол – не сломать не получилось. Печально. Она сминает губы, ощущая, что кое-где осталось слишком много цвета. - Дай сюда два пальца. - Чего? – он теряется, несколько раз моргая. - Дай сюда два пальца, я их оближу! - А… А когда я просил тебя так сделать в спальне, ты мне отказывала! – и он не понимает: то ли ему обижаться и дальше, что просьбу его не выполнили тогда, то ли радоваться, что ее выполнят сейчас. - Просто. Дай. Сюда. Эти. Гребаные. Пальцы, - она видит дрожь его руки, разворачивающейся в кисти, и слышит, как шумно он втягивает в себя воздух, когда эти пальцы погружаются в ее рот и выскальзывают из него, измазанные излишками помады. – Зато так мои зубы не будут испачканы. -… чего не скажешь о моих штанах. - Что-что? – вновь этот голос, что сулит только адские страдания и агонию через удары, не оставляющие синяков. - Ничего, - он вновь пищит, отбрасывая помаду в сторону и выскальзывая из этой чертовой футболки со скоростью звука. – Все, мы закончили, ура! - Стой, - она пресекает его на побеге из комнаты, заставляя строгостью тембра подойти к ней вновь и замереть в обороте головы. – Как я выгляжу? Она поворачивается в этой растянутой футболке, а его берет нервная усмешка и отчаянная надежда, что она не посмотрится в зеркало ближайшее никогда. Темные пятна тонального крема – на лбу красуется отпечаток его руки, так и не растертый ни им, ни ей. Что-то блестящее и переливающееся в свете лампы парой полосок лежит на подбородке и Йо видит даже кусок чистой кожи между этим чем-то, - скорее всего, тем самым бронзатором - и тональником. Тушь комками лежит на брови, кусочке лба, скуле, щеке – везде, кроме нужных ресниц. Помада растерта в уголках губ, собралась в склизкое нечто на нижней губе. Зато она не испачкает зубы, да… Ведь все остальное он уже сам ей испачкал. И она требует от него ответа, приподнимая разукрашенные бежевым и черным брови, а он не находит ничего лучше, чем втянуть в себя воздуха побольше и приготовиться если не к физической кастрации, то хотя бы к моральной. - Знаешь, - он пытается подобрать слова, при этом не засмеяться, не помолиться богу, да и вообще остаться в живых. – Сегодня я тоже, пожалуй, посплю на диване. И пока ее гнев набирает обороты в тряске кулаков, в темноте глаз, он успевает обогнуть девушку, схватить камеру и вылететь из комнаты, в надежде на то, что Тао еще не ушел. И в надежде, что он успеет убежать. Убежать, добежать до комнаты, сделать копию кассеты, ржать, ржать, ржать, очень долго ржать, ржать и фантазировать на тему его пальцев в ее рту, очень долго ржать и рыдать, потому что такое бедствие больше не повторится в его жизни – это уж точно.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.