Ради этого стоит ненавидеть

Не выношу его. Нет, ненавижу его. Точно, ненавижу. Убить — слишком скучно и абсолютно неувлекательно. А вот избить и затрахать до полусмерти — звучит куда более заманчиво. Я — самоуверенный, жёсткий, беспринципный и отважный — поднимаюсь в гору. Ты — бесконечный, чувственный, космический, такой величественный — обрушаешься на меня сверху, накрывая лавиной. Занёс меня ебаным снегом и знаешь, что я не смогу выбраться. Ты мне скажи только — как можно быть таким восхитительным ублюдком и возможно ли было уговорить судьбу не смыкать наши пути в один большой и широкий, выложенный жёлтым кирпичом. Мы ненавидим друг друга. О-о, да, ненавидим: во время драки я с особым и несвойственным мне упоением сдавливал твоё податливое горло и нажимал на дрожащий кадык, наблюдая твоё обескураженное выражение лица, доводя до посинения; ты выкручивал мне руки, толкая головой в стену, подсекая мне ноги и всё сильнее упираясь крепким коленом чуть ниже лопаток, продолжая тянуть на себя мои запястья, грозя сломать ко всем чертям обе конечности; я бил тебя в пах и вырывал сдавленный приглушённый стон, наблюдая, как ты сгибаешься пополам в агонии импульсивной боли, обхватывал твои волосы на затылке и тянул вверх, к себе, почти в губы шипя вычурные оскорбления; ты пускал в ход зубы и оставлял на мне следы от клыков обезумевшего зверя, в последствии преобразовавшихся в шрамы; Мы ненавидим друг друга так сильно, что каждая новая гематома — маленькая победа, каждая кровоточащая ссадина — переход на новый уровень наших отношений. Словами — нельзя. Исключительно в беспорядочных и сумасшедших боях мы находим себя и неосознанно притягиваемся намагниченными и разгорячёнными телами, создавая вокруг себя аномально опасное энергетическое поле. Да уж, в этой тусовке больше никому не найдётся места. Я с плотоядным оскалом приближаюсь к твоим губам; в слух врезается громкое клацанье столкнувшихся передних и нижних зубов — ты успел отстраниться, и вовремя: помедлил секунду — и тебе наверняка бы срочно понадобилась помощь лицевого хирурга. Ты перехватываешь мои руки и неожиданно резко тянешь на себя — хруст суставов меня не пугает, хотя предплечья накрыла волна горячей жгучей боли. Я теряю равновесие и валюсь на тебя всем своим телом, придавливая к земле и сопровождая своё становление доминирующей стороной утробным рычанием. Ты не терпишь моего триумфа, и мы вновь падаем, борясь друг с другом, словно взбешённые дикие звери — катаемся по земле, сплетая конечности в замысловатый «клубок», и вышибаем дурь, желчной смесью соединённую с густой, вязкой и ядовитой ненавистью. Мы ненавидим всей плотью и всем духом, и находим в этом то, чего хочется до содрогания всех внутренностей, до клокотания накаченного яростным безумием сердца где-то в горле. Борясь, мы неосознанно трёмся одеждами и оголёнными участками кожи, краснея от осознания творимого нами разврата и абсурда ситуации, но продолжаем: мы всё так же мотаемся по земле, но ты до побеления костяшек стискиваешь в кулаке мой член под плотными тканями, принося мне мазохистское, граничащее с тягучей болью и бурлящим желанием наслаждение, а я впиваюсь напряжёнными пальцами в твои бёдра, надеясь мёртвой хваткой «создать» на твоих ягодицах как можно больше болезненных синяков. Мы боремся, скорее, по инерции, дёргаемся в предвкушении экстаза и воем, стонем, скалимся, рычим. Всё спонтанно, быстро, но разве нужна плавная медлительность бьющимся в дикой ломке наркоманам? Зато часто, грубо и постоянно увеличивая дозу. Ты хрипишь (давно сел голос) мне в шею и что есть мочи сжимаешь солёную, влажную кожу зубами, норовя прокусить её, и я чувствую, как растягиваются твои израненные потрескавшиеся губы в одичалой, нечеловеческой улыбке; это заставляет меня бесновато смеяться, что-то попутно выстанывая тебе в макушку, пока ты переходишь на мои ключицы и старательно вгрызаешься в них. Твоё тело мне кажется кровавым месивом, но я продолжаю остервенело вдалбливаться в тебя до помутнения рассудка, ведь ты совсем не прочь проверить себя же на прочность. До одури пошлые звуки, которые издают наши тела, шлепки и беспорядочные, ослабевающие удары, животные выкрики и ненависть. Её можно смаковать, её можно в разных позах, её можно до болезненных ранений, теряющих свою боль в сладострастном невообразимом потоке, течение которому дали два шибанутых на всю голову психопата. Сперма мешается с кровью, ты уже не хрипишь, а сипишь из последних сил, весь в этом розовом блядстве и пробуждающий извечное желание. Я с силой жму на твой живот, заставляя содрогнуться и приподнять тяжёлую, словно налитую свинцом голову, вбиваясь в твой рот собственническим поцелуем, норовя в этой игре больно и до крови прикусить язык. И у меня получается: ты, лыбясь на меня в упор и словно чем-то обдолбанный, вылизываешь моё лицо, оставляя на щеках и подбородке мокрые кровавые полосы. Сминаю твой напряжённый и болезненно-воспалённый орган и ловлю ртом вибрации низкого, молящего голоса — а в ушах гудит, грозя оглушить. Снова липкий, обрамлённый белой похотью, избитый и ненавистный. Да, да, чёрт бы тебя побрал! Ради этого действительно стоит ненавидеть!