Горящий город

I Армия Великого Конде не знала жалости. Никогда, ни к чему и ни к кому. Ни к себе ни к противникам. Захватив город, воины принца грабили его с тем же ожесточением, с каким бились и умирали в сражениях. Остатки ярости боя выплескивались на тех, кто был невиновен ни в войнах, ни в смерти боевых товарищей, ни в победе или поражении - на мирных жителей, и после ухода Конде город напоминал выжженную пустыню в которой некому было хоронить трупы. За два года виконт де Бражелон к этому привык. Даже находил в разгроме, которому подвергался каждый захваченный принцем город, целесообразность - несколько раз противник сдавался без боя, что бы спасти население. Населению такая сдача мало помогала, но войско потерь почти не несло, не считая идиотов, упившихся вусмерть, утонувших в лужах или нажравшихся чего-либо ядовитого. А это значило. что смерть еще раз прошла стороной, руки и ноги останутся при тебе, хребет непереломанным, живот – неразвороченным, ты не превратишься в беспомощного калеку и не сойдешь с ума. Так что ничего удивительного и страшного не было для Рауля и сейчас, на озаренных пожарами улочках фламандского городка, где слышались крики убиваемых, истязаемых и насилуемых и нельзя было пройти из-за выброшенного на улицу скарба. Городок сопротивлялся долго и упорно, Конде был в ярости, что и решило участь жителей. Впрочем, участь жителей Рауля сейчас совершенно не интересовала. Он подстегивал коня, пытаясь отыскать де Гиша. При штурме они потеряли друг друга из виду, сейчас виконт изрядно нервничал, поскольку город взяли днем, сейчас была уже ночь, де Гиш не появился. Он свернул на очередную извилистую улочку и резко осадил лошадь. Де Гиш был жив и здоров. Более того, его занятие позволяло предположить, что граф находится в прекрасной физической форме и при штурме совершенно не пострадал. Отвлекать его сейчас было не только бессмысленно, но и опасно, и Рауль, усмехнувшись, повернул назад, пытаясь вспомнить, где же он оставил слугу и вещи. И за то и за другое можно было не волноваться, Оливен ориентировался в военной неразберихе едва ли не лучше своего господина, и скорее всего уже разместился где-то на ночлег и нашел чем поужинать. Как ни привычен был Рауль к военной жестокости, но картина, представшая перед ним недалеко от того места, где нашелся де Гиш, заставила его изумленно вскинуть бровь и направить коня к небольшой группе солдат, вытащивших откуда-то из укрытия девушку. Они кричала и отбивалась, но борьба была заранее обречена на неудачу. Все это – и ругань и смех солдат, и слезы, и проклятия женщин и девушек были в обычае, он просто не обращал на это внимания, но сейчас ситуация была иной. Судя по уже разорванному платью и растрепавшейся прическе, девушка была дворянкой. По неписанному правилу солдаты могли хватать и насиловать только простолюдинок. Только их. На девушке уже разорвали сорочку, обнажив розоватую в свете огня грудь, когда за спинами солдат раздался негромкий спокойный голос. - Все ли из вас помнят свое место? Солдаты – обычное быдло, пушечное мясо, годное только на то, что бы своими телами прокладывать дорогу к победе для командиров - были опьянены победой, сознанием собственной значимости в этом мире и вином. На незнакомого офицера внимания не обратили. Это был их день. -Пошел к черту,- не оборачиваясь, кинул один из солдат. - Я пойду,- покладисто согласился виконт. – Но она пойдет со мной. - Это еще почему?—оскалился кто-то. - А потому,- легко объяснил Рауль.– Руки, скоты. К нему направились двое, но Рауль не стал ждать пока они подойдут, он хорошо помнил как это - сражаться в одиночку против разъяренной толпы. Выстрел раздался, как щелчок кнута, и один из солдат, захлебываясь кровью, повалился на спину. - Мне приводить следующий аргумент? Или вы все же поверите мне на слово? Идите сюда, мадемуазель. Он накинул на девушку плащ, усадил на коня, сам вскочил в седло. Она вдруг обмякла и привалилась головой к его плечу. Пульс был в порядке, обморок. II Оливена он нашел быстро, как Рауль и ожидал, тот захватил прекрасную квартиру и уже начал готовить ужин. Радостно кинувшийся навстречу хозяину, Оливен оторопел когда понял, что тот несет на руках. - Скажешь графу - убью,- кинул Рауль через плечо.- Ванну и горячего вина, быстро. Девушка пришла в себя, когда он начал осторожно смывать с ее лица грязь и чью-то кровь. Рывком села, посмотрела на стоящего над ней юношу. - Вы говорите по-немецки?— спросил Рауль, который так и не смог освоить фламандского наречия, хотя прекрасно знал составляющие его немецкий и испанский язык. - Да,-прошептала девушка. -Хорошо. Не бойтесь, ничего страшного больше не будет. Как вас зовут? - Катрин… - Ну хорошо. Сейчас будем ужинать. Только прежде я все же смою с себя всю эту грязь… Оливен, отличавшийся необычным чутьем к настроению хозяина, уже наполнил дубовую бочку водой, поставил на стол горячую снедь и исчез. Меньше всего Раулю хотелось сейчас общаться с ним, да и вообще говорить или думать. За последние трое суток он едва ли не впервые слез с седла. В ушах еще стоял шум боя и грабежа, мышцы были напряжены. Но, кажется, сейчас все закончилось. Он разделся, глянул на себя в зеркало, удивленно покачал головой – одни синяки ничего больше. Действительно, везучий. В этом бою выбыла четверть офицеров полка, а у него, как всегда, лезущего в самое пекло, ни одной царапины. Горячая вода приятно освежила задубевшие мускулы и смыла запах гари и крови с тела. Рауль положил голову на край бадьи, прикрыл глаза, лениво размышляя о будущем. Впрочем, особых поводов для раздумий не было. Город взят, всем офицерам – три дня на отдых, завтра надо будет зайти к принцу, получить новые приказы, если они будут. Через три дня – снова выступать. Снова будут болотистые равнины Фландрии, вязкие реки и потоки воды—и в воздухе и под ногами. А потом будет еще один город. И еще один. Пока чья-то пуля, ядро или просто плохая вода не положат конец всему этому. Не хотелось бы, конечно… … Катрин ван дер Вальдермейн не ждала от судьбы ровно ничего хорошего с того момента как французы осадили их город. Кормилица и няньки достаточно рассказали ей о войне что бы она могла составить себе представление о судьбе благородной дамы, захваченной врагом. Когда пьяные солдаты вытащили ее из укрытия, она поняла что все, конец, совсем скоро встреча с Создателем и только и могла что молиться об избавлении от бесконечного ужаса насилия. Избавление пришло совсем не с той стороны. Негодяев не поразило молнией, земля их тоже не поглотила. Она просто перешла из рук в руки, вот и все. Но один – лучше чем пятеро. И дворянин лучше, чем пьяный сброд. Самое страшное сейчас – вернуться на улицы, забитые пьяной солдатней. Ей надо остаться здесь, под покровительством французского офицера. Она себя не обманывала, покровительство можно было купить только одной ценой, но эта цена казалась такой ничтожной по сравнению с пережитым сегодня ужасом… К тому же захвативший ее юноша не казался ни злым, ни жестоким, и был хорош собой. Ужин был настолько неплох как только мог быть ужин в горящем городе, даже вино нашлось, - далеко не самое лучшее, но вполне… Оливен так и не появился, за что Рауль был ему только благодарен – болтовней лакей мог вывести из себя любого, даже самого спокойного человека, и виконт сильно подозревал, что именно по этой причине отец отослал Оливена из Бражелона. Зато лакей мог откуда угодно достать что угодно из-за чего Раулю люто завидовали дворяне Конде и офицеры Граммона. Катрин сидела напротив, глядя в стол. У нее было приятное чистое лицо с огромными серыми глазами в которых мелькало что-то напоминающее страх. Попытки Рауля завязать разговор потерпели неудачу — Катрин отвечала только на прямые вопросы, после чего опять умолкала. - Пора спать, мадемуазель, – тихо сказал Рауль, вставая из-за стола. – Ваша комната налево по коридору. Она ушла, виконт же еще несколько минут сидел откинувшись на спинку стула, чувствуя, что все тело как свинцом залито. Наконец он с усилием встал и пошел к себе. III Катрин сидела на его кровати – черный силуэт на фоне оранжевого от огня окна. - Ваша комната дальше,-- тихо сообщил он. – вы ошиблись дверью. Она что-то неразборчиво произнесла, что — он не понял и глянул вопросительно. - сегодня должна была быть моя свадьба,— повторила она на ломанном французском. - Где ваш жених? - Не знаю. Был на крепостной стене. Значит, убит. Может быть и им, Раулем. Или де Гишем. Они не смотрели на лица противников. Солдаты не обращают внимания ни на что кроме победы. Победителям достается все и поэтому в его спальне сейчас бывшая невеста убитого врага. Все правильно, но почему он не может сейчас сделать шага? Катрин не шевелилась - Вы любили его? — спросил Рауль. - Мы были вместе. Два раза. Он медленно подошел, опустился на одно колено. - Я не настаиваю, что бы третий раз был со мной, мадам. Я не могу вас принуждать, и не собираюсь делать что-то против вашей воли. Вместо ответа Катрин положила руки ему на голову. - Я боюсь,-- сказала она.— Мне страшно. Он коснулся ее - сначала руками, потом губами, потом всем телом. Прикосновение к мягкой гладкой коже рождало какие-то смутные воспоминания, которые не отступали даже от растущего удовольствия и восторга. Он снова и снова погружался в женскую суть, снова и снова испытывая странную смесь желания, удовольствия и узнавания. Катрин что-то шептала, иногда вскрикивая, но этот шепот был такой же частью обстановки как багровое зарево за окном. Де Гиш появился назавтра в полдень, был слегка помят и встревожен. - Я обыскал полгорода,-- заявил он вместо приветствия.—Ты как сквозь землю провалился. Рауль мог сказать ему тоже самое, поэтому промолчал, выразительно вскинув брови. - Завтра выступаем. Через час надо быть у принца. Что с тобой вообще? - Ничего,— соврал Рауль. - Это в последний раз?— спросила ночью Катрин. Он молча притянул ее к себе и опрокинул на спину. - Стой,-- она уперлась ладонями в его грудь.— Я спрошу кое что… - Спрашивай. - У тебя есть мать? - Какая разница? - У тебя она была? - Зачем тебе это знать? - Я так и думала… - Ты уходишь,-- сказала она.— Это был последний раз. Мы не встретимся. Мне снилось, что мой жених жив. Мне снилось, что ты мертв. Мне снилось, что виной всему – твоя мать, которую ты не знаешь. - Сны – обман. Я жив, и как может быть виноватой в чем-то та, которой нет? - Потому что ее нет, а ты каждую ночь искал ее. Женщины чувствуют когда мужчина не с ними. Даже то, что мы еще юны, не меняет ничего. Ты будешь искать ее всю жизнь, а когда найдешь – помоги Господь той женщине, пусть я ее ненавижу заранее. - Не выходи из дома этот день, пока мы не уйдем– солдаты будут злы. Я оставил деньги на столе… Нет, это не за то, что было, это что бы ты купила себе новую одежду взамен разорванной. - Оставь мне что-то на память о себе. - Тебе снилось, что твой жених жив. - Сны – обман. Оставь мне на память что-то о себе. Он поцеловал ее и шагнул за порог. Снова лил дождь.