Глава 2
26 сентября 2016 г. в 14:13
Джейс внимательно прислушивался к тишине квартиры Люка. Тишина, стоит сказать, была неполной, нарушаемой шорохами и дыханием спящих людей (и нелюдей). В спальне спала Майя, на диване уснул Люк, Клэри легла в другой комнате, а Магнус с Алеком вполне уютно устроились на креслах. Сам Джейс не спал, смотря в окно. Он всё думал, стоит или не стоит подвергать опасности себя и, возможно, сестру. Стоит ли подставлять Магнуса. Чем вообще может закончиться его выходка? Но едва по стеклу мазнул свет фар, Джейс тут же встал и вышел из квартиры. Рафаэль, сидящий на мотоцикле, улыбался насмешливо и хитро, будто точно знал, куда именно Вейланд собрался.
— Тебя не касается, — сказал Джейс ещё до того, как Сантьяго открыл рот.
— Даже не сомневаюсь, — усмехнулся Рафаэль, легко слезая с мотоцикла. — Но мог бы быть повежливее, я ведь всё-таки по твоей просьбе приехал.
— Это была не просьба. Это договорённость. Ты даёшь мне мотоцикл, а я не рассказываю Конклаву, как Саймон стал вампиром, — тут же отозвался Джейс.
— Действительно, о каких просьбах идёт речь, — преувеличенно печально сказал Рафаэль и махнул рукой. — В таком случае, я откланяюсь.
Вейланд кивнул и проследил, как Сантьяго быстро и легко уходит вдоль дома, почти летя по теням. В голову закралась мысль, что Льюис пока так не умеет, ходит, по привычке чуть сутуля плечи, и если и летит, то только в неожиданных ситуациях, по типу сегодняшней, действуя на инстинктах, перекрывающих даже привычку. Джейс мотнул головой и чертыхнулся. Почему перед одним из самых – если не самом – глупых поступков он думает о Льюисе? Когда у него в голове так круто повернулись причинно-следственные связи, что любая мысль, даже самая отвлечённая, возвращалась к вампиру? Вейланд резко встряхнул головой и решительно завёл мотоцикл. Сразу вспомнилось, как сзади сидела Клэри, уткнувшись носом ему в спину. Сейчас сестры с ним не было, что не могло не радовать – туда, куда он летел, Клариссу брать точно не стоило.
Ночной город был красив. Джейсу нравилось смотреть на огни, проносящиеся под ним, нравилось вдыхать прохладный свежий воздух который здесь, на высоте, был чистым. Если бы была возможность, Вейланд просто летал бы всю ночь, успокаивая мысли и чувства, находя умиротворение и гармонию. Но он не мог так поступить, потому что у него была цель, настолько далёкая от спокойствия и умиротворённости, насколько это вообще возможно.
На корабле было тихо. Если бы не плеск воды за бортом, то тишина стояла бы абсолютная, как будто весь возможный шум города выключили. Джейс настороженно огляделся по сторонам и пошёл к двери, ведущей на нижние палубы, предполагая, что цель его поисков там. Но едва он ступил на полутёмную лестницу, как сердце едва не остановилось.
Из темноты шатаясь вышел Саймон. Он был весь в разодранной одежде и крови, бледный до синевы, с запавшими глазами. На руках он держал такую же бледную Клэри, которая не шевелилась и, судя по неподвижности груди, даже не дышала. На её когда-то алых, но теперь едва розовых губах запеклась кровь, которая капала и с её опущенных вниз пальцев.
— Джейс, — прохрипел Саймон, медленно оседая вместе с Клэри на пол и протягивая к нему руку. — Помоги, Джейс!
Вейланд схватился рукой за стену, пошатнувшись. В глазах поплыло, дыхание перехватило от ужаса, а мысли в голове заметались в панике и по ощущениям взорвались фейерверками. Но прежде чем Джейс начал задыхаться, левое запястье обожгло резкой отрезвляющей болью. Вейланд моргнул и посмотрел на Линии – они всё так же были насыщенно-красные, словно доказывая, что с его соулмейтом всё в порядке. Саймон не умирал у него на глазах. Клэри тоже тут не было – она спокойно спала в доме Люка, когда Джейс уходил.
Джейс сделал шаг назад, по-прежнему не в силах оторвать взгляд от Саймона, протягивающего к нему окровавленную руку, и от Клэри, которая медленно открыла бесцветные глаза и захрипела, кашляя кровью. Сердце заполошено билось в груди, хоть Вейланд и понимал, что это всё иллюзия, морок, магия – что угодно, но не реальность. Он ещё раз посмотрел на Линии – они придавали уверенности в том, что внизу сидят не настоящие люди.
Шаг назад. Ещё шаг. Ещё – и Джейс с силой захлопнул дверь, отшатываясь от неё к борту. Его трясло, он был весь мокрым от страха. Впервые он испытал что-то, от чего чуть не остановилось сердце – и боялся он не за себя, за других. Похоже он себя чувствовал, когда Алек был ранен и валялся в лазарете, умирая. Но сейчас – ему словно душу вывернули. Он понимал, почему до дрожи испугался за Клэри, но не понимал, почему его почти затрясло при виде Саймона. Не мог же он действительно так за него бояться?
"Мог," – тут же возразил внутренний голос. Джейс боялся – до дрожи, до замирающего дыхания, до замедляющегося сердца боялся потерять свою родственную душу. Он прочитал достаточно книг, чтобы понять, что эта потеря будет для него несравнимой ни с чем другим. И Джейс мог отрицать этот страх, как и отрицать вообще какую-либо связь со своим соулмейтом, но подсознательно, на уровне глубинного инстинктивного знания, боялся. И это был тот тип страха, который нельзя преодолеть.
За спиной скрипнула дверь, и Джейс резко обернулся, готовый отражать атаку. Но её не последовало – на палубу неторопливо, будто находясь на прогулке, вышел Валентин, смотрящий на парня с интересом и любопытством. Джейс медленно опустил клинок серафима.
— Не удивлён, что ты смог меня найти, — улыбнулся Моргенштерн, — но в следующий раз предупреждай заранее, чтобы не было подобных… недоразумений.
— Недоразумений? — переспросил Джейс, переводя взгляд на дверь за спиной отца. — И что же это было за недоразумение? Демон, которого ты призвал?
— Ты очень сообразителен, — с нотками лёгкой гордости отозвался Валентин. — На лестнице тебя встретил Аграмон, демон страха. Ты, стоит сказать, удивил меня, когда смог уйти. Что ты видел?
— Аграмон? — нарочно проигнорировал вопрос Джейс. — Даже Меч смерти не способен призвать высшего демона.
— Откуда же тебе знать, на что способен Меч? — поинтересовался Валентин, но потом улыбнулся. — Но да, ты прав. Его призвал маг, который был слишком самонадеянным для того, кто боится столь многого.
— Илия, — пробормотал Джейс. — Ты забрал его кровь для ритуала обращения Меча. И для этого же напал на Майю – девчонку-оборотня. Ты знал, что это причинит боль Люку, а ты сделаешь всё, чтобы навредить ему. Это так… подло.
На секунду в глазах Валентина мелькнула ярость и что-то ещё, что-то, вроде затаённой боли, но быстро прошло и Моргенштерн покачал головой, улыбаясь.
— Ты весь в меня, Джонатан. Не хочешь прогуляться?
Джейс даже не успел согласиться или отказаться, как Валентин уже развернулся и пошёл по направлению к носу корабля. Джейс чертыхнулся и поспешил за ним, стараясь не отставать, потому что отец уже начал что-то говорить.
— Помнишь "Потерянный рай" Мильтона? Девиз Люцифера и его мятежных ангелов? — спросил Валентин, останавливаясь на носу корабля. — Non serviam.
— "Я не буду служить", — перевёл Джейс. — И к чему это? Хочешь сказать, что предпочёл сторону Сатаны?
Валентин не ответил, облокотившись на перила и задумчиво уставившись вдаль. Джейс встал рядом с ним и тоже посмотрел на непотухающие огни Манхеттена. Сразу вспомнились хрустальные башни Аликанте, сияющий барьер, спокойствие и размеренность Идриса. В Нью-Йорке люди жили слишком быстро, хаотично, не останавливались ни на минуту. Сердце на секунду пронзила острая тоска по дому – не по Институту, а по поместью Вейландов. Пусть Джейс не имел права там жить, не был его наследником по крови – но он воспитывался там и был даже, в своём роде, счастлив. Думал ли сейчас Валентин о том же самом, разглядывая неоновые огни рекламных щитов, отражающихся на воде? Скучал ли он по тем временам, когда дома ждал – иногда неделями – сын, уважающий и любящий его несмотря ни на что? Вряд ли. Вряд ли человек, предавший своего парабатая, предавший жену и детей, предавший едва ли не весь свой род, мог скучать по временам спокойствия. Нет, только не Валентин Моргенштерн, в котором человеческого осталось так мало.
— Что привело тебя ко мне, Джонатан? — спросил Валентин спустя пару минут тишины. — После нашей последней встречи я и не рассчитывал увидеть тебя рядом с собой вновь.
— Чья кровь течёт в моих жилах? — спросил Джейс, не давая себе усомниться. — Этот вопрос сказала задать тебе Королева Летнего двора.
Валентин удивлённо приподнял брови.
— Просьба… вполне в духе Королевы дивного народца, — медленно протянул Моргенштерн. — Скрытый подтекст, двойное и тройное дно, намёки и полунамёки… Что ж, можешь ответить ей, что в твоих жилах течёт кровь Ангела, Джонатан.
Джейс подавил в себе волну разочарования. Действительно, а что он вообще хотел услышать? Какой-то невероятный ответ, открывающий истину мироздания? Какая искренняя глупость.
— Не думаю, что тебя привёл сюда один глупый вопрос, — продолжил Валентин. — Чего же ты хочешь на самом деле?
— Поговорить, — пожал плечами Джейс, прекрасно зная, что равнодушный и безразличный тон не получился, слишком уж много боли было внутри. — Сейчас я всем приношу одни неприятности. Лайтвуды, Инквизитор – все они смотрят не на меня, а на мою фамилию. Алек старается мне помочь, но…
— А Кларисса? — спросил Валентин. — Уж она-то не должна смотреть только на твою – вашу – фамилию.
Джейс вспомнил, как Клэри развернулась и ушла, закрыв дверь кухни прямо у него перед носом. Как отказалась разговаривать, обсуждать ситуацию, в которой они все оказались.
— За фамилию она меня и не осуждает, но отношения наши далеко не на высоте, — пробормотал Джейс. — Я пришёл… Мы так и не поговорили. Ты не рассказал мне правды и, хоть я тебе и не доверяю, я хотел бы её услышать.
— Как пожелаешь, — согласился Валентин, чуть наклоняя голову. — Задавай вопросы, я отвечу.
В голове у Джейса словно колокол зазвенел. Вопросов было так много, каждый из них казался важным, хотелось узнать ответы на все – но вряд ли Валентин согласится потратить несколько часов на обсуждения.
— Зачем тебе Меч? Неужели тебе не хватило одной Чаши? Чего ты хочешь добиться?
Вопросы сами рвались наружу, так что Джейсу пришлось закусить губу, чтобы остановиться. Чтобы не спросить, почему Валентин оставил его. Почему его нет рядом сейчас, когда Джейсу просто необходим кто-то, кто мог бы дать совет, как поступить. Почему Джейс не может прийти к отцу и рассказать о своём соулмейте. Почему он вынужден сейчас закусывать губу, чтобы эти вопросы не сорвались с языка.
— Конклав прогнил насквозь, — сказал Валентин. — Законы и Заветы, принятые им – худшее, что можно было принять. Они заключили мир с дегенеративными расами, поставили их в один ряд с нами. Мы не вмешиваемся в жизнь обитателей Нижнего мира, пока они слишком уж явно не нарушают запретов – но даже тогда не всегда удаётся наказать виновных. А Конклав сидит и решает вопросы, которые не стоят ничего. Конклав пора распустить, изгнать и избрать новый – лучший, думающий. Избрать тех, кто будет заботиться о нашем мире, кто отринет равенство с дегенеративными расами, кто действительно будет устранять угрозу нападения демонов на этот мир.
— Демоны, — протянул Джейс. — Да, точно. Ты так активно борешься против них, но сам же с ними и сотрудничаешь. Не думаю, что древаками, раумами и Аграмоном всё ограничилось. Сколько ещё у тебя в запасе тех, кого ты так презираешь?
— Я не вожу с ними дружбу, — отозвался Валентин. — Это сотрудничество по необходимости, которое не приносит мне ни удовольствия, ни удовлетворения. Я нефилим, Джонатан, и всегда им буду, вне зависимости от своей позиции по отношению к Конклаву и Закону. Я был вынужден покинуть родную землю, чтобы выиграть войну, но я всё тот же нефилим – ничто не может изменить кровь в моих венах.
Джейс невольно подумал о Клэри. О том, как бы они жили, если бы не были родственниками. Если бы можно было изменить кровь в своих жилах… Жизнь без охоты, без будоражащих кровь погонь и сражений, без рун и силы – обычная примитивная жизнь. Сразу же пришла в голову мысль о соулмейтах – тогда бы он даже не знал, что они существуют. Тогда бы и Клэри оказалась для него недоступна, так ведь? Нет, невозможно. Джейс не мог представить себя кем-то другим, а не самим собой. Валентин не просто его отец – он буквально сделал его таким, какой он есть. И пусть его нынешняя жизнь была не такой уж радостной и приятной, а некоторые моменты так и вовсе заставляли его оставаться в полном непонимании и незнании, что делать дальше, он бы не мог променять её на что-то другое.
Валентин смотрел на него до того пристально, будто Джейс сейчас должен был ему возразить и сказать, что изменять свою кровь очень даже в порядке вещей.
— Тебя что-то тревожит, — заметил Моргенштерн, прекрасно читая все эмоции сына по лицу. — Поэтому ты и пришёл ко мне.
— Меня много что тревожит, — огрызнулся Джейс. — Сильно изменившийся состав семьи, например.
— Я не стал бы скрывать от тебя сестру, если бы знал о ней, — заметил Валентин. — Я бы рассказал и о Джослин, если бы она не предала меня.
— Вы были с ней соулмейтами? – закусив губу, спросил Джейс.
— Неожиданный вопрос, — удивился Валентин. — Ты встретил своего предначертанного?
— Нет, — медленно покачал головой Джейс, всем своим видом отрицая это. — Просто в последнее время эта тема поразительно актуальна. Клэри… Ей хотелось это узнать.
Валентин покачал головой и снова посмотрел вдаль. Джейс мысленно попросил прощение у сестры за использование её имени – может быть она и хотела это знать, но с ним об этом точно не говорила. Джейс же преследовал собственный интерес, теперь, когда у него самого был кто-то, кто разделял тепло родственных душ. И Джейс ужасно злился на Льюиса за то, что тот вызывал в нём такие эмоции, но не мог не признать, что они были приятными. Как будто в очень холодный день тебе на плечи накинули плед и дали в руки кружку горячего кофе.
— Мы с Джослин познакомились в Академии, — начал Валентин, по-прежнему смотря вдаль. — Когда я увидел её впервые, то подумал, что сам ангел спустился к нам – настолько она была прекрасна. Мы полюбили друг друга, она поддерживала мои идеи, всегда была рядом, мне казалось, что нет счастья большего, чем быть рядом с ней. Наши узоры совсем непохожи, даже с Люцианом и то… — Моргенштерн на секунду прервался и покачал головой. — Мы с Джослин поженились, когда были немногим старше тебя. Всё казалось прекрасным, особенно когда родился наш первенец, наш сын. Мог ли я быть счастливее? Мне казалось, что нет. Мы создали прекрасную семью, как я думал, даже не будучи родственными душами. Но она, моя любимая жена, предала меня. Я не мог поверить в её предательство и не мог предугадать его, потому что любовь есть слабость, Джонатан. Она делает нас слепыми и глухими, заставляет расслабляться и забывать о долге. Нет ничего великого в любви – только скорбь и боль, когда она проходит.
Джейс чуть не вставил ремарку, что Валентин сам виноват. Если бы он не начал совершать все те сумасшедшие поступки, которые начал, то семья – их семья! – не распалась бы. Джейс никогда не влюбился бы в свою сестру, и уж тем более никогда не встретил Саймона Льюиса, потому что все Моргенштерны спокойно жили бы в Идрисе.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — неожиданно усмехнулся Валентин. — На лице написано. Думаешь, я сам во всём виноват.
— А разве нет? — спросил Джейс. — Думаешь, ты прав?
— Наш род мельчает, — заметил Валентин. — Не конкретно род Моргенштернов, но род Сумеречных охотников. Нас становится меньше, а нежити всё больше и больше.
— И ради этого нужно призывать демонов. Ты говоришь про их уничтожение, но сам же пользуешься их услугами. Двойные стандарты, не находишь? — усмехнулся Джейс.
— Как я уже сказал, я не вожу с ними дружбы, — пожал плечами Валентин. — Если это единственный способ указать другим на существующую проблему, то я им воспользуюсь.
— По-моему, самая главная наша проблема – это ты, — сказал Джейс, решительно вскидывая подбородок.
Валентин приподнял брови, будто его изумили слова сына, а потом неожиданно тихо рассмеялся.
— Я не жду, что ты поймёшь все мои мотивы и поступки, — мягко сказал Валентин. — Я лишь надеюсь, что когда придёт время выбирать, ты встанешь рядом со мной, за моим плечом, как равный, как верный. Как когда-то Джослин, ты помогаешь мне. Твой внутренний свет, твоя сила ангела – они делают меня чище, не дают впасть в грех гордыни, не дают забыть, ради кого я всё это делаю.
Джейса так и подмывало спросить, а ради кого он это всё делает, если учесть, что его собственная семья распалась на глазах и испытывает друг к другу далеко не родственные чувства. Почему он сейчас говорит, что сын делает его чище, но при этом почти десять лет назад оставил его одного? Зачем он подстроил собственную смерть и заставил Джейса пройти через всё это?
Валентин пристально смотрел на него, читая все мысли и эмоции как по книге. Джейс прекрасно держал маску холодности и отчуждённости перед всеми – но не пред отцом. Он не умел – так и не научился – скрывать от него чувства. Валентин научил его всему, так что неудивительно, что он знал, как посмотреть в глаза сыну, чтобы увидеть все его мысли как на ладони.
— Возьми, — неожиданно сказал Моргенштерн, доставая из ножен Меч. — Возьми его в руки, Джонатан, и пойми, почему я уверен в успехе.
Джейс посмотрел на Меч Ангела со смесью восторга и ужаса. Он видел его раньше в Городе Молчания, видел его рукоять за плечами отца – но никогда не видел настолько близко. Лезвие было словно живое, переливалось, изменялось, словно текло, как вода. Завораживало взгляд, но и вызывало что-то схожее с благоговейным ужасом. Оружие, не предназначенное для человека.
— Возьми же, — снова повторил Валентин, протягивая Меч рукоятью вперёд.
Джейс замялся на секунду, но потом всё же принял оружие. И в ту же секунду, как его пальцы коснулись рукояти, мир перед глазами вспыхнул и изменился. Повсюду, куда не посмотри, были демоны – полчища, легионы. Они кружили в воздухе, плавали в воде, лезли из всех щелей, готовые накинуться на город и дочиста выжрать его. Джейс почувствовал, как задыхается, его словно пригибало к земле. Хотелось кричать, но с губ не мог слететь даже шёпот. Совсем чуть-чуть, ещё немного – и он потеряется среди демонов, растворится в витающей повсюду жажде разрушения.
Меч выпал из ослабевших рук и ударился о палубу с тихим металлическим звоном. Джейс прислонился к перилам, пытаясь отдышаться, и посмотрел на воду – обычную, не кишащую демонами. Ноги тряслись и подгибались, дыхание всё никак не могло прийти в норму.
— Ты же нас всех уничтожишь, — прошептал Джейс, спустя пару минут. — Всех, кто не склонится перед тобой.
— Конклав признаёт лишь силу, — пожал плечами Валентин. — Они увидят её. И подчинятся. Другого исхода у битвы не будет.
— А те, кто не захочет присоединиться к тебе? Лайтвуды, например? — посмотрел на отца Джейс. — Что будет с ними? Ты… просто прикажешь демонам убить их?
— Убеди их присоединиться ко мне, — сказал Валентин и положил руку на плечо сына. — Убеди, и я даю тебе слово, что никто из твоих друзей и близких не пострадает. Встань за моим плечом, позови за собой тех, кто не пойдёт за мной. Ты мой сын, Джонатан, ты тот, кого я воспитал. Прими решение.
Джейс закусил губу и понял, что это последнее, что сегодня скажет ему отец. Больше не будет вопросов, не будет предложений – Джейсу нужно решить сейчас. Решить раз и навсегда, обратной дороги уже не будет, никто не даст ему переиграть впоследствии. В голове сам собой возник образ Клэри – боль в её глазах, когда они узнали о родстве, её поджатые губы, когда они пытались наладить отношения. Вспомнился Алек – его поддержка, когда Джейсу было хуже всего, когда Мариза выставила его из Института. Сразу же за этим в голову отчего-то пришёл Саймон, который оказался его родственной душой, хотя они оба этого не хотели. Вспомнился Люк, лежащий на диване и слегка морщащийся от боли после ранения. Вспомнился дом Вейландов в Аликанте, где Джейс стал тем, кем стал.
— Я принял решение, отец.
*_*_*
Выйдя от Люка, Саймон домой не пошёл. До рассвета было ещё несколько часов, а желания возвращаться в квартиру – никакого. И Льюис даже знал, почему: он всегда хотел пробираться тайком в комнату после полуночных шатаний по улицам с друзьями, но никогда не думал, что будет делать это только потому, что солнечный свет теперь для него самый страшный враг. Поэтому сейчас он чувствовал себя едва ли не преступником, забираясь в комнату под утро и накрываясь одеялом до подбородка, чтобы потом жалобно посмотреть на мать и опять сказаться больным.
Саймон не знал, сколько ещё ему удастся притворяться больным, пока Элейн не догадается позвать доктора. Льюис даже думать не хотел, что будет, когда врач сообщит ей, что сердце у Саймона не бьётся, пульса нет, дыхания тоже, и вообще он бледный и холодный, потому что мёртв. Парень не знал, как поведёт себя мать, узнав правду, но искренне надеялся, что она сможет его понять и принять. А ещё Бекка. И снова тот же вопрос: как его примут? Поймёт ли его сестра, останется ли ему по-прежнему близкой?
Саймон не знал ответ ни на один из этих вопросов. По правде говоря, Льюис вообще не знал почти ничего из того, во что оказался втянут. Он не умел быть вампиром и не хотел идти к Рафаэлю, чтобы учиться. Он не мог освоиться со своими новоприобретенными способностями. Испытывал отвращение к необходимости питаться кровью. Не понимал смысла Линий на своём запястье, от которых расходилось тепло.
Признаться, только узнав о Линиях Судьбы, Саймон подумал, что это что-то вроде простого знака, указывающего на кого-то, с кем тебе чисто теоретически будет хорошо. Льюис не думал о них слишком уж серьёзно, особенно учитывая, кого ему судьба выбрала в компаньоны. Но потом он увидел Джейса – и это что-то изменило. Изменило в нём самом, в его восприятии. Саймон даже толком не мог понять что именно, просто Вейланд (или, точнее, Моргенштерн) стал не таким раздражающим. Льюис не мог его ненавидеть – просто не мог ни физически, ни морально, ему неприятна была даже мысль о ненависти. Нет, Джейс по-прежнему казался ему слишком самодовольным и эгоистичным, но в то же время Саймон ему слегка сочувствовал – в краткий промежуток времени узнать столько новых (и не самых приятных) подробностей о семье, столкнуться с непониманием и неприязнью других Сумеречных охотников, которые раньше подобного бы и не высказали даже. Джейс держался как умел, и у Саймона язык не повернулся бы сказать, что он – где-то в глубине души, разумеется – чуточку им восхищается. Хотя, по большому счёту, Льюис тоже держался как мог, медленно ступал по острым камням новой жизни, рискуя в любую секунду оступиться и разбиться в дребезги.
Но ещё больше Саймон не понимал то тепло, что разносилось по его телу, едва мысли обращались к Джейсу. Словно любой его образ, даже мимолётный, проскользнувший в голове, согревал. Тепло вообще не спешило уходить, но всякий раз прокатывалось приятными волнами, стоило только подумать о Вейланде. Саймону нравилось тепло. Нравилось настолько, что он был готов думать о Джейсе столько, сколько возможно. Тем более, это был замкнутый круг: Льюис думал о тепле, которое вызывал Джейс, мысли о котором вызывали тепло. Очень удобный и вполне устраивающий его круг. И Льюис не солгал – он действительно не мог упустить этот шанс, шанс снова что-то почувствовать. Если для этого ему нужно будет вспоминать Вейланда каждый день – то так тому и быть. Если при встрече он должен делать ему комплименты, выражать внимание, да даже признаваться в любви! – то он будет это делать. Потому что просто невозможно отказаться от тепла, когда ты в полной мере ощутил, как оно оставило тебя навсегда.
Чего Саймон совершенно не мог понять, так это Клэри. Точнее, её болезненное любопытство, с которым она смотрела на них с Джейсом, будто чего-то ожидая. Как она следила, почти не мигая, за их разговором (если пара брошенных друг другу фраз вообще может считаться полноценной беседой), за тем, как Льюис машинально потирал узор, вновь привыкая к разливающемуся по телу теплу. Как Джейс вышел вперёд и заслонил их обоих, когда появились раумы. Саймон уже понял, что Сумеречные охотники (и нежить, судя по всему) относились к Линиям Судьбы и соулмейтам довольно серьёзно, но никак не мог понять, чего именно ожидает от них с Джейсом Клэри.
С такими неопределенными мыслями Саймон просидел почти до рассвета на крыше соседнего со своим дома. Льюис даже не сразу понял, что пора уходить – только когда предрассветные сумерки стали по-настоящему припекать, Саймон сообразил, что время его прогулок вышло. Он легко и быстро спустился с крыши, бесшумно практически съезжая по пожарной лестнице, а потом так же бесшумно залез к себе в комнату. И вот это был как раз тот момент, когда Льюису нравились новые способности – раньше он бы потратил на эти акробатические упражнения минут пятнадцать, а уж про бесшумность вообще говорить не приходилось.
Саймон как раз успел переодеться и лечь под одеяло, когда в комнату вошла Элейн. Она выглядела сонной, потирала глаза и куталась в халат, смотря на сына. Саймон, постаравшись сделать заспанный вид, приоткрыл глаза и посмотрел на мать больным, как он надеялся, взглядом.
— Как ты? — тихо спросила Элейн, подходя ближе. — Всё такой же бледный. Может всё-таки вызвать врача?
— Нет, нет, — тут же отозвался Саймон, старательно похрипывая. — Уже лучше, чем раньше. Ещё пару дней – и я встану на ноги.
Элейн только покачала головой и провела рукой по щеке сына. Она явно переживала, но пока не спорила, принося Саймону таблетки и горячие бульоны. Льюис и то, и другое вываливал в унитаз, постоянно мысленно прося у матери прощения. Хотя через пару дней всё должно закончиться – у него не останется отговорок и придётся сказать маме правду. А потом надеяться, что она не посчитает его чудовищем.
— Я пойду на работу, если станет хуже, обязательно мне позвони, — сказала Элейн, уже стоя в дверях комнаты сына.
Саймон кивнул. Ему уже осточертело врать матери, но он всё никак не мог набраться смелости сказать правду. Ведь она не всегда приносит радость.
Льюис подождал, пока за Элейн закроется дверь, встал и поплёлся в ванную. Посмотрел в зеркало, в очередной раз с недовольством отмечая белый цвет лица, умылся и вздохнул по старой привычке. Хотелось есть, но воспоминания о крови Майи и Люка, приправленной тошнотворным душком демонической слизи, прекрасно вызывали обратный эффект. Саймон вновь вздохнул, вернулся в комнату и решительно завернулся в одеяло. Лучше он будет спать, чем думать о своём кровавом голоде.
Уснуть получилось довольно быстро и сны, впервые после обращения, не были наполнены кровью. В этот раз они состояли из мешанины чего-то непонятного, яркого, как отблески солнца на золоте. Чьи-то светлые волосы, чьи-то светлые глаза, красная нить, пульсирующая, словно живая вена, чувство радости и умиротворения, хрустальные башни и серебристые осколки зеркала под ногами – вычленить хоть какую-то мысль из сплетения образов и звуков было совсем нереально. В какой-то момент Саймон почти проснулся, ощущая тревогу и лёгкий отголосок боли, но это быстро прошло, так что сон не прервался, продолжая рисовать в его голове сюрреалистические картины. А потом во сне начала звучать мелодия, знакомая и непрекращающаяся. Она всё звучала и звучала, вызывая раздражение, пока, наконец, не выдернула Саймона из сна окончательно, оказавшись звонком телефона.
— Алло, — сонно просипел Льюис, потирая глаза. — Клэри? Ты же знаешь, я теперь ночное создание.
— Саймон, к тебе пошла Майя, — перебила его Фрей. — Она у тебя?
— Что? — удивился Льюис, садясь на кровати. — Зачем она пошла ко мне? И нет, её нет.
Едва он это сказал, как до ушей долетел какой-то подозрительный звук, будто кто-то скрёбся в дверь. Сначала очень тихо, так что Саймон даже подумал на Йоссариана, но потом звук словно нарастал, и замер – входную дверь банально вышибли. Кот влетел в комнату пулей, забиваясь под кровать, что, в принципе, подтвердило опасения Саймона, что в доме больше не он один.
— Чёрт, — сказал Льюис Клэри, осматриваясь по сторонам. — У меня гости, которых я не звал, и которым явно это совершенно неинтересно.
— Пусть уходит, — послышался голос Люка в трубке, когда Фрей передала ему слова Саймона.
— Чтобы закончить свою жизнь эпичным самосожжением? — уточнил Льюис. — Не думаю.
Саймон чувствовал, как медленно впадает в панику. Запахи – густые, неприятные и нечеловеческие – явно доказывали, что в квартиру вломились не грабители, которых Льюис мог бы вышвырнуть в окно, используя новую силу. Поэтому Саймон оглянулся ещё раз вокруг себя, и одной рукой придвинул к двери письменный стол. Подумал секунду, и туда же отправил ещё и кровать. Больше в комнате двигать было нечего, разве что шкаф с одеждой, но тогда пришлось бы сначала грохнуть его на пол. Йоссариан, лишившись защиты в виде кровати, сиганул за батарею, и Саймон, чертыхаясь, полез его оттуда доставать. Коту это, судя по всему, совершенно не нравилось – он орал и царапался так, будто Льюис собирался его сожрать. Телефон выпал из руки и отключился, Саймон чертыхнулся ещё раз и тут же перезвонил Клэри.
— У меня тут неравный бой с котом, но я в порядке, — только и успел сказать Льюис, но тут же охнул и замер.
По ощущениям он словно в реку провалился. Со всех сторон начало давить – на уши, на лёгкие, которые, хоть и не нуждались в кислороде, всё равно заболели, на мозг. Руки и ноги стали словно ватные, Саймон покачнулся и едва устоял, заторможено махнул рукой, словно пытался прогнать тяжёлую волну вокруг себя, а потом увидел заползающий в комнату чёрно-синий туман, который спокойно отодвинул и стол, и кровать. Где-то рядом истошно заорал Йоссариан, но до Саймона это донеслось словно сквозь вату. Он будто заледенел, смотря на неторопливо входящего в комнату мужичину – высокого, статного, всего в рунах Сумеречных охотников. Он не видел его раньше, но точно понял, кто перед ним. Валентин Моргенштерн.
А в следующую секунду его поглотила тьма.
*_*_*
Клэри трясло, когда она раз за разом набирала номер Саймона, пока они с Люком ехали к его дому, нарушая все возможные правила дорожного движения. Безучастный и безразличный женский голос снова и снова повторял "Абонент недоступен", из-за чего Фрей хотелось банально разрыдаться. Нервы были на пределе, Клэри буквально чувствовала, как они натянуты и звенят от напряжения. Ещё с самого утра, когда к ним в дом заявилась Инквизитор, чтобы забрать Джейса.
Фрей до сих пор не могла поверить, что брат совершил такую глупость – пошёл встречаться с Валентином. И, главное, она совершенно не понимала, почему. Что заставило Джейса подвергнуть опасности свою жизнь, ради чего он пошёл на встречу с тем, кто не принёс им ничего хорошего? Хотя возможно, только возможно, Джейс всё-таки помнил Валентина другим. Помнил его отцом. Клэри было сложно это представить, но она допускала мысль, что брат любил их отца, а тот любил Джейса – по-своему, как-то совершенно неправильно, но как умел. Клэри было больно об этом думать, но она только допускала такую возможность.
Но сегодня утром, смотря как Джейсу нарисовали руны наручников, будто преступнику, и увели его – Клэри хотелось закричать, забить руками и показать себя маленькой девочкой, жизнь которой идёт под откос. Она всю ночь не могла нормально уснуть, просыпаясь от собственных мыслей, кусая губы. Ей так хотелось поговорить с кем-нибудь, так хотелось рассказать, что всё невозможно запуталось, а распутать не хватает ни сил, ни знаний. Клэри так скучала по маме.
А сейчас Валентин пришёл к Саймону. К её лучшему другу, к её константе всего. Клэри не могла даже думать о том, зачем ему это, не могла представить – и почти не могла дышать. Когда они подъехали к дому Льюиса, Клэри выскочила из машины ещё даже до того, как Люк окончательно затормозил. Поскользнулась, чуть не упала, но побежала вперёд, не замечая ничего вокруг из-за слёз. Сердце бешено колотилось в горле, мысли прыгали. Клэри начала стучать в дверь, как сумасшедшая, всё повторяя и повторяя имя друга. И только когда Люк поймал её за плечи, вспомнила о запасных ключах, тут же полезла в карман. Руки тряслись так, что с первого раза вставить ключ в замок не получилось. А когда всё-таки удалось и дверь открылась – Клэри замерла.
Всё было как обычно. Никакого беспорядка, все вещи на своих местах, даже грязи от обуви не было. Фрей быстро прошла в комнату Саймона, но и там всё было нормально – кровать стояла, где и полагается, письменный стол тоже.
— Что это?.. — спросила Клэри, оглядываясь по сторонам. — Отвод глаз?
— Нет, скорее просто хорошая уборка, — покачал головой Люк. — Здесь никого нет, Клэри.
Фрей кивнула и словно в прострации повернулась к выходу, зацепившись взглядом за валяющийся на полу телефон. Она тут же подошла к нему и раскрыла – на экране, по которому ползли трещины, виднелось сообщение "Теперь у меня есть все".
— Кто все? — тихо, почти неслышно спросила Клэри.
— Видимо, он забрал ещё и Майю, — отозвался Люк.
Больше он ничего не сказал, но и без того было понятно – теперь у Валентина есть все необходимые представители нежити, чтобы довести ритуал обращения Меча до конца. А это означало только одно – Валентину нужна кровь Саймона, вся до последней капли.
Мать в больнице. Брат под стражей. Друг в плену. Вся её жизнь катится в ад.
Клэри без сил осела на пол и закричала.