Мальчик Авентус

Авентус Аретино всегда думал, что он сильный мальчик, что стоит ему захотеть — и он все преодолеет, будь то несправедливость, могучий воин или кто-то еще. Ведь так говорила его мама, его любимая мама, прежде чем болезнь окончательно сломила ее, схватила нежное горло своими цепкими, когтистыми руками с гноящимися ранами и нарывами, утянула жизнь из хрупкого тельца женщины и отправила ее прямиком к Аркею. Да, мальчик Авентус всегда считал себя сильным, но это было раньше, еще до того, как он понял, каково это — быть сиротой. Сильным был мальчик Авентус, мама которого всегда приносила домой вкусные медовые пряники и сладкие рулеты, рассказывала сказки перед сном и, — когда Авентус уже находился в сладкой полудреме, — целовала его в лоб, щекоча его щеки своими каштановыми локонами, ниспадающими на ее плечи. Да, тогда он был сильным… теперь же вместо того Авентуса Аретино пришел другой, сирота, у которого отняли самое дорогое, что у него было — любящую нежную маму. Отняли, а взамен отправили в рифтенский приют, к этой треклятой карге Грелод! Авентусу говорили, что Грелод — сама доброта, что прозвище «Добрая» она получила не просто так, что она позаботится о нем, заменит ему мать на некоторое время, а после он сможет вернуться домой, в родной Виндхельм. Как же… уже там, в приюте, сидя в темном платяном шкафу, вытирая рукавом слезы и стараясь не задеть большие, — размером с кулак, — синяки, мальчик понял, что все они знали правду, знали о том, как Грелод заботится о своих подопечных. Знали и все равно отправили его туда, в этот гадский приют, обманули, подарили Авентусу ложные надежды! Лгуны! Все они — мерзкие лгуны! Все! К сожалению, каким бы сильным Авентуса не называла мать, он так и не смог успокоиться и смириться, не смог побороть эту чудовищную несправедливость, это ужасное отношение Грелод к нему и другим детям. Он пытался, он честно пытался! Разве то, что старая карга не внимала просьбам и сама по себе была чудовищной женщиной — его вина? Сбежать из приюта было сложно, но все-таки ему это удалось. Констанция, помощница Грелод, дала ему немного денег, еды и небольшой меховой плащ, чтобы он смог благополучно добраться до Виндхельма. Конечно, при попытке побега его могли поймать в любой момент, а Констанцию наказать за ее помощь, но, слава Богам, этого не случилось. Дорога до Виндхельма была не самой приятной; Авентусу все время было холодно, даже когда он был укутан в свой плащ с головы до ног, неудобно, все время трясло, а в воздухе стоял мерзкий, тошнотворный запах лошадиного навоза и мочи, который лишь изредка перебивала свежесть лесов, хвоя и, пока они не выехали из Рифта, редкие цветы. Чем ближе они были к Виндхельму, тем сильнее становился ветер и почти беспрерывно шел снег, который заставлял Авернуса щуриться, сильнее кутаться в плащ, закрывать свои замерзшие холодные щеки и нос, тереть друг о друга руки. Еда, полученная от Костанции, постепенно исчезала и уже не была такой горячей, как в самом начале пути, но все-таки она ему и без того помогла; ее хватило с лихвой на всю дорогу, а остатки Аретино доедал уже у себя дома. Переступив порог родного дома, Авентус не ощутил себя счастливым, напротив — очень несчастным. Он думал, что все его имущество давным-давно забрали, что не оставили ничего, кроме слоя пыли на полках, но он ошибался; все было на своих местах, в целости и сохранности. И если сначала это вызвало в нем радость, то после мальчик почувствовал грусть и тоску. Все в этом доме напоминало ему о матери, от серебряного блюдца — фамильной реликвии — до ничем непримечательной книжки на столе. Но зато теперь он у себя дома, там, где мерзкая Грелод его никогда, ни за что не достанет. Теперь он мог совершить то, что задумал еще там, в приюте, что пообещал другим детям… то, что он желал сейчас более всего. Найти цветок паслена, кинжал и книгу было нетрудно; куда сложнее пришлось с сердцем и мясом. Сам Авентус никогда не убивал, никогда не думал, что он сможет это сделать… женщина — немолодая, не имеющая родных и детей хрупкая нордка с поникшим взглядом серо-зеленых глаз — сразу же повелась на правдивый, печальный рассказ бедного сиротки, согласилась приходить к нему домой и помогать по хозяйству. Авентус убил ее сразу же, во время первого визита; его кинжал впивался в плоть старушки до тех пор, пока она не издала последнего вздоха. Тогда мальчик сдержался, старался как можно меньше смотреть на бездыханное тело, не вдыхать этот мерзкий запах крови. Он держался до последнего; вырезал сердце, кусок мяса, но в конце концов не смог больше терпеть, не успел даже добежать до улицы — его вырвало прямо на ступенях, а после Авентус расплакался. Ему не хотелось всего этого, никогда не хотелось; маленький мальчик Авентус желал лишь, чтобы его мама была жива, чтобы вновь приносила ему медовые пряники и сладкие рулеты, вновь убаюкивала его перед сном… Мальчик убрал все, — брызги крови, рвоту, грязную одежду, — оставил лишь труп женщины, не решаясь ее убрать куда-либо. Конечно, из-за этого в доме стоял ужасный запах, но Авентус вскоре привык, внушал себе, что так надо, что скоро он сможет избавиться от всего этого — надо лишь подождать прихода ассасинов. Первые слова давались ему не легко, хотя Аретино очень старался перебороть себя: — Милая матушка, пошли мне свое дитя, ибо грехи недостойных должны быть омыты в крови и страхе… — его голос дрожал, а взгляд то и дело падал на труп, мясо и сердце. Рвотные позывы вновь побеспокоили мальчика, к горлу подкатил ком. Он сглотнул, закрыл глаза и, стараясь не обращать внимания на тошноту, продолжил: — Милая матушка, пошли мне свое дитя, ибо грехи недостойных должны быть омыты в крови и страхе… Милая матушка, пошли мне свое дитя, ибо грехи недостойных должны быть омыты в крови и страхе… Милая матушка… Авентус не знал, сколько он повторял эти слова; час, два, а может и вовсе весь день. Он не знал, как скоро придут к нему ассасины из Темного Братства. Не знал он и того, что за его спиной уже стоит незнакомая женщина, смотря на него своими светло-зелеными глазами и усмехаясь. Но главное, мальчик-сирота Авентус даже не подозревал, что уже ночью старуху Грелод Добрую зарежут в собственной постели, словно свинью, а он, узнав об этом, вручит фамильную реликвию бретонке в черно-красных одеяниях и будет танцевать от радости. Танцевать на человеческой плоти и костях.