От Неудачника до Счастливчика

      Школа… Что для каждого значит это слово? Кто-то скажет, что это десять лет пытки; кто-то наоборот, скажет, что это десять лет радости и безмятежности по сравнению со взрослой жизнью; кто-то просто промолчит, потому как захочет оставить эти мысли при себе… Но как бы то ни было, школа — это тот период в жизни, который делает из нас личность, ломает или закаляет нас. И сейчас, держа в руках конверт с приглашением посетить вечер встречи выпускников в эту субботу, меня одолевают двоякие чувства: мои юношеские страхи и неуверенность в себе с одной стороны, и гордость и осознание того, что я уже не тот Тобиас Итон, который носил ярлык «Неудачник и растяпа», когда ходил по коридорам школы пятнадцать лет назад.       Наверное, каждый со мной согласится, что в любом классе, в любой школе есть своего рода изгой, который обязательно носит очки, бабушкин вязаный свитер, скобки на зубах, он получает ежедневные насмешки от своих одноклассников, иногда даже пинки, но при этом всегда молчит в силу своей нерешительности и скромности. Поэтому он и становится всеобщим «любимцем», потому что такой человек просто чувствует неуверенность и обиду, а не потому, что ему нравится такой образ жизни и роль, отведенная ему в спектакле под названием «Школа». Тяжело так жить, скажете вы. Несомненно, да. Только вот не у каждого получается в дальнейшем скинуть с себя этот груз, выпрямить плечи и сказать «Стоп!» всему, что было раньше. К чему я это сейчас говорю? Все просто. Я, Тобиас Итон, в миру известный как высококлассный фотограф и специалист в мире фотографии, был когда-то неудачником и изгоем в своем классе. В это сложно поверить, но факт остается фактом.       Очередные съемки заканчиваются поздним вечером, и под покровом ночи я тороплюсь домой. Паркую машину в гараже огромного особняка Итонов, подхожу к входной двери и толкаю ее. Дом погружен в ночной сон, вся прислуга спит. Стараюсь не шуметь, тихонько прохожу в свой кабинет, закрываю плотно дверь и включаю свет. Творческий беспорядок в виде разбросанных глянцевых журналов и фотографий с изображением разных моделей царит в помещении, но я не обращаю на него внимания, потому что все, что здесь творится — моих рук дело. И я никому не разрешаю прикасаться к этому «священному бардаку», как всегда говорит любимая. Подхожу к столику, на котором стоят различные бутылки, наполненные разными жидкостями. Виски, скотч, водка, шнапс, коньяк — все, что заблагорассудится. Но я предпочитаю виски, поэтому наливаю себе немного в стакан и направляюсь к высокому стеллажу, заставленному доверху книгами, энциклопедиями и различными старинными фолиантами. И только лишь один красный корешок большой и толстой книги выделяется на фоне всех остальных. Тяну за него, и через секунду в мои руки вываливается увесистый фотоальбом в красной обложке. Смахиваю по краю слой пыли и направляюсь к столу. Удобно усевшись в кресло, я кладу перед собой на стол фотоальбом и открываю его.       Первая фотография, не сложно догадаться, сделана в первый учебный день. На фотографии худощавый мальчик в белой рубашке и черных брюках, с русыми волосами, пухлыми губами и в очках в толстой оправе смотрит уверенно. Он еще не подозревает, какой жестокой будет его жизнь в ближайшие десять лет…       Переворачиваю страницу. Общий снимок класса. Зик Педрад, весельчак и балагур, его всегда любили преподаватели за его умение «уболтать» любого… Эрик Паркер, гроза школы, качок, гора мускулов, капитан нашей школьной футбольной команды и один из первых моих обидчиков. Сколько мне пришлось вытерпеть от этого человека унижений и издевок!.. Кристина Миллз, грациозная модница, ей палец в рот не клади. Кстати, слышал, что она вышла замуж за Эрика Паркера. Что ж, они два сапога — пара… Уилл Фишер, зазнайка, староста класса. Его, кстати, тоже не очень любили, но никто не трогал его. Еще бы! Кто станет связываться с сыном директора школы?! И Уилл знал, что у него есть иммунитет ко всем издевкам… Шона Уильямс, верная подружка Кристины Миллз, точнее, Кристины Паркер… И это только «выдающиеся» личности нашего класса. Во главе всех стоит наша учительница, замечательная Джоанна Рейес, женщина, мудрая не по годам, она всегда проявляла ко мне сострадание. И я всегда старался встать на всех фотографиях поближе к ней.       Снова переворачиваю страницу. Здесь уже классы постарше… Девятый, кажется… Точно! Наша увеселительная поездка в музей восковых фигур. И снова на всех фотографиях я старался держаться подальше ото всех… Я никогда не чувствовал себя частью коллектива. Точнее, мне никогда не давали почувствовать это.       Еще одна страница — и еще одна перевернутая веха моей жизни. Поход в горы… Поездка была бы сносной, если бы меня тогда не толкнул в воду Эрик Паркер. Ему тогда показалось забавным, если я промокну насквозь. Что ж… Если в голове одна солома, то и удивляться нечему…       Снова листаю страницу за страницей. И резко останавливаюсь на предпоследней… Выпускной… Все довольные, кое-кто даже умудрился «принять на грудь» ради веселья, но тем не менее, все выглядели счастливыми. Все, кроме худощавого парня в очках и белой рубашке. Выпивший Эрик тогда шепнул мне «по секрету», что устроит прощальную «головомойку». Эта новость заставила меня тогда содрогнуться…       Пробегаю глазами по лицам своих одноклассников и цепляюсь взглядом с красивой улыбающейся блондинкой, которая смотрит на меня внимательно. Ее застывший взгляд излучает уверенность и доброту. Эту девушку зовут Беатрис Прайор, она пришла к нам в класс на последнем году нашего обучения. Ее родители переехали из Нью-Йорка, но девушка не похожа была на тех красоток, которые задирают нос, пытаясь показать свою значимость. Наоборот, она, кажется, пыталась слиться с толпой, не выделяться, приспособиться к тем условиям, в которые она попала. Но при всем при этом, она умела показать, что ей не нужно что-то строить из себя, она самодостаточная личность, добрая, отзывчивая, красивая. Помню, когда она пришла, вся женская половина сразу невзлюбила ее, потому как мужская просто потеряла голову от этой новенькой. Каждый из парней пытался обратить ее внимание на себя, но Трис никогда никого не выделяла. А наши девушки пытались постоянно строить козни ей, иногда им даже удавалось это, но Трис Прайор никогда не показывала свою обиду. От этого наши «доброжелательницы» распалялись сильнее, но Трис держала оборону, стойко и с высоко поднятой головой. Конечно же, я тоже не стал исключением из правил, но разве мог я тогда тягаться с лучшими парнями класса и школы? Ответ, кажется, очевиден. Поэтому я запрятал свои мысли и желания по поводу этой красавицы в дальний угол своей души и запретил себе мечтать о ней…       Дверь в кабинет тихонько отворилась, и вовнутрь проскользнула фигура. Я бы должен был испугаться, но лишь усталая улыбка расползлась по лицу. Через мгновение я почувствовал теплые ладони на своих плечах. Эти касания — единственное, что возрождает меня от усталого дня, я сам себе напоминаю птицу Феникс, когда чувствую прилив сил от этих рук. Накрыв одну из ладошек любимой своей рукой, я потянулся к ее руке за поцелуем. В этот момент кабинет наполнился тихим смешком, который прокатился по всему помещению и осел где-то в моей груди.       — Я ждала тебя, — слышу тихий шепот жены.       — И я вернулся, — улыбнулся я и развернулся в кресле лицом к жене.       — Ты всегда возвращаешься, — слышу улыбку в словах.       — Так устроен мир и я.       Ее карие глаза в полумраке кабинета заставляют мое сердце биться быстрее, а тело напрягается от мыслей о ней. Я рывком притягиваю жену к себе на колени, и она покорно садится. Обвиваю руками ее талию и касаюсь ее губ своими. Жена с охотой отвечает мне на поцелуй, и я в который раз мысленно благодарю Бога за нее. Я, по истине, самый счастливый человек на свете!       Жена отрывается от моих губ и тяжело дышит, в то время как я сминаю ее шелковый халат на спине. Уперевшись лбом друг в друга, мы сидим в молчании несколько минут. Нам не нужны слова, разговоры, тишина и стук наших сердец все говорят за нас. Мы уже привыкли к этому. Неожиданно любимая отстраняется от меня и смотрит мне за спину. Немного улыбнувшись, она тянется рукой к столу. Взяв в руки фотоальбом, она переносит его к себе на колени и медленно листает. Затем останавливается на последней странице и проводит пальцами по фото.       — Ностальгия? — с иронией спрашивает она. Я лишь киваю головой в ответ. Жена смотрит на девушку, которая вскружила голову всему классу, и усмехается.       — Что? — спрашиваю я.       — Странно все это, — она закусывает нижнюю губу. — Каждый из нас был несчастен по своему: ты страдал от нехватки внимания, я страдала от его переизбытка…       — Но у нас всегда была одна общая черта, — заканчиваю я за нее ее мысль, — мы оба были одинокими.       — Но теперь-то мы не одиноки, — улыбается Трис, глядя на меня с нежностью. — Теперь у меня есть ты, у тебя есть я, и у нас есть Джек, — улыбаюсь я. Жена согласно кивает и припадает к моим губам. Я углубляю поцелуй и сильнее вжимаю пальцы на талии жены. — Как думаешь, Джеку стоит когда-нибудь рассказать о том, как познакомились его мама и папа? — спрашиваю я у жены сквозь поцелуй.       — Это наша история, — пожимает плечами Трис, — я не вижу смысла что-то прятать или утаивать в ней.       — Когда-нибудь напишу мемуары и назову их «Красавица и Чудовище», — смеюсь я, а жена закатывает глаза кверху.       — Тобиас Джонсон Итон, будь ты хоть самым страшным на земле, я ни за что тебя ни на кого не променяю! — Трис нравоучительно выставляет свой палец перед моим носом, а я целую его. — Я люблю тебя.       — И я тебя люблю, Беатрис Итон, — отзываюсь я и сгребаю жену в охапку, выключаю свет и несу Трис на диван, стоящий в углу кабинета…