Город ангелов

— Кто им заплатил, вот что я хочу знать! — бушевал отец. — Я бы скорее поставил вопрос так: был ли это тот же человек, который проплатил Хосе Анхеля? — невозмутимо заметил Эстебан и промокнул губы салфеткой. — Сеньор де ла Вега, прошу вас, присядьте. Неловко получается — глава дома бегает, а мы сидим и трапезничаем. Отец рухнул на стул и начал раздражённо ковырять вилкой кусок мяса. — Не представляю, кому так хочется на тот свет, — пыхтел он. — Вроде бы мы обо всём договорились, чего им ещё не хватает? Чёрт подери, ну что за страна! Чтобы тебя услышали и начали воспринимать серьёзно, надо вырезать пару городов! Эстебан молча пожал плечами. Ему такое положение дел казалось совершенно естественным. Диего старался даже жевать потише, чтобы гнев отца не обрушился на него. Обычно Алехандро де ла Вега был добр к своему непутёвому сыну, но в таком состоянии, как сейчас, мог и припомнить ему пару-тройку последних грехов. Впрочем, почему пару-тройку; в глазах отца грех у Диего всего один: излишняя мягкость. Совершенно неподобающая сыну одного из глав «Лос Зетас». Алехандро-младший деловито жевал и энергично кивал в такт словам отца. Время от времени он вносил свою лепту в разговор, что выражалось в малоразборчивом мычании, обычно означавшем «Да, сеньор де ла Вега, я совершенно с вами согласен» или «Ну до чего же возмутительно, подумать только!». Отец смотрел на него благосклонно и понемногу успокаивался. — Сеньор де ла Вега, — предпринял осторожную попытку Эстебан, — так я позвоню адвокатам? — Звони, — буркнул отец, откусив наконец кусок от изрядно уже пострадавшей отбивной. — Толку всё равно не будет, но звони. Всё лишние стволы. Мало ли, может, сможем отбить. — Жёлтого? — от возмущения Алехандро-младший проглотил то, что жевал, и начал говорить внятно. Диего недовольно качнул головой: по его мнению, разговаривать у Сандро пока получалось плохо. Лучше бы и дальше жевал и мычал. — Да Жёлтого не отпустят, вы что, сеньор де ла Вега! Пристрелят и скажут адвокатам, что так и было, при попытке к бегству и всё такое. Ну не дураки же они! — К сожалению, не дураки, — отец с досадой отшвырнул в сторону столовый нож. — Но адвокаты, мой мальчик, знают такие вещи, которые нам с тобой неведомы. Например, они могут сделать пару невинных запросов и по тому, кто и как им отвечает, определить, где именно заперли Жёлтого. Диего чуть пихнул Алехандро локтём в бок; тот на миг застыл, будто пытаясь сообразить, что происходит, потом привстал, ухватил салат с кальмарами, положил немного себе на тарелку и отдал блюдо Диего. Всё-таки хорошо, что отец взял в дом приёмыша. По крайней мере, в житейских вопросах он понятливый малый. Жёлтого, в смысле Флавио Мендеса Сантьяго, Диего знал плохо. Видел пару раз мельком, да и всё. Не про его честь это — ручкаться с одним из глав «Лос Зетас». Вот Алехандро-младший с ним за одним столом сидел не раз. И с Хосе Анхелем Фернандесом тоже — пока того не взяли, разумеется. Алехандро Мурьета вообще был на хорошем счету в картеле: перспективный парень, взятый в дом де ла Вега, чтобы занять место мягкотелого Диего. Отличное прикрытие на самом деле. Диего невесело улыбнулся неожиданной мысли. Прикрытие? Какое к чертям прикрытие? Когда воюют картели, ни один человек, будь он хоть сам Че Гевара, не может ничего сделать. Сиди и не рыпайся, что там прикрывать, как ты играешь на гитаре? Или как вздыхаешь по прелестям юной Лолиты Кинтеро, известной своим пышным бюстом, в котором ей пару раз удавалось провозить по паре килограмм героина? С чего ты вообще решил... Диего резко помрачнел. Опять это, будь оно неладно. Не его мысли, не его планы. Надо бы уйти к себе и полежать немного, но сегодня не выйдет. Алехандро-младший озабоченно посмотрел на него. Привык уже ловить смену настроения, это хорошо. Меньше слов надо тратить. Эстебан поднялся, бросил смятую салфетку на стол. — Сеньор де ла Вега, вы позволите мне... — Да, иди уже. Чем скорее, тем лучше. Я сейчас тоже позвоню... в пару мест. Эй, Кончита! Пусть мне кофе и пирожные подадут в кабинет. Отец шумно отодвинул стул и почти выбежал из столовой. Диего перевёл дух. Алехандро-младший одарил его ещё одним подозрительным взглядом, торопливо доел и тоже вышел из-за стола. До самой комнаты Диего они молчали. Наконец плотно закрыв за собой дверь, Сандро выпалил: — Я знаю, что это за чертовщина! Диего похолодел. — У тебя тоже? — Ага, почитай весь обед плющит. Так вот, я знаю, говорю, что это такое. — Что? — А помнишь, мы цацки рассматривали? Ну, те цацки, как они там правильно называются... Короче, неважно. Там была такая старая штуковина на подушке, помнишь? Каменная Z на металле. Мы её рассматривали, в руки брали. Тяжёлая, зараза. Помнишь? — Помню, — неожиданно осипшим голосом сказал Диего. В ноздри ударил запах диковинных пряностей и смолы, пальцы шевельнулись, вспоминая шершавую поверхность камня. Диего, пожалуй, слишком хорошо помнил, как положил на ладонь странную, будто росчерк кисти, каменную букву Z. — На ней что-то было, точно тебе говорю. Она в руках у меня нагрелась, а с чего бы ей нагреваться? Не металлическая же, каменная. И с тех пор это началось. Мысли чужие... дурацкие. И это, ну... — Алехандро-младший замялся, — снится она мне. Я её во сне в руки беру, в пещеру какую-то утаскиваю... Диего зажмурился. Пряности и смола, он стоит на коленях перед огромным пнём, а на нём лежит каменный символ картеля. Надо протянуть руку и погладить камень, а потом можно потушить огонь, который весело пляшет на сосновых ветках, и идти делать своё дело. Капли живицы застыли на пне, к манжетам рубашки Диего пристали сосновые хвоинки. Лиса, стоящая поодаль, сердито посмотрела на него, махнула хвостом и убежала. — ...Если бы какая золотая цацка снилась или серебряная, — бубнил где-то вдалеке Алехандро-младший, — то хер бы с ней, а каменная... Колдовство это, вот что я тебе скажу. Диего открыл глаза, глубоко вздохнул, подошёл к Сандро и положил ладонь ему на лоб. Лоб был горячим. — Послушай, парень, на дворе двадцать первый век, какое колдовство? Знаешь, давным-давно жил такой умный человек, Оккам, и была у него первоклассная бритва... — Диего! Ну чего ты со мной говоришь, как будто я Лолита? Знаю я про Оккама. Он тоже считал, что если всё лишнее отсёк, а решения нет, — значит, отсёк что-то не лишнее. Говорю тебе, каменюка эта виновата. В чём, не знаю. Может, заклинание на ней, может, неведомое науке излучение, а может, проклятие фараонов и Кетцалькоатля. Но это она. Знать бы ещё, чего хочет-то... Потому что пока всё сходится на том, что она пытается нас убить. — Алехандро, — терпеливо произнёс Диего, — вдумайся, ты пытаешься сказать, что символ картеля внушает нам идиотские мысли, транслирует, так сказать, прямо в мозг, да ещё и с кровожадными целями. Тебе точно не пора к врачу? — Да это ты психический! — взорвался Сандро. — Одна и та же фигня происходит с нами обоими после того, как мы подержали эту хрень в руках, да к тому же она нам ещё и снится! — Фигня или хрень? — чопорно осведомился Диего. — Да иди ты! Прекрасно же всё понимаешь, ну! Давай сходим туда ещё раз, а? — И начнём светиться? Пахнуть ладаном или серой? У нас откроется третий глаз? Может, лучше держаться от этой штуки подальше, если ты её... подозреваешь? Шершавый камень, тёплый, будто дерево, наверное, он напитался от того дерева, которым был этот пень совсем недавно. Пальцы греются о камень... — Я знал, — Алехандро широко улыбнулся, — знал, что ты не полный идиот! Сегодня ночью? Лиса смотрит на него осуждающе и качает головой, совсем как отец. — Хорошо. Сегодня ночью. *** Дверь в кабинет начальника была приоткрыта; оттуда доносился полузадушенный писк компьютера. Адская машинка снова начала раз за разом перегружаться, не обращая внимания на подаваемые команды. Давидо хмыкнул. А ведь было время, когда он завидовал шефу: вот, ему компьютер дали, а ты тут уродуйся с печатной машинкой... Ну уж нет, спасибо. Печатные машинки не зависают, не объявляют внезапно, что файл с отчётом, который надо сдавать, битый и его невозможно открыть, и не выключаются, не сохранив набираемый документ, когда гаснет свет. Подумаешь, стучат громко. А нечего сидеть в участке всей толпой, когда люди протоколы пишут. Работа полицейского — на улицах. На самом деле детектива Давидо де Молину сейчас раздражало всё. Слишком громкий голос болтающего по телефону Эрнандо, слишком тихий шёпот Мигеля и Пабло — о чём это они секретничают? — ненормально быстро остывающий кофе, ведь только что налил... Дело было, конечно, в чёртовом гринго, которого они ждали. Вот кто сказал, интересно, что гринго умеют бороться с наркотиками? Ну, нет у них картелей, и что? А где всю выращенную в Мексике дурь продают, а? Уж всяко не в Бразилии. В своё время, по малолетству, Давидо сам чуть не стал перевозчиком, так что немного в том, как это делается, разбирался. Ни черта они не отслеживают в своих Соединённых Штатах. Им бы только мигрантов не пускать, а если у тебя обратный билет есть и ты не первый раз ездишь, то есть можно не переживать, что останешься, — да вези хоть слона, хоть чупакабру! Блядские ленивые скоты, вот они кто. А туда же, поучать лезут. Обама ихний пёрнул с Капитолия — и расстарались присылать мексиканским братьям консультантов по борьбе с наркомафией. Свои бы жопы подтёрли, недоделки. И начальник тоже хорош, хуй мохнатый. Нет бы скинуть этого гринго на Моралеса, или хотя бы на Рамиреса — они же в основном наркокартелями и занимаются. Но нет, конечно, штатовца надо подсунуть Давидо, потому что Давидо — главный козёл отпущения в участке. Надо бы за эту дополнительную нагрузку надбавку потребовать. Сроду с картелями не воевал, но именно де Молина заслужил особенную нелюбовь грёбаного начальства, а значит, все неприятности будут валиться на него, пока не догадается подать к хуям в отставку. Не дождётесь, мать-вашу-сеньор Варгас. Давидо де Молина, может, и склочный тип, матерящийся через слово, но чтобы вы утёрлись, он договорится и с гринго. Пузатый чёрный телефон на столе противно задребезжал. Давидо взял трубку. — Детектив де Молина. — Едут, — скрипнула трубка. — Будут у вас минут через десять. — Спасибо, Педро. С меня пиво. В ответ раздались короткие гудки. Давидо вполголоса чертыхнулся и в третий раз начал прибираться на столе. Предыдущие две попытки закончились полным провалом: любимые сотрудники постоянно дёргали. Он уже разобрал две стопки из трёх (нашлись протокол, который он искал три дня, и загнивший бутерброд, источник неприятного запаха), когда влетел сержант Гарсия, сбив стоявший недалеко от двери стул, и заорал: — Давидо, Давидо, срочно нужен протокол опознания Рохаса, давай скорее, я отвезу! — Что опять за спешка, Гарсия? — Давидо скривился, выкидывая истлевший труп бутерброда. — Какое-то начальство встало не с той ноги, а я должен из-за этого жопу рвать? — Ай, Давидо, ты не понимаешь, сам сеньор Монастарио интересуется! Это не шутки! Давай скорее протокол! — Значит, так, сержант Гарсия, во-первых, смирр-но! — рявкнул Давидо. Гарсия перепуганно вытянулся по швам, выпятив огромный живот. — Вы, сержант Гарсия, ебать вас в рот, сейчас разговариваете со старшим по званию, извольте уважать и обращаться по форме! Кроме того, согласно статье... статье... короче, согласно действующему законодательству, оригинал протокола я могу выдать кому угодно — я повторяю, кому угодно, сержант Гарсия! — только по письменному требованию, заверенному как минимум канцелярией нашего министерства. Или по решению суда. А в-третьих, копию протокола мне сейчас делать недосуг, потому что с минуты на минуту сюда приедет консультант из Соединённых Штатов, агент ФБР или ещё кто-нибудь в этом роде, и моя обязанность — его принять. Это важнейшее дело государственного значения. Я, разумеется, не обязан отчитываться вам в этом, но хочу, чтобы вы поняли, насколько неуместны ваши крики о том, что я должен всё бросить и прямо сейчас, не подтерев жопу, кинуться отсасывать начальнику полиции нашего вшивого городка. Да тут судьба Мексики решается, можно сказать! Будьте же патриотом наконец! Гарсия внимал, выпучив глаза. Дослушав тираду Давидо, он обалдело кивнул, отдал честь, развернулся и, печатая шаг, убрался вон. Давидо облегчённо вздохнул. В полиции, конечно, приходится работать с идиотами, но иногда в этом есть свои плюсы. Задняя дверь хлопнула, и раздался голос Лопеса. — Прошу вас, мистер Сомерсет, — старательно выговаривая английские слова, сказал он. Давидо чуть не застонал. Ну, догадался — вести гринго через двор! Там же грязь непролазная, и стены в последний раз красили, когда хуй Давидо ещё назывался пиписькой. Нельзя же так сразу. Хоть бы пообвыкнуться ему дали. Взгляд упал на ободранную батарею. Давидо подхватился и быстро разложил на ней свеженькие ориентировки — прикрыть безобразие. — Вот, мистер Сомерсет, — сказал Лопес, заходя в комнату, — это детектив де Молина, он будет работать с вами. Давидо моргнул. За Лопесом шёл высокий негр в тёмно-сером костюме. На вид лет сорок-пятьдесят, часы, кажется, наградные, туфли минимум баксов за триста, или сколько там стоят хорошие туфли в Штатах. Вот тебе и гринго. Стало даже немного обидно: ждал белого засранца, похожего на здешних, как хуй на маракуйю, а приехал... почти свой, только разодетый. А ведь, небось, засранец почище белых. Иначе зачем бы его прислали? — Здравствуйте, детектив, — испанский Сомерсета был поприличней, чем английский Лопеса. — Меня зовут Уильям Сомерсет, и я работаю с организованными преступными группами пятнадцать лет. Надеюсь оказаться вам полезным. — И вам доброго здоровья, — Давидо пожал протянутую руку. — Я Давидо, работаю в этой дыре девятый год и всё ещё жив, что в наших условиях можно приравнять к рыцарскому званию. Если буду вас доставать, скажите. Сомерсет кивнул. — Я прошу прощения, что сразу о работе, но мне сказали, что вы арестовали некоего важного в картелях человека. — Да, Флавио Мендеса Сантьяго, кличка Жёлтый. Операцией руководил детектив Рамирес, он должен вот-вот подойти, у него следственный эксперимент по одному делу. — Понятно, спасибо. Я бы хотел посмотреть протокол допроса, думаю, вы понимаете. — Понимаю, что ж тут непонятного. Рамирес придёт и непременно вам его покажет. — А вы не могли бы вкратце обрисовать мне ситуацию в вашем районе? Давидо пожал плечами. — Да что тут обрисовывать, пиздец как он есть, уж простите за прямоту. «Лос Зетас» ведут войну за влияние со всеми окрестными картелями, те отбиваются, как могут. Недавно у нас была перестрелка — заехали парни из «Синалоа», у себя дома они уже вздохнуть свободно не могут, так решили нагрянуть, так сказать, в тыл врага. Мы их вместе с армией разнимали. У нас, знаете ли, город туристический, только не хватало стрельбы на улицах. Но в основном «Лос Зетас» тут хозяйничают, как в трусах у своих жён. Только что почтой дурь свою не пересылают. В основном героин — Мехико близко, да и туристы опять же, есть шанс сбыть что-то, а не только транзитом провезти. Подробности надо у Рамиреса спрашивать, он в основном этим занимается. И Моралес немного. — Почему же тогда мною занимаетесь вы? Ах ты ж хуй небритый. Ну хорошо, задаёшь прямые вопросы — получай прямые ответы. — А меня начальство не любит, — широко улыбнувшись, честно признался Давидо. — Поэтому всякую ерунду типа непрошеных советчиков, не разбирающихся в наших реалиях, сбрасывают на меня. Государственная программа, все дела, но толку ведь от этого всё равно никакого. — Почему? — изумился Сомерсет. — Да потому, что ни у кого нет личного интереса же. Программы выполняются для галочки. Вы что, раньше в такой бредятине не участвовали никогда? — В том и дело, что участвовал. И у нас подобные программы весьма эффективны, потому что никто не работает «для галочки». — Ну, поглядим. Сами понимаете, я буду только рад, если из этого что-то выйдет. Но у нас полицейские скорее озабочены тем, чтобы выжить, чем тем, чтобы поднять раскрываемость на три процента. Нужные цифры в крайнем случае можно и нарисовать в отчёте. — И не вскроется? Давидо посмотрел на гостя как на идиота. — А кому оно надо? Город получил красивый отчёт от района — вот и отличненько, ему ж надо красивый отчёт провинции сдать, а то шею намылят. Сомерсет покачал головой. — Кажется, я понимаю, почему у вас случилось... то, что случилось. Слишком гладкие отчёты, слишком поздно всплыло, что на самом деле всё не так радужно. — Сечёшь фишку, чувак, — кивнул Давидо. — И пока наверху будут драть нас за отчёты с не теми цифрами, так и будет. Штатовец явно хотел что-то сказать, но смолчал. Давидо чуть заметно вздохнул. Говорит, что пятнадцать лет работает, а сам наивный, как стажёр. И чему же, интересно, собрались нас учить те, у кого вместо живых людей по стране бегают розовые пони в бантиках? Этот тип с заебись каким опытом вообще живого громилу видел когда-нибудь? Ох, и наплачемся мы с этими советничками. Как пить дать, наплачемся. *** Дверь скрипнула. Диего нервно оглянулся. — Эй, парень, потише! — Не шипи, тебя слышнее, чем эту несчастную дверь. — Просто не хочу, чтобы сюда набежала охрана. — Тогда заткнись. Диего обиженно замолчал. Они с Алехандро-младшим крались по тёмному коридору, ведущему в комнату с реликвиями картеля. Ради чего они это делали, Сандро так и не объяснил. Возможно, он считает, что если каменюку стукнуть хорошенько, она заговорит человеческим голосом и во всём признается. — Чёрт! — Алехандро-младший споткнулся о какую-то здоровенную металлическую вазу; та глухо загудела на весь этаж. Диего замер, озираясь. Вряд ли они смогут объяснить охране, что им здесь нужно во втором часу ночи. — Да успокойся ты, спят они. Или в карты играют. — А кто курит тогда? Алехандро-младший принюхался. — А это точно курево? Может, благовония какие опять жгут в той комнате? Не похоже ни на табак, ни на траву. Постояли ещё, напряжённо вслушиваясь в тишину. Потом двинулись дальше. В той комнате действительно жгли благовония. Именно жгли: на массивную жаровню, лет триста назад отапливавшую комнату зимой, бросили целую охапку сырой травы, и она тлела, сильно дымя. Алехандро-младший закашлялся и просипел: — Давай откроем окно, а? Диего отчаянно тёр глаза. — Нельзя, на окнах сигналка. — Чёрт, — Сандро снова закашлялся. — Кажется, у меня... аллергия на эту дрянь... — Уйдём отсюда? — Ага, пожалуй. Ну её нахрен, каменюку эту, в другой раз зайдём. Алехандро потянул руку к дверной ручке, но вдруг замер, обернулся и пошёл прямо к витрине, в которой на чёрной металлической подставке лежала каменная Z. Его горло странно дёргалось, как будто парня душил кашель; потом он несколько раз глубоко вздохнул и, кажется, попустило. Диего смахнул слёзы с глаз и пошёл следом. Смешно сказать, но кусок камня манил его, тянул к себе. Звал по имени. Ведь не Сандро же, честное слово, тянул низким шёпотом нараспев: «Диееееего, Ди-е-го...». Руки на шершавый камень они с Алехандро положили одновременно. — Вы пришли, — отчётливо произнёс кто-то слева. — Наконец-то. Парни резко развернулись и изумлённо уставились на старика, стоявшего в углу. Разодетый, как актёр из фильма про войну за независимость, причём из последних серий, когда одежда должна быть в меру грязной и без меры мятой, он смотрел на них с радостью. Что ответить, Диего не знал, поэтому не ответил ничего. Алехандро-младший взялся за пистолет. — Ты кто такой, дед? — Я тот, кого вы ненадолго выпустили. Меня зовут Диего. Диего де ла Вега. — Хорош комедию ломать, старик, говори по делу, или я разнесу твою башку вдребезги, — Алехандро-младший смотрел зло и говорил решительно. Диего знал его слишком хорошо, чтобы понять: у него поджилки трясутся. Вот ведь дитя природы, в чертовщину верит. — Сеньор, — мягко сказал Диего, — действительно, давайте прекратим клоунаду. Кто вы такой и откуда здесь взялись? В этой комнате одна дверь, и она не открывалась. Вы прятались здесь? С какой целью? — Мне нужен преемник, — ответил старик. — Я долго ждал, но никто не приходил ко мне. А ведь моя сила и моё служение должны быть переданы кому-то, без этого я не могу спокойно уйти туда, где мне давно место. — Сила? — переспросил Алехандро-младший. Ну как ребёнок, честное слово. — Служение, — уточнил Диего. — Я служу справедливости. Пока на свете есть зло, должен быть и тот, кто противостоит ему. Я не знаю, как вышло, что выбор пал на семью де ла Вега, но теперь это наша работа. Беда в том, что у меня было пять дочерей, и никого из них я не мог сделать своей наследницей. Я ждал внуков или на худой конец племянников, но все они оказались... негодными. Потом я умер. И вот наконец пришли вы, сразу двое, чтобы забрать моё бремя и отпустить меня. — Что за чушь ты несёшь, дед? Комиксов начитался? — в голосе Алехандро угадывалось разочарование. Старик хохотнул. — В моё время, молодой человек, читали труды античных философов и французских мыслителей. — Сеньор, вы лжёте, — Диего сказал эти слова твёрдо, но немного сочувственно. В конце концов, старик, похоже, психический. — С чего вы взяли, молодой человек? — их странный собеседник, кажется, был уверен в своей правоте. Или тянул время, пока не прибежала охрана? — Вы сказали, что ваше служение относится к роду де ла Вега, — продолжал Диего. Старик кивнул: — Именно так. — Но я-то Мурьета, — подал голос Алехандро-младший. — Я не из семьи де ла Вега. Просто... помогаю сеньору Алехандро с делами. — Вот как? Это даже любопытно. Но тем не менее никак не отменяет того факта, что вы оба пригодны для работы Зорро. — Чего? — воскликнули оба парня хором. — Зорро? Да ты точно на комиксах шизанулся, дед! — возмутился Сандро. — Простите, сеньор, но в детские сказки мы не верим точно, — кивнул Диего. Лицо старика просветлело. — Так про меня помнят? Правда помнят? Сказки рассказывают? Но это же отлично! Значит, всё было не зря! Если бы то, что я делал, не было нужно людям, — пояснил старик растерявшимся от такой наглости парням, — они забыли бы обо мне, как забывают о ненужных вещах. Но они помнят! — Алехандро, что будем делать? Это работа для психиатра, но мы не можем вызвать охрану: она первым делом спросит, что мы тут делаем. — А зачем нам охрана? Сами справимся, — Алехандро-младший поднял пистолет и прицелился. — Вот что, дед... Старик чуть шевельнул рукой, и комната вокруг Диего исчезла. Пропали и старик, и Алехандро, теперь Диего стоял в лесу, огромные сосны скрывали небо, пахло смолой и пряностями. На огромном пне, истекающем живицей, лежала каменная буква Z. Рядом, в аккуратно сложенном костре, весело горели, потрескивая, сухие ветки. Где-то высоко пела птица. Диего огляделся. Никого. На тропинке, ведущей сюда, никаких следов. Он протянул руку и нерешительно коснулся камня. Шершавый и тёплый, как во сне. Здесь ещё должна быть лисица... Диего повернул голову. Между двумя деревьями, там, где секунду назад было пусто, стояла лиса и смотрела на него. — Чего ты ждёшь? — спросил Диего, чувствуя себя полным идиотом. — Я должен что-то сделать? Лиса неторопливо подошла к нему и ткнулась в ладонь. Он погладил её и почувствовал пальцами кожаный шнурок, обвивающийся вокруг шеи животного. Подцепил, снял — лиса чуть опустила голову, позволяя это сделать. На шнурке болтался медальон — кругляш с выдавленной на нём буквой Z. Лиса смотрела. — Я должен это забрать? — спросил Диего. Лиса смотрела и молчала. Диего пожал плечами и надел медальон на шею. Лиса удовлетворённо кивнула, развернулась и потрусила вглубь леса. Резко запахло смолой, как будто ею плеснули в огонь. Диего моргнул — и снова оказался в комнате с реликвиями картеля. Алехандро-младший отчаянно ругался и вытирал руку о штаны. Старик стоял спокойно, не проявляя никаких признаков агрессии. — Сандро, что случилось? — Шлюхачье отродье, она была бешеная, Диего! Понимаешь? Бешеная! Я так пересрал, святая Мадонна! Вылупилась на меня, башка трясётся, из пасти пена капает... Заставила это взять, легла и издохла. Я думал, покусает, тварь. — Теперь вы не будете говорить, что я лгу, молодые люди? — напомнил о себе старик. Парни переглянулись. — Что это было? — резко спросил Диего. Мысль о том, что Алехандро из-за этой клоунады мог по-настоящему умереть, испугала его не на шутку. — К каждому из вас судьба приходит по-разному. Я не знаю, что именно было у вас. Но по крайней мере теперь вы поверили, не так ли? — Во что мы должны поверить? Вы можете наконец объяснить нам, что к чему? Пока вы твердите лишь, что мы достойны, не объясняя, почему, и заставляете нас принять силу, о которой мы ничего не знаем. — И служение, — напомнил Алехандро-младший. — Вот именно, и служение. — Теперь вы — Зорро, — просто сказал старик. — Если где-то творится несправедливость, вы узнаете об этом. Если решите оставить всё как есть, будете наказаны. Не спрашивайте меня, как, я не знаю. — А если не справимся? Знаете ли, сеньор, у нас зачастую вся армия не может справиться с... несправедливостью, что сможем мы двое? — Я не знаю, молодые люди. Я знаю только, что всегда справлялся. Возможно, Зорро узнаёт только о той несправедливости, которая ему по силам. — Вот дерьмо, — сказал Алехандро-младший, вертя в руках медальон. — Возьмите, — старик шагнул к ним, протягивая чёрную маску. — Это что, нам обязательно её носить? Как Супермену красные трусы? — Нет, сеньор Мурьета, вовсе нет. Сила от неё не зависит. Это, если хотите, ритуал. Просто возьмите. Они протянули руки одновременно. Переглянулись, усмехнулись и вдвоём взяли маску. Старик судорожно вздохнул — и растаял в воздухе. — Вот дерьмо, — повторил Алехандро-младший. *** Как Давидо и ожидал, кусок дерьма, работавший в их участке начальником, слащаво улыбался гостю из Штатов и радостно выдал ему все мыслимые полномочия скопом. Теперь Сомерсет всюду совал свой нос — правда, надо отдать ему должное, предельно деликатно. Никто, даже взрывной Моралес, ещё ни разу не наорал на него. Ну, ходит. Ну, разбирается. Да пусть его, кому от этого плохо? В общем, никто не удивился, когда штатовец моментально возник, стоило явиться этим слизнякам в галстуках, адвокатам «Лос Зетас». На крик прибежал, ясное дело: Рамирес разорался так, что стёкла дрожали. — Жёлтого своего вы увидите в гробу, поняли? — кипятился он. — Или во сне. Или когда у лягушек волосы вырастут. Идите в жопу строевым шагом, и на хую я вертел все ваши права разом! Выучились, бляди подзаборные, и теперь ебанатов всяких защищают. Вот начнёте законность защищать — тогда и говорите про законность, а сейчас пошли нахуй отсюда! Эй, Мендес, выстави их за дверь, пока с ними не случился несчастный случай! Сомерсет повернулся к Давидо, печатавшему протокол; вид у него был совершенно потрясённый. — У вас допускаются такие масштабные нарушения закона полицией? Как же вы можете при этом выполнять свою работу? Ведь законность — это основа... — Послушай, ты, — Рамирес подошёл вплотную к штатовцу и упёр палец ему в грудь, — если в вашей чистенькой стране спокойно выпускают под залог серийных убийц и позволяют адвокатам передавать распоряжения банде от её сидящего главаря, это не значит, что мы станем делать так же, ясно? Нас мало, и мы слабее, так что работаем, как можем. Не нравится — пиздуй обратно в свой Лос-Анжелес или откуда там ты вынырнул на наши головы. Жёлтый будет сидеть, а если его попробуют вытащить — будет лежать в холодильнике, с биркой на ноге. И мне много матерей скажут за это спасибо. Сомерсет вздохнул. Давидо наблюдал за ним краем глаза; совершенно очевидно, что он ни хрена не понял, у него какая-то своя правда, и в его Штатах она волшебным образом работает. — Мы не в Штатах, просто поверь, — негромко сказал Давидо. — Здесь всё не так. — Я уже... понял, — мягко ответил Сомерсет. — Я понял, сеньоры. У вас это общепринятая практика, потому что если действовать по закону, это открывает второй стороне больше возможностей для беззакония. Проблема в том, что это замкнутый круг. Из него нет выхода. Я пока не знаю, как к этому относиться и что посоветовать. Но я узнаю. — Надейся, — буркнул Рамирес, отходя к своему столу. — У вас в Штатах всё слишком чистенько и глянцево. А внизу — та же честная грязь, что у нас. — Давай выедем на трупы, а? — сказал Давидо, разворачиваясь к Сомерсету. — На какие трупы? — Час назад недалеко отсюда нашли захоронение, набитое трупами. Обычно таким занимается Моралес, но раз ты здесь, дело передали мне. Ты был несколько занят, я решил, что немного эти мёртвые ребята могут подождать. — Подожди, но при чём тут мы с тобой, де Молина? — Их расстреляли «Лос Зетас». Рядом их знак. Поехали, я покажу. Старенький полицейский джип дребезжал и охал, Сомерсет аж подскакивал. Когда он в третий раз нервно дёрнулся, Давидо с ухмылкой спросил: — У вас в Штатах такие машины уже списывают? — У нас в Штатах машины до такого состояния не доживают. Особенно полицейские. — Даже в глубинке? — Я не могу похвастаться тем, что объездил всю страну, но там, где я был, парк полицейских машин был в отличном состоянии. Даже в какой-нибудь дыре на пять тысяч жителей. — Бабла у вас много, вот что я тебе скажу. — У вас тоже немало, да не в тех руках. — Не скажи. У нас даже наркокурьерам платят не баблом, а товаром. От трети до половины провезённого. Они там, у вас, свою долю и сбывают и уже от вас везут сюда зелень. — А говорил, никогда не занимался наркоделами. Давидо пожал плечами. — У нас это каждый ребёнок знает. Группа и криминалист уже были на месте, курили на обочине и трепались. — А почему не работают? — тихо спросил Сомерсет. — Тебя ждут? Осмотреть тела ведь можно и без указания детектива... — Нафига работать, если не подгоняют? Запомни, парень: настоящие мачо работают только из-под палки. Эй, вы, ленивые свиньи, вам каждому по письменному приказу выдать, чтобы вы зашевелились? А ну, марш работать! Гомес, где твоя адская машинка? — Не уверен, что не сдохнет, — неохотно ответил криминалист. — Я неделю назад просил его в профилактику сдать, никто не почесался. А он подвисает. Слушай, Давидо, у тебя же было то дело с импотентом, фотографировавшим голых баб в бане? У него же был хороший плёночный аппарат, верно? И он остался в деле как средство преступления, скажи мне, что остался! — Тебе надо? — Давидо! Ящик пива, два ящика пива, только добудь мне его! Эта грёбаная цифровая техника без нормального сервиса ни хрена не работает! И нежная, как белая красотка: ни об камень её не приложи, ни под дождём не оставь. — Ладно, хорош пиздеть уже, давай работай. Я попробую. Про себя Давидо подумал, что если Сомерсет, очаровательно улыбаясь, как он умеет, попросит Варгаса подарить ему этот чёртов фотоаппарат, Гомес действительно задолжает им два ящика пива. — Эй, сеньоры! — вдруг вскинулся Сомерсет. — Вы, простите, что делаете? Кто вас учил так делать? — Чё? — спросил Риккардо Уртадо и сплюнул под ноги. Сомерсет набрал в грудь воздуха и отчеканил: — Вы, грязные уёбки, которые колупали в жопе пальцем, когда их учили проводить осмотр места происшествия, быстро, строем, затылок в затылок, отошли нахуй от тел, расположились на расстоянии двух метров полукругом и внимательно смотрите, как это делается, я сказал внимательно, ты, вылупок в красной бандане, которая, кстати, не имеет к полицейской форме никакого отношения. Давидо икнул. Опергруппа, несколько растерявшись, отошла и действительно расположилась полукругом. — Смотрите, недоделки, и не рассказывайте потом, что если мамочка родила вас недоношенными, то вы имеете право до конца жизни быть идиотами. Вот это — следы. Видно? Очень хорошо. Так вот когда вы несётесь выгребать трупы, пока их не осмотрели криминалист, судмедэксперт и детектив, вы эти следы нахуй затаптываете, ясно? Не слышу! — Ясно, — подтвердил нестройный хор. — Ваша задача на этом этапе... Давидо вынул из кармана бандану, нацепил на лицо, прикрывая нос и рот, и осторожно подошёл к раскопанной яме. Крепкий запах тут же вышиб слёзы из глаз. Но хоть работать было можно. Он, конечно, детектив со стажем и потому делал вид, что речь Сомерсета его совершенно не интересует, несёт какую-то чушь и ладно, но слушал внимательно. Штатовец рассказывал вроде бы простые вещи, но иногда вворачивал что-то такое, что Давидо так и тянуло записать, и в конце концов он достал блокнот и стал увлечённо чертить схему места происшествия. Якобы чертить, конечно. Было чертовски обидно. Этот мудозвон в лакированных туфлях, только вчера изволивший избавиться от галстука, в своей академии узнал кучу всего, что могло бы быть полезно ему, Давидо, и ещё многое наверняка забыл за ненадобностью, ведь в его стране розовых пони и преступления гламурные. А им приходится раскапывать нужные сведения самим в перерывах между выездами на дела, потому что преподаватели горазды только брать взятки за проходной балл. Всё равно вы ничего не сделаете, зачем вам тонкости? Дерьмо. Дерьма, кстати, практически не было. Значит, убитые перед смертью долго не ели. Всего двадцать три тела, семнадцать мужчин и шесть женщин, убиты выстрелами в упор дня три назад, тут и судмедэксперт не нужен. Сколько стволов стреляло, пусть Гомес смотрит. Подошёл Сомерсет, дыша через носовой платок, взял одного жмурика за руку. Осмотрел обручальное кольцо. — Ничего не забрали, верно? — Они никогда не забирают. Им не надо. — Но ведь если забрать личные вещи, можно уменьшить вероятность опознания. — Их это не волнует. — Почему? — А что им скрывать? Вот их знак, посмотри. Они же сразу признаются: это мы убили. На светло-сером камне красовалось чёткое граффити — буква Z. — Зачем они это делают? — Никто не знает. Точнее, кто-то знает, конечно. Нам не говорят. Эй, парни, выгружайте их отсюда! — Давидо поднялся, отряхнул штаны. — Гомес, сделай фото каждого. Автобус не нашли? — Нет, — развёл руками Гомес. — Видать, кому-то он понадобился. — Вальдес! Вы с Хименесом возьмите с собой штук пять парней со стволами и обойдите округу, выясните, не появился ли у кого автобус. Или, может, кто-то его видел и скажет, из каких краёв. — Что за автобус? — спросил Сомерсет. — Это мигранты. Тощие, голодные, если возьмёшься проверять, ни у кого не найдёшь документов. К вам ехали. Таких ребят обычно везут автобусами, «Лос Зетас» их перехватывают и расстреливают всех. Автобус, как правило, бросают, но в этот раз его, видимо, прибрал к рукам кто-то из местных. Кто нашёл тела? — Патруль, — отозвался один из оперов, — Мартинес и Кастильо. — Мартинес! Иди сюда! Кастильо! Двое патрульных, мрачные крепкие ребята, подошли к Давидо. — Рассказывайте. — Ну, значит, идём мы на маршрут, вон оттуда... — начал Мартинес. — Почему оттуда? Я знаю, где ваш маршрут, прекращайте пиздеть и говорите толком. — Да не пиздим мы! — встрял Кастильо. — Мы погнались за воришкой у рынка, взяли его аккурат за теми гаражами. Там увидели патрули из восьмого, отдали пацана им, он с их территории. И оттуда возвращались на маршрут. Смотрим — собаки грызутся за кусок мяса, а он в тряпку завёрнут. Ну, мы и подошли посмотреть. — Подошли, — кивнул Мартинес, — а это кусок ноги. Ну, мы собак шуганули, начали искать. Вот там это было, — он махнул рукой, — шагах в двадцати. Нашли то место, которое они, значит, разрыли. А оттуда вонища. Ну, думаем, ясно всё. — Следов автобуса не видели? — Не-а. Видать, его на шоссе тормознули и там их и выгрузили. — Так и было, — сказал Сомерсет. — Вот, смотри, с этой стороны их подтаскивали к яме, видно, как волокли. А если пойти по следу, то... — Это точно не наши натоптали? — скептически спросил Давидо, разглядывая чуть заметные следы ног разного размера. — Точно. Во-первых, следы полицейских ботинок идут оттуда, — Сомерсет показал в другую сторону. — Собственно, и мы оттуда подъехали. Во-вторых, ваши топчутся более... рьяно. А тут всего несколько отпечатков. От шоссе сюда идёт твёрдая земля, на ней следов остаётся мало, да и время прошло уже. — Именно что твёрдая, не разобрать ничего толком. Ладно, по крайней мере ясно, что автобус оставили на дороге, скорее всего, у обочины, и, ясное дело, надолго он там не задержался. Идём поищем, может, найдём след протектора. Маловероятно, конечно... Полицейские таскали трупы, Гомес фотографировал, в воздухе стоял трупный смрад, а Давидо вдруг почувствовал, как на лицо лезет улыбка. Этот чёртов штатовец всё-таки пролез без мыла в душу, стал своим, зараза. И когда успел? — Слушай, Орландо, — негромко спросил один полицейский другого, — а чего мы вдруг побежали слушаться этого типа, а? Он же чужак. — А чёрт его знает, Эухенио. Может, не такой уж и чужак. Дело знает, по-нашему разговаривает... И де Молина его вроде уважает. Давидо всё-таки улыбнулся — в конце концов, под банданой не видно, ради кого из себя большое начальство корчить? Работать с парнем, который знает своё дело, ему было спокойнее, даром что толку от такой работы немного. Ясно же, что «Лос Зетас» эти двадцать три трупа сойдут с рук. И ещё двадцать три, и ещё. И никакой Уильям Сомерсет с этим ничего не сделает. И всё равно спокойнее. Хоть пули в спину не ждёшь. Ну, почти не ждёшь. *** Диего с детства жил как на вулкане. Когда твой дом — наркокартель, боишься сказать лишнее слово. Сын Алехандро де ла Веги обязан быть крутым мачо, стрелять не целясь, убивать людей толпами, а читать всякие заумные книжки — это для задохликов. Тех самых, которые годятся только на мясо. Люди-мишени, как говорил Эстебан. Диего не понимал, зачем это всё. Ведь невозможно жить, не производя ничего кроме дури, получая деньги только из Штатов, не заботясь о еде и одежде, без счёта убивая тех, кто пытается что-то делать, но не может с самого начала платить картелю дань. Кажется, в «Лос Зетас» искренне думали, что рис вырастает сам, а нужные товары всегда можно будет отобрать у штатовцев. Потом зашла речь о сплошной стене между Мексикой и США, и поток товаров оттуда сократился. Диего надеялся, что это заставит отца и других глав картеля — ну или конкурирующих картелей — подумать о том, как быть, если граница в самом деле закроется. Но все отмахивались и говорили: «Не страдай ерундой, это временно. Слишком многим невыгодно. Да и вообще, невозможно закрыть границу на замок, это не сундук». Границу действительно не удалось закрыть, и картель успокоился окончательно. Упивался властью, совершенно не думая о завтрашнем дне. Иногда Диего мечтал о том, как было бы хорошо, родись он в другой семье. Но мечтания всегда заканчивались плохо: любая другая семья должна была бы прогибаться под картели, каждый день беспокоиться о том, чтобы выжить, и всё равно её судьба не была бы в её руках. В Пуэбле жилось ещё неплохо: туристический город, недалеко Мехико, в картеле понимали, что туристы — это живые деньги, и старались не стрелять на улицах, чтобы не распугать нежных приезжих. Воры, покусившиеся на имущество заморских гостей, строго наказывались. Создавалась видимость спокойной жизни — но Диего знал, за счёт чего она создавалась. По всей Мексике убивали мэров городов, картели воевали с полицией и армией, вели городские бои, а в Пуэбле не убили ни одного чиновника и отстреливали всего нескольких полицейских в год. Понятно же, почему: куплены были все. Ну, или почти все. Потому так и расшумелся отец. Жёлтого не должны были брать, а раз взяли, значит, другой картель проплатил его арест. Кто-то перекупил у «Лос Зетас»... кого-то. Знать бы, кто и кого. Понятно, что в игре какой-то крупный картель, «Синалоа» или «Ла Фамилиа», или хотя бы «Эль Гольфо». Но что происходит — спланированная акция, проплаченная на всех уровнях, и тогда куплены и мэр, и начальник полиции, и ещё пара важных человек, или всё же взятие только одного Жёлтого, и тогда проплачена пара офицеров полиции, может, начальник какого-то одного участка? И что теперь, собственно, делать новоявленным Зорро? Могут ли они остановить безжалостную махину наркокартеля, способен ли на это вообще хоть кто-то? И если чудо всё же произойдёт и власть картелей хотя бы пошатнётся, чем её заменить? Найдётся ли во всей Мексике кто-то, готовый строить и созидать? Диего вздохнул. То ли это странный медальон действовал, то ли он и впрямь книжек перечитал, заговорил пафосно, как давешний старик. В любом случае, теперь, после того, что произошло с ними в комнате реликвий, Диего был абсолютно убеждён: так жить нельзя. Никто кроме него не может остановить убийства и насилие, иначе давно остановил бы. Он не может тоже, но он обязан хотя бы попытаться. Смутное беспокойство не оставляло его с утра. Наверное, именно об этом говорил старик, обещая, что Зорро будет узнавать о готовящейся несправедливости. Но он-то жил во времена, когда самый крупный город был меньше сегодняшней деревни, все знали друг друга и угадать, кто сегодня задумал пакость, было проще простого. Сейчас «Лос Зетас» действовали по всей Америке, и найти среди тысяч людей, каждый день сталкивающихся с картелем, хоть кого-то, кому может помочь один или даже два Зорро, малореально. Но это не повод ничего не делать. Кажется, теперь — не повод. Купить чёрный джип без номеров в Пуэбле было проще, чем купить хорошей картошки. Несколько чистых стволов Диего позаимствовал у родного картеля, благо часть арсенала хранилась у него дома. Сложнее обстояли дела с чистым телефоном, не прослушиваемым и не отслеживаемым никем. Но и с этой задачей он справился. А дальше, как ни странно, помог случай. Диего отнёсся к этому с подозрением. Раньше ему никогда не помогал случай, хотя отец часто говорил о делах при нём: чего стесняться родного сына, пусть и непутёвого? Впрочем, разве Диего прислушивался? — Что значит — не знаю? — искренне удивился в трубку Алехандро де ла Вега. — Почему беспокоишь, если не готов доложить как следует? Что? Номера? Вот что, Пабло, не морочь мне голову. Если ты считаешь, что в Пуэблу въехала машина, принадлежащая «Эль Гольфо», — расстреляй её, да и дело с концом. Ах, ещё не въехала? Ну, если въедет, расстреляй, я тебя что, учить должен? В Пуэбле людям из «Эль Гольфо» делать нечего. Да что ты мямлишь? Что «не знаю»-то? Чуешь опасность — стреляй, да и дело с концом. Диего слушал, и голос отца уплывал куда-то на задворки сознания, а перед глазами вставало детское воспоминание: они едут в машине, у отца звенит телефон, он слушает и лениво говорит: «Да расстреляй ты их на всякий случай». А потом они остановились на перекрёстке, и отец вышел, а Диего прилип к окну и смотрел на... В воспоминаниях осталось море крови, но сейчас он понимал, что моря быть не могло, неоткуда взяться. В машине было три человека, муж, жена и ребёнок, сколько там из них крови натекло, так, лужица. Их расстреляли просто за то, что они приехали из Синалоа. Ну хоть это он в состоянии предотвратить? Это же мелочь, не трансфер тринадцати грузовиков с героином, не показательное убийство мэров трёх городов в один день, не расстрел всех посетителей бара для туристов в Мехико. Хоть на это способен сын Алехандро де ла Вега? Отец говорил с Пабло, скорее всего это Пабло Перес, он наблюдатель на восточной окраине Пуэблы. Как хорошо, что «Лос Зетас» — структура армейская, всё жёстко упорядочено. Диего быстро спустился в гараж и завёл машину. Надо будет найти отдельный гараж где-то недалеко от дома. Очень недалеко, если он не хочет приезжать к окончанию стрельбы. Сейчас ни отец, ни кто угодно другой, даже параноик-Эстебан, не обратят внимание на пару джипов без номеров, мало ли тут таких. А вот когда странные ребята начнут мешать «Лос Зетас»... Сегодня же найти место. Не забыть. — Алехандро? — «чистый» телефон лежал в бардачке машины. Сейчас в его память был забит только один номер — Алехандро-младшего. — Ты где сейчас? — Возле Ранчо де ла Роса, а что? — Знаешь, где Пабло Перес? Это недалеко от тебя. — Знаю. — Там какая-то машина, номера не местные. Держат на прицеле, ждут, пока въедет в город. Алехандро-младший неопределённо хмыкнул. — В принципе можно попробовать... А это точно, ну, нужно? — Там скорее всего ни в чём не повинные люди. Приехали сдуру с побережья туристический город посмотреть. — Ладно. Сейчас я карту гляну, подожди. Ага, вижу. Пабло сейчас на шоссе на Орисабу. Еду туда. Ты у дома? — Да. Постараюсь успеть. Диего вырулил на улицу Сарагосы, молясь, чтобы там не было пробок, и погнал в сторону федерального шоссе. Если машину просто расстреляют, он, конечно, не успеет. Но почему-то же Пабло колебался. Спидометр показывал двести двадцать, хотя Диего казалось, что машина еле ползёт. Он не представлял, что будет делать, приехав на место — не уговаривать же Пабло Переса проявить милосердие. Он просто летел очертя голову туда, где совершалась несправедливость. Вот, значит, как это работает. Если его пристрелят, это будет чертовски правильно. Потому что он ведёт себя как идиот. За «цветочным» кварталом с его улицами Роз, Орхидей и Тюльпанов — «горный» квартал, где соседствуют Эверест, Альпы и Анды. Здесь кончается Пуэбла-де-Сарагоса. Где-то здесь, согласно карте Алехандро-младшего, Пабло Перес наблюдает за одинокой машиной, приехавшей со стороны Мексиканского залива. Собственно, вот они, кажется. Диего резко затормозил, опомнился наконец и торопливо натянул на лицо маску. Тёмно-синяя машина, на первый взгляд что-то японское, стояла поперёк Сан-Кристобаль, почти полностью перегораживая узкую улочку. Джип Пабло был тут же, дверцы открыты, правое заднее колесо съехало с дороги и мокло в луже: вся машина поперёк дороги не поместилась. Сам Пабло и трое его людей, как это называлось в «Лос Зетас», вели неспешный разговор. Двое крепко держали парня, высокого блондина с бешеными глазами, ещё двое раздевали отчаянно визжавшую и брыкавшуюся девушку. Так вот почему Пабло не хотел просто расстрелять машину. Что ж, это вполне в его стиле. Сзади подлетел ещё один чёрный джип, раздался визг тормозов. Открылась дверца, сначала оттуда грянул выстрел, потом вышел Алехандро-младший. Один из парней Пабло — Диего не помнил его имени, кто-то из «соколов», низшая ступень — схватился за грудь и стал медленно оседать на землю. Идиот. Они же сейчас просто начнут стрелять. Диего стиснул зубы и открыл дверцу. Ствол удобно лёг в ладонь, как в тире. Он не хотел убивать. Он ввязался во всё это, потому что ему претили убийства. Палец нажал на спусковой крючок, и ещё один «сокол» завалился набок. Пабло заорал; пуля просвистела у Диего над ухом, в голове мелькнула мысль: «А что ты будешь делать, если тебя ранят, как перед отцом оправдаешься?». Алехандро-младший выстрелил ещё раз, блондин вывернулся из рук державшего его парня и хорошо приложил его по башке. Вот и всё. Первый, мать его, подвиг совершён. И кто они после этого? Приехали, не сказали ни слова, открыли огонь. Как... в стиле. Отец бы гордился. Настоящие боевики «Лос Зетас» поступают именно так. Алехандро-младший уже подскочил к сеньорите, помог одеться, расточая комплименты. — Спасибо, сеньоры, — сказал блондин, настороженно глядя Диего в глаза. — Мы... — Диего сглотнул стоявший в горле ком. — Мы знаем, что здешние сначала убивают, потом разбираются. Вы приехали с территории «Эль Гольфо», судя по номерам, вот они и... — Чёрт, — сказала девушка, растирая запястья. — Не подумала. Алехандро тут же поднёс её руку к губам, поцеловал пальцы и предложил свою помощь. — Мы мирные люди, — осторожно продолжал блондин, — и, честное слово, не давали повода... — Я вам верю, — сказал Диего, — этим людям не обязателен повод. О, я смотрю, они пробили вам дверцу... Он подошёл к машине, стараясь не делать резких движений. Блондин напрягся, и Диего окончательно утвердился в намерении выяснить, что за люди перед ним. — Меня зовут Алехандро, — тарахтел тем временем Сандро, — Алехандро Мендес. А это мой брат. — Я Элена, — девушка была немногословна и явно хотела поскорее избавиться от своих спасителей. Её спутник казался более разумным. Диего настораживали эти двое. — Моё имя Рикардо, — блондин говорил мягко, явно подавая сигналы: мы мирные, не надо нас ни в чём подозревать. — Мы с сестрой просто... — Лобовое стекло жалко, — хмуро сказала девушка. Диего её понимал: три дырки от пуль — действительно не украшение. Но стекло не осыпалось. Просто теперь в нём три дырки. Диего понимал и Рикардо, не сдержавшего недовольной гримасы. Зачем же привлекать внимание вооруженных людей к тому странному факту, что у мирных людей дорогое авто с бронированными стёклами? — Элена, ты не могла бы быть повежливее с людьми, которые только что спасли тебе жизнь? — естественно, надо же как-то оправдать своё выражение лица. Как по нотам играет мальчик. — Простите, сеньоры. Я немного... расстроена всем этим. Думаю, вы понимаете... — Разумеется, мы понимаем, — Алехандро-младший едва не мурлыкал. — Не каждая девушка способна быстро оправиться от потрясения, вы отлично держитесь, сеньорита. Ваша машина на ходу? Может, вас с братом подвезти? Рикардо немного нервно наблюдал, как незнакомый парень, так и не снявший маску, неприкрыто ухаживает за его спутницей — сестра она ему или нет, по большому счёту неважно. Важно, что умница Алехандро-младший хоть на пару секунд, но отвлёк на себя внимание этого парня. Так и есть. В бардачке два ствола и... и... что это, интересно? — Сеньор, я правильно понимаю, это ведь ваше? — Алехандро-младший галантно подал Рикардо пистолет. — Валялось здесь, а местные такими не пользуются. — Да, спасибо. Это действительно моё, увы, не успел использовать. Я, знаете ли, не очень привычен к оружию... — Всё больше по взрывчатым веществам, да, сеньор? — уточнил Диего, вылезая из машины. — Или это игрушка вашей сестры? Рикардо с Эленой замерли. Алехандро, по-прежнему улыбаясь, нежно держал Элену за руку, и Диего готов был поклясться, что от него девушка не вырвется. Рикардо посмотрел на пистолет у себя в руке, оценил его бесполезность и сунул в карман. Он-то точно знал, что в бутылке, которую сейчас держал Диего. — А что это, братец? — невинно поинтересовался Сандро. — Нитроглицерин. Вот теперь замолчали все. Элена — наивная душа — попыталась осторожно высвободиться, но Алехандро лишь заботливо приобнял её за плечи. — Рассказывайте, — сексуально выдохнул он ей в ухо. Рикардо молчал, глядя на Элену. Та поколебалась немного, потом сказала, как выплюнула: — Ладно. Я расскажу. Всё равно ничего не вышло. Алехандро-младший заботливо усадил её в свой джип. Диего с Рикардо остались стоять по разные стороны от машины. Диего не выпускал бутылку из рук, Рикардо не сводил с неё глаз. — Я дочь Рафаэля Монтеро. Только не говорите, будто не знаете, кто это! Алехандро-младший и Диего синхронно кивнули. Конечно, они знали. Рафаэль Монтеро, один из лидеров картеля «Эль Гольфо», был арестован месяц назад и застрелен при попытке к бегству. Обычное дело. Итак, в этот раз отец не ошибся. Хотя при чём здесь отец; не ошиблось хвалёное чутьё Пабло Переса. Впрочем, и оно дало сбой: не надо было насиловать девушку, надо было... Что? Расстрелять на подступах? Если бы машина загорелась, ни поста Пабло Переса, ни «горного» и «цветочного» кварталов не было бы. Так что всё в порядке с его чутьём. — Арест отца проплатили «Лос Зетас», в этом нет никаких сомнений, — продолжала тем временем Элена. — Я хотела отомстить. Подбила Рикардо мне помочь. Всё. — И как же вы представляли себе месть, сеньорита? — вежливо поинтересовался Диего. — Я хотела подобраться поближе к Накосари. Диего переглянулся с Алехандро-младшим. В районе Эроэ де Накосари стоял их дом. — И вы уверены, что тогда свершилась бы месть? — мягко спросил Алехандро. — Вы точно знаете, кто виноват в смерти вашего отца? — Да, — Элена вскинула голову, — точно знаю. Деньги тем полицейским, которые его арестовали, передали именно из Пуэблы. Нужны ещё доказательства? — Сеньорита, — Диего пытался говорить убедительно. Очень пытался, чёрт возьми! — боюсь вас расстроить, но смерть вашего отца уже отмщена. Не знаю, слышали ли вы об аресте некоего Флавио Сантьяго, правда. — А какое отношение Флавио Сантьяго имеет к аресту дяди Рафаэля? — подал голос Рикардо. — Насколько я понял, он решил, хм, сделать приятное своему старому приятелю, который когда-то давно сеньора Монтеро недолюбливал. Креативная инициатива, если вы понимаете, о чём я. — Простите, но почему мы должны вам верить? Алехандро-младший усмехнулся. — Вам показать распечатки банковских счетов сеньора Сантьяго? Двадцать восьмого ноября с его счёта в одном из банков США было снято пятьдесят семь тысяч долларов. Именно эта сумма фигурировала в том неофициальном полицейском отчёте, из которого вы узнали про Пуэблу, верно? — Откуда у вас эта информация? А этот Рикардо — упрямый парень. Алехандро-младший закатал рукав. Элена с интересом уставилась на татуировку Los Zetas Nuevos. — Мы — внутренний враг организации, — сказал Диего. — Да, пожалуй, это самое правильное название. — Судите сами, мы же вас спасли, — добавил Сандро. — Значит, знали, что на вас нападают именно здесь. И почему-то решили, эээ, как это правильно сказать, поддержать вашу сторону, э? Элена и Рикардо молчали. Не доверяли, конечно. А кто бы стал доверять на их месте? — Но нитроглицерин — не выход, — продолжал Диего. — Погибнет множество людей, Пуэбла — туристический город, Эроэ де Накосари — центральный район, то есть среди погибших будут иностранцы. Виноватыми объявят вас, ну хорошо, не вас лично, мы же все понимаем, что если эта бутыль взорвётся, вы погибнете первыми. Но картель «Эль Гольфо» станет врагом номер один. Вас просто сотрут с лица земли, в ваши города войдёт армия, как уже бывало. Разве это будет достойной местью за смерть вашего отца, сеньорита? — Разве ему было бы приятно узнать, что вскоре после его смерти его единственная дочь погибла? — негромко спросил Алехандро-младший. Диего едва сдержал восхищённый возглас. Сандро сказал именно то, что было надо этой взбалмошной девице. Её брат — или кто он ей, кузен, Рафаэль же ему дядя? — в общем, Рикардо, судя по всему, вообще не горел желанием умирать. Скорее считал, что у него нет выхода, «Эль Гольфо» всё равно обречён, а так можно забрать с собой побольше врагов. Но как раз его аргументы Диего убедили. А женщина — она и есть женщина. С ними всегда лучше ладил Алехандро-младший. — Сеньорита, давайте я отвезу вас... в какое-нибудь безопасное место, — Алехандро ворковал, и Элена постепенно оттаивала в его руках, хотя, кажется, сама пока не замечала этого. — Мой брат заберёт вашу бутыль от греха подальше, а мы сядем втроём и всё обсудим. Поехали? Ох, спасибо, дорогой друг, самое вкусное ты оставил мне: везти по дивным мексиканским дорогам бутылку нитроглицерина в джипе без номеров. Какая радость. Впрочем, здесь Диего с его рациональным мышлением действительно был уже не нужен. Женщина любит ушами, причём обычно за необычайную ерунду, которую желает слушать часами. Оставим профессионалу делать его дело. А сами поупражняемся в осторожном вождении. Как и ожидалось, Алехандро-младший явился домой поздно ночью и сразу зашёл к Диего. — Ты джип где оставил? — немедленно спросил тот. — Так рядом с твоим же, я умею эсэмэски читать, ты чего, — хохотнул Алехандро, устраиваясь на кровати рядом с Диего. — Хорошо. А то я уж было решил, что ты за своей сеньоритой ничего не видишь и не слышишь. — Она всё же не столь прекрасна, парень. — Ладно, чем там кончилось? — А кто тебе сказал, что кончилось? Пока Элена со своим двоюродным братцем возвращаются домой. Не знаю, что ещё они придумают, на всякий случай надо за ними присматривать. — И как ты собираешься это делать? — Ай, Диего, а на что придуманы все эти высоченные технологии? Не ссы, разберёмся. — Алехандро Мурьета, советующий мне использовать высокие технологии — это надо запечатлеть для потомков и сохранить в веках. — Слушай, Диего. Ты мне чего скажи. Ты же соврал ей, нафига? Ну, про Жёлтого. Я поддакнул, конечно, но... Диего сел в кровати. — А что я должен был сказать? Да, мой отец оплатил убийство вашего, понимаю вашу боль, давайте отнесу нитроглицеринчик ему в спальню и подожгу? Ты, кстати, откуда вообще знаешь про пятьдесят семь тысяч? — У меня есть доступ к финансовым отчётам. Помесячным. Там были пятьдесят семь кусков за Рафаэля Монтеро. Слушай, а это точно твой отец? — Точно. Они общались в юности. Вроде даже дружили. Говорили, когда «Эль Гольфо» позвал Ласкано и его людей из спецназа, отец советовал Ласкано соглашаться, мол, там мой друг, это хорошие люди. А потом что-то между ними случилось. Раскол с «Эль Гольфо», конечно, произошёл не из-за отца, но их отношения с Монтеро из-за этого ещё ухудшились. Собственно, ты знаешь, что там между ними было. Алехандро-младший кивнул. Конечно, он знал. Все знали. В «Эль Гольфо» сменилось руководство, и новым хозяевам зачем-то понадобилось отгородиться от массовых убийств, которые совершали «Лос Зетас», тогда ещё обычная нанятая картелем группировка. Руководители «Эль Гольфо» думали, что просто сдадут своих головорезов полиции и будут спокойно жить дальше, но головорезы решили иначе. — В общем, я знаю, что это он. Был... разговор дома. Но не мог же я ей сказать. Пусть на Жёлтого думает, он вряд ли выйдет. Она бешеная, эта Элена. — Факт, — подтвердил Алехандро. — Слушай... А каково это — воевать против отца? В комнате повисло неловкое молчание. Какое-то время Диего подбирал слова; Алехандро-младший терпеливо ждал. — Знаешь, сначала я вообще не думал, что буду воевать против отца. Мне казалось, ну, что мы против «Лос Зетас», комариные укусы, мы не достанем до верха. А теперь я смотрю и... — Я весь день думал, Диего. Мы ничего не сможем остановить, если не начнём играть по-крупному. У нас есть то, чего нет ни у кого: информация. Мы знаем о «Лос Зетас» почти всё. Хороший хакер — и будем знать всё. Мы можем многое, Диего. Остаётся решить два вопроса: готовы ли мы на это и на хрена нам это нужно. — Ты хочешь убивать «старых Зетас», — это не было вопросом. Алехандро-младший кивнул. — Это единственное, что можно сделать, если мы хотим остаться в живых. Вот я и спрашиваю тебя: на хрена? Какая лично мне выгода от того, что я вместо того, чтобы стать в «Лос Зетас» не последним человеком, начну их убивать? — Алехандро, ты был когда-то за границей? — Ты же знаешь, что нет. — Я мало что о тебе знаю. Так вот: а я был. Там совсем другая жизнь. Я не смогу это объяснить толком; там ты идёшь по улице и знаешь, что тебе ничего не угрожает. Платишь налоги, улыбаешься полицейским, и больше никому ничего не должен. И если какой-то бандит подойдёт к тебе и потребует деньги, можно кричать «Полиция!», и скорее всего он испугается и убежит. Взятки берут редко, чаще арестовывают за попытку дачи взятки. Дети мечтают стать начальниками полиции города, а не боевиками картеля. Я сначала не верил, думал, так не бывает, а это всё — дымовая завеса для иностранцев. Нет, они в самом деле так живут. Я тоже хочу так, Алехандро! Я хочу, чтобы в моей стране производили что-то кроме героина и сомбреро, чтобы жить хорошо можно было не только в наркокартеле. Я не могу больше смотреть на всё это, понимаешь? Я хотел бы, чтобы мой отец владел фабрикой по производству сахара, или банановыми плантациями, или металлургическим заводом. Или просто служил в армии, как раньше, и при этом, чёрт возьми, зарабатывал столько, сколько он стоит, а не столько, сколько ему в состоянии заплатить наше нищее правительство. Это всё пафосный бред, я знаю. Наверное, я головой уже двинулся, Сандро. Но мне кажется, отец сам был бы счастлив, имей он возможность жить иначе. Алехандро-младший помотал головой. — Ты несёшь какую-то чушь, Диего. И знаешь, что самое ужасное? Что я с тобой согласен. Это, наверное, грёбаное колдовство того деда. Только вот... Они замолчали. Диего тоже знал, что не сможет выстрелить в отца. Да даже в Эстебана не сможет, хотя Эстебан ему никто. — Я вот чего ещё думаю, — наконец прервал молчание Алехандро-младший, почёсывая затылок, — вот ты недоволен, я в общем тоже... ну, не счастлив, скажем так. Чего ж мы раньше-то жили себе спокойно, и всё нас устраивало? Что поменялось? Я боюсь, Диего, я с детства всяких промывалок мозгов боюсь. Что этот дед с нами сделал? — Не знаю, Сандро. Алехандро-младший вздохнул. — В общем, так. У нас есть информация, теперь надо продумать стратегию. Или тактику. Короче, что там продумывают. Вот тебе мои, мать их, соображения... *** — То есть ты хочешь сказать, что вы за деньги выполняете указания наркодельцов из картелей? Вот же блядский уебан этот Сомерсет! Обычные вещи ему объясняешь, а он их понимает настолько через жопу, что хочется на голову встать и себе в очко заглянуть, чтобы его понять. — Я хочу сказать, матерь твою налево, что мы ловим тех, кого можем поймать. Если мы не имеем понятия о том, где искать этих самых воротил, что мы должны делать? Заходить в каждый дом и устраивать обыски? Да нас перестреляют, и всё! Ты в своих Штатах привык, что копов с улыбками встречают, а у нас у каждого мирного гражданина ствол, и хорошо, если один, понимаешь ты? Один картель посрался с другим и хочет сделать врагу гадость, идёт к нам, сливает нам инфу про то, где ошивается большая шишка из враждебного картеля, платит деньги, на которые мы снаряжаем своих людей и идём брать урода. Какая разница, кто нам за него заплатил? Он что, от этого уродом перестал быть? Или мы поймали бы его, не принеси нам о нём информацию? Бросай ты свою мораль толкать, у нас тут жизнь, чувак, а не декларация о правах человека. Штатовец сидел на столе де Молино и просматривал документы по Мендесу Сантьяго. Морщился, читая протоколы следственных действий. С его точки зрения, здешние полицейские всё делали не так. И спорил — как всегда, о законности. Идиот. Умный, а идиот. — Ты действительно не понимаешь, что вы фактически состоите у картелей на службе? То у одного, то у другого? И кто-то привыкает считать вас своими, а потом вы берёте деньги у других, и первые записывают вас во враги? Давидо подался вперёд, старенькое кресло угрожающе заскрипело. — На службе, — он почти шипел, — состоят те, кто с табельным оружием в руках, не снимая формы, сопровождают грузы или работают телохранителями на встречах наркобоссов. А мы просто делаем свою работу, которую нам иначе не сделать. Их слишком много, едрить твою маму! И они в своих людях уверены! А я не знаю точно, кто в моём участке получает от них зарплату, и стараюсь ни к кому не поворачиваться спиной — так, на всякий случай. Мы, детективы, не доверяем друг другу материалы дел. Пойми ты, наконец, что в реальном мире дела обстоят не так, как в стране розовых пони! — У вас тут не реальный мир, де Молино, — покачал головой Сомерсет. — У вас оживший комикс, в котором не хватает только Бэтмена. Проблема в том, что Бэтменов не бывает. Давидо только рукой махнул. О чём с ним разговаривать, с этим блаженным из страны непуганых идиотов? — Хватит об этом, парень. Поехали лучше на трупы. — На трупы? — Сомерсет соскочил со стола. — Ага. Звонили недавно. Четыре трупа на Сан-Кристобаль, это съезд с федерального шоссе на Орисабу. Похоже на бытовуху, но есть нюанс. — Нюанс? — Чего ты всё время переспрашиваешь? Да, нюанс. На убитых куртки с символикой «Лос Зетас». Выйдя из кабинета, Давидо со штатовцем наткнулись на Рамиреса, с сокрушённым видом пояснявшего что-то Энрике Монастарио, начальнику полиции города. Он разводил руками, виновато улыбался и всем видом показывал, как же расстраивает его невозможность помочь сеньору начальнику. — Вот как раз позавчера отправили, сеньор. Так жаль, что вы не прислали запрос раньше, мы бы не стали отправлять... — Хорошо, я понял, — процедил Монастарио сквозь зубы, — но дело ведь пока в вашем производстве? — Официально уже нет, — несчастно вздохнул Рамирес. — Мне из Мехико пришлют приказ о передаче подследственности, я обязан буду его подписать задним числом — ну вы же знаете, как это делается... — Знаю, знаю. Впредь, пожалуйста, ставьте меня в известность, когда передаёте в Мехико или ещё куда-нибудь дела таких серьёзных преступников, как Мендес Сантьяго. — Слушаюсь, сеньор. Давидо истово взмолился Мадонне и всем ангелам Всевышнего, чтобы идиот Сомерсет смолчал. И Мадонна помогла. А может, ангелы. Штатовец не открыл рта, пока они не сели в машину. Потом, конечно, завёл свою шарманку: — А почему... — Да потому, — взорвался Давидо, — что козёл этот, Монастарио, приехал, чтобы забрать Сантьяго, а по дороге устроить ему побег, вот почему! Полиция Пуэблы куплена «Лос Зетас», как и всё в этом городе, а Сантьяго проплатила «Ла Фамилия», у нашего Варгаса там какие-то знакомые, вот и обратились к нему. «Лос Зетас» на ушах и ищут, во-первых, того, кто взял деньги у конкурентов, во-вторых, того, кто именно их заплатил, и в-третьих, возможность забрать своего человека. И да, чёрт возьми, ты прав, они считали нас своими, а мы взяли деньги от других, и теперь они хотят понять, кого убить. И Монастарио как пить дать сдаст им Рамиреса, потому что не захочет отвечать перед картелем, который ему платит. Ты доволен? — Но ведь Сантьяго в вашем участке, — осторожно сказал Сомерсет. — Неужели Монастарио не донесут? — Рамиресу уже, кажется, всё равно. Раз сучий пёс Монастарио явился вот так запросто требовать Сантьяго, значит, ему сильно прижали хвост. Попробуют, конечно, срочно переправить его в Мехико. Если там он кому-то сдался. Думаю, Рамирес сейчас выясняет. — Де Молино, ты идиот, — кажется, Сомерсет сказал это с удовольствием. Не только же ему выслушивать подобные сентенции, в конце концов. — С чего это вдруг я идиот? Вместо ответа Сомерсет достал телефон, потыкал в кнопочки и стал ждать. — Здесь связь хреновая, — предупредил Давидо. — К чёрту, — беззаботно ответил Сомерсет. — Как-нибудь договоримся. Хэллоу, Марк! Послушай, мэн, хочешь живого наркодельца высокого уровня? Предположительно Z-18. У нас готовы отдать, в комплекте одежда и материалы дела. Берёшь? Нет, двоих не дам, двоих пока нету. У нас просто вышестоящие лица пытаются его отобрать, прикинь? Да вообще оборзели, ага. Хорошо, сейчас мы его снарядим и пришлём. Широко улыбаясь, Сомерсет дал отбой и сунул телефон в карман. — Прикинь, чувак, в Мехико тоже прислали пару козлов вроде меня, — сказал он и подмигнул Давидо. — Ебать твоё портмоне! — восхитился тот. — И им с перепугу тоже выдали кучу полномочий? — А то! — гордо подтвердил Сомерсет. — Представь себе, в Мехико к международному сотрудничеству правоохранительных органов относятся ещё серьёзнее, чем в Пуэбле. Ой, чего трясёт-то так? — С федерального шоссе съезжаем. В этом месте всегда потряхивает. Давно асфальт не меняли, а ездят тут под двести. Всё, вот они, наши жмурики. Эээ, слушай, Сомерсет, я тебя как человека прошу, просто молчи, хорошо? Если хочешь вернуться к себе в Штаты. Давидо решительно полез из машины. Ёбаный хуй, теперь надо закрывать не только свою задницу, но ещё и этого болвана. — Всем здрасьте, а можно поинтересоваться, которая из ваших машин стояла тут с самого начала? Хмурые парни с куртках с одинаковыми нашивками, вид которых вызывал у Давидо тошноту, кисло смотрели на трупы своих товарищей. Один из молодчиков, похоже, главный, неохотно ткнул немытым пальцем в стоящий посреди дороги джип. — Вот эта. Опергруппа жалась к полицейской машине, как перепуганные щенята. Понятное дело, никто ничего и не начинал осматривать. Все ждали того, на кого можно переложить ответственность. Ну, вот он я, можно уже отмереть и начать шевелить жопами! Боятся, суки. Всё самому... — Сеньоры, я прошу прощения, — Давидо мысленно взвыл, услышав у себя за спиной жизнерадостный голос Сомерсета, — но мы должны осмотреть место происшествия. Я понимаю ваше желание поучаствовать, и, разумеется, мы не собираемся вам мешать. Но давайте сначала всё же посмотрим мы. Вы стоите слишком близко и можете случайно уничтожить следы, способные вывести нас на убийц. Вы ведь хотите, чтобы они были наказаны? — Нам бы узнать, кто они, — отозвался всё тот же головорез, — дальше мы и сами справимся. — Но сначала надо узнать, — напирал на своё Сомерсет. — Поэтому будьте так любезны, отойдите, пожалуйста, вон туда и не мешайте нам смотреть. А потом мы не будем мешать вам. Договорились? Вам оттуда будет видно всё, что мы делаем. На штатовца смотрели с подозрением. Давидо очень хорошо помнил судьбу группы Гонсалеса: их нашли без голов, потому что ребятам из картеля показалось, будто они недостаточно уважительно отнеслись к трупам их товарищей. Только Сомерсет этой истории не знал. Если из-за него им отрежут головы... А, к чёрту. Рано или поздно это всё равно произойдёт. Главное — что сейчас «кобры», рядовые боевики «Лас Зетас», неспешно отошли и расположились у своих машин. Давидо шагнул вперёд, но Сомерсет взял его за руку и тихо сказал: — Пусти меня. Я знаю, что делать. Давидо посмотрел на штатовца с недоверием. Тот скорчил недовольную гримасу и буркнул: — Я сыграю по твоим правилам, успокойся. Пусти. Тут надо... быстро. Де Молина вздохнул и коротко кивнул. — Гомес, пойди сюда, пожалуйста. Твой фотоаппарат с тобой? Вот, посмотри, этот след от протектора — он явно оставлен раньше остальных. Сделай, пожалуйста, фотографии и сними отпечаток, — Сомерсет не суетился и не выпендривался перед «кобрами», он просто работал, спокойно и уверенно. Давидо вздохнул и пошёл осматривать трупы. Штатовец полез в машину. — Так-так, два следа пуль, пистолет, скорее всего, «магнум», Гомес, посмотришь потом. То есть перестрелка завязалась ещё во время преследования... Кстати, кто кого преследовал? — Судя по тормозному следу, — отозвался Давидо, — джип преследовал. И остановил. Потом ребята вышли... И их застрелили. Стреляли вот оттуда, с расстояния метров семь. Два ствола. Один умер от сильного удара, перелом основания черепа, мгновенная смерть. Лопес, иди, засвидетельствуй смерть, что ли. — Погоди-ка, — Сомерсет сунулся к телам и осторожно вытащил из рук одного из них длинный чёрный волос. — Ну-ка, давай посмотрим... Эрнандес! Поищи во второй машине такие же волосы, только аккуратно! И сними отпечатки пальцев с руля и дверец. И с бардачка! — И вот такие, — добавил Давидо, снимая со спины ещё одного мертвеца светлый волос. — Это вообще что-то новенькое. Турист, что ли? Головорезы из «Лас Зетас» следили за спектаклем с интересом. Давидо хотелось заорать, что он не ёбаный клоун, но вместо этого он аккуратно и последовательно делал своё дело. — Внутренние разборки исключены? — спросил Сомерсет. Давидо замер. За такие вопросы известные своей сплочённостью «Лос Зетас» могут и на части разрезать. — Исключены, — уверенно сказал всё тот же тип, который говорил с ними и раньше. — Межкартельные? — Записки не было. Знаков никаких. — Трупы кто нашёл, вы? — Не, не мы. Машины народу проехать мешали, позвонили вашим, чтобы дорогу расчистили. Тупо фермеры здешние. Мы уже потом приехали. Пабло не отвечал на звонки. — Пабло — один из них? — Сомерсет кивнул на трупы. — Ага, — конечно, этот ебанат не стал уточнять, который именно. Штатовец проявил сметку: не спросил. — Я прошу прощения за тупой вопрос, он правда тупой. Но это не могли быть межкартельные разборки, несмотря на отсутствие, ээ, записок и знаков? — Только личные. Хуан Перес из одного картеля взъелся на Хосе Лопеса из другого. Стрелять пост — это... ну, чем-то более официальным попахивает. — То есть по всему выходит, что ваших ребят встретили, ээ, некие мирные жители и застрелили, пока они были заняты выяснением отношений с теми, кто ехал в этой машине? Головорез развёл руками. — Выходит, что так. Идиот, они же перестреляют в округе всех! — Вряд ли это и правда были мирные жители, — поспешил вмешаться Давидо. — И вряд ли местные. Здесь такие тормозные следы... Ехали очень быстро, значит, издалека. — Будем искать, — кивнул Сомерсет. — Зацепки есть, думаю, найдём. — Ваших людей пока надо забрать, — Давидо смотрел в глаза главному головорезу и пытался говорить так же спокойно, как штатовец. Он их не боится, потому что идиот, а Давидо что делать? — Они будут во втором морге, дня через два можете заехать за ними. Но мы должны быть уверены, что они умерли от выстрелов, а не как-нибудь иначе. Иногда следы повреждений незаметны при беглом осмотре. Головорез молча кивнул, и трупы аккуратно погрузили в труповозку. Де Молино с Сомерсетом влезли в машину, та завелась всего с третьего раза, и Давидо наконец перевёл дух. На сей раз повезло: выбрались живыми. — Я тебя прошу, Сомерсет, только не начинай снова. — Судя по номерам, кто были эти ребята? На синей Мицубиси? Удивительная сволочь этот штатовец. Давидо честно приготовился к моральным чтениям до самого участка. — Побережье Тамаулипас. Территория «Эль Гольфо». В принципе понятно, чего «Лос Зетас» к ним прицепились. Непонятно, кто стрелял. — Сначала отстреливались ребята из машины. Потом их остановили и вытащили. Была недолгая драка, потом подъехали неизвестные на двух машинах и из двух стволов завалили четырёх бандитов. Давидо не ответил. В конце концов, Сомерсет ни в чём не виноват, зачем называть его вислохуим койотом? Лучше с умным видом промолчать, типа он это всё и сам понял. По следам, ага. Нет, справедливости ради надо сказать, что кое-что из этого он и правда понял. А кое-что узнал бы из результатов экспертизы. Но вообще жизнь чертовски несправедлива. До участка доехали молча. Потом Давидо заглянул к Рамиресу, порадовал хорошей новостью про то, что Сантьяго с радостью ждут в Мехико. Сдал материалы на экспертизу и отправился пить пиво. Сегодня он заслужил и кое-что покрепче, но с этим чёртовым Сомерсетом лучше держать ухо востро. *** — Элена прекрасна, — сонно пробормотал Алехандро-младший, когда Диего пришёл его будить. — В этом нет никаких сомнений, но я бы на твоём месте не стал оправдывать данным фактом своё отсутствие за столом. — А что, уже пора? Ладно, сейчас иду, — счастливый мерзавец перевернулся на другой бок и захрапел. — Сандро! Вставай, отец сердиться будет! — А? Что? — лохматая башка приподнялась над подушкой. — Чёрт, я же одевался! Диего очень хотел дать Алехандро-младшему освежающий подзатыльник, но вовремя рассудил, что сердцеед Мурьета не виноват в том, что Лолита Кинтеро не даёт Диего де ла Веге. Ухаживать надо лучше, а не раздавать подзатыльники более удачливым кавалерам, тем более что на сеньориту Кинтеро оные кавалеры не посягали. — Если тебя после завтрака не утащат по делам, надо кое-что... обсудить. — Понял, — Алехандро-младший душераздирающе зевнул. — Всё, проснулся уже, не стой над душой. Отец был задумчив. Не зол, чего боялся Диего, не мрачен даже, а именно задумчив. Глядя на его лицо, Диего наконец испугался по-настоящему. За завтраком Алехандро де ла Вега не сказал ни слова. Просто молча пришёл, поел и ушёл. Эстебан бросал на него тревожные взгляды, но сеньор де ла Вега не реагировал. Хотя, конечно, видел. Диего старательно жевал, не чувствуя вкуса, и, кажется, слишком громко дышал. Он всегда ненавидел убийства, ему претило насилие, во что он ввязался? Столько держался, отвоевал у отца право не участвовать в жизни картеля... Отвоевал. Какое хорошее слово. Он всегда воевал с отцом, с самого детства. То, что происходит сейчас, — просто логическое завершение. Это должно было случиться рано или поздно. Бред какой, Господи. У Алехандро-младшего оглушительно запиликала эсэмэска. Он смутился, вытащил телефон, прочёл сообщение. — А теперь-то мы почему молчим? — спросил Эстебан. — Сеньор де ла Вега ушёл. — Так о чём говорить-то? — пожал плечами Алехандро-младший. — Не о чем говорить. Диего доел омлет и отправился к себе. Вскоре к нему присоединился Сандро. Открыл рот, посмотрел на Диего, закрыл рот. Почесал затылок. Потоптался. Сел на кровать и сказал: — Короче, вот что. Я раздобуду ещё один планшет с базой на свой уровень доступа. В принципе это разрешено, ну кому я рассказываю, ты-то знаешь. Ты только, пожалуйста, не засвети его нигде, лады? И вот ещё что. Ты ствол куда дел, выбросил? — Нет, в джипе оставил, в бардачке. Алехандро-младший энергично кивнул. — Это хорошо. Я свой тоже оставил. Я тут думал... много думал, в общем. О политике устрашения. У нас что рассказывают? Устрашение — главное оружие картеля. Значит, можно использовать его и против картеля, понимаешь? Его воспринимают всерьёз, значит, это и для них серьёзно. Диего задумался. В словах Алехандро-младшего была логика, но это вплотную подводило их к тому, чем он, Диего, категорически не хотел заниматься. — Один и тот же ствол — инструмент устрашения, — продолжал Сандро. — Хотя оставлять его, конечно, рисково. Если «новые Зетас» будут знать, чем движение вверх чревато для них, они лучше уйдут. Ну, я бы ушёл. — А чем тогда мы будем отличаться от них? Тот же террор, то же запугивание. Бандиты убивают бандитов. Это и есть борьба за справедливость, по-твоему? — Диего, ты определись, чего хочешь-то, э? Тебе надо красиво проехаться на чёрном джипе и произнести пафосную речь, как в комиксах, или тебя и правда волнует вся та хуйня, которую ты городил, о производстве, безопасности и о чём ты там ещё рассказывал. Нельзя прийти в картель, рассказать всем, что они плохие мальчики, и радоваться, глядя, как боевики один за другим уходят в монастырь. Или ты пытаешься что-то сделать, или прекращай пиздеть и играть в героя. Диего вздохнул. — Не кипятись. Ты же знаешь меня, я человек мирный... И потом, мне не очень верится, что такими... ну, неправильными методами мы добьёмся правильного результата. — Правильное, неправильное... Ты о чём-то не том говоришь. Эффективное или неэффективное, вот что важно. Сейчас эффективна политика запугивания, с одной стороны, и выбивания почвы из-под ног, с другой. Куда человек ни ткнётся, он нигде не найдёт спокойствия и безопасности и всегда будет оставаться дойной коровой. Не хочешь быть дойной коровой — иди в картель. — Что-то ты мудрёно заговорил, Сандро, — усмехнулся Диего. — Как учили, так и говорю, — огрызнулся Алехандро. — То есть выходит, что кроме картеля нет будущего. Я и так, и так прикидывал: или картель, или дерьмо. — И ты хочешь сделать так, чтобы и в картеле было дерьмо? — Да. Потому что если в картеле не будет безопасно и сытно, в него перестанут идти. И он не сможет устраивать пиздец всем окружающим. Силёнок не хватит. — Или его сожрут «Синалоа» или «Эль Гольфо», и всё здесь будет так же, только хозяева другие. Алехандро-младший кивнул. — Поэтому бороться надо не с картелем, а с картелями. Но для этого мне нужен другой уровень доступа. — А ты сможешь его получить? — Мы, Диегито. Мы. Сам не смогу, конечно. Диего передёрнуло. Он знал, как добываются сведения такого уровня секретности. Он категорически не хотел в этом участвовать. Но теперь его уже не спрашивали. Каменную букву Z он взял в руки сам, никто не заставлял. А сейчас дороги назад уже нет. — И вот ещё что. Меня вызывают сегодня на очередной автобус с мигрантами. Ну, ты видел, сообщение за завтраком скинули. Надо, чтобы ты помог разобраться с этим. Приедешь, ладно? Диего вздохнул и не стал ничего спрашивать. Зачем ещё говорить о неприятном? Они оба понимали, что не сказал Алехандро-младший: стрелять в этот раз сможет только Диего. Если Алехандро, стоя среди других «Лос Зетас», откроет по ним огонь, даже местные копы поймут, что в картеле завелась крыса. Да и свидетелей будет полно. Целый автобус. Прикидывая и так, и эдак, ломая голову над происходящим, Диего так и не понял, что толкает его на совершенно идиотские поступки, заставляет противостоять непобедимым «Лос Зетас» и родному отцу. Вряд ли это было обострённое чувство справедливости. В конце концов, больше двадцати лет он боялся высунуть нос и сказать хоть слово против того кошмара, в который превратили «Лос Зетас» жизнь изрядной части Мексики. Наверное, и правда виноват странный дед и та каменная буква. В Пуэбле, Городе-девяноста-девяти-храмов, мистики всегда было хоть отбавляй, и к ней привыкли относиться спокойно. Диего всегда посмеивался над суевериями местных, но и сам кое во что верил. По крайней мере в то, во что не получалось не верить. Превращение трусоватого Диего де ла Веги в бесстрашного Зорро объяснить рациональными причинами было невозможно. Значит, приходилось смириться с колдовством. Алехандро-младший подобного колдовства боялся. Диего его просто принимал. То, что уже произошло, изменить невозможно. Теперь он будет таким. Вспомнилось, как ствол лёг в ладонь, как палец нашарил спусковой крючок, и никаких эмоций не было, когда пуля ввинтилась в тело боевика, отшвырнув его от Рикардо Монтеро. Он больше не боится стрелять в людей. Надо просто запомнить это. Он больше не боится убивать. Снова появилась горькая мысль: «Отец бы гордился». Отец, воспитанник военной школы в Штатах, офицер спецназа, вместе с другими такими же, как он, в конце девяностых дезертировал из армии и пошёл на службу к картелю «Эль Гольфо», потому что картель хорошо платил и относился к элитным головорезам с уважением. Когда уважение закончилось, Алехандро де ла Вега вместе со своими товарищами легко бросил «Эль Гольфо» и встал у истоков нового наркокартеля — «Лос Зетас». Да, он бы гордился сыном, только его мотивы понял бы, наверное, иначе. Скорее всего, потому Диего и не нравилось то, что они с Алехандро делали: он привык считать плохим всё то, что понравилось бы отцу. Глупость, но из таких глупостей и складывается жизнь. Старый полуразвалившийся гараж был, конечно, ненадёжным схроном — и в то же время самым надёжным из возможных. Никому не пришло бы в голову разбираться, чей это сарай, сюда никто кроме тех, кто имел несчастье здесь жить, и не заходил. Суровая реальность Пуэблы: трёхэтажный особняк соседствует с деревянной развалюхой, в которой дверь есть, но хлопать ею не рекомендуется. Рядом с домом семейства де ла Вега — старые гаражи, где можно спрятать всё что угодно, в том числе неприметный чёрный джип. Эстебан хотел снести эти трущобы к чертям, но в конце концов ограничились тем, что с их стороны возвели высокую противоударную стену на случай, если какой-то идиот решит нашпиговать гаражи взрывчаткой. Хотя вообще это идиотская идея: там столько хлама, что ударная волна будет разнонаправленной и несильной. А если кому-то приспичит начать разбирать здешнее старьё, охрана не оставит это без внимания. Бутылка нитроглицерина, конечно, взяла бы и этот клоповник. Но обычно картели не пользовались нитроглицерином. Интересно, кто надоумил прекрасную Элену? В жизни Диего де ла Веги была ещё одна замечательная подробность: за ним не следили. Сын одного из «старых Зетас» имел право ходить, где ему вздумается, и делать, что ему вздумается. Учитывая, что отец давно потерял надежду воспитать из Диего некое подобие мужчины, ему было разрешено и влипнуть в историю, даже с летальным исходом. В случае чего картель отомстит. Непозволительная роскошь на самом деле, думал Диего, заводя джип. Алехандро-младшему с этим повезло меньше. Автобус остановили на южной окраине Пуэблы, в самом начале Третьей улицы. Город ангелов, как часто называли Пуэблу-де-Сарагоса, посещало слишком много туристов, поэтому массовые расстрелы, которые практиковали «Лос Зетас», было крайне нежелательно проводить в черте города. Да, конечно, ради устрашения стоило, как в других городах, подкинуть с десяток обезглавленных трупов к местному супермаркету, снабдив необходимыми пояснениями, или оставить возле полиции грузовик, забитый изуродованными телами лишних свидетелей. Но это в прямом смысле стоило бы слишком дорого. Устрашаться должны местные, туристам это ни к чему. А местным в крайнем случае можно и сообщить, куда прибыть, чтобы устрашиться как следует. Для этого у «Лос Зетас» и существует пресс-служба. Кроме того, местные понимают намёки. Обшарпанный автобус с иногородними номерами прижался к обочине Третьей улицы; неподалёку стояли два джипа. Что ещё надо объяснять тому, кто вырос в Пуэбле? Диего съехал с дороги за небольшим шинным складом. Точнее, когда-то это был шинный склад, потом его хозяин чем-то провинился перед картелем, и теперь сюда свозили старые шины, чтобы они не занимали место в гаражах. Очень удобное место, чтобы спрятать джип. Хорошо, что боевики картеля об этом не думают. Впрочем, кого им бояться в родном городе? Сумасшедшую девицу с бутылкой нитроглицерина в бардачке? Недавно Диего сдал сложный экзамен по осторожному вождению. Сегодня у него экзамен по виртуозной стрельбе. Он вышел из джипа и залёг между старыми шинами, всматриваясь в стоящих неподалёку боевиков в одинаковых куртках. Надо выбрать удобную позицию. И не ошибиться. — Вы знаете, почему вы здесь, — хриплый голос Орландо Ривейры был хорошо слышен в тишине. — Много раз мы говорили, что ехать через нашу территорию можно всем, и своим, и чужим. Но нельзя забывать платить! Если ты чужой, тебя должны пустить. Таков порядок. Вы понимаете и принимаете этот порядок, живя на своей земле, но почему-то отказываетесь соблюдать его, въезжая на нашу. Мы знаем, что многие из вас бедны, и предлагаем разные варианты оплаты — они вам известны. Вы можете оказать «Лос Зетас» услугу или просто какое-то время поработать на нас. И не говорите, что никогда не слышали об этом! Даже на территории «Синалоа», «Эль Гольфо» и «Ла Фамилии» висят наши плакаты и раздают наши листовки. Но вы не захотели. Вы решили пробраться, как воры, не заплатив и тем нарушив порядок. Вы решили обмануть «Лос Зетас». Тот, кто подал вам эту идею, был очень, очень глуп. Ты, — Орландо коротко махнул рукой, и один из боевиков вытолкнул из толпы тощего мальчишку лет одиннадцати на вид, — вернёшься к себе в город и расскажешь всем, что бывает, если «Лос Зетас» пытаются обмануть. Мы проследим, чтобы ты добрался, куда следует. Остальные останутся здесь. Чёрная стена чуть колыхнулась — боевики доставали оружие. Диего сморгнул, чтобы куртки с одинаковыми нашивками перестали сливаться в одно большое пятно, и размял руку. Сейчас, пока они не начали двигаться. Приклад привычно ткнулся в плечо — почти милый тычок отдачи. Плавный, широкий жест — и боевики рухнули как подкошенные; схватился за руку кто-то из пассажиров автобуса. Это ерунда, рикошет от камня на дороге. Это не главное. Главное — что не все, кто упал, упали замертво. Диего привстал и дал ещё одну короткую очередь, по лежащим телам. Потом быстро поднялся, вскочил в джип и дал дёру. Сердце щемило, но иначе было нельзя. И ведь, конечно, эти бараны из автобуса не вызовут скорую. Просто потопчутся растерянно на месте, сообразят наконец, что их не собираются убивать, и смоются на собственном автобусе. Какое-то время Диего кружил по городу, пытаясь успокоиться. Потом всё же вернулся домой — и облегчённо выдохнул: дома была суматоха, все бегали с перекошенными лицами, отец кричал и топал ногами. Еле сдерживаясь, чтобы не заорать в ответ, и, кажется, крайне ненатурально изображая полную неосведомлённость, Диего наконец узнал: неизвестными расстреляна группа «новых Зетас», пятнадцать трупов, четверо раненых, в числе последних — Алехандро-младший. Отец клялся, что найдёт и разрежет на кусочки. Диего попросил разрешения поехать к Сандро в больницу. Отец только рукой махнул, а Эстебан за его спиной коротко кивнул. Диего и ещё пятеро бритых молодчиков в форменных куртках набились в джип и отправились к Алехандро-младшему. Когда Диего трясся на плохих дорогая Пуэблы — водитель ехал дворами и срезал углы, чтобы добраться поскорее — у него в голове вертелась заезженной пластинкой только одна мысль: экзамен на виртуозную стрельбу сдан. *** — Итак, что имеем с гуся? — Сомерсет попытался по привычке забросить ноги на стол, но потом вспомнил, сколько лет креслу, в котором он сидит, и не стал рисковать. — За прошедшие полгода твой таинственный Фуланито де Таль уложил больше мафиози, чем вся полиция Пуэблы. — Ага, — беззаботно ответил Давидо, вставляя в печатную машинку ещё один лист. — Почему тебя это так беспокоит? Давай лучше займёмся Агиларом, э? — Меня это очень беспокоит, де Молина. Потому что ты, да что там — все вы считаете, будто так и надо. То, что делает этот парень, — самосуд и убийства. Массовые убийства. Это надо остановить. — Ай, брось. Я предпочитаю заниматься настоящими преступлениями, а не наведением порядка человеком, по чистой случайности оказавшимся не в форме. Самый справедливый суд в мире — это суд Линча. — Если судья адекватен. В суде Линча нет главного сдерживающего фактора — закона. Справедливость приговора зависит исключительно от того, насколько правильно понимают ситуацию те, кто его выносит. А полностью адекватный судья только один, и он на небесах, де Молина. Ждёт нас всех после смерти. — Это всё демагогия, друг мой Сомерсет. Де-ма-го-ги-я. Пиздёж, иными словами. Так что с Агиларом, работать будешь, нет? — Какой картель на сей раз предоставил полиции информацию? — Понятия не имею, не моя компетенция. Ставлю на «Синалоа». Сомерсет пожал плечами и буркнул что-то нечленораздельное себе под нос. — Для тебя это, может, и неразборчивость в связях, — Давидо узнал штатовца уже достаточно хорошо, чтобы предугадать, какие аргументы тот приведёт в очередном морализаторстве, — а для меня — пойманные уроды. Ты не любишь ловить уродов? Предпочитаешь, чтобы они гуляли на свободе в полном соответствии с законностью? Этому разговору было ровно столько дней, сколько провёл в Пуэбле Уильям Сомерсет. Оба привыкли к нему и, кажется, удивились бы, если бы рабочий день прошёл, а они ни разу не заговорили бы об этом. Самое интересное, что время от времени они умудрялись находить новые аргументы. Или просто новые слова. По крайней мере, скучными эти споры, ставшие традицией, не были точно. — Знаешь, — сказал Сомерсет, осторожно вставая из полуживого кресла и умащиваясь на чуть более надёжном подоконнике, — когда меня послали сюда, я сначала много читал об этом городе. Пуэбла-де-Сарагоса, Город ангелов, — штатовец криво усмехнулся. — Мне это казалось даже романтичным. Нет, я знаю, что в наркоторговле романтики мало. Но должно же здесь быть что-то кроме наркоторговли, думал я. Какие-то... ангелы. И желательно не только на Рождество и не только развешанные по ёлкам. — Многого хочешь, — де Молино бросил печатать протокол и прошёлся по комнате туда-сюда. Маленький кабинет, три на пять шагов. Роскошь, полученная благодаря штатовцу. — Какой город, такие и ангелы. В масках и с пистолетами. — Слушай, де Молино, скажи мне правду. Этот Фуланито уже выходил с тобой на связь? — Нет, — Давидо покачал головой. — Хотя иногда мне кажется, что кое-какие сообщения передаёт именно он. У этого парня до хуя информации, он всегда оказывается в нужном месте в нужное время. — И только в первый раз был с напарником. — Мне кажется... Честно говоря, Сомерсет, мне кажется, что их на самом деле двое. Фуланито и Менганито, близнецы-братья. Не один человек с двумя стволами. Просто иногда действует один, иногда другой. — И никогда — оба? Ну, кроме первого раза? — Возможно, они прикрывают друг друга. Или у них какое-то расписание. Я не знаю, чувак. — Мне кажется, что этот парень — или эти ребята, не знаю — из картеля. — Тебе тоже? — де Молина остановился, посмотрел на Сомерсета и махнул рукой. — А, нахуй. Ловить их я точно не хочу, помочь им не могу. Так какая мне к ебеням разница, кто они такие? Сомерсет вздохнул. Давидо не мог понять, как можно ставить на одну доску торговлю дурью и самосуд, при том не будучи олигофреном. А Сомерсет, кажется, умудрялся именно это и делать. Для него всё, что записано в уголовном законе, было одинаково плохим. Что человека убил, что налоги не заплатил. Вот ведь нечем заняться копам в Штатах, честное слово, тратят силы на херню всякую. — Послушай, вот скажи мне, когда у тебя в стране совершается преступление, его ведь есть кому расследовать, верно? И кому приговор вынести, тоже есть? А у нас в некоторых городах тупо нет полицейских. Закончились. Выбили всех. Там картели вместо них, только вот ведь незадача, картели ни хера не поддерживают порядок. А поддерживают они только собственные хуи, и то когда поссать захочется. Вот как ты думаешь, что людям в таких городах делать? Что будет правильным, законным, так сказать — чтобы воры и убийцы спокойно ходили по улицам, раз их некому наказать? — Де Молино, да о какой законности можно говорить в такой ситуации? Там изначально нет никакой законности! — Хорошо, изначально законности нет, людям что делать, если самосудом заниматься не моги? Ждать, пока добрый дядя президент вынет из кармана полицию и пришлёт им в город? Ты, Сомерсет, невъебенный мастер пиздеть, вот что я тебе скажу. Тебе в президенты надо. Хотя о чём это я, у вас желающих на это дело хватает. То ли дело мы, у нас и мэром-то быть опасно для жизни, а президентом так вообще... — Кстати, мэр вчера из телевизора сообщил мне, что лично проследит, чтобы убийства уважаемых людей в городе прекратились. — Ещё бы! Уважаемые люди платят ему зарплату, мэру нашему, хот-дог ему в жопу! — Кстати, о хот-догах. Не пора ли нам пообедать, сеньор детектив? — Нет, мистер, нам пора всё же заняться Агиларом. Пока наш дражайший мэр Луис Рамон или хотя бы наш милейший начальник полиции Энрике Монастарио не отмазали его или не пристрелили нас. — Как Варгаса? — Варгаса не они, — отмахнулся Давидо. — Я же тебе говорил. — А я тебе не верю. — Чего? — А вот не надо так на меня таращиться, не надо. Ты, де Молина, варишься в своей кастрюле. А я держу связь с другими. Знаешь, что такое межрегиональное сотрудничество? — Бумажка такая, — буркнул Давидо. — Один из квартальных отчётов. — Вот-вот. Бумажка. А тем временем «Синалоа» публично заявили, что те полицейские, которые не в состоянии отличить их записки от грубой подделки, заслуживают публичной порки на площади родного города. Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы картель отказывался от совершённых им убийств? Да ещё и предварительно оставив записку «Это были мы»? — Слышал. «Эль Гольфо» отнекивался от убийств «Лос Зетас», когда те ещё не были самостоятельным картелем. — И кто им поверил? «Лос Зетас» все столбы обклеили велеречивыми пояснениями с фотографиями. Не они это, де Молина. Кто-то подделал записку «Синалоа», чтобы убить такую огромную шишку в городе, как начальник полицейского участка Хесус Кастильо Варгас. — Эй, Сомерсет. Ты что-то знаешь и молчишь. Ты вообще на удивление много знаешь, я начинаю тебя подозревать. — Конечно, я много знаю. У меня есть главный козырь двадцать первого века — информация. Штатовцы торчат во многих городах Мексики, чувак. И да, я знаю, кто грохнул вашего Варгаса. И за что. «Бельтран Лейва» его грохнули. А они, если ты помнишь, в союзе с «Лас Зетас». Давидо почесал подбородок. Чёрт, забыл побриться сегодня. — За Сантьяго, да? — Именно. Ваш Варгас, прикинь, дальний родственник Хосе де Хесусу Мендесу Варгасу, воротиле из «Ла Фамилиа», которого взяли на той неделе. И кто у вас таких ребят в полицию берёт? — У нас берут всех, кто идёт. — Оно и видно. Так что там с Агиларом твоим? — Ну, основное ты знаешь: «Лос Зетас» с какого-то перепугу перепутали машину ваших дипломатов с машиной «Эль Гольфо» и расстреляли. Ваши завыли и сильно прижали первых наркоторговцев, которые попались им под руку, по причинам географического характера это оказались «Синалоа». — Удачно попали, что и говорить. Территория «Синалоа» составляет хорошо если процентов десять приграничных территорий. — Янки бьют без промаха, чего ж ты хочешь. «Синалоа», естественно, возмутились несправедливостью и радостно сдали Агилара. Он, по крайней мере, из «Лос Зетас», хотя во время расстрела пресловутой машины был на другом конце Мексики. Всё равно он там не свиней разводил, и ваших это вполне устраивает. Вообще сам факт, что эту машину перепутали... В общем, кажется мне, что «Лос Зетас» кто-то обдурил. В фильмах обычно пафосно говорят «подставил». — Ладно. Поехали на трупы, что ли? Давидо тупо посмотрел на Сомерсета. — На какие ещё трупы? — Которые твой светоч справедливости Фуланито навалил сегодня ночью возле военной базы. Рохас звонил четверть часа назад. — Эй, чувак, а ты не охуел? Пока я работаю здесь детективом! — Все претензии к Рохасу. Так что, едем? Обещаю: вернёмся — вдвоём допросим Агилара. — И ты поможешь готовить документы на экстрадицию! — Хорошо, и я помогу готовить документы на экстрадицию. Опергруппа уже осторожно пыталась что-то осматривать самостоятельно. Гомес покрикивал, чтобы не затирали следы, и то и дело клацал затвором фотоаппарата. Возле машины, стоявшей на обочине, вытянувшись во фрунт, трясся сержант Робледо. — Что за колотун с тобой, сержант? — спросил Давидо, выходя из машины. — Не хлопайте дверью, пожалуйста, сеньор, — сдавленно пробулькал Робледо, — у меня тут взрывчатка ящиками. — Взрывчатка? Это ещё что за фокусы? — В машине права на имя Хосе Морераса, — лихо козырнул Родригес, подскочив к детективу, — в общем, машина картеля, сеньор де Молина. — Нашего? — тупо уточнил Давидо. — Ну да. Ещё в автонавигаторе маршрут... Они ехали в Тамаулипас. — Опять «Эль Гольфо». Ладно, ребята. Надо, это, ну, аккуратненько забрать отсюда эту хуебень. И трупы. Но хуебень сначала. — Странно, что до сих пор не подъехали парни из картеля. — Ничего странного, Сомерсет. Это же не пост, который всё время на одном месте и регулярно даёт позывные центральному наблюдателю. Эти уехали надолго, от них сигнала ждали разве что по приезде. Ну, грузите, шевелите булками, а то донесут им, что мы тут трупы нашли, и приедут, родимые... Только их не хватало. Гомес, ствол тот же? — На первый взгляд да. Хотя проверить надо, конечно. — А это что? — Сомерсет поднял с земли тонкую чёрную папку. — Это откуда? — Просто лежало тут, мы не стали трогать, — отозвался Родригес. Штатовец долго изучал содержимое папки; Давидо уже полностью закончил осмотр, а он всё стоял и читал. — Эй, что там у тебя? — Я не знаю, что с этим делать, де Молино. Похоже, это привет от твоего Фуланито. Здесь компромат на Луиса Рамона. Распечатки переговоров, как я понял, записанных на прилагающийся диск, банковские выписки... — Ого. Ну-ка, дай посмотреть. Нехило! Да уж, бумажки ценные, а что с ними делать, и впрямь неясно. Слишком много желающих положить под сукно. Попробуем нащупать среди большого начальства кого-то, кому не платят «Лос Зетас», э? — Попробуем, — хищно улыбнулся Сомерсет. *** — Газеты расшумелись, — хмыкнул Алехандро де ла Вега, жуя баранину. — Мол, не сегодня-завтра «Лос Зетас» конец. — Да пусть их, — отозвался Эстебан, поддевая вилкой ломоть бекона. — Собаки лают — ветер носит. — Привыкли к мелким картельчикам с одним лидером, — пожал плечами Алехандро-младший. — Тебе, кстати, военной подготовки не хватает, вот что я тебе скажу, — проворчал Алехандро-старший. — Надо тебя отправить... куда-нибудь. — А что, школ ЦРУ уже совсем не осталось? — поинтересовался Диего. — Остались, конечно. Куда ж они денутся. Только нашего брата туда уже не берут. А к арабам слать... Не тот уровень. Так что надо искать концы. — Найду, — серьёзно кивнул Эстебан. — Так ищи поскорее, а то не могу парня на нужное место поставить. Нам надо закрывать дыры. Пока в строю «старых Зетас» нет прорех, мы непобедимы. Неважно, скольких убьют, важно, сколько останется. Когда-то мы думали, что без Виктора Мендосы невозможно выжить, помнишь? А как хоронили Десену? Рыдали над могилой! Кстати, надо бы съездить, цветы положить, что ли. — Букет из отрезанных голов, — зло сказал Эстебан. — Тебе бы только головы резать. А это не надо делать бездумно, понимаешь? Не надо. Сначала врага надо найти. Потом убедиться, что у него не осталось живых подельников. И только потом укорачивать, как тебе нравится. Сколько раз я тебе это говорил, а? И каждый раз, когда ты меня не слушал, получалась ерунда. Не надо спешить, Эстебан. Враг где-то рядом, значит, рано или поздно солнечный луч осветит его лицо. — Мы теряем людей, сеньор де ла Вега! — Картель — это гидра, Эстебан. Неважно, сколько голов у неё отрублено. Незаменимых не бывает. Запомни это уже. Важно не сократить потери. Важно найти врага. Диего уже привык слушать подобные разговоры спокойно. Его отец называет его врагом — а что, собственно, такого? Враг он и есть. Это не главное. Главное — что в домах многих «старых Зетас», как заклинание, повторяют: мы не умрём, это не конец, нас ещё много. Разве можно найти более явный признак того, что картель качается на краю пропасти? — И кстати, — продолжал Алехандро-старший, — долго ещё у нас будут ошиваться штатовские ищейки? Они мне не нравятся, слишком компетентны. — После того, что случилось с Агиларом, в них страшновато стрелять. В Штатах как-то очень нервно реагируют... — Послушай, Эстебан, мы скоро доиграемся в эти дипломатические игры, что полиция начнёт арестовывать нас просто на улицах или, ещё лучше, в наших собственных домах. С этим — надо — что-то — делать. Воспринимай это как приказ. Эстебан вздохнул, но спорить не стал. В конце концов, вреда от штатовцев и правда было много. Они накрыли уже несколько маршрутов постоянного трансфера, взяли несколько десятков курьеров и две крупные лаборатории, и это не считая мелочей, не достойных упоминания. После обеда Диего зашёл к Алехандро-младшему. Тот посмотрел на него серьёзно и без обиняков сказал: — Нам нужен хакер. Серьёзный хакер. Которого не купит картель. — Это сказки, Сандро. — Без этих сказок мы проиграем. Ещё немного, и он установит камеры в комнатах. — Он? — Да отец твой! И не он один! Постоянно идут разговоры о том, что в картеле завёлся внутренний враг, что им может оказаться кто угодно, понимаешь? — Алехандро заметался по комнате, потом остановился и выпалил: — У Элены будет ребёнок. Я не могу... не могу сейчас взять и сдохнуть. А я не могу сдохнуть, так и не завоевав Лолиту, подумал Диего. Только кто нас спросит? — Я знаю, где взять хакера, Диего. В Штатах и взять. Может, через этих приезжих полицейских найти. Они точно не служат картелям, я проверял. Они служат своему правительству, которое задрала наша дурь. Если у нас будет такой парень, мы сможем просто сливать инфу... кому следует. Если Штаты накроют лаборатории, всё рассосётся само. — Отец собирается тебя отослать, — напомнил Диего. — Это я так, на всякий случай, вдруг ты не заметил. — Если у нас будет хороший хакер, нам будет плевать, где мы находимся. Электронную почту можно при желании и в Антарктиде получить. — И кому передать? Или ты собрался строить под кроватью комплекс самонаводящихся ракет? — Ну ты-то останешься здесь. — Надеюсь, останусь. Но отец отошлёт и меня... — Значит, мне нельзя никуда ехать, вот что. Отправят меня, а я типа попаду в аварию. Под обстрел. Или ещё что-нибудь со мной стрясётся. Перейду на нелегальное положение, там и ты подтянешься... Но мы останемся без информации, а это значит... — Да понимаю я. Что нам нужен хакер. Ты идеалист, Сандро. Ещё больший, чем я. Но хорошо, я попробую. Диего вздохнул и подумал, что свадьба с Лолитой Кинтеро, и так весьма призрачная, и вовсе откладывается на неопределённый срок. *** — Я что-то никак не пойму, Уилл, — Давидо прекратил мучить протокол и пригубил совсем остывший кофе, — если в квартире живёт трое, муж, жена и ребёнок, почему нигде нет отпечатков пальцев ребёнка? А? В твоей стране розовых пони такое бывало? Сомерсет, конечно, не ответил. Если бы он ответил, Давидо сам пошёл бы сдаваться в психушку: тот парень, из-за которого детектив де Молина получил отдельный кабинет, сейчас торчал у себя в Нью-Йорке или откуда он там родом. За полгода совместной работы Давидо так и не удосужился спросить. Знал, что у Сомерсета двое детей, что он в разводе с женой Сарой, что от его дома до работы двадцать минут на машине. А где конкретно этот уебан живёт, как-то не поинтересовался. И уж конечно, если бы он был рядом, Давидо никогда не назвал бы его по имени. Они переписывались, ведь Сомерсет был из тех придурков, которые, раз подтерев кому-то жопу, считают себя в ответе за этого кого-то как минимум надолго. Штатовец давал советы и беспрестанно сетовал, что в Мексике ни хрена не умеют проводить экспертизы. Давидо пересылал ему нащёлканные Гомесом фотографии и прочие материалы, неизменно составлявшие тайну следствия. И приветы от всего участка. Чавес строго-настрого запретил говорить Сомерсету, что назвал младшего сына Гильермо. А что Давидо, Давидо не скажет. Обойдётся Сомерсет без этого великого знания. Хватит с него тайны следствия. Их всех отозвали разом — тех, кто остался в живых. Вообще говоря, Штаты едва не ввели на территорию Мексики войска, дипломатам дорогого стоило уладить всё это дерьмо. Когда в один день убивают двенадцать офицеров полиции США, силовики в Вашингтоне срываются с нарезки. Да и не только они, скажем прямо. Давидо сам с наслаждением разрядил обойму в улыбающиеся татуированные рожи, вылезшие из машины с криво накорябанной на капоте буквой Z. Когда вышел из больницы. Странно, но ему за это ничего не было. Похоже, «Лос Зетас» и правда переживают тяжёлые времена. Сомерсет приходил к нему в больницу. Давидо знал точно, он помнил тихий спокойный голос с английским акцентом и сильные руки, помогавшие его держать во время перевязки. Наверное, у вас в Штатах всяких нестерильных посторонних не пускают в палату во время перевязки, а, Уилл? Когда Давидо перестал валяться без сознания пятнадцать часов в сутки, Сомерсет уже улетел домой. И хорошо, что улетел. Могли ведь дострелить. А рядом уже не было идиота, готового, как в дурацком комиксе, прикрыть собой. Да и не прикрывал Давидо никого, так, дёрнулся... Не в ту сторону почему-то. Наверное, просто Сомерсету помогли те ангелы, которых он так хотел найти в Пуэбле. Толкнули Давидо, а может, того стрелка, который нажал на спусковой крючок чуть раньше — или чуть позже. В любом случае, пулю Давидо получил в брюхо, а тронулся, похоже, головой. Сидя в своём кабинете, он частенько советовался с Сомерсетом — и сам придумывал ответы на свои дурацкие вопросы, а если придумать не получалось, шёл писать штатовцу письмо. Компьютер у него теперь тоже был. Даже с интернетом. Правда, работал, когда электричество было и не дул сильный ветер, каким-то непостижимым образом мешавший беспроводному интернету. Сегодня ветра не было вообще. А с электричеством, наоборот, всё сложилось. Так что Давидо уже написал и ждал ответа. Вообще говоря, вот в этот раз он мог дословно пересказать, что ответит Сомерсет, даром, что ли, полгода вместе работали? Нотацию прочтёт про недопустимость самосуда и моральный долг полицейского. Но есть вещи, который Давидо просто не мог не сделать. Моральный долг, едрить его налево. Раз его попросили передать этот вопрос, он передал. Переслал очередной пакет зашифрованных документов и в теле письма написал: «Ф. просит найти хорошего хакера, которому можно доверять». Ясное дело, самому Фуланито — негодяй так и подписывался, то ли знал, то ли догадался, было бы о чём догадываться — Давидо сразу ответил: хуй тебе будет, а не хакер, мой штатовец упёртый дебил, и все у них там упёртые дебилы. Но что ему, сложно написать, что ли? Компьютер загружался быстро, Давидо не успел даже кофе допить. Интернет какое-то время сомневался, есть он или нет, но потом наконец самоопознался и получил почту. Письмо от Сомерсета упало в папку «Входящие». Штатовец был педантичной занудой и отвечал всегда, даже если в ответе значилось «Не знаю, выясню — сообщу». Давидо открывал письмо со скептической ухмылкой. А потом долго смотрел на него и тупо моргал. Письмо оказалось не по-сомерсетовски коротким. В нём был адрес электронной почты, имя «Джим» и одна фраза. «Пожелай ему удачи».