Багряный

Кубинаши спешно шёл по двору, направляясь с докладом к Третьему главе клана Нура. После плодотворно проведённой ночи его кровь бурлила в жилах, требуя продолжения кровавого пиршества уже другого рода. И аякаши знал, что стоит ему скрыться в своих покоях, как он сможет дорваться до желанного тела Кино. Эта странная потребность в Кэдзёро была у него давно, ещё с тех времён, когда он, ещё будучи человеком, влюбился в куртизанку. Сначала Кубинаши, ещё совсем наивный влюблённый парень, даже не думал о том, чтобы прикасаться к ней. Кино для него была богиней, недостижимой, потому как нанять куртизанку в те времена он себе не мог, но от того ещё более притягательной. Но после того, как он умер и стал ёкаем, в нём проснулась жажда крови. Его гнев и ярость сжигали его изнутри и гнали, гнали вперёд убивать всех аякаши. Все мысли были вытеснены потребностью отомстить. Он стремился убить как можно больше, ведь кто-то из них мог навредить и Кэдзёро, чего мужчина никак не мог позволить. И именно тогда, когда кровожадность стала брать верх над остатками человечности, в нём проснулась эта тяга к куртизанке. Тяга к её телу, к теплу живой плоти. Только прикасаясь к ней, даже просто к руке, он будто выныривал из тьмы и сохранял крохи ясного сознания. Она была его якорем, за который он цеплялся всеми своими нитями. Конечно, это не могло длиться вечно, ведь девушка была простым человеком, а он уже был бессмертным духом, которому не грозили старость да болезни. Зато очень быстро наживались враги, которым не терпелось оборвать жизнь зарвавшемуся ёкаю. И если бы не Рихан-сама, ещё неизвестно, как бы всё сложилось дальше. Но сделанного было не вернуть. И теперь Кубинаши проливал кровь за честь клана Нура, и чем больше его нити напитывались кровью и становились насыщенного красного цвета, тем бледнее становилась кожа Кэдзёро, отдавшей за его спасение свою жизнь как человека. У неё уже не было того живого тепла, но потребность в её теле никуда не исчезла, а как будто возобладала над его разумом. Каждый раз он приходил к Кино и брал то, что стало принадлежать ему полностью с той судьбоносной ночи. Отчитавшись главе об удачно выполненной поимке шпионов, аякаши не стал задерживаться и направился в жилую часть особняка, туда, где находилась комната куртизанки. В крови ещё пузырился азарт, жажда битвы и желание. Кэдзёро не спала, будто ожидая его прихода. Она всегда понимала Кубинаши, как никто знала о его желаниях и внутренней борьбе. Знала, что будет происходить с ней сейчас, когда он вернулся ещё разгорячённый битвой, но не удовлетворённый. Знала и принимала правила этой немного извращённой игры. Поэтому когда дверь плавно отъехала в сторону, пропуская в комнату мужчину, куртизанка уже полулежала на футоне с распущенными волосами и в полураспахнутом кимоно. Оно открывало бледные полоски кожи, приковывая взгляд аякаши к стройным ногам. А в вырезе на груди виднелись привычные бинты, сегодня правда, повязанные не так туго, как обычно. - С возвращением, - с тягучими нотками и лукавством в голосе поприветствовала она Нитяного убийцу и подтянула стройную ножку. Кубинаши же остановился на пороге, не отрывая взгляда от куртизанки, умело соблазнявшей мужчину. Кровь ещё больше взбурлила в венах, крылья носа хищно встрепенулись - он уловил металлический и немного солёный запах крови от пропитавшихся багряным бинтов. Кэдзёро ещё залечивала раны, полученные в бою, и они продолжали иногда кровоточить. Девушка опустила взгляд в вырез своего кимоно и заметила расползающееся пятно в области живота, а когда подняла глаза, встретилась с горящим взглядом Кубинаши, уже приблизившегося на максимально близкое расстояние. В руках у убийцы уже мелькали ржавчато-красные нити, которыми он стал неспешно опутывать её запястья. Кэдзёро не боялась и даже не сопротивлялась, зная, что последует дальше. Кубинаши любил рассматривать этот странный контраст: его нити, которыми он защищал свой клан и свою женщину, пропитанные кровью врагов, на аристократично бледной коже Кино. На фоне светлой кожи нити казались совсем багряными, прямо как её кровь, сейчас небольшими каплями стекающая из незажившей раны. Кимоно куртизанки давно отброшено в сторону, бинты Кубинаши рвал руками, пытаясь скорее добраться до желанного. И вскоре его руки, шершавые от бесконечного использования грубых и жёстких нитей, касаются груди куртизанки. Стоит легко подуть на сосок, как он тут же напрягается, а кожа покрывается мурашками. Реакция Кино на любые ласки всегда была удивительна, будто бы она и не была куртизанкой с немалым стажем. А ёкай всё не останавливался, и теперь уже кончиком нити дразнил горошинку соска, второй рукой собирая капельки крови с раны и облизывая их. Его возбуждение уже настигало пика, но мужчина ещё контролировал свои действия и умело возбуждал женщину, тело которой за последние десятки лет успел изучить от небольших родинок за ушком до маленьких пальчиков ног. На губах Нитяного убийцы ещё оставались разводы крови, когда он наконец коснулся её губ своими. Поцелуй вышел долгим, тягучим и собственническим, от него у Кино внизу живота возникло напряжение, будто закручивалась маленькая пружинка-спираль. А руки Кубинаши вовсю пользовались неограниченным доступом к телу и оглаживали его, щипали, опутывали нитями как бабочку в паутине. Стоило потянуть нити посильнее, как нежная кожа сразу краснела, на нежных местах появлялись змейки отметин, как нельзя лучше показывающих, кому эта женщина принадлежит. Аякаши продолжал мучить Кэдзёро поцелуями, от чего её губы наливались багрянцем и стали походить на спелые вишни. На щеках постепенно проявлялся румянец от волновавших тело действий неумолимых рук и нитей. Ладони Кубинаши уже оглаживали внутреннюю сторону бедра, опутывая нитями коленки, закрепляя концы под потолком так, чтобы Кино оказалась полностью перед ним - раскрытая и готовая принять его. В следующее мгновение Кубинаши резко входит в податливое тело, не особо заботясь ни о комфортности партнёрши, ни о ещё одной раскрывшейся ране. Всё, что сейчас занимало мысли аякаши, так это потрясающая теснота вокруг его возбуждённого естества, наслаждение, постепенно сменяющее неутолённую жажду крови и битвы, давая так необходимую разрядку. Несколько резких толчков сменяются плавными движениями, и вот уже до пика оба доходят одновременно, а потом ещё некоторое время лежат неподвижно, лишь пальцы Кубинаши продолжают напряжённо сжимать нити, не выпуская Кэдзёро из своего плена. За всё время они почти не говорят ничего, в такие моменты они считают слова лишними, они будут казаться наигранно-невинными, что никак не могло вписаться в эту атмосферу несвойственной обычным людям страсти и утоления почти первобытных желаний. Да и не нужны им были слова, ведь вместе их связывали нити, своим багрянцем выжигая в их душах клейма отчаянных собственников.