– Будешь?
– Гадость какая. Сам ешь, – Ньют фыркнул и, заправляя за ухо прядь светлых прямых волос, кинул на Минхо недовольный взгляд, чуть морща тонкий носик. Азиат же, встретившись с ним глазами, повел плечами и, обронив короткое "Мне же больше достанется", вернулся обратно к чтению учебника по фармакологии.
Ньют вздохнул. Он ненавидел эти дурацкие мятные конфеты, которые так любил Минхо. Внутри мягкая мятная начинка, снаружи молочный шоколад. Фу. Может, он еще и молочную пенку любит?
Работалось тяжело. Его самого, азиата и болтливого парня по имени Томас сделали одной командой, которая должна была к конференции в их медицинском институте подготовить внушительную презентацию. Ладно, Ньют и Томас – круглые отличники, гордость курса, но Минхо? То молчаливый, то ехидный, и как-то вызывающе смотрящий на блондина, но, хоть убейся, всегда язвительно-вежливый. Оказалось, он тоже отличник, просто с другого факультета, и его назначили лидером группы. Неслыханно! Ньют был этим крайне возмущен. Вообще, его возмущало всё, что хоть как-то было связано с Минхо. Этот его хохолок, эти его шуточки, почерк его дурацкий, голос, движения... И дебильные, нисколько не вкусные, мятные конфетки.
Однако, Томасу он нравился. Ньют частенько, недовольно нахмурив брови, слушал, как они с Минхо трещат о чем-нибудь во время их совместной работы. После трех таких дней, когда, по мнению британца, их презентации было уделено слишком мало внимания, он пошел в деканат, в попытке объяснить, насколько азиат некомпетентен, несносен, и вообще мешает работе всего коллектива. В деканате честнейше обещали подумать, и Ньют вышел оттуда в бодром расположении духа – неужели скоро можно будет нормально трудиться?
Однако улыбался он только до вечера. Уже около восьми, когда блондин вышел из библиотеки и как раз копался в своей сумке, стоя в вестибюле колледжа, его резко схватили за капюшон куртки и, весьма не нежно протащив так дальше, к коридору у гардероба, впечатали спиной в стену.
Черные глаза. Черные, прожигающие. Хмуро сдвинутые брови. Холодный, не спокойный, конечно, но со сдержанной яростью голос.
– Некомпетентен?
– Да я просто... – Ньют, помня свои будни зубрилки в старших классах школы, когда ребята покрупнее хотели с ним "пошутить", тихо пискнул, стараясь сползти пониже по стене, но его резко ухватили за ворот куртки и с силой дернули вверх так, что даже пришлось стоять на носочках. Какие у Минхо сильные руки...
– Я тебе покажу, как я некомпетентен.
Рядом с головой об стену ударился кулак, и азиат ушел так же, как появился – быстро и тихо. Ньют еще немного постоял, успокаивая нервы, и, поправив, наконец, сползшие набок очки, зашагал в сторону выхода. Посмотрим-посмотрим.
Ждать пришлось недолго. На следующее утро, придя в библиотеку на их условленное с парнями место, где среди трех больших книжных полок в самом углу располагался стол, блондин увидел только Томаса, который стоял с явно удивленным видом, запустив пальцы в волосы на затылке. На ходу разматывая шарф, Ньют заглянул брюнету через плечо, удивленно приподнимая брови – обычно стол к их приходу был пустой, однако, сейчас там лежала папка ярко-зеленого цвета, внутри которой была внушительная кипа листов бумаги. Галантно лизнув кончик указательного пальца, британец пролистал содержимое папки и с таким же озадаченным выражением лица, что и у Томаса, сел на стул.
Вся работа по хирургии была выполнена. Полный анализ, примеры, ссылки на пациентов, фотографии, в одном файлике вообще была вложена флешка, в которой, по всей видимости, был дубляж текста в электронном виде. Ньют еще раз всё пролистал. За хирургическую часть, как представитель сего факультета, отвечал Минхо и, получается, всё это он успел сделать за ночь, в то время, как Ньют и Томас за две недели работы всё еще копошились на введении и подборке примеров. Отсутствие предполагаемой некомпетентности Минхо бесило еще больше, чем ее мнимое наличие.
Прошла еще неделя. Подстегиваемые бешено быстро выполненной работой Минхо, два остальных участника команды стали продвигаться в проекте намного быстрее. Сам виновник такого всплеска энергии у коллег не появлялся более в библиотеке, заставляя Ньюта еще больше убеждаться в заносчивости азиата. Они не виделись, но с каждым днем раздражение и неприязнь блондина всё больше росла, и он часто ловил себя на мечтах о том, как при первой же встрече с брюнетом выскажет ему всё, что думает, используя все те колкие фразочки, которые успел отрепетировать за прошедшую неделю.
Однако во время их следующей встречи Ньют словно язык проглотил. Томас попросил встретить его с баскетбола, чтобы потом пойти в библиотеку, продолжить работу. Так как Ньюту всё равно было нечего делать, а мерзнуть на улице не хотелось, он сидел в мужской раздевалке, перелистывая страницы тетради, в которой делал заметки для презентации. Через какое-то время в раздевалку стали, шумно переговариваясь и смеясь, заходить один за одним парни, и блондин, поднимая скучающий взгляд, вдруг замер, как-то растерянно и немного глупо хлопая глазами.
Он ведь ни разу раньше не видел Минхо без футболки. Азиат стянул ее, только зайдя в раздевалку, и сейчас стоял, заложив руки за голову, с довольной улыбкой разговаривая с Томасом, периодически потягиваясь после напряженной игры. Ньют же, подняв руку, неловко поправил очки, мысленно ругая себя и прося перестать пялиться, на деле не в силах послушаться.
Неужели ему нравятся парни? Раньше он об этом как-то не задумывался, но сейчас, пристально рассматривая смуглое, мускулистое, разгоряченное тело, он, как начинающий врач, не мог не заметить собственного учащенного дыхания и вспыхнувших щек. Что за дела?
– Здравствуй.
– Тебе бы пожарным работать, – стараясь выглядеть хоть немного адекватным, не озабоченным человеком, Ньют поднял глаза на Минхо, который уже подошел ближе, поздоровавшись с парнем, коего уже давно мысленно называл "чудик". Сам же "чудик" снова хлопнул глазами и, рефлекторно стукнув кончиками пальцев по очкам на собственном носу, торопливо проговорил, глядя в глаза азиату. - Томас, я жду тебя на улице, – быстро собрав манатки, весь красный, британец выскочил на улицу, успев увидеть наглую, самодовольную улыбочку Минхо.
Попался.
***
«Эфир вечернего шоу прерван для передачи срочного сообщения. В центре Нью-Йорка, в районе улицы Гарден, террористами было захвачено здание банка. Переговоры с захватчиками не дали никаких результатов, однако, они согласились впустить в здание бригаду врачей, при условии, что те не будут иметь при себе никакого оружия и колюще-режущих предметов. На данный момент вы можете наблюдать одного из врачей, который пересекает улицу, дабы оказать помощь людям в захваченном доме.»
Ньют замирает на месте, держа сжатые в кулаки руки в карманах белого халата. Знакомый хмурый вид, поднятая вверх широкая ладонь, в другой руке чемоданчик с медикаментами, эти забавно торчащие вверх волосы. Однако сейчас что-то совсем не смешно.
Презентация прошла на ура. Всех троих после нее взяли на практику в хорошую больницу в центре города. Ньют – терапевт, Томас – анестезиолог, Минхо – врач скорой помощи. Друзья, как могли, отговаривали его, мол, зачем такие золотые руки попусту будут работать на скорой? Уговоры были впустую. Азиат лишь фыркнул, в очередной раз говоря, что они ничего не понимают.
Ньют до сих пор не понимал. Как они подружились, как Минхо со своими мятными шоколадными конфетами стал ему очень близким другом, как стал его меньше бесить. Но всё это меркло сейчас в сравнении с чувством страха в груди. Панический, липкий, тяжелый. Их учили успокаиваться в стрессовой ситуации еще на первом курсе, но он словно всё забыл – просто хотелось убежать и спрятаться, уснуть, чтобы наутро всё это оказалось неправдой и дурным сном.
«Трое врачей вошли в здание банка, но один из них через некоторое время выбежал оттуда, направляясь к полицейским машинам, и со стороны террористов было сделано несколько выстрелов в спину медика. Захватчики через громкоговоритель сообщили, что у врача был найден с собой пистолет, и они начнут убивать заложников по очереди, каждые десять минут, если не будут выполнены их требования.»
Журналистка стала зачитывать длинный список требований, пока Ньют, с трудом переставляя негнущиеся ноги, подошел ближе к стойке медсестер, опираясь на нее руками. Очень резкая, яркая и болезненная мысль скользнула в его сознании, оставляя за собой еще более тяжелый след.
Он ведь теперь тоже заложник.
«Здание было решено брать штурмом.»
***
Оставшихся в живых, двадцать три человека из пятидесяти четырех, привозили в приемное отделение больницы небольшими группами, в зависимости от тяжести состояния.
Минхо приехал последним. Нижняя губа опухла, над бровью глубокая рана (видимо, приложили прикладом), отчего половина лица залита кровью, левая рука перевязана, и он ей совсем не двигает. Ньют даже боится думать, что случилось. Когда его заводят, одна женщина кидается к нему с объятиями, на что он лишь болезненно улыбается, кивая ей и говоря что-то успокаивающее, и блондин чувствует себя на краю пропасти. Азиата сажают перед ним, и он, начиная промывать рану у него на лбу, получает возможность поговорить.
– Что она хотела? Что с плечом? Как ты?
– Там было двое детей. Мелкие совсем. Лет по пять. Когда начался обстрел, один из этих уродов поставил ее перед собой, как щит. Щит, твою мать, понимаешь? А эти мелкие полезли за ней, плачут, он и треснул одного из них прикладом. Я полез их забирать, а потом треснули и меня. Пули летели во все стороны, я их схватил и прикрыл, боль в плече почувствовал только тогда, когда нас уже вывели. Прострелили, прикинь? Может быть, даже свои, – Минхо усмехнулся и, прервав поток слов, поднял на блондина глаза, уже совсем тихо, устало шепча. – Я люблю тебя. Когда это всё началось, и был шанс, что я умру, я о тебе подумал. Что больше тебя не увижу. Что ты больше не назовешь меня придурком, не улыбнешься, не откажешься в сотый раз от конфет.
– Я знаю.
Наверное, нехорошо целовать человека, когда у него болит губа, голова, плечо, душа, да и когда вокруг куча людей. Да, наверное, это неприлично. Но Ньюту всё равно, он просто глубже вдыхает этот запах спирта, пота, копоти и лекарств, и это навсегда становится для него запахом жизни. Жизни того, кто мог не вернуться.
***
– Будешь?
– Фу, гадость какая. Сам ешь, – Ньют фыркает и, когда Минхо в очередной раз пожимает плечами, отправляя конфетку в рот, быстро приподнимается с покрывала, прижимаясь своими губами к губам брюнета, и нагло ворует шоколадный шарик из его рта, отстраняясь, с довольной улыбкой жует, глядя на Минхо.
Местечко они выбрали укромное. Дальняя часть парка, много деревьев вокруг. Бросили покрывало, и можно целоваться, пока губы не заболят, что они, собственно, и делают.
– Ну как? – азиат усмехается, доставая из коробочки очередную мятную конфетку, с прищуром глядя на британца.
Тот же проглотил сладость и, облизав губы, утянул Минхо за грудки на себя, ложась на спину и заваливая на себя, со счастливой улыбкой беззастенчиво соврал, обнимая руками смуглую шею:
– Как я и сказал, гадость. Как ты это ешь?
– Ну, тебя же я как-то перевариваю.
Ньют смеется и снова целует его, прижимая как можно ближе к себе. Хочется всю жизнь целовать эти мятные, теплые губы, чувствовать этого засранца рядом с собой.
Конфет. Надо купить еще конфет.
