Нимфоманка

      — Ну, Саша, рассказывай, что там у тебя случилось. Красочно, как роман свой пишешь, вот так же и мне расскажи, — с интересом проговорил темноволосый парень миловидной наружности. Он скользил пьяным взглядом синих глаз по собеседнику напротив, невольно отмечая, что светлые волосы того довольно заметно отросли. — Можешь прям с самого начала.       — Леш, ты уснешь, пока тут душу изливать тебе буду, — запоздало ответил Саша, притянув к себе бутылку нефильтрованного и отпихивая из-под ног какой-то хлам: квартира друга-айтишника никогда не славилась своей чистотой. И сейчас, сидя на освещенной только тусклой лампой кухне, он так или иначе отпихивал от себя вещи непонятного происхождения: тару, бумаги, провода и разъемы, порой попадалось пару сгоревших винчестеров и сломанных мышек.       — Не усну. Начинай уже давай сопли развозить, — усмехнулся Леша, отставляя на время рассказа друга бутылку и принимаясь внимательно его слушать. Саша вздохнул, но противиться не стал, после глотка неторопливо заговорив, обдумывая каждое слово и погружаясь в воспоминания.       — Ты же знаешь, что мне моя квартира на первом курсе филологического досталась после смерти родителей, — вопросительно глянул Саша, на что собеседник медленно кивнул. — Вот. Считай, я уже сколько живу, два года почти. Квартира двухкомнатная хорошая такая, с евром, ну ты знаешь, что я говорю-то… — он сделал паузу. Кухня на мгновение заполнилась тишиной, прерываемая шумными глотками. — Вот и одна пустующая комната давила. Я же ненавижу это ощущение: мрачные коридоры и холодные стены неминуемо напоминали мне о моем безрадостном существовании в одиночестве. Неудивительно, что через пару недель я решился на отчаянный поступок, — сдавать пустую комнату. Тем более денег у бедного студента не водится, да и откуда там… Учусь на бюджете, подработка репетитором, конечно, хоть что-то дает, но это только на нужды и пожрать. Ты понимаешь, — Леша утвердительно кивнул. — Вот разместил я объявление. Текучка была большая. Как бы там в деньгах я не нуждался, конечно, но сдавал за гроши. Но каждый раз либо я был против, либо переселенцы. В смысле, переезжающие. Не важно, — Саша прыснул, снова припадая к бутылке. —Один раз пришел серьезный какой-то мужик с чемоданами. Словно холодильники там возил, в этих чемоданах. И, даже не спрашивая моего имени, не поздоровавшись, всучил мне деньги на месяц и попросил показать комнату. Ну я показал. Тогда еще подумал, что уживемся: не болтливый, мешать не будет. Блять, Алексей, — Саша посмотрел на друга многозначительно так, исподлобья, хмуря лицо. — Я никогда в жизни так не ошибался.       Стены кухни отразили звонкий заливистый смех Леши. Отдышавшись, он кивнул, мол, можешь продолжать.       — Месяц был адовым, — в свою очередь раздался голос Саши, — я заебался. Он водил девушек и мальчиков толпами, буквально устраивая в моей квартире бордель. Если отрывалась дверь в его комнату, то вся квартире утопала в дыме. Серьезно, все мои попытки возмущаться этот чел добавлял мне еще пять касиков на руку. Ну, в общем, подзаработал я неплохо. Но порнуха за стеной буквально каждый день меня выводила. Нормально учиться я не мог. Слава всей преисподней, что он не задержался больше месяца, — Леша снова засмеялся, пока друг пригубил. — Понимаешь, — с улыбкой продолжал он, — желание снова сдавать квартиру у меня резко отпало.       — Ну еще бы, — усмехнулся Леша и, все-таки не выдержав, пододвинул к себе начатую бутылку — жалко, простаивает, выдохнется же.       — Но, отойдя через пару недель от культурного шока, я все-таки опять почувствовал это тупое одиночество. Опять эта безнадега: подработка репетитором все только усугубляла. Я приходил в эти счастливые и не очень семьи и чувствовал себя пиздецки лишним. Плохо мне было. Начал из угла в угол ходить, ныть. — Саша тяжело вздохнул, опуская взгляд на исцарапанную столешницу, повторяя пальцам незамысловатые линии. — Поэтому я снова на свой страх и риск подал объявление. Но на этот раз все приходившие люди тщательно мною отбирались. Мне кажется, что у них возникало ощущение, что я жить с соседом всю жизнь собираюсь, а потом еще и в брак вступить. — Леша засмеялся не так громко, но все так же звонко и заразительно, откидываясь на спинку стула. Саше показалось, что другу сейчас пальчик покажи — помрет со смеху на месте. — Но, блять, ни один человек мне не нравился. Будто все люди, которые эмоционально мне не нравятся, раздражают своими манерами и привычками, собрались у моего порога. Это пиздец, товарищ Алексей. Я ведь гряз в своей пучине недочитанных книг и одиночества. Я даже начал думать, что таблетки от психиатра исчерпали свой эффект. — Рассказчик как-то горько усмехнулся. — Я напугался, Леш. Серьезно. Думал, опять проявятся симптомы, снова будут эти пидаристические эпизоды. Но нет. Это побочный эффект от таблеток, оказывается. Но не важно. — Он махнул рукой, тяжело вздыхая. — Я продолжал с утра пропадать в универе, погружался в пущу своей бесполезности, а три раза в неделю ходил к маленьким спиногрызам, чтобы в очередной раз изрядненько потрепать нервы. Насчет комнаты мне как-то неожиданно перестали звонить. Так и неизвестно, сколько продолжались бы мои безрадостные бури, — Саша отчего-то прервал рассказ, на мгновение замирая и пустым взглядом глядя куда-то на столешницу, словно что-то пошло не так, а что — понять он никак не мог.       — Будни? — переспросил Леша, смотря на друга с недоумением.       — Что? — очнулся Саша, недоуменно пялясь на него, хлопая ресницами.       — Ты сказал про свои безрадостные бури. Чувак, ты в порядке? — он искренне заволновался.       — Ай, бля, ну ты понял, — резко ответил Саша, отводя глаза и пытаясь вспомнить на чем остановился и что уже рассказал. Идиотское ощущение не желало отпускать его, отчего злость подкатывала к горлу. — Ааа, вот!       — Да неужели, — Леша прыснул, сделав большой глоток из бутылки. Его всегда заставляли беспокоится такие мелочи, как считал он сам.       — Ну так вот. У меня законный выходной. Я решил, что проведу его так же бесполезно, как и другие дни в принципе. Но утром у меня зазвонил телефон: какой-то мудило настойчиво пытался испоганить мои планы. Звонила, оказывается, девушка. Спросила насчет комнаты, сказала, что скоро подъедет. Вот пойми меня — время было около пяти утра. Столько возмущения и ярого негодования, кажется, стены моего дома не слышали уже давненько. А, вот еще что, на что я обратил внимание! Голос!       — А что не так у нее с голосом? — Леша пытался скрыть, казалось бы, беспричинный смех за кашлем — фантазия настойчиво кидала картинки, где друг слышит из трубки бас, а потом узнает, что это девушка. Саша кинул непонимающий взгляд на него, но продолжил:       — Сказать, что он преувеличенно-девичий, — не сказать ничего. Детский. Да, такой у нее голос. Атипично детский со взрослым тоном. Удивительно. — Саша хмыкнул, не ожидая от себя такого лаконичного литературного описания. — Серьезно. Я уже даже подумал, что это розыгрыш неугомонных детишек. Но я встал и сварил кофе, начал ждать. И впрямь ведь, скоро в дверь зазвонили. На пороге стояла… вот, Леш. Девочка. Рыженькая такая. Высокая. Лет шестнадцати. Семнадцати — максимум! — Саша неуклюже взмахнул руками, попавшись в ловушку эмоций, и чуть не смахнул бутылку со стола. — Ой!       — Аккуратнее! — воскликнул Леша, вовремя схватив падающую бутылку.       — Извини. Так. Что я говорил? Ах, вот. Она зашла, вежливо так поздоровалась, извинилась за ранний визит. Подождала мгновение, пока я от культурного шока отойду. Я впустил ее, начав разговор о мелких бытовых вещах. Типа, где лежат чистые полотенца, где что найти на кухне; что в комнате все чисто и постелено чистое белье ну и подобное. Она начала говорить про оплату, что там насчет коммуналки. И, представляешь, сразу же отдала мне деньги за два месяца! Я диву дался, честное слово. Она разговаривала безучастно, словно ее это не волновало вообще, с дикой серостью лица. Такой, нездоровой. У нее были такие синяки под глазами, словно она не спала с рождения! — воскликнул Саша, остерегаясь на этот раз размахивать руками. — Конечно, я начал задавать соответствующие вопросы, на что она ответила, цитирую: «Я несовершеннолетнее лицо, которому срочно требуется место жительства, и раз уж я плачу, то прошу отнестись к этому соответствующе. Договоров мы не заключаем, никакой ответственности нет». После чего добавила: «Прошу простить за грубость». А потом ушла в комнату. Я ахуел. Как я понял тогда, она уснула. Потому что не выходила из комнаты аж до пяти часов следующего дня! Представь мое удивление! Я, конечно, приготовил ужин и любезно предложил ей, но она отказалась, а еще через полчаса ушла. Я не знал, куда, зачем: меня это мало беспокоило. Но она мне неимоверно чем-то симпатизировала. Конечно, она не такая уж и красотка, но ее отрешенное поведение и хмурое лицо невольно наводило на сравнение. Да, я провел некую черту в том, что мы похожи. Так я думаю.       Она объявилась лишь днем, когда я уже пришел с универа и решил отдохнуть, как услышал копошение в замке. Я еще сидел на кухне и допивал чай, поэтому видел, как она зашла, немало меня напугав: осенняя ветровка едва прикрывала рваную футболку, перепачканную в крови, разорванные в хлам джинсы открывали вид на свежие рубцы, порезы и страшного вида раны; взлохмаченные волосы, а кровь струйкой стекала по подбородку, капая на грудь. Мне было ужасно не по себе смотреть, с каким трудом она пыталась стянуть с себя кроссовки. Трясущимися руками она держалась за стену, стараясь не упасть. Я подошел и начал расспрашивать, но она злобно посмотрела на меня, стаскивая с плеч даже на вид тяжеленный рюкзак и спортивную сумку. От нее пахло выветривающимся табачным дымом. Я предложил свою помощь. Стащил с нее кроссовки и отнес сумки в комнату. Она сняла ветровку, пройдя в ванную, не сказав больше ни слова. Просидела она там часа с два, наверное, а после вышла такая… убитая. Морально. Закуталась в полотенце, и я видел, как жутко испещрены ее ноги в ссадинах и убойных порезах, а руки все в синяках. Она, хромая, сопя и держась за стены, прошла в свою комнату, беззвучно закрыв дверь. — Леша знал, что Сашу понесло, а это могло бы закончиться нервным срывом как минимум. Он слишком погрузился в воспоминания с детальной точностью прирожденного писателя описывая каждый шаг. Он словно не сидел сейчас здесь с другом, а бороздил просторы воспоминаний, с отрешенным лицом норовя в них просто утонуть. С его диагнозом нельзя так пренебрегать такими вещами, Леша прекрасно это знал, хотя в слух не озвучивал никогда. Неприкрытая забота в мириады раз лучше.       — Пора перекурить, — неожиданно выпалил Леша, сглатывая странный комок в горле и вырывая таким образом друга в реальность.       — Да. Самое время.