Было.

Когда Алисия встречает на своем пути Элайзу, ей почему-то кажется, что все это уже было – и унесшая тысячи человеческих жизней катастрофа, и нескладные поначалу попытки обжиться в новом мире, и дальнейшее существование по принципу «кто как умеет», и эти прекрасные голубые глаза напротив. Лекс улыбается ей с первых минут их почти киношной встречи – когда с пафосом, не прицеливаясь, разносит из револьвера голову подступающему к зазевавшейся Кларк мертвецу – и делает это настолько дружелюбно и знакомо, что щемит в груди и путаются мысли, и вместо «спасибо» девушка зачем-то говорит «привет». Элайза (которая любит, когда ее называют Эл) хохочет, глядя на смущенную донельзя Лишу, и предлагает прокатиться на мотоцикле вдоль побережья или хотя бы подвезти. Алисия отказывается, прикрываясь «комендантским» часом вечно обеспокоенных и строгих родителей, но они обе прекрасно понимают, что это шитая белыми нитками ложь; дело в самой темноволосой, которую попросту испугало ее внутреннее согласие на все, что бы ни предложила шикарная блондинка, будь то безобидная поездка или убийство человека, ведь ради Лекс Кларк действительно смогла бы убить. – Мы еще увидимся, принцесса? – без особой надежды и даже с какой-то обидой в голосе спрашивает в ее удаляющуюся спину Эл, и это обращение тоже кажется знакомым, но – неправильным; так должны звать вовсе не Лишу. Ответить «нет» во второй раз подряд не поворачивается язык. * Вместо этого Алисия наконец-то говорит решительное «нет» родителям – и на запрет покидать лодку без их на то разрешения, и на обязательное присутствие на «семейных» ужинах, и на свое участие в бессмысленных дискуссиях на тему «что же делать дальше?» (в них все равно никто и никогда не приходил к согласию) – и ставит точку громким хлопком двери, чувствуя, будто разрывает в кои-то веки замкнутый круг, которому позавидовал бы и Данте с его «Божественной комедией». А потом вдалеке слышится приближающийся рев мотора, и Кларк нет нужды смотреть в окно, чтобы узнать, кто это. Девушка хватает поспешно куртку и выбегает на палубу, бросая находящейся на ней матери безапелляционное «я ухожу», и никаких нотаций о безалаберности и неоправданном риске ей больше не читают. Темноволосая улыбается широко и счастливо – определенно стоило перестать быть такой бесхребетной и послушной, и хоть раз в жизни проявить характер – и встречает спешившуюся с железного коня Элайзу уже таким привычным «привет». * – Расскажи мне о своем детстве, – просит неожиданно Лекс, устраиваясь поудобнее на расстеленном поверх травы покрывале, – что угодно, что ты помнишь, и чем захочешь поделиться. Они сделали привал где-то за чертой города, на одном из холмов, где когда-то собирались на тайные свидания влюбленные парочки и, наверное, именно из-за этого Кларк сейчас так неловко, а в странной просьбе видится если не подвох, то хотя бы скрытый, ускользающий от понимания смысл, но вдумываться во все это не хочется от слова «совсем». Набравшись смелости, Алисия ложится рядом, чувствуя плечом обжигающее тепло чужого тела, и говорит. И про то, как в восемь лет сильнее всего на свете хотела быть на Хэллоуин в костюме амазонки, но ей достался лишь дурацкий наряд ангела (с плюшевым нимбом на ободке и ощипанными крыльями, подозрительно похожими на куриные), который она безвозвратно испортила, перед выходом на улицу нарисовав маминой тушью черные разводы вокруг глаз и заляпав при этом все вокруг. И про то, как в пять (или около того) столкнула противного соседского мальчишку с горки, потому что он мешал остальным детям кататься. И про то, как в девять едва не спалила на Рождество дом из-за того, что разожгла единовременно все припасенные на праздничную ночь свечи – уж очень ей понравился трепещущий от легкого сквозняка огонь. А затем, замолкнув и словно повинуясь приказу свыше, целует блондинку. – Эй, полегче, красавица, – отстраняется от нее, придерживая за плечи, Элайза, – ты, конечно, горячая штучка, но мне пока не до отношений. Кларк чувствует болезненный укол в сердце – ее отвергли уже дважды; но потом приходит в ужас. Какое «отвергли»?! Какое «дважды»?! Она – натуралка! – только что поцеловала всего сутки как знакомую девушку, потому что… да просто потому что! Алисия рассыпается в неуклюжих извинениях (что на нее вообще нашло?), пока Лекс не обрывает ее нарочито-легкомысленным «забей!» и не замечает, что пора возвращаться. До боли стискивая руки на талии блондинки и ловя порывы прохладного ветра раскрасневшимся лицом, темноволосая боится, что из-за ее дурацкого проступка они видятся в последний раз. * И, кажется, та их встреча действительно была последней: проходит день, другой, медленно тянется неделя, а Элайзы все еще (или больше?) нет, и ужасающая рутина выживания затягивает Кларк, как болото – заплутавшего путника. Мерно покачивающаяся на волнах лодка, вечно укуренный сводный брат, тщательно спланированные вылазки за продуктами и – взгляды. Взглядывзглядывзгляды… сочувствующие, непонимающие, осторожные, и все – исподтишка, как будто родители смотрят не на собственную дочь, а на дикого, неприрученного зверя. Алисия снова ужинает вместе с семьей, ходит на эти идиотские собрания и не спускается на сушу, ведь единственная причина избегать всего этого сейчас сама избегает ее; и, должно быть, не зря. Девушка откуда-то знает – такая ситуация с ними уже имела место быть, но не может понять, когда (и где) именно, и от судорожных, безуспешных попыток вспомнить голову словно сжимает в тисках, и под черепной коробкой нарастает, пульсирует смертоносной опухолью жгучая боль. Кларк принимает на ночь, возможно, слишком много обезболивающих таблеток, и проваливается в беспокойный сон, где видит – и чувствует – собственную погибель, и Элайза тоже присутствует там. Она держит ее за руку, сжимая до онемения запястье перепачканными чем-то черным пальцами, и срывающимся голосом просит не уходить. Не уходить куда? – темноволосая не понимает поначалу, но острая резь в животе при каждом затихающем вдохе и непролитые слезы в любимых голубых глазах говорят: она умирает. – Все будет хорошо, – силится улыбнуться Алисия, – все будет хорошо. И закрывает глаза, чтобы уйти из одного мира и проснуться вскоре в совершенно другом с надеждой, что они обязательно встретятся. «Кларк!..». * – Да что с тобой происходит, Лиша?! Куда ты опять? – наутро спрашивает недоуменно какая-то незнакомая Лексе женщина, и потерянное «кто?» чуть не срывается с ее губ, но она вовремя останавливается; нет времени на эти глупые скандалы, – когда ты вернешься? – Никогда, – отмахивается Командующая; здесь ей точно делать нечего, и она, как есть – без вещей и оружия – перепрыгивает с борта пришвартованного судна на причал. – Лиша! – несется укоряющее вслед, но девушка уже скрывается из поля зрения. * Свою небесную принцессу она находит гораздо быстрее, чем предполагала: та, позевывая и поджимая пальцы босых ног, выходит на крыльцо одного из летних домиков, располагающихся чуть западнее от пирса, и выглядит невозможно сексуально в накинутой наспех на голое тело белой рубашке. И если одна часть Лексы кипит в праведном возмущении, то вторая уже привычно переживает – как можно так беспечно относиться к собственной безопасности и не брать с собой хотя бы тот же пистолет? – малодушно игнорируя тот факт, что темноволосая поступила сейчас точно так же. – Твои истошные вопли, Кларк, разбудят и мертвого. – Ты не ответила на мой поцелуй, зная, что я – это я, а потом пропала! – и все-таки побеждает возмущение, – и я, черт возьми, не Кларк! Лицо блондинки вспыхивает радостью. – Я не ответила на поцелуй Алисии, – защищается, влетая в ее объятья, Гриффин, и бывший лидер землян (которая перехотела злиться от одного прикосновения) совершенно не против растянуть этот долгожданный момент воссоединения на вечность, – но на поцелуй Лексы я отвечу всегда. И не только на поцелуй. – И не только? – усмехается Командующая. – Хочешь проверить? – невинно – слишком невинно – интересуется Кларк, подушечками пальцев вычерчивая на спине темноволосой какие-то узоры. «Очень хочу», – соглашается мысленно Лекса и тянет девушку в дом. Лежащий на прикроватной тумбочке револьвер Гриффин предусмотрительно разряжает.