The Long Haul

      То, что Диксон изменился, пожалуй, могли бы сказать лишь близкие. Совсем-совсем близкие. Такие как Кэрол, которая лишь удивленно вскинула бровь, поймав взгляд реднека, пока Ровиа ему что-то нашептывал на ухо.       То, что Дэрил изменился, мог бы сказать Граймс, давно начавший подозревать что-то неладное, потому как его охотник стал еще более осмотрительным и начал, наконец, ценить свою жизнь, то есть не кидался с головой в любую передрягу, а хорошенько обдумывал весь план сначала. Рик, возможно, понял бы почему, если бы знал, что Иисус доступным для арбалетчика языком объяснил тому, что самопожертвование больше не должно стоять на первом месте, потому что: «Ты несешь ответственность не только за свою жизнь, Диксон, так что если захочешь сдохнуть в следующий раз, пристрели меня заранее».       То, что его напарник изменился, заметил Аарон, тот стал каким-то постиранным что ли. Не то, чтобы Дэрил постоянно ходил грязным, нет, но теперь от него не пахло костром и ауры застарелой боли, давившей на все живое в радиусе мили, тоже не было. Был постоянный назойливый запах порошка и озона, из-за чего реднек казался посвежевшим на пару лет, и, возможно, Аарон знал, почему так. — «В душ, Диксон», — лукаво окинув мужчину взглядом, выдал Пол. — «А если нет?», — тут же по-бунтарски отозвался Дэрил, Ровиа усмехнулся и кошкой подкрался к нему, обняв за шею чуть приподнялся на цыпочках и на ухо насмешливо прошептал: — «Милый, я люблю тебя, ты же знаешь, но трахаться с пещерным человеком в мои планы не входит».       То, что все вокруг реднека резко изменится, не думали даже близкие. То есть буквально стоило кому-то из друзей подойти достаточно близко к охотнику и завязать с ним разговор, не дай Бог, как Аарон по-братски похлопать по спине или коленке, как над несчастным человеком тут же вставал откровенно решительно настроенный Иисус, прищуриваясь и чуть вздернув бровь, смотрел на очередную жертву и одним взглядом обещал все кары небесные на голову того безумца, что решил коснуться его мужчины или хотя бы сесть слишком близко.       То, что хрупкий и щуплый на вид молодой парень будет полностью контролировать волю их взбалмошного и взрывного реднека, не думал никто. Никто так же не знает, каким податливым становится Ровиа, когда дело касается Диксона. Никто не знает, как он каждый раз внутренне умирает, когда арбалетчик уходит за периметр без него. Никто не знает о количестве тех бессонных ночей, что проводит в это время Пол. И никто не понимает, почему парень начинает походить на приведение день так на третий.       То, что Дэрил готов защищать своих людей ценой собственной жизни, знали все, но тот факт, что у него уже до автоматизма доведено прятать Иисуса за спину при малейшей опасности, замечают лишь те, кто особо любит приглядываться.       То, что Диксон спит ближе к двери, пряча собой свернувшегося клубком под боком Пола ото всех, кто зайдет в эту дверь с плохими намерениями, не знает никто.       То, что реднеку было физически больно слышать жалобное: «Я хочу есть», — на последней их с Ровиа вылазке, когда они застряли на три добрых дня в гипермаркете без даже намека на еду, охотник никогда никому не скажет.       То, что он готов был пустить себе пулю в голову, видя как в приступе бешеной боли Иисус закусывает нижнюю губу и с опаской смотрит на собственную простреленную и истекающую кровью ногу, никто никогда не узнает. Единственное, почему он этого не сделал, это потому, что пуля была последняя.       То, что Дэрил все чаще советуется с Полом, никто никогда не узнает, как и то, что ради арбалетчика Ровиа готов заживо вырвать себе сердце и принести в жертву богам, для спасения и безопасности Диксона.       В то, что они не умеют ругаться, просто сходясь на компромиссах, не верит никто. Охотник слишком упертый, а хиллтоповец слишком гордый, хотя на самом деле, они оба быстро поняли, что лучше всего прислушиваться друг к другу, так что и смысла ругаться не осталось.       Но в то, что эти двое любят друг друга, почему-то искренне верят все.