29 августа 2016 г. в 23:20
Ранним утром Базаров, собравшись с мыслями, направился куда-то в сторону от поместья. С первыми лучами просыпался, как водится, лишь Евгений — и отправлялся прочь от «сонного царства» в поисках растений, жуков и бог весть чего еще. Но сегодня утреннюю прохладу встретил не он один: внезапно раздался запах одеколона, которым охотно пользовался старший Кирсанов.
— Чай, опять поскакали чуть свет головастиков ловить?
Услышав позади полусонный голос Павла Петровича, Базаров обернулся:
— Не головастиков, а лягушек…
— Как вам угодно, — перебил его Кирсанов, — вот только сегодня позвольте и мне поучаствовать.
Нисколько не смутившись, тот не упустил возможности подтрунить над горячо любимым дядюшкой Аркадия и столь надоевшим ему аристократишкой в одном лице:
— С каких же пор аристократы по лесам да болотам, как вы сказали, «скачут»?
— С тех самых, как начали с нигилистами якшаться, — чуть сморщившись, парировал Кирсанов. — Ну что же, пойдемте, Базаров?
Ничего не ответив, Евгений завернул на вытоптанную им и дворовыми мальчишками дорогу к лесу. Можно пройти и по нормальной, проверенной временем дороге, но Базарову не терпелось показать Павлу Петровичу «прелести мужицкой жизни», в которой — он был уверен — Кирсанов ни черта не понимает.
— Вы, сударь, уверены в этом пути? — не без паники в голосе поинтересовался Кирсанов, потирая свой по обыкновению гладко выбритый подбородок и переступая через крапиву.
— Глупо спрашивать об этом у меня́, не находите? — не останавливаясь, отвечал вопросом на вопрос Базаров, отодвигая своей широкой красной ладонью высокую траву и ветки: — Эк расплодились…
— Нигилисты-с?
Базаров обернулся и окинул Кирсанова прехладнейшим, как ему казалось, взглядом. Тот в свою очередь предпочел проигнорировать этот взгляд и двинулся дальше, в душе все-таки радуясь, как ребенок. По лицу Евгения что-то пробежало, как бывает обычно в смятении, но осталось незамеченным Павлом Петровичем. Они продолжили путь, но теперь уже вперед прытко промчался Кирсанов и с надменным видом вышел из зарослей на расширяющуюся тропинку, которая, судя по всему, вела к главной грунтовой дороге, разветвляющейся на узенькие, некоторые из которых выводили точно к поместью.
— А ведь здесь есть путь и попроще вашего, — заметил Павел Петрович и вальяжно щипнул свой ус.
— Признаться, брат, никогда бы не подумал, что ты такими путями добираться до родного места будешь, — послышался голос Николая Петровича, и вдруг показалось его лицо с лукавой улыбкой. — «Нигилистскими-то…»
— Et tu, Brute? * — возопил старший Кирсанов, никак не ожидавший увидеть здесь брата, к тому же знающего о детской проделке Базарова.
— Ну, полно-те, Паша, — махнул рукой «отец» и развернулся к поместью, продолжая говорить, удаляясь: — Я ведь за вашими похождениями не просто так наблюдаю: все рассуждаю, когда же вы на чем-нибудь сойдетесь, без взаимных этих ваших… пререканий.
— Я с этим волосатым?! — все еще громко недоумевал Кирсанов.
— Очень вы опять неправы, сударь, — нахмурившись, проговорил Базаров: — Я, быть может, вопреки вашим же «принсипам» пошел с вами за лягушками.
— Конечно, моим. Вы-то «принсипы» ни во что не ставите, как и все другое, вас окружающее!
— А что есть «все нас окружающее», Павел Петрович? Уж не букет запахов «аристократизма», смешанного с «либерализмом», которым вы так рьяно поливаете себя по утру?
— А вы не ёрничайте, господин Базаров, не ёрничайте! Эк вы хватили — ценности жизни собираете в какой-то дрянной флакон!
— Экие ценности! — вскинул брови Базаров, — Это еще что… Полно. Не будем говорить красиво.
Молча они простояли еще с минуту. После Евгений опустился на корточки и тонкими своими пальцами начал перебирать траву в поисках чего-то, о чем он сам и не знал.
— Так что же это, милостивый государь… — первым заговорил Кирсанов, опускаясь подле Евгения, — Что же это вы спорить, чай, не желаете?
— Не желаю — наскучило.
— Да как же это, наскучило! И что же это мы нынче вовсе спорить перестанем?
— Не могу знать, — апатично настроенный теперь Базаров лишь отмахивался от Павла Петровича, не желая насиловать собственный мозг в поисках остроумного ответа.
Снова воцарилось неловкое молчание. Кирсанов больше не подтрунивал над убеждениями Базарова, а тот в свою очередь лишь изредка хмыкал. Вдруг они ухватились за одну соломинку, начали рассуждать на какую-то тему, нашли даже в этом общность интересов. Так и время медленно подползало к завтраку.
— Пойдемте, Павел Петрович, полно о бессмысленном рассуждать, будет вам, — после небольшого диалога подвел черту Базаров: — что мы тут развели этакие задушевные беседы, не находите?.. Да куда вам!
— И в самом деле, Евгений Васильич, и в самом деле, — расторопно кивнул Кирсанов и поднялся на ноги. — Пора уже к завтраку, пойдемте.
Оба шли молча. Павел Петрович обратил внимание на свой внешний вид: воротничок был затянут не как обычно, а немного слабее; белоснежные панталоны — он и не углядел — были запачканы в зеленой траве. Базаров шел спокойный, чуть вразвалочку, по сторонам не глядел, устремившись взором в поместье.
— Можно попросить вас об услуге, Базаров? — вдруг робко промолвил Кирсанов, не глядя на собеседника. Тот ничего не ответил, но многозначно кивнул головой: — Позвольте нам и дальше с вами спорить… о всяком.
Евгений снова промолчал, не удосужившись ответить Павлу Петровичу. Тот немного поник, но виду не подал. Вдруг Базаров остановился и, обратившись к Кирсанову, по-своему улыбнулся:
— А ежели не позволю?
Это было однозначное «да» для обоих.
Примечания:
Et tu, Brute?* - И ты, Брут? (лат.)