«Life was so simple then, we were so innocent...»

Сейчас лишь гнев наполнял его. - Монтекки! На нашем празднике! Позор! – то и дело восклицал он, меряя шагам комнату. Валенцио сидел в кресле и раздраженно следил взглядом за братом. - Негодяй Ромео Монтекки, это мерзкое гнилье, которого еще и именуют «учтивым и добродетельным»! Большая учтивость – под маской шутовской глумиться над нашим торжеством, презренная собака! Срам! Да еще… - Тибальт, замолкни! – рявкнул внезапно на него брат, резко вскочив и уйдя из комнаты. Тибальт с открытым ртом резко присел на кресло. Затем закрыл его и грустно ухмыльнулся. Часы. Песок быстро-быстро, из одной половины в другую, быстро-быстро, не оставляя ни единой крупицы на стеклянных стенках. Нож. Острый нож, на котором кровь подчас даже не успевала остыть и высохнуть. Маска. Скрывающая личину. Бокал. С заполненным до краев вином. Война. Четко разделено – где свои и где чужие. Война – сладкое слово. Такое же сладкое, как слово «кровь», как слово «боль», как слово «ненависть», как самое прекрасное слово - «месть»! Война – вечная война, долгая тяжба… Долго. Казалось, с рождения своего он был уже полноправным воителем, защитником своей чести и чести своего рода. Долго. Бесконечная череда дней. Долго. Очень долго. Тучи. Неуместны тучи в эти светлые летние деньки. Нет покрова над их головами – лишь небо бескрайнее, где высоко находится рай. С не слишком милосердным богом… Тучи. Лучше бы грянула гроза. Воздух слишком тепел. Душно. А вокруг лишь стены. А такая атмосфера прекрасно подходит для серого отчаяния. Радость и горе здесь слишком близко соседствуют. Кипит кровь. Горячо сердце. Кровь на ноже не запеклась. Душно. Несмотря на свет – уныло. Серо. Беспросветно. Смешно до одурения. Смешно до слез. Горько до смеха. Что просто… горше не бывает. Все пытались хоть как-то снять это напряжение. Кто-то, как Валенцио, постоянно срывал свою злобу и отчаяние на своих родных, друзей и близких, в ядовитых насмешках и подколках, от которых смеяться не хотелось, облегчая душу, отворачивая от себя всех старых и новых друзей. Он дошел уже даже до того, что проклинал обе семьи, оба рода, оба дома, даже свой собственный, обвинял своих же родичей во всех горестях. Потому что даже ему было тяжело. Тибальт бы не узнал об этом (от своего брата он уже притерпелся слышать эту нескончаемую иронию, таким он уж был, неприятным пересмешником), если бы однажды не зашел в комнату не по зову, а по своему почину. Тот просто смотрел, уткнувшись в одну точку, на камин, а в руках – опорожненный бокал. Но даже вино ему не помогало. Не помогало избежать ответственности за каждый свой поступок – уже как семь лет ему приходилось нести груз заботы о доме, младшем брате и матери. С пятнадцати лет он был главным в этом доме. Отец погиб. На дуэли. Со Стефано Монтекки, главой дома, который вскоре уехал из Вероны, где околел на путях, как бездомная вшивая собака… При этом имени ярость поднималась в груди Тибальт, и он сжимал добела кулаки. Но мертвецу уже не отомстишь – лишь роду его… Нынешний глава дома Монтекки, Тристано, лощенный и холодный интриган и высокомерный тип, был намного хуже своего старшего брата – от этого легко можно было ожидать удара в спину. Его наследником стал этот подлец Ромео, ведь бешеный пес не оставил щенят своих. Негодяй, подлец, трус… Но месть с отчаянием вместе идут… Кто-то, как Тибальт, рвался в самую гущу сражений, каждый день нарабатывал руку, чтобы хотя бы ранить, поцарапать когтем и клинком, каплей пролить кровь Монтекки на эту высушенную жарой землю. Кто-то, как Меркуцио, это шут и пустослов, постоянно болтал, смеялся и острил, но сейчас – никому не было забавно. Кто-то, как Ромео Монтекки, постоянно прятался от своих врагов и друзей в роще, под сенью деревьев, сочиняя очередной любовный сонет к прекрасной даме. Даже Бенволио Монтекки, этот трусливый герой, безвольный миротворец, пытаясь помирить спорщиков, уже не был так уверен в своих доводах. Иногда его лицо приобретало выражение, которое показывало одну верную мысль – «а зачем я все это говорю? Они меня все равно не слышат….». Кто-то, как Валентин Скалигер, старший брат пустомели, постоянно искал утешения в законах и эдиктах герцога, постоянно призывая к ним, где надеялся увидеть идеальный мирок, где все уважают закон и все его соблюдают. Кто-то… да бесконечно это перечисление. Что об этом говорить… Солнце пробралось в комнату тонким неловким лучом. Тибальт крепко сжал в ладони кинжал и опустился на спинку кресла. Клинок отразил блик, и размытыми яркими пятнами свет расползся по всему потолку. Почему Тибальт чувствовал эти несказанные вслух эмоции? Недаром его неприятели прозвали его крысоловом, памятуя о Тиберте, кошачьем герое. Кошки всегда чувствуют зло, исходящее от людей, всегда чувствую боль и гнев, отчаяние и зависть. Тибальт лишь немного, но мог учуять эти чуть заметные оттенки… А здесь и чуять нечего – и так все как на ладони… «Ненавистные Монтекки…» Тут солнце, осмелев, еще ярче приоткрыло свой лик, отчего Родетти аж зажмурился. Затем открыл, и взгляд упал его за окно. Небо было ярким, будто нарисованным лазурной краской. Зелено и лазурно, лучезарно и красиво. И Феб посреди всего этого великолепия – полуденный и жаркий, греющий замерших, испепеляющий гневных, которые и так изнутри сгорают от ярости своей несдерживаемой… Тибальт поглядел на свой клинок и впервые в жизни почувствовал что-то, похожее на сожаление. А ведь когда-то ему не принадлежал этот нож, он отцовский, не его. А кровь он все равно знает, помнит, жаждет. Когда-то ему просто хотелось иметь кинжал, чтобы потешить свое тщеславие, потому что это было красиво и возвышенно. А теперь ему некогда любоваться блестящим клинком и острым лезвием – главное в драке вытащить вовремя. Это уже не символ важности – лишь холодное оружие, которым важно пользоваться умело… Когда-то он был так наивен… «Нет, не вспоминай!» Осенний сентябрьский день. Господи, зачем это было нужно тебе? Зачем? Если бы не это, ненависть была бы намного чище, как небо сегодня… Бог, зачем? Зачем тебе нужна эта ложь? Тибальт винил больше всех, конечно же, Бенволио Монтекки. Что тому стоило сказать полностью свое имя? Было бы легче и намного лучше. Нет. Промолчал. Зачем? А ведь это был обычный день. Когда все были так наивны… и так же безвинны. Когда тяжба домов – отраженный звук, тебя не касается. Когда кровь желала лишь игры, не боя. Когда смерть не была знакома им. День… Светлый осенний день. Когда троих лишили права на детство. Когда можно было смеяться с незнакомыми тебе мальчишками, не таясь, не боясь. Когда троих лишили банальнейшего права на дружбу. Когда было просто весело. Когда не было вины и не было груза, любезно накопленного добрыми предками. Ведь в детстве все так невинны. Тибальт сжал кинжал и резко встал. Мало бы кто признал в этом юноше того девятилетнего мальчугана, который мог запросто перейти на «ты» с вражьем отпрыском. Но сейчас бы не увидели на его лице нагловатого выражения своего превосходства, убийственную ненависть в черных глазах и злобу гримасы. Просто человек. Юноша. Разве что немного печальный. Но привычка кровной ненависти сильнее добрых воспоминаний, и Тибальт Родетти, взяв в руки свою шпагу, направился к выходу из дома. И направился искать своего обидчика, Ромео Монтекки… Но хотел бы он изменить свою судьбу?.. Возможно.