Это, конечно, то место, только время не это

      Нет никаких деревьев, Никакого дома. В сумрачных тихий аллеях Никаких знакомых собак.       Россия с грустью оглядывается. Под ногами тропинка, ведущая к дому, которая теперь кажется какой-то слишком ровной. Видно, что отреставрирована, и никто пока ещё не истоптал ее. Вокруг посажены деревья. Среди них раскидистые яблони, родные березы и трясущиеся осинки. Деревья совсем еще молодые. Иван делает пару шагов вперед, и за деревьями виднеется площадка. Там есть яркий-яркий гамак, качели, изрисованные изящными узорами, песочница и красная горка. Есть ещё две лавочки, но они стоят ближе к самому дому. Собственно, эти самые деревянные старые лавочки ему нравятся тут больше всего. Это единственное, что не изменилось тут. Они всё так же занимают свое место, отчетливо выделяясь из всей этой красочной и свежей картины. И если все другое кажется бездушным, то именно лавочки наполнены жизнью и пропитаны воспоминаниями. Брагинский смотрит на них, и даже деревья кажутся не покрытыми зеленой листвой, а облетевшими, с редкими желтыми листочками, возвращая его в ту осеннюю пору, когда все было так, как должно было быть.       Цветы в ухоженных клумбах Всё совсем по-другому Незнакомей, новей Словно всегда было так       Цветы. Их тут до смешного много. Самые разные. Розы, пионы, колокольчики. Есть ромашки и тюльпаны. Ах, еще одуванчики. Много подсолнухов. И от всего этого разнообразия ужасно пестрит в глазах. Ухоженные клумбы не нравятся Ивану. Да, они красивые: расписанные различными узорами, причудливых форм и необыкновенных цветов. Но абсолютно ненужные. Цветов в клумбах никогда не было. Однако Альфред настоял, а Иван и не стал возражать. Ему это и правда было неинтересно. Сейчас Брагинский понимает, что Джонс переделал его дом просто до неузнаваемости. И что эти чертовы цветы были тут не нужны.       Все стало по-другому. Или это всегда было так?       Это, конечно, то место Только время не это, Не то время года, Не то время суток. Было так интересно: Мама, папа и лето       Это его дом. Вон там балкон, на котором любил курить Пруссия. О, а там окно из их общей спальни. Америка что, поменял рамы на окнах? И чем же они его не устроили? Деревянные красивые рамы с цветочным узором — они до безумия нравились Гилберту. Он, вообще-то, сам их и выбирал. До этого у России были старые рамы, которые были в доме с самого начала. Иван никогда не интересовался мелочами, так что, когда весь дом ремонтировался, только Байльшмидт вспомнил про рамы. Определенно, всё осталось так. Да, поменялись обои и мебель. Появилась площадка, вместо которой раньше была большая беседка. Но это все тот же дом Брагинского, в котором раньше жили страны СССР. Это дом Брагинского, в котором они с Гилбертом прожили вместе недолгую, но счастливую совместную жизнь. Просто это беспощадное время разрушило дом. И просто это энергичный Америка решил отстроить его вновь.       Вот я превратилась в кого-то Не заметив, что в промежуток Все залеплено штукатуркой Замазано свежей краской       Иван кривит губы. Подбегает Джонс, пытаясь отдышаться. Говорит что-то с восторгом, каким-то воодушевленным жестом показывая на дом. Его глаза блестят, а сам Америка громко смеётся. Нежно берет Ваню за руку, улыбается и смотрит прямо в глаза, но не получает ответного взгляда. Это потому что Россия беззвучно плачет. По его щекам катятся крупные слезы, оставляя мокрые дорожки. Альфред с досадой скрипит зубами, аккуратно за подбородок приближая лицо Ивана к своему. Шепчет что-то успокаивающее и целует. Брагинский кивает и вытирает слезы. Джонс вновь притворяется дураком, спрашивая, неужели его беременному котенку не понравился ремонт, а Ваня слегка улыбается и говорит, что ему всё нравится. Даже те глупые обои с инопланетянами в детской.       Проведено много мелких работ. Как вернутся в другую жизнь, Которая кажется сказкой Когда всюду прошел ремонт?       Внутри дома почти ничего прежнего. Альфред не пожалел даже кабинет Ивана. Не оставил никакой мебели, которая была здесь раньше. Поменял даже люстры, хотя сам когда-то сказал, что хотел бы такие себе домой. Перила лестницы оплетает тонкий чёрный узор, который тянется даже по ступенькам.       Единственное, что со скандалом отвоевал Россия, это их спальня с Пруссией. Скрипучая дверь в конце коридора была не тронута Америкой и заперта на замок. Там всё ещё стоят рамки с их совместными фотографиями, и даже лежит одежда Гилберта. Иван не смог это выкинуть. Кровать так и не застелена, прямо как в то утро, когда всё закончилось. Только подушку Пруссии выкинуть пришлось — она была слишком сильно запачкана кровью.       Ване хочется кричать от этой безысходности и невыносимой боли. Всё было слишком прекрасно, чтобы продолжаться слишком долго. Чудесная сказка, которой внезапно пришел конец. И больше ничего не будет так, как было. А Брагинскому придётся жить с этими тяжкими воспоминаниями: о совместных ночах, о вечерах, когда Гилберт перебирал пепельные прядки Ивана. А ещё о том, как они с Гилом планировали свое будущее. Будущее, которого теперь нет.       Мне кажется, я все вижу, Но не могу проснутся. Я знаю живут своей жизнью вещи, Когда не следишь за ними. Мир за спиной подвижен, Стоит лишь отвернуться. Вот я на миг отвлеклась, И все вокруг стали другими       Америка трепетно прижимает к себе, поглаживая чуть выпирающий живот, довольно улыбается и опрокидывает на диван. Россия тихо смеется и смотрит на Джонса пустым взглядом. Но тот не видит этого, не замечает очевидного, живя своими иллюзиями. Иллюзиями, где Иван — его супруг и беременный от него. Иллюзиями, где Брагинский счастлив с ним и никогда не любил Гилберта.       Впрочем, Россия тоже старается жить иллюзиями. Иллюзиями, где он всегда любил только Альфреда и ждёт теперь от него ребенка. Иллюзиями, где утром Гил не начал кашлять кровью и не попал в больницу, где он не умер спустя неделю и не прошептал свое последнее «люблю тебя, мой маленький».       Иллюзиями, где старый дом всегда был таким новым и незнакомым.