***
Hunger Strike Сиэль приходит к ним в следующее воскресенье. Говорит, что (этот чёртов) Себастьян вместе с его отцом отправились играть в гольф. Он вытаскивает напиток под названием «Арнольд Палмер» и наливает в него водку с красным ярлычком на бутылке. Он делится напитком с Алоисом и садится на диванчик. Его движения такие же летаргические, как и весь полдень. Они смотрят фильм, но Лука не может вспомнить его названия, только то, что он очень старый, а рекламные паузы длиннее, чем сам фильм. — Отстой, — говорит его брат, обращаясь к пустоте. Когда никто ему не отвечает, он делает ещё один глоток от своей выпивки. — Сиэль, я хочу попробовать ту, что с короной, в красивой бутылке. — Она слишком дорогая, они заметят. — То есть, даже у тебя есть стандарты, когда дело доходит до этого? — Заткнись. Лука сегодня хотел пригласить в гости своего друга Ричарда, но мальчик по какой-то причине всё отказывался, поэтому Лука отстал. Он сильно об этом не задумывался, ему просто было непонятно, почему. Поэтому он напрямую задал ему этот вопрос, когда они стояли у шкафчиков, за несколько минут до прибытия автобуса, везущего их до дома. — Это из-за твоего брата, — тихо пробормотал Ричард так, будто бы пытался извиниться за то, что сломал цветной карандаш в детском саду. — Я не понимаю. — Мой брат не позволит мне с тобой тусить, потому что ненавидит твоего брата, — произнёс Ричард тем же голосом, а затем мягче, — Он думает, что он какой-то чудной. — а затем Ричард извинился и медленно закрыл свой шкафчик. — Нет, это ничего, — тихо сказал Лука. Он попытался улыбнуться, — Мне всё равно, правда. Это ничего. — Так скууууууууууууучно, — его брат тяжело вздохнул, и Лука услышал, как Сиэль что-то прошептал. — Да пофиг, — его брат спрыгивает с дивана и направляется к лестнице, показывая Сиэлю средний палец. Лука поворачивается к юноше, не уверенный в том, как он это воспримет, и, пытаясь понять, что вообще происходит. Но Сиэль всё ещё смотрит кино, и по нему совсем не скажешь, что он вообще на него злится. Лука пытается вернуться к просмотру кино, но в этот момент он даже не уверен, смотрит ли его или очередную рекламу. — Эй, — слабо говорит он, но затем чуть повышает голос, — могу я попробовать немного? Он хочет попробовать стоящий на столе чай, который Сиэль заправил водкой. У него нет на это причин, ему просто любопытно и всё равно нечем заняться. — Хочешь это? — Сиэль жестом указывает на напиток, и Лука кивает. — Уверен? — снова спрашивает Сиэль, и в этот раз Лука берёт выпивку в руки и кивает, стараясь сделать вид, будто ему действительно хочется этого. Сиэль вздыхает, — Хорошо, попробуй. Только для начала немного, — и Лука подносит ко рту ту же бутылку, из которой пили его брат с Сиэлем, и делает глоток. Его недостаточно, чтобы нормально распробовать напиток, поэтому он набирает в рот побольше, и чувствует, как ему обжигает горло пламенем. Огонь из лимонада и холодного чая. Он не знает, как это вообще может быть возможно, но оно обжигает и его горло и сердце. Он начинает кашлять, поэтому Сиэль спрашивает, в порядке ли он, но он кивает и снова разражается кашлем. — Скажи снова, сколько тебе? — спрашивает Сиэль. — Тр-тринадцать, — задыхаясь, отвечает он. Сиэль бормочет: серьёзно?. Луке интересно, со скольки лет Сиэль пьёт эту гадость. Он хочет спросить у Сиэля, думает ли и он тоже, что его брат чудак, потому что кому ли ещё это знать, как ни ему, но Луке кажется, что это не подходящее время, поэтому он делает ещё один глоток и становиться всё смелее и смелее, запрокидывая бутылку так же, как и его брат. — Помедленней, — предупреждает Сиэль. Он тяжело дышит. Оно обжигает. Но затем он чувствует в своей голове лёгкость, а в животе тепло, и понимает, почему люди это пьют. — Достаточно, — Сиэль забирает у него бутылку, трясёт головой и одаривает его неодобрительным взглядом. — Я хочу попробовать кое-что ещё, — Лука чувствует головокружение, мир будто бы начинает парить. Он наклоняется чуть ближе и смотрит на полусогнутые в кулаке пальцы Сиэля, замечает, какие у него ухоженные ногти. — Ничего, не бери в голову, — произносит он хихикая. Сиэль снова трясёт головой, — Ну серьёзно? — Я пойду за водой. Тебе что-нибудь принести? — спрашивает Лука, вставая с дивана. — Нет. — Окей, — он боится, что Сиэль уйдёт. Он даже не знает, почему этого так опасается. Он поднимается по лестнице и направляется на кухню. Алоис стоит у раковины и смотрит в окно, ведущее на улицу. Лука достаёт из шкафчика стакан, и юноша быстро оборачивается, будто бы его застали врасплох, — О, Лука, это всего лишь ты, — он грустно улыбается, и Лука понимает, что с ним не так, но это не подходящее время, чтобы это обсуждать. Пока что. Не сейчас. Он смотрит остаток фильма вместе с Сиэлем. А затем, когда он заканчивается, Сиэль наклоняется назад. Он выглядит так, будто бы вот-вот уснёт. Лука пододвигается к нему поближе, — Я хочу кое-что попробовать. — Хмм? — Это приятно? Сиэль тут же просыпается, — Что? — То, что вы делаете с моим братом. Должно быть, это приятно, если ты продолжаешь возвращаться сюда, хотя вы с ним даже не друзья. Он видит, как лицо Сиэля заливается румянцем, он начинает говорить с запинками, — Ну… я… это… — Приятно? — снова спрашивает Лука, и он видит, что Сиэль не хочет ему отвечать. Он поджимает губы, а Лука хотел бы уже переступить через эту линию. — Ты такой же, как и твой брат, — с лёгким раздражением говорит Сиэль. Луку это ловит врасплох, потому что никто ещё никогда не сравнивал его с его братом. Ему всегда говорят «не понимаю, почему твой брат не может быть, как ты» или «я слегка перепугалась, когда увидела твоё имя в списке, но ты намного милее, чем он». А затем эти аккуратные кончики пальцев слегка касаются его талии. Странное ощущение, у него по коже пробегают мурашки, и ему не хочется двигаться, но в то же время хочется увернуться. Пальцы Сиэля спускаются чуть ниже, и затем Лука даёт задний ход. — Что? — Прости, просто это немного… Я боюсь щекотки, — неловко выплёвывает Лука, но он не уверен, правда это или ложь. — Ничего, — говорит Сиэль и снова поворачивается к телевизору. — Нет, — Сиэль снова на него глядит, — В смысле, я всё ещё хочу попробовать. Сиэль осматривает его с ног до головы, и Лука уверен, что упустил свой шанс. — Может, позже, — говорит Сиэль своим гуттуральным тоном, что значит «наверно, никогда». Может, он ещё слишком молод, а у Сиэля чуть выше планка, чем он признаёт. Может, ему стоит позвать своего брата, потому что он то точно знает, чего хочет Сиэль. Может, всё уже хорошо, как оно есть сейчас, пока они сидят в подвале и смотрят кино в жаркий полдень. Но Лука начинает целовать Сиэля в губы, и ему кажется, это вызывает в нём ту же химическую связь, что в коле, когда в неё бросают ментос. Молнии пронзают все странные места в его теле, которые зажигаются огнём, когда кто-то подходит слишком близко. Он прижимается поближе, и его зубы сталкиваются с зубами Сиэля. Он не знает, как долго этому полагается длиться, должен ли он залезть руками под рубашку Сиэля или просто обнять его. Его губы вибрируют. Но Сиэль его отталкивает. Его руки упиваются ему в плечи, пока Лука снова не садится прямо. Затем Сиэль вытирает рукавом своей рубашки слюни со своего рта. В этот момент всё затихает. Луке даже не хочется дышать из-за этой тишины и ему хочется подольше насладиться этой вибрацией на своих губах. — П-прости, — наконец, произносит Лука. — Тебе не жаль, — Сиэль отворачивается от него, чтобы он не увидел его выражение лица, — Как и твоему брату. И в этот раз Лука совершенно не удивляется, потому что Сиэль самый умный мальчик, которого он знает. После этого Сиэль не упоминает о случившемся. Он как будто бы притворяется, что ничего не произошло, когда Алоис возвращается и говорит, что тут слишком тихо. Он включает музыку, и Сиэль фыркает, — Только не снова это дерьмо. Но его брат лишь смеётся в ответ. Между ними сложились отношения, которые Лука не особо может понять, потому что для них точно нет нужного слова во всём языке. Начинает визжать мужской вокал, и Лука как раз вспоминает, что ему нужно сделать домашнюю работу по математике, поэтому он уходит наверх. Он не хочет ни о чём думать, ему не о чем не нужно думать, кроме как о своём домашнем задании и о том, как долго осталось до ужина. Он не хочет думать о Сиэле Фантомхайве. Определённо нет.***
Creep — Здесь никогда ничего не происходит, — говорит Сиэль, — Скучно. Сегодня среда. В этот раз Сиэль не говорит, почему пришёл, он просто оказался у них на пороге, когда Лука ожидал увидеть свою маму. А ты не можешь прогнать Сиэля Фантомхайва, неважно, насколько странно ты чувствуешь себя, когда он рядом. И Луке пришлось объяснить, что его брат задержан в школе за плохое поведение, и он не знает почему, но Сиэль всё равно спускается в подвал. — Мне здесь нравится, — говорит Лука просто, чтобы высказать противоположное Сиэлю мнение, и ему кажется, что последний хочет с ним это обсудить, — Здесь хорошо. — Ты, наверно, ничего кроме этого не видел. — Неа, — Лука трясёт головой, — Я никогда не выезжал заграницу. — Хмм, — Сиэль издаёт этот звук, и Лука понимает, что не этого ответа ожидал Сиэль. Барабанный ритм песни, которую они слушают, звучит, словно тиканье часов, отсчитывающих время до того момента, когда брат Луки вернётся домой, и Сиэлю, вероятно, не будет так скучно, а Луке придётся отводить взгляд и притворяться, что он заинтересован в чём-то ещё. — Но я бы хотел выбраться отсюда. Я хочу увидеть больше мест, — добавляет он. Ещё он бы хотел рассказать, что когда он был маленьким, ему нравилось представлять себе, что он путешествующий вокруг всего мира самолёт, смотрящий на людей сверху вниз, как на муравьёв, бегающих по тротуару, но Сиэль не тот человек, которому нравятся такие глупые истории. — Такие места сильно переоценивают, — вздыхает Сиэль, сидя на диване. — Эй, — Лука слегка толкается вперёд, — Я снова хочу попробовать. То, как на него сейчас смотрит Сиэль, напоминает ему о пляже. Когда он в последний раз был на пляже, он раскопал в песке что-то ужасное, и взгляд Сиэля сейчас точно, как эта вещь, такой же тяжёлый и колкий. У Луки по коже пробегают мурашки, когда он представляет пляж, Сиэля, песок, и контраст между жаркой температурой и этим ледяным взглядом. — Когда твой брат вернётся домой? — спрашивает Сиэль, и Лука снова оказывается в подвале, и кондиционер охлаждает комнату, в которой точно не так, как на пляже. — Думаю, довольно скоро. Сиэль кивает и переводит своё внимание на что-то ещё. Сегодня он принёс свой рюкзак, но не достаёт оттуда ничего, содержащее алкоголь, вместо этого он вытаскивает книгу. Его пальцы переворачивают её страницы так, будто бы он находится где-то в другом месте. — Давай, ну пожалуйста, — снова говорит Лука. Он наклоняется поближе. Книга выглядит серьёзной, до краёв заполненной мыслями чьей-то измученной души. Сиэль вздыхает, — Ладно, — книга захлопывается и они целуются. Это не так, как прежде, в этот раз поцелуй глубже. Они соприкасаются губами намного дольше, и Лука поворачивает голову, стараясь найти лучший угол, как актёры делают в кино. Затем Сиэль отстраняется и за ним следует след от слюны. Лука наблюдает, как он исчезает в никуда. Какое-то время Сиэль просто дышит. На его щеках красуется небольшой румянец, а его глаза слегка слезятся. Он почти выглядит так, будто бы ему больно, но Лука не хочет говорить ничего, что могло бы разрушить этот момент. Глубоко внутри он чувствует, как его немного покалывает, отчего у него кружиться голова. Они снова начинают целоваться, и в конце концов он толкает Сиэля на диван. Лука думает, как было бы хорошо, если бы они могли заниматься этим весь день, но он всё ещё хочет большего. В конечном счёте Сиэль отталкивает его, но в этот раз по настоящему. Он поправляет свои волосы, и распрямляет воротник, и в этот момент все доказательства того, чем они занимались, исчезают. — Это было приятно, — говорит Лука. Сиэль не отвечает и возвращается к чтению своей книги. Они снова оказываются двумя незнакомцами, сидящими вместе в подвале. Алоис наконец возвращается домой и снимает всё напряжение в комнате своими грубыми жестами. Лука думает, что немного ему за это благодарен, но в то же время чувствует ревность. Часами позже Лука принимает душ. Он наносит на всё своё тело гель для душа и на какое-то время останавливается подольше на тёплом глубоком месте с видениями о Сиэле. Уголком глаза он замечает паука размером меньше, чем ноготь на его мизинце, который пытается забраться по плитке. Она слишком влажная, поэтому он каждый раз падает на пространство между плитками, но не перестаёт пытаться. Лука даже не думает скинуть его вниз, он помнит, как его учительница из начальных классов рассказывала им о том, что если бы в мире было больше пауков, то, вероятно, не было бы так много мошек. Он продолжает смотреть на паучка. Он задумывается над тем, как его глаза могут различать такие крошечные ножки этого существа. Даже, когда вода леденеет, а его мать начинает стучаться ему в дверь, — Счёт за воду уже и так слишком высок, а твой отец на грани увольнения! — он всё ещё за ним наблюдает. Только, когда он исчезает в стенной щели, мальчик выключает воду и выходит из душа, а по его ногам ручьями стекает вода. Может, прикосновения Сиэля похожи на это чувство, прохладные, гладкие, заставляющие дрожать самые потайные места. Выйдя из ванной, он идёт прямо по коридору. Он спит в одной комнате со своим братом. На другой стороне коридора есть пустая спальня с кроватью, а внизу есть подвал, но он уже целую вечность делит комнату с братом. Он не помнит, кто из них первый начал бояться темноты, но внезапно этот страх напал на него, словно лихорадка, и Лука начал по среди ночи перебегать в спальню к своему брату. Их родители в конечном итоге переделали его комнату в кладовую, и всё, что у него было оказалось придвинуто к стене прямо рядом с вещами его брата. — Я одолжил твою рубашку, — говорит Алоис, лёжа на кровати и утыкаясь лицом в подушку, — У меня все грязные. — Можешь оставить её себе, если хочешь, — говорит Лука. Он узнаёт её. Это было чьим-то подарком на прошлое рождество, который он швырнул куда-то в шкаф. Он пару раз пытался её носить, но красный совсем не его цвет. Но она хорошо смотрится на Алоисе. Ему такое всегда было к лицу. — Я позже отдам. — В любом случае, это неважно, — странно такое вообще произносить вслух, потому что, сколько он себя помнит, они с братом всегда всё делили. Ничто не отделяло его сторону комнаты от стороны его брата. То же самое правило прилагалось к одежде. Он хотел думать, что оно распространялось на всё, хотя знает, что теперь это не так. — Эй, могу я поспать сегодня в твоей кровати? — отваживается спросить Лука, чтобы в этом убедиться. — Ммм, — мычит Алоис, всё ещё утыкаясь лицом в подушку, а затем перекатывается на бок. У него растрёпанные волосы и это видно, когда он садиться и медленно пятиться на другую кровать. Он отворачивается и говорит, — Спокойной ночи, Алоис, — Лука улыбается, слыша эту шутку, которую знают только они с братом. — Спокойной ночи, Лука, — говорит брюнет, плюхаясь на кровать. Но он так же хочет хотя бы в эту ночь стать Алоисом. Он хочет представить, каков на вкус Сиэль, какого это трогать его, помнить его губы, шёпот, его смех. Всего на одну ночь он хочет побыть своим братом. Он никогда не хотел ничего столь сильно.