Толстая

Так уж получилось, что с детства я была бледным отражением старшей сестры. Сестру родители обожали. Вечно Вика - то, Вика – сё… Вика захотела заниматься фигурным катанием – её тотчас отдали в секцию, Вика прекрасно рисовала – и она стала ходить в художественную школу, Вика – красавица, Вика умница… Даже имя у неё было потрясающее – летящее и победительное. Виктория. Победа. А я… Что – я? Вторая беременность далась маме тяжело – токсикоз, давление, неправильное расположение плода, обвитие пуповины… Родилась я синяя, еле откачали. Порой я думаю, что лучше бы и не откачивали. Была бы тогда идеальная семья. Мама, папа и Вика. Даже имя, в отличие от сестры, у меня грубое и тяжеловесное. Клава. В честь папиной мамы. Клавдия. «Хромоногая» по-латыни. Иногда я думаю, что родители назвали меня так специально. Легко идти по жизни с именем «Победа». А вот с именем «Хромоногая»? Вот то-то и оно… Меня, конечно, не обижали, и игрушки покупали, и платья красивые, и торт со свечками ставили на дни рождения… Только вот так, как Вику, меня не любили. Знаете, дети очень быстро начинают чувствовать такое. И не верьте, что всех своих детей родители любят одинаково. Всегда есть любимчики. Всегда. Когда я была маленькой, я не понимала, почему вся родительская любовь достаётся Вике. Ведь это мои мама и папа тоже. Почему же так? Нет, к Вике я не ревновала. Сестра, которая была старше на четыре года, была для меня Божеством. Но я хотела свой кусочек любви. Маленький-маленький. Разве это так много? Чего хотят родители от малышей? Чтобы были послушными и хорошо кушали. Я была послушной и кушала хорошо. Даже слишком хорошо, так что к первому классу выяснилось, что у меня имеется лишний вес. Немного, но имеется. И на фоне стройной и изящной, как статуэтка, Вики я выглядела пухленькой кубышкой. Такие малышки-кубышки – пухленькие и румяные – страшно нравятся бабушкам… и, будь у меня любящая, хлопотливая бабушка, возможно, всё вышло бы по-другому. Я получила бы свой кусочек любви и успокоилась бы. Но, увы, бабушка Клава, в честь которой я получила имя, умерла, когда мне исполнился годик. Инфаркт. А мамина мама вовсе не желала ощущать себя бабушкой и посвящать себя внучкам. Симпатичная и стройная, она не выглядела на свои годы, заведовала кафедрой экономики в одном престижном университете, была доктором наук, профессором… и не могла много времени уделять семье дочери. К тому же… Вика и ей нравилась гораздо больше. Когда я пошла в школу, проблем только прибавилось. Я была тихой, домашней и послушной девочкой, ходила в частный садик, где в группе нас было всего пятеро. Мы неплохо ладили, воспитательницы меня любили за послушность и неконфликтность, к тому же я обожала рисовать, как Вика, и годам к шести могла заниматься этим часами. Правда, родители только одобрительно кивали, глядя на мои рисунки, вывешенные в группе, но заговаривать о художественной школе не торопились. А мне так хотелось хоть в чём-то сравняться с Викой. Но в садик я ходила с удовольствием, а вот школа… Начнём с того, что нас было двадцать пять первоклассников - совсем разных, готовых к школе и не готовых, тихих и гиперактивных, способных… и не очень. Двадцать пять первоклассников и одна учительница – Марина Игоревна, которую называли «опытным педагогом» и которая умела «держать класс». В принципе, верно, она такой и была. Было в ней что-то такое, что даже самые шебутные из моих одноклассников смотрели на неё, как кролики на удава, и боялись на уроках даже шелохнуться. Как у неё это получалось – не пойму до сих пор – она ни разу на нас голос не повысила, никого не оскорбляла… во всяком случае явно. И учить она умела… Ничего не скажешь. Но… дисциплина-дисциплиной, а энергию малышам нужно куда-то девать – так уж они устроены. И не могут дети шалить в определённых, строго отведённых местах, а во всех прочих – быть ангелами. Отсюда, мне кажется, и возникают проблемы в детских коллективах - когда один-два становятся изгоями. Неважно, за что, главное, что всем это очевидно. А учителя… Им бы уроки провести, хоть чему-то детей научить, и чтобы день прошёл без членовредительства и родительских претензий, так что разбираться, что у каждого на душе… Нет на это времени. Так вот, про изгоев. В нашем классе таких стало два – мальчик Вася в больших очках с толстыми стёклами и… я. Как это случилось? Легко и безжалостно. Когда я пошла в школу, родители ставили мне в пример Вику – та училась отлично, ей всё давалось легко. Я очень хотела стать такой, как Вика – чтобы родители хвалили меня хотя бы за учёбу. И пообещала им, что буду учиться отлично, как сестра. И я старалась. Выписывала палочки в прописях, учила буквы, грамота давалась мне легко, но вот пришёл день, когда нам задали на дом первое стихотворение. Много ли задают первоклашкам? Всего четыре строчки. Я затвердила их наизусть и с выражением, в школу шла, предвкушая грядущую похвалу Марины Игоревны и радость родителей. Меня вызвали к доске. Я назвала автора стихов и приготовилась прочитать – громко и чётко. Но в этот самый момент учительница отвлеклась на журнал, и самая красивая девочка в классе, белокурая, как ангелочек, Лика Малявина прошептала: - Толстая… Фууу… Одноклассники гадко заухмылялись, а я… Я не смогла произнести ни слова. Понятное дело, что никакой похвалы я не получила, Марина Игоревна была разочарована, а я расстроена. Но даже не это было самым ужасным. С этого дня началось… - Толстая! -Жирная! - Бочка! - Сало! - Жиробасина! - Жирный-жирный, поезд пассажирный! - Толстая бочка, родила сыночка! - Шрэк толстопузый! В общем, фантазия у моих одноклассников оказалась богатой на пакости. Я же чувствовала себя зверьком, которого травят ни за что ни про что. Куда смотрели взрослые? Ну, у одноклассников хватало ума, чтобы не травить меня при Марине Игоревне. А родителям я жаловаться боялась. Боялась натолкнуться либо на безразличие, либо на насмешки. Так что моим лучшим другом стал… холодильник, к которому я бегала по ночам. Колбаса, шпроты, сардельки, макароны, вчерашняя жареная картошечка. Мне всё равно было, что есть, меня успокаивал сам процесс. Неудивительно, что к окончанию начальной школы я ещё больше растолстела. Насмешек прибавилось, я продолжала заедать стресс и сама соскочить с этой порочной карусели уже не могла. Тут до родителей наконец-то дошло, что со мной что-то серьёзно не так. На фоне изящной стройняшки Вики моё жирное, начавшее оплывать тело смотрелось нелепо, так что классе в шестом меня всё-таки записали к психологу. Но к тому времени я уже отрастила дублёную шкуру и научилась не доверять взрослым людям. Ничего у психолога не получилось. Тогда родители нашли денег и положили меня в специальную клинику. Вот это помогло, и в седьмой класс я пришла уже значительно похудевшей, хоть и осталась плотненькой. Но разница была настолько потрясающей, что меня оставили в покое. На целый год. Это был, наверное, самый спокойный год в моей жизни. Я стала лучше учиться и даже подружилась с девочкой из параллельного класса. В общем, жизнь стала налаживаться, и я ощущала себя почти счастливой. А потом мне исполнилось четырнадцать лет, и кошмар начался по второму кругу. Подростковые гормоны, да… Я вновь стала полнеть, к тому же меня одолели прыщи. Зрелище было кошмарное, одноклассники вновь начали меня дразнить, а мама… Порой я ловила её взгляд на себе, мне казалось, что она постоянно сравнивает меня и Вику и на меня смотрит с брезгливой жалостью – как я вообще могла оказаться её дочерью? Мама занималась Викой, которая к тому времени стала делать серьёзные успехи в фигурном катании, но это требовало расходов, и на меня лишних денег уже не оставалось, в школе… в школе всё было плохо, и мои ночные походы к холодильнику возобновились. Так что вскоре я выглядела ещё хуже, чем раньше. Одноклассники надо мной издевались, родители тайно стыдились, а я… Я мечтала о любви. Мне казалось, что придёт прекрасный принц и спасёт меня от всего этого кошмара, в котором я жила. Так что я читала дешёвые любовные романы… и ела. Неудивительно, что прекрасные принцы обходили меня стороной. Кое-как я закончила восьмой класс, родители всё-таки напряглись и вновь положили меня в клинику. Всё-таки хорошие там были врачи, они сумели решить мои проблемы с гормонами. Был там и психолог. Очень хороший психолог, благодаря которому я поняла, какой дурой была до этого. Он сумел вложить мне в голову правильные установки, и в девятый класс я пришла с твёрдым намерением бороться за себя. Я стала делать зарядку, бегать по утрам и следить за своим рационом. Вкупе с лечением и пришедшими в норму гормонами это дало потрясающий результат. Фигура подтянулась, прыщи исчезли, волосы перестали сечься и легли послушными шёлковыми волнами. Эта борьба с собой продолжалась весь девятый класс, а когда я пришла в десятый… Народ ахнул. Я была счастлива. Мне стало нравиться моё отражение в зеркале, я впервые поняла, что ничем не хуже Вики. К тому же я наконец-то влюбилась. К нам в класс перевёлся новенький мальчик, его звали Кирилл, и я полюбила его с первого взгляда. Кириллу я тоже понравилась, он ведь не знал моего позорного прошлого жирной бочки, и мы начали… дружить. Только вот я не учла, что такой красавчик, как Кирилл, понравится не мне одной. Лика Малявина тоже положила на него глаз. А две её ближайшие подружки решили помочь… Лика не собиралась причинять мне серьёзный вред, её подстава была тонкой, чисто женской. Однажды Лика притащила в класс целую стопку фотографий, и все стали их разглядывать и комментировать. А Лике этого было мало – она ласковым змеиным голоском сказала Кириллу: - Кирюша, не хочешь посмотреть нашу классную память? Смотри, здесь и Клавочка есть… - Не надо… - пискнула я. Я-то прекрасно знала, как выгляжу на этих фото. Но удивлённый Кирилл не обратил внимания на мои слова и стал рассматривать снимки. - А где же Клава? – наконец удивлённо спросил он. - А вот она! – медовым голоском подсказала одна из Викиных подруженек. Кирилл удивлённо перевёл взгляд с фотографии на меня. Видимо никак не мог совместить в голове ту толстую прыщавую девочку и меня нынешнюю, а потом… потом мне показалось, что в его глазах промелькнуло презрение. Ко мне. Этого я вынести не могла. Я схватила сумку, выбежала из класса и бросилась прочь. Я знала, что охранник не выпустит меня из школы, пока идут уроки, и ноги сами принесли меня наверх. Обычно дверь на чердак была закрыта, потому как желающих прогулять уроки было немало, но не в этот день. Я взобралась на чердак, нашла люк и лестницу на крышу и взобралась туда. Мне было так плохо, так ужасно, мне не хотелось жить. А в ушах вновь зазвучали визгливые голоса: - Толстая! -Жирная! - Бочка! - Сало! - Жиробасина! - Жирный-жирный, поезд пассажирный! - Толстая бочка, родила сыночка! - Шрэк толстопузый! Я заткнула уши, но голоса не унимались. - Заткнитесь! – прокричала я. – Заткнитесь! Заткнитесь! Сумка выпала из моих рук и покатилась к краю крыши. Наша школа была расположена не в типовом здании, а в доме старой постройки, бывшей гимназии, поэтому крыша была не плоской, а двускатной. Конечно, её края были обнесены бортиками, но, как выяснилось, эти бортики были хлипкими и давно не заменялись. Я потянулась за сумкой и тоже заскользила вниз. Я пыталась удержаться, но ночью были заморозки, и железная крыша покрылась тоненькой корочкой льда. Меня охватил ужас, я стала звать на помощь, дверь на крышу вновь распахнулась, и в проёме показался Кирилл. - Клава, - крикнул он, - держись, я сейчас! Кирилл бросился за помощью, но она пришла слишком поздно… Я соскользнула к краю крыши и попыталась удержаться за бортик. Он обломился под руками, и я, не успев ничего понять, полетела вниз. *** Очнулась я в подъезде собственного дома и удивилась – почему я здесь? Неужели мне почудилось моё падение с крыши? Я подошла к двери своей квартиры, взялась за ручку… и мои пальцы прошли сквозь неё. С верхнего этажа спускалась мамина подруга, Инна Степановна, с венком в руках. Я поздоровалась с ней, но она даже не повернула головы и позвонила в дверь. Открыла ей мама – в чёрной косынке, заплаканная. А я… Я метнулась мимо них в квартиру и увидела в большой комнате стоящую на столе мою большую фотографию в траурной рамке. *** Ну, да, я стала призраком. Бывает. Оказалось, что таких, как я не так уж мало: кто-то покончил с собой, кто-то просто не хотел умирать, а у кого-то осталось незаконченное дело в этой жизни. Наверное, я отношусь к последним. Недаром я до сих пор привязана к этому дому, хоть мои родители и Вика переехали сразу после моих похорон. Они очень горевали обо мне, и только тут я поняла, что папа, мама и сестра меня всё-таки любили. Пусть у них всё будет хорошо. А я… Сейчас я не страдаю, как ни странно, мне даже нравится моё призрачное существование. К тому же… это открывает такие возможности. Лика… Я ей всё-таки отомстила. Внезапно упавшая с крыши сосулька превратила первую красавицу нашего класса в овощ. Вот не говорите мне только, что это плохо. У призраков совершенно другие нравственные критерии. Что же касается двух её верных подруженек - они отделались легче. Одна поскользнулась на гололёде, проходя мимо моего дома, да так неудачно, что сломала ногу. А ведь она танцами занималась… В общем, сейчас ей не до танцев. Вторая провалилась в открытый люк, который почему-то был не огорожен, отделалась ушибами и переломом носа. Операцию ей сделали не слишком удачно… так что сейчас её личико красивым назвать трудно. Кстати, я думала, что отомстив обидчицам, уйду туда, куда уходят рано или поздно все призраки. Не вышло. Я всё ещё здесь. Может быть, из-за Кирилла? Но я не хочу ему ничего плохого, он ведь всё-таки пытался меня спасти. Однако я всё ещё здесь. И, как ни странно, мне нравится быть призраком. Это интересно – наблюдать за чужой жизнью. Только став им, я поняла, в каком странном доме и с какими странными людьми я живу по соседству. Это развлекает. К тому же теперь никто и никогда не назовёт меня толстой. А теперь мне пора. Я полетела.