Сожители.

Тонкие костистые пальцы Литвинова пробежались по своему же запястью другой руки, шустро проскользив до локтя, и зацепились там ногтями за старую болячку. Непроизвольно, живя своей отдельной жизнью, они стали сдирать ее. Литвинов заметил это только тогда, когда один из пальцев неосторожно зацепил корочку, и тонкая ига боли кольнула локоть. Немного разозлившись Литвинов одернул самовольные руки, которые тут же занял легкий зуд неприкаянности. На всякий случай, студент перекрестил их на груди, прижимая к себе, чтобы чего неприятного не случилось. На улице, где-то на небе порвалась огромная подушка с белым пухом, и теперь в пуху был весь город, начиная с заметенных тропинок и кончая огромными навесами на крышах. Снег падал хлопьями, словно под какую-то музыку из старого советского фильма, вальсируя он старался, как можно больше различных па выписать перед окном. Самое интересное в жизни снега - это падение, почти что полет. Повезло тем снежинкам, которые падают у окна, ведь самое интересное они могли увидеть именно заглянув в дома людей, прикоснуться к обыденному обиходу их жизни. В этой маленькой однокомнатной квартирке, где давно требовался ремонт водопровода, толком ничего интересного не происходило, если только не вдаваться в подробности. Мало кто мог догадаться, что Литвинов измучивал себя нервным ожиданием, стоя на маленьком неосвещенном квадратике старенькой кухоньки. Часы на стенах отсчитывали минуты, а маленькая пухленькая стрелка близилась к двенадцати. "Ну не может же он не придти."- хмуро подумал студент, облокачиваясь спиной на подоконник, и приглаживая рукой опустившиеся на лицо волосы назад. По иронии судьбы, где-то минуты через две в коридоре послышался звук ключей, открывающих неподатливый замок. С открыванием двери, Литвинов сегодня уже успел помучатся, перебирая в голове всякие ругательства, какие он только помнил, все-таки сегодня день какой-то нервный выдался. Далее, послышалась возня в коридоре и хлопок закрывающейся двери. Вот на пол с шумом летят ботинки, глухо ударяясь о паркет подошвой, хозяин с ними особо не церемонится, вот молния куртки расстегивается, а сама куртка шуршит отправляясь на вешалку. За эти короткие минуты Литвинов всеми силами пытался представить, человека, который стоит в коридоре. Мыслей была масса, но все они не особо были близки к истине. Шаги приближаясь утихли у двери, и в желтом ее мутном стекле появился темный, высокий силуэт. Когда дверь стала открываться, студенту захотелось отскочить в бок, спрятаться в недрах маленькой кухни, забиться в какую-то щелку между шкафом и газовой плитой, словно они играли в прятки и он слишком плохо и очевидно спрятался. Вошедший в квартиру человек перестал быть лишь каким-то фантомом будущего и был вполне реален, казалось если прислушаться, студент вполне мог уловить его тяжелое дыхание и стук сердца. Лифт в доме был неисправен, приходилось подниматься на седьмой этаж на своих двоих. Изначально Литвинов изрек из себя какие-то сумбурные слова приветствия, только уже потом позволил себе посмотреть на вошедшего. Перед ним явился человек, которого он совсем не знал. Это было с какой-то стороны даже странно, потому что почти все в училище знали какого-то Алферова, и много кто говорил о нем, чаще всего, не совсем хорошие вещи. В целом Литвинову было все равно, что и о ком говорят другие, разве что раздражало это его порой от слова очень. Но в этом был один громадный плюс, который повлиял на его судьбу. Если бы не длинные языки его сокурсников и сокурсниц, то вряд ли он бы узнал, что какой-то там Алферов ищет себе соседа для съемки квартиры, почти за символичную плату. Как раз эта символичная плата и насторожила когда-то студента, но выбор был невелик. Общежитие свободными местами не располагало, а на комнату, которую он снимал раннее, подняли цену. Если вы были студентом приехавшим из провинции, наверняка знаете, что денег не то что не хватает, их чертовски мало. Вот и приходится выкручиваться, как можешь. Алферов выглядел старше своих лет, что сильно задело Литвинова. Бедный студент обладал внешностью сугубо мальчишеской, несерьезной, как считал он сам. Думалось ему, что такое лицо может быть только у инфантильного человека, страдающего подростковым негативизмом. Алферого же вполне можно было назвать взрослым человеком, с лицом отражающим какое-то понимание происходящего. Большую роль играла щетина на его лице, складки морщин у глаз, что делали взгляд более выразительным, более внимательным и проникновенным. Возможно, такое ощущение приносил полумрак, что обитал на кухне, и свет который пробивался только через мутное стекло, из коридора, только лишь по контуру обводя силуэт. Алферов сделал шаг вперед и включил свет. Литвинов сощурился с непривычки. - Ты чего в темноте сидишь? - раздался громкий голос Алферова. - Экономлю, - тут же тихо отозвался Литвинов, чему-то незатейливо улыбаясь. Алферов тоже улыбнулся, только как-то иначе. Его темные глаза прошлись по Литвинову с светлой головы до трогательных, голубеньких носков, то ли что-то вымеряя, то ли оценивая. Сам Летвинов ничего не заметил, он был опьянен волнением, куда ему до сложных наблюдений за чужим поведением. Алферов прошелся в глубь кухни, схватил чайник за ручку, налил воды и поставил греться. - Сядь. Говорить будем, - больше приказал он, чем попросил. Литвинов попятился назад, забился в угол недалеко от окна. Его собеседник сел напротив, положил руки на стол, скрестив пальцы в замок. - Как тебя зовут? - Ося. Или Йоси, как в училище называют, - ответил Литвинов. - В смысле? - не понял Алферов и нахмурил брови. - В смысле Иосиф, - отчего-то тоже хмуро ответил ему Литвинов. - Погоди-погоди, как Сталин, да? - голос Алферова становился очень шумным. - Или нет. Бродским будешь! Иосиф Литвинов вздохнул. Редко где в обществе творческих людей он мог избежать подобного сравнения. - Я скорее Есенин, - протянул он, убирая за ухо мешающую прядь. - Иосиф Есенин? Не, таких не знаю. Какое-то время они сидели молча. Алферов резко встал и снял с плиты закипевший чайник. Он достал с верхних полок две большие кружки, откуда-то выудил заварку и сахарницу. Все это он делал резко, с шумом и грохотом, словно куда-то спешил. Заваривал он чай спешно дергая пакетик за ниточку, разливая вокруг кружки воду. - Я Андрей, - он глухо закашлял. - Просто Андрей. Алферов поставил перед Иосифом кружку, поставил так, что вокруг нее сразу образовался мокрый след. - Спасибо большое, - поблагодарил Литвинов, на что Андрей махнул рукой. Если быть совсем откровенным, то Иосиф не хотел сейчас, в начале первого пить чай. Скорее, ему хотелось отправится спать, ведь завтра нужно рано подниматься и идти на пары. Только вот отказывать такому человеку, как Алферов, почему-то не хотелось. Одна из тех неприятных вещей, что говорили в училище о этом человеке, так это то, что он обладает взрывным, тяжелым характером и не принимает слова "нет". Литвинову не хотелось лишний раз испытывать судьбу. - Значит, ты хочешь жить со мной? Такая формулировка вопроса в какой-то степени еще больше напрягла Иосифа. Хочет ли он жить с Алферовым? Вряд ли. Скорее ему просто хотелось где-то жить, где есть отопление, горячая вода и электричество. Увидев, что его собеседник ждет ответа, Ося кивнул. - А тебя не напрягло то, что ты платишь только тридцать процентов из всей квартплаты? - Еще как напрягло, - честно сказал он. - Однако, ты все равно здесь, - заключил Алферов, скорее обращаясь к самому себе, чем собеседнику. - Ладно, - он отставил в сторону чашку с чаем. - не буду тянуть, сразу расскажу условия. Ты, наверно, наслышан, о таком парне, как Алферов, который не во что не ставит других людей и делает, то что ему вздумается. Да, характер мой отвратный, и я не сколько не собираюсь меняться. В чем же соль нашего совместного сожительства? Все просто. Я говорю неприятные для тебя вещи, ты слушаешь. Я делаю, что-то не совсем нормальное, ты терпишь. Я ущемляю тебя в каких-то правах, ты принимаешь это, как данность. - А что входит в графу "не совсем нормальное"? - задался Литвинов вопросом. - Сам пока не знаю, - честно признался Алферов. - Но обещаю придумать, что-нибудь интересное. Кстати, а как у тебя с характером? - Не задумывался. Видно совсем безнадежно, раз на все это соглашаюсь, - Иосиф вздохнул, стараясь представить свою будущую жизнь. Андрей довольно ухмыльнулся, встал вылил остатки чая в раковину, поставил кружку и погасив свет, отправился в комнату. Литвинов остался в темноте наедине со своими мыслями. В какой-то недалекий момент из комнаты донесся голос Алферова, который вывел Иосифа из прострации. - Твоя кровать у окна, там постелено чистое. Литвинов залпом, в два глотка допил чай, поставил кружку в раковину и побрел из темноты в комнату, сживаясь с мыслью, что теперь он будет жить здесь.