Провокация

*** Микки никогда особо не задумывался о том, как много существует поз для занятия сексом – ебля в любом случае остаётся еблей, вне зависимости от положения тел. Он полагал, что незачем заморачиваться, пока тебя все устраивает; если ты получаешь удовольствие от процесса, то это значит, что все в порядке, потому что... ну, какая разница, в какой позе трахаться, если ты остаёшься удовлетворен в итоге? Микки привык каждый раз находить опору, будь то стена, прилавок или металлическая сетка, цепляться в неё руками до побелевших костяшек; привык к тому, как Йен прижимался сзади, как его широкие ладони давили на спину, заставляя прогнуться; привык задушено стонать, изо всех сил стараясь сдерживаться, пока тот трахал его; привык не видеть его лица. И, хотя их с Галлагером сексуальная жизнь и не отличалась особым разнообразием, Милкович определённо соврет, если скажет, что хотя бы раз оставался чем-то недоволен. И не то чтобы Микки был ярым противником перемен, но он искренне не понимал того упорства, с которым Йен уговаривал его попробовать "по-другому" уже который день, так, словно мечтал об этом всю свою грёбаную жизнь. Раздражало ли это Милковича? Черт, да, просто неимоверно. – Да какого хуя ты от меня хочешь, а, Галлагер? – не выдержал парень, когда Йен в очередной раз завёл свою шарманку о том, как же ему хочется потрахаться с Микки лицом к лицу, и о том, что он уверен, даже Богом готов поклясться, что это понравится им обоим. Как же все это было... сопливо и тупо. Так по-йеновски, с этой присущей ему идиотской романтикой, что порой появлялась буквально из ниоткуда. – Я уже который день прямым текстом говорю о том, что хочу, с кем и как именно, – доверительным шёпотом сообщил Йен на ухо Микки, прижимаясь к нему сзади и тесно обвивая руками. – И не делай вид, что не понимаешь меня. – О Господи, блять! - раздраженно выплюнул Милкович, вырываясь из окольцовывающих его объятий. – Чего тебе неймется? Что тебя, мать вашу, не устраивает в том, как мы ебемся сейчас? – Сейчас все отлично, мне просто хочется попробовать, этому нет какой-то особой причины, – спокойно парирует выпад в свою сторону Йен. – А вот ты с чего так категоричен? – Да с того, что это пиздец как по-гейски, ясно? Ты, блять, ещё секс при свечах предложил бы. Или на свидание меня сводил, потому что почему бы и нет, да, Галлагер? – Микки с каждым словом заводился все больше, и Йен мысленно порадовался тому, что сейчас дома только они вдвоём, а значит, никому не придётся ничего объяснять. Если честно, то Йену нравилось наблюдать за таким Микки – взбешенный, он выглядел забавно, со всеми этими своими выпадами и "я-тебе-не-какая-то-сучка", а ещё парень знал, что такой Микки – распаленный донельзя – до смешного легко ведётся даже на самые очевидные провокации. – Все, что мы делаем, пиздец как по-гейски, так что это ничего не объясняет. Но я скажу, что объясняет... – Галлагер медленно подошёл к парню, на лице которого застыло неуверенное ожидание, и положил руки ему на плечи; смотря прямо в глаза, он продолжил. – Ты знаешь, что тебе понравится. Черт, конечно, ты знаешь об этом, но не соглашаешься попробовать, потому что боишься признаться себе в том, что будешь получать удовольствие, раскрываясь для меня, – Йен медленно ведёт ладонями вниз по чужим плечам, надавливая. – Что будешь ждать продолжения, когда я буду разводить твои ноги, – горячий шёпот перемещается в самое ухо. – Что в этот раз ты точно не сможешь сдерживаться, когда я буду входить в тебя, и будешь стонать подо мной в голос, – руки Йена ведут вниз по спине парня, и он чувствует напряжение под ладонями. – И что я буду видеть твоё лицо. – Блять, ты... – отозвался Микки, чуть отстраняясь, возвращая себе контроль над собственным телом. – Я тебе не какая-то сучка, ясно? Я не вёл бы себя, как последняя блядь. – Докажи. Милкович смотрит прямо в глаза, упрямо сжимая челюсти, и молчит; Йен позволяет себе улыбнуться, потому что знает, что провокация сработала. Снова. *** Йен был в доме совершенно один, когда на пороге возник Микки и начал барабанить в дверь с такой силой, словно намеревался снести её нахер. Милкович был растрепан и в общем выглядел как человек, которому неожиданно пришлось пробежать приличное расстояние в скором темпе; нагло отпихнув Галлагера в сторону, он прошёл внутрь дома, параллельно разматывая шарф и говоря что-то о рыжих педиках, которые совсем уже оборзели, раз смеют брать его, Микки Милковича, на слабо. Несколькими минутами позже они уже ввалились в спальню, падая прямиком на кровать Йена – на такую маленькую и тесную, блять, кровать, и как этот придурок вообще на ней помещается?.. Микки думает, что это забавно – то, что они уже, кажется, везде трахались, и неоднократно, но лишь раз – в постели самого Милковича (если тот раз, когда рыжий заявился в его комнату с монтировкой наперевес, вообще можно считать полноценным сексом), и ни разу – в кровати Йена. Раздеваются они торопливо, помогая друг другу стащить мешающие вещи, и Микки снова невольно возвращается мыслями в тот день, когда рыжий Галлагер, мальчишка еще совсем, вздумал заявиться с разборками в его собственный дом... Микки отвлекается на мысли лишь на долю секунды, и Йен тут же подминает его под себя ловким движением, устраиваясь между ног парня. Он доволен собой и даже не пытается этого скрыть, ухмыляясь во весь рот, и Милкович думает, что это, бля, уже далеко не тот шестнадцатилетний нескладный пацан, отнюдь не самоуверенный на первый взгляд. Йен изменился, но нравиться меньше от этого не стал. – Эй, – усмехнулся он, обращая на себя внимание. – Мы тут, вообще-то, трахаться собирались. Микки скалится в ответ на шпильку, медленно проводит ступней по ноге парня, кладет руки по бокам от своей головы, сжимая подушку пальцами, потому что не хватало еще тянуться к нему, как какая-то баба, смотрит так, словно бросает чертов вызов, и говорит: – Начинай. Ты обещал, что я тут в экстазе буду биться. И Йен начинает. - - - Не то чтобы Микки собирался смущаться – нет, ну серьезно, это вообще не по его части, – но когда Йен входит в него одним плавным движением, глядя прямо в глаза, и замирает, давая привыкнуть, так, будто это кому-то нахрен нужно... не то чтобы Микки и впрямь было неловко из-за всей херни, но почему-то секс уже сейчас ощущается куда более интимно, чем раньше, а ведь они только начали. Микки не знает, куда девать взгляд, потому что блядский Галлагер продолжает пялиться на него даже после того, как начинает двигаться — медленно, но постепенно наращивая темп. Господи, вашу ж мать... Йен крепко сжимает ладонями бедра Микки, и если на них не останется синяков, то это будет грёбаное чудо, не иначе; он раскрывает его под себя, подстраивает, ищет лучший угол для проникновения, ускоряясь с каждой секундой, а Микки кажется – нет, он абсолютно уверен, – что это просто какой-то пиздец, и он абсолютно точно не рассчитывал на подобное. Галлагер все продолжает смотреть, словно его взгляд намертво приклеился к лицу Милковича, и тому жутко хочется сказать, чтоб он отвернулся нахер, потому что какого черта он так пялится?.. И парень уже даже приоткрывает рот, но Йен толкается особенно сильно, и ничего, кроме долгого стона, выдать не получается; блять, думает Микки, тут же обратно сжимая челюсти, ебаный позор. Милкович вдруг думает, что, несмотря на то, что трахались они уже бесчисленное количество раз, рыжий никогда еще не был так близко; достаточно просто протянуть ладони, чтоб коснуться его лица, шеи, плеч. Не то чтобы Микки и впрямь планировал тянуться к нему. Он же не какая-то баба. Но... Йен отпускает одно бедро Микки, кладет свою ладонь на постель рядом с его боком, создавая себе дополнительную опору, не прекращая при этом двигаться, и Микки готов поклясться, что еще немного, и он просто задохнется – в груди по ощущениям грозит разорваться надутый воздушный шар. Ему чертовски хорошо, ему странно, потому что – да, все это странно, но ему нравится, и он готов отдаваться, и черт, черт бы тебя побрал, грёбаный Йен Галлагер... Милкович и сам не замечает, как стальной хваткой вцепляется в запястье Йена, в руку, которая служит ему опорой; Микки кажется, что если он сейчас не будет цепляться хоть за что-то, то просто упадет в пропасть — слишком много ощущений. Вторую ладонь он кладет на затылок парня, притягивая к себе, и Йен целует его сам. Еще немного... Микки чувствует приближающийся оргазм, стискивает бока Йена коленями, не в силах больше держать их разведенными, дышит часто, хотя куда уже, черт возьми, чаще, подается навстречу снова, сильнее сжимает пальцы на коже Галлагера, и тот просовывает одну руку меж ними, обхватывая член Микки, подводя к долгожданной разрядке, и в этот момент Милковичу кажется, что весь ебаный мир взрывается цветными пятнами вокруг него. Йен чувствует, как Микки сжимается всем телом, кончая; ощущает давление на собственном члене, ставшее особенно сильным; он чувствует, как тело под ним содрогается, и Микки дышит загнанно и хрипло, запрокинув голову; лицо у него покрасневшее, глаза зажмурены, а рот приоткрыт – совершенно блядский искусанный рот, потому что снова сдерживался, кусая губы, сжимая челюсти... Йену кажется, что все это – самое охуенное из всего, что ему довелось увидеть за всю свою жизнь. Вскоре собственный оргазм накрывает его с головой. Несколько минут они лежат молча, не отстраняясь друг от друга, переводя дыхание, и как только сердце Микки перестает биться в груди, как сумасшедшее, он выдает совершенно измотанным, но все же довольным (Йен готов лично ручаться за это) голосом: – Кажется, я все-таки вел себя, как блядь. Это все из-за тебя. Вечно какую-то херню придумываешь... — Но тебе же пон... – Микки не дает Йену договорить, лениво притягивая его к себе за загривок и затыкая рот поцелуем. Конечно же, ему понравилось, но никто ведь и не надеется всерьез, что он признает это вслух? Йен улыбается в поцелуй и думает о том, что не против спровоцировать Микки еще раз. ***