ROTTEN

Харли Квинн знаменита разноцветными волосами, акробатически-психиатрическим прошлым, и, конечно же, сумасшествием. Она, смеясь, объясняет свои поступки тем, что ей так сказали голоса. Но это ложь. Голос в ее голове всего один. И он, напротив, призывает ее к нормальности. Это голос Харлин Квинзель. Джокер не свел ее с ума, он заставил забиться ее в угол сознания и вместо нее создал новую личность - ту самую пресловутую Харли Квинн. Ту, что смеется над очередным убийством, ту, что стелется перед хозяином, как сучка во время течки, ту, что гордо носит кучу золотых побрякушек и именует себя королевой Готэма. Пустышку с розовыми, как жвачка, мозгами. Но порой Харлин Квинзель просыпается. И тогда несравненная королева Готэма сидит на полу, покачиваясь из стороны в сторону, и плачет. Она обхватывает бледные колени тонкими руками и тихо шепчет: - Как?.. Как это произошло? Почему я здесь? Ведь последнее воспоминание Харлин Квинзель - это безумная улыбка Джокера, темная комната и слова: - О, я не убью тебя. Я лишь причиню тебе боль. Много, много боли. А сейчас она сидит посреди дорогой квартиры, оформленной в темных тонах, в которой нет ни одного окна. И выхода нет. Только лишь запертая дверь. Из зеркала на нее смотрит девушка в слишком коротких блестящих шортах и рваной майке, а ее волосы завязаны в высокие хвосты, причем концы одного выкрашены в розовый, а другого - в голубой. Ярко-красная помада размазалась, но самое главное, что замечает Харлин - это то, что ее кожа бледная, даже белая и скорее похожа на тонкую бумагу. Она проводит ладонями по щекам, шее, трет пальцем запястье, пытаясь смыть краску с кожи. Но это не краска. У Харлин дрожат руки. Она остервенело трёт краем майки предплечье, но никакой краски нет и в помине. Только тонкая нежная кожа розовеет от трения. Она подбегает к двери и стучит в нее кулаками, крича: - Выпустите меня! И дверь распахивается. Харлин испуганно делает шаг назад, покачнувшись на слишком высоких каблуках. В комнату входит Джокер. Но он не такой, каким она его запомнила. Он не в смирительной рубашке, а в обычной, поверх которой накинут идеально сидящий пиджак. В его глазах нет той ласки, которую она помнила, его глаза теперь колючи и пусты. - Харли, что ты, мать твою, здесь творишь? Он наотмашь бьет ее по лицу, и Харлин падает, сворачивается клубочком на полу, подвывая словно раненый пес. Джокер хватает ее за один из хвостов, заставляя смотреть ему в глаза. У Харлин нет сил отвечать на вопрос, перед глазами все в черных пятнах, поэтому она просто плачет, зарабатывая этим удар виском о паркет. - Я же тебе сказал, что у меня сегодня важная встреча, и ты не должна мне мешать. Джокер отпускает ее волосы и нервно проводит рукой по своим. - Что я здесь делаю? - шепчет Харлин, сплюнув кровь от прикушенного языка. - Как я здесь оказалась? Вместо ответа мужчина, развернувшись, пинает острым носком ботинка ее в живот, и уходит, бросив напоследок: - Еще пикнешь, убью. Харлин захлебывается рыданиями. С трудом встав, она сгорбившись от боли, идет к кровати. Она замечает открытку в форме сердечка, валяющуюся на полу, поднимает ее, взглянув на надпись. Она узнает свой почерк. "Моему любимому пудингу! С днем всех влюбленных! Я люблю тебя, мистер Джей!" И тогда Харлин все понимает. Она не может выдержать всего этого. Она ненавидит себя. Она начинает крушить дорого обставленную комнату. Беспорядочно открывая ящики в тумбочках, и она вдруг замирает. У ее в руках машинка для тату. Она шагает к зеркалу. Включает машинку. И пишет на щеке: "ИСПОРЧЕННАЯ"*.