***
Красный плащ медленно удалялся за горизонт, словно кровавое пятно, отплывая все дальше и дальше. Джон отрешённо наблюдал за отъездом Леди Мелисандры. Он был рад, что избавлен от её гнетущего присутствия в замке, и всё же теперь их шансы пережить Зиму стали ещё меньше. Ведь что, если не огонь, сможет растопить лед? Все эти кровожадные и алчные лорды Юга не могли сравниться с тем врагом, что ждал его далеко за Стеной. Там, в Суровом доме, он увидел всю его мощь, всю его власть и злобу. Он придёт, он непременно придёт. Это ещё не конец, это даже не начало. А ряды людей редеют и редеют. С другой стороны, какое дело тому, кто давно мёртв, до самого течения жизни? И что есть жизнь? Он сражался, он проиграл. Всё до ужаса просто. Было раньше. И тут его озарило: Красная женщина отправилась странствовать дальше, забрав магию жизни с собой, теперь она никогда не вернётся. Руки непроизвольно опустились, и Джон вплотную подошёл к краю башенной стены. Теперь никто не сможет, раздирая душу на куски, вернуть его обратно. Теперь его братья наконец-то получат то, чего они так желали…***
Она тихо взошла на помост и остановилась рядом с лестницей, ведущей на смотровую площадку, где сейчас находился её брат. Санса медлила, расправляя юбки, отряхивала мокрый снег и долго стояла на месте, сосредоточенно рассматривая свои обветренные руки. Одним словом, не спешила показываться на глаза. Ей совсем не хотелось разговаривать с ним сейчас, но письмо из Цитадели жгло карман. Необходимо, чтобы он узнал о нём именно от неё. Все эти месяцы после её возвращения они по возможности избегали общения друг с другом, просто потому что Санса не понимала, как они могут нормально общаться. Они никогда не были близки, Джон Сноу лишь назывался её братом и был слабой надеждой во время её долгой дороги домой. Но сейчас, после той ночи, когда вопли Рамси не слышал в стенах Винтерфелла только глухой, стало совсем плохо. Леди Старк была уверена: он злится не столько из-за того, что она не сказала ему о рыцарях Долины и подвергла всех опасности, сколько из-за того, что вела свою игру. В тот момент, когда она, проигнорировав гибель своего любимого младшего брата, потребовала Рамси себе, он, должно быть, решил, что она его использовала, что всё это время ей нужна была только кровь Рамси Сноу. Ей было тяжело признаться самой себе, но отчасти это была правда. Не то чтобы ей не хотелось вернуться домой или увидеть Рикона живым и здоровым, просто ей не обязательно было участие Джона. Нет, она не испытывала к нему ненависти, но он был для неё совсем чужой. Это шло ещё с самого детства. Джон был хмурым и унылым ребёнком, который никогда не хотел ни с кем играть, постоянно всем портил настроение, ну, по крайней мере, ей так казалось. Она помнила, как мама, всегда добрая и улыбчивая, менялась в лице, стоило бастарду только появиться на глаза. Возможно, в этом и была причина некой ненависти Сансы. Кейтлин Старк всегда была для неё примером, образцом истинной Леди, какой она всегда стремилась стать. Казалось, каждое действие, каждый жест, даже неспешная походка леди-матери подтверждали извечный девиз Талли: "Семья, долг, честь". И Санса знала: хоть она и Старк, для неё эти слова никогда не будут пустым звуком, они направляли её. Будучи совсем маленькой, она могла часами бродить по Замку, представляя себя Леди, женой отважного рыцаря, которая томится в ожидании, пока молодой муж вернётся с поля брани, бросив к ногам возлюбленной знамёна поверженных врагов. А она, приняв его дар, в свою очередь медленно бы приблизилась и вручила ему краснощёкого первенца, и жили бы они долго и счастливо. Глупые детские мечты. Но ей так хотелось этого! Вот только в её мечтах благословенный муж, помимо знамён и трофеев, никогда бы не преподнёс бастарда! Санса искренне любила и уважала своего отца, считала его настоящим рыцарем, полным чести и достоинства, истинным воином Севера, но она никогда не могла понять, почему он так поступил с матерью. Она ненавидела Джона именно за это! За то, что он был причиной вечного раздора в её семье. За то, что его появление навсегда опозорило имя отца! Бастард Неда Старка! Юная Леди Старк порой вела себя ужасно, подначивала своих подружек болтать всякие глупости о Джоне. С садистским наслаждением наблюдала, как пухлый мальчик краснел и плакал под потоком злых слов от местных детишек. Ей хотелось бы и самой бросить ему что-нибудь едкое прямо в лицо, но, будучи воспитанной Леди, она не могла позволить себе подобную низость. Но время шло, росли и дети Старков. В какой-то момент детская злость Сансы исчезла, и она даже где-то осуждала свою мать за излишнюю жестокость к Бастарду, но предпочитала не вмешиваться. Для неё не существовало Джона Сноу. Она понятия не имела о том, как ему живётся, каковы его успехи в овладении военным искусством, есть ли у него друзья помимо Робба и Арьи, иногда она даже не могла вспомнить звук его голоса. И только Арья, постоянно докучавшая своим восхищением братом, напоминала о его присутствии в Винтерфелле. Санса помнила только, как по отбытии в Королевскую Гавань Джон лишь сдержанно кивнул на прощанье, заметив её пристальный взгляд на развернувшуюся сцену: Арью убеждали оторваться от брата, потому что их прощанье слишком затянулось, как всегда, впрочем. Её тогда поразило, с какой любовью и искренностью он улыбался Арье, как ласково он её успокаивал, пока та, издавая звуки, больше похожие на дикий рёв медведя, пресекала любые попытки Сира Родрика убедить её сесть в карету. На секунду ей стало даже обидно, что с ней он так не прощается, но внимание Леди Сансы вскоре переключилось на Джоффри, который подъехал к ней на своём белом жеребце. Так что грустила она недолго. В те дни она вообще забывала о существовании своей матери, что уже говорить про Джона Сноу. Но теперь он был здесь, единственный, кто остался. Санса подняла голову и заметила чёрную фигуру на фоне бескрайней снежной пустоши. Сжав в кулаке послание из Цитадели, она вышла из сумрака дворцовой лестницы.***
Джон знал, что она придёт, и знал, что она скажет. Ему не нужны были её извинения и оправдания: она поступила так, как считала нужным, чтобы облегчить свою жизнь. Вполне в духе Сансы. Разве можно было подумать, что она доверится ему? Он слышал, как она мнётся там, в тени лестничного свода, снег предательски хрустел у неё под ногами вот уже минуты три. Это отвлекало, но он покорно ждал, пока та решится хоть на что-нибудь. Сестра всегда казалась ему ребёнком, неспособным к самостоятельной жизни. Она была из тех прекрасных домашних цветов, которые так редко росли на Севере, что их ни на секунду не оставляли без внимания. А потому девушка всегда была окружена нянечками, подружками, септами, которые следили за её благополучием. Санса была единственной девочкой в семье, которая искренне наслаждалась вышивкой и пением, а не пыталась обогнать мальчишек в умении владеть мечом и луком и не устраивала дикие скачки по заснеженным полям Винтерфелла, как обычно делали Старковские дочери. Так что Сансу охраняли как семейную реликвию. Стеснительная и добрая, но в то же время немного надменная, она всегда игнорировала какие-либо попытки Джона подружиться или хотя бы заговорить. Нет, Джон никогда не чувствовал себя дома, на своём месте, но особо остро ощущалось его одиночество именно в её присутствии. Холодный взгляд как бы говорил: «Не забывайся, Джон Сноу! Ты называешь нас своими братьями и сестрами, но ты никогда не будешь Старком». И он не забывал, приветствуя её не иначе как «Миледи», а не «Санса». Тем не менее он очень порадовался за неё, когда узнал, что той предстоит стать будущей Королевой. Он действительно был рад видеть её довольную улыбку. И даже рыжие волосы Талли, казалось, ещё больше заиграли огнём: так светилась Санса от счастья. Он был убеждён: Вестерос не увидел бы более великодушной и прекрасной Королевы, чем Санса Старк. Но в день своего отъезда он попрощался с ней лишь осторожным кивком и, будучи в полной уверенности, что никогда больше они не встретятся, попытался запомнить Юную Леди Старк такой, какой она была: счастливой и радостной, снующей туда-сюда по Винтерфеллу с двумя длиннющими рыжими косами и стайкой вечных подруг. Она всё же решилась и медленно вышла на смотровую, приблизившись к нему, при этом, сохраняя дистанцию. Джон поспешил начать разговор первым: — Тебе подготовили покои Лордов. — Покои мамы и папы? — Слова резали ухо. — Тебе следовало занять их. — Я не Старк. — Для меня ты Старк. Он даже не взглянул на Сансу, было слишком странно слышать подобное из её уст. — Ты Леди Винтерфелла. Мы бы все погибли, если бы не рыцари Долины. Они пошли за тобой. И это была правда. Они бы все погибли, и на этом эта война закончилась бы. Он бы погиб, остатки одичалых погибли бы, Санса, вероятно, наложила бы на себя руки, а спустя некоторое время Рамси тоже непременно погиб бы от рук Короля Ночи. Теперь же эта участь ожидает их. Санса тем временем не преминула воспользоваться паузой и быстро проговорила свои извинения. Джон не слушал. В последнее время все звуки до него доходили сквозь какую-то пелену, должно быть, сказывалось отсутствие сна, вдобавок, она говорила слишком быстро. Он повернулся в её сторону и ждал, пока Санса выговорится. Он замер, рассматривая её. Тот образ, который он запечатлел в своей память, который только что являлся к нему словно наяву, исчез. Перед ним была совсем другая Санса. Голова опущена, плечи сгорблены, она неловко жестикулировала, и движения её были резкими, а совсем не плавными, как было раньше. Почему он до сих пор не заметил этого? Ведь сейчас перед ним стояло абсолютно серое существо, призрак былой Сансы Старк. Она была рядом с ним так долго, но он смотрел и не видел или просто не хотел видеть, как же она изменилась… Естественно, она повзрослела, вытянулась, округлилась, и лицо её избавилось от веснушек, но это всё было ожидаемо, так должно было произойти. Но вот глаза… Когда-то сверкавшие на солнце голубые льдинки растаяли, и остался лишь суровый серый ветер, сметавший всё на своем пути. Её взгляд стал острым, жёстким, словно она готова была в любой момент схватить тебя за горло и сбросить с башни. А светлое, открытое лицо осунулось и тоже посерело. Он вдруг осознал, что перед ним стоит измученная девушка, вечная игрушка в чужих руках, но никак не потомок волков Севера. Всё его раздражение как рукой сняло. Он спрашивал себя: почему он до сих пор не заметил, как сильно на ней отразился тот проклятый отъезд из Винтерфелла, ведь они так долго находились рядом? Может, дело в том, что сам он - только тень Джона Сноу. Она мало ему рассказывала о том, что с ней произошло, так, лишь пару ключевых моментов, но он и не спрашивал. И вдруг Джон осознал: Санса ведь была совсем дитя, когда на её глазах Ланистеры казнили её родного отца. Сколько лет после этого она была их пленницей? Как они над ней издевались? Выдали замуж за Беса, что ещё? И этот Лорд Бейлиш, что он сделал с ней, раз она готова была предать Север, своих братьев, но добиться цели? Кто они на самом деле друг другу, раз Санса позволила продать себя Болтонам? И как издевался над ней сам Рамси? Теперь она стала совсем молчалива и жестока. Джон прекрасно всё помнит. Он видел, как она, закрыв клетку псарни, медленно возвращалась в свои покои с улыбкой на губах. И самым ужасным были не душераздирающие крики Болтона, а её умиротворённое лицо. Но разве можно её осуждать? Ведь он поступил бы также. Подождав полминуты, он не выдержал и слегка встряхнул её за плечо: — Нам нужно верить друг другу! Мы не можем сейчас вести войны между собой, — резко произнес он, ловя на себе серый, безразличный взгляд. — Вокруг теперь столько врагов. Санса снова опустила голову, и только пушистые рыжие ресницы подрагивали от мокрого снега, летящего прямо в лицо. Может, сейчас она поймёт… Нет, ему нужно убедить её, что теперь можно успокоиться, можно перестать постоянно защищаться, что ей не нужно больше плясать под чужую дудку. Он не сумеет её защитить, но будет пытаться до самого конца. Джон по-братски провёл рукой по её огненным волосам, на которых тихо таяли снежинки, так, как когда-то делал Робб, и Санса подняла на него глаза. Но теперь в них не было пустоты, не было жестокости и суровости, только бесконечная боль, боль, убившая в душе Сансы искреннюю добрую девочку. И эта боль каким-то странным образом передалась его пустому сердцу. Джон Сноу вдруг испытал давно забытое чувство, которое и не думал когда-либо вспомнить. Ему вдруг захотелось вернуть всё обратно, чтобы снова было тепло, чтобы она снова улыбалась той счастливой улыбкой, пела свои прекрасные песни у окна, а он украдкой слушал. Чтобы она продолжала мечтать, надеяться и верить! Поддавшись порыву, он притянул её ближе и с заботой, по-отечески, поцеловал в мокрый от снега лоб.