"typicalteenproblem"

Стоял прохладный август. Было уже далеко за 12 и единственный свет, освещающий эту улицу исходил от фонарного столба, стоявший здесь на протяжении уже 10 лет. В это время малыши уже крепко сопят на мягких подушках, в обнимку со своим плюшевым медвежонком, а взрослые уже давно видят 7 сон, пытаясь забыть о дневных неудачах, и о том, что надоедливый звук будильника в очередной раз испортит начало их рабочего дня. Но для подростков этого поколения — это самое ненавистное время, время ночного философствования, когда их мозг задает слишком много вопросов, которые никому не интересны днем, к примеру «Почему мой второй палец на ноге выше первого?». А кто-то будет пытаться залечить свои «сердечный раны», хотя толком ничего и не залечат, а попросту нагрузят себя еще больше. К этому странному поколению и относятся героини сего рассказа. Огни ночных маршруток поочередно скользили мимо окна, расположенного на втором этаже обычной пятиэтажки. Их отблески, отражаюсь в окне, нарочно падали на усталые глаза изумрудного цвета, смотрящие куда-то в даль. Если бы вы проходили в тот момент по темной аллее, напротив местной забегаловки, то, подняв голову, заметили бы маленькую багровую точечку у рыжеволосой обладательницы сих редких глаз, облокотившейся на пыльную раму настежь распахнутого окна. Напротив нее, усевшись на белый подоконник, в позу «лягушки», сидела кудрявая шатенка с темными, как эта ночь глазами и пристально смотрела на свою собеседницу. Их связывала напряженная тишина. Секунда, затяг, пять секунд, еще один затяг. Кудряшка не отводила с нее глаз. Руки рыжеволосой неопытно подрагивали, а глаза пытались игнорировать косой взгляд подруги. — «Ты даже не получаешь кайф», -наконец произнесла шатенка. «Не надо строить из себя железную леди, особенно при мне, в конце концов, ты не Эффи Стонэм, он — не Джеймс Кук и наша жизнь — это не эпизод из Скинс». После секундного молчания рыжик резко перевела взгляд на кудряшку, но не потушила сигарету. Эти слова немного задели её. — «Ну и как мне забыть?» -выпалила она. — «Забыть — никак, а вот отвлечь себя чем-то другим-очень даже реально»-спокойно ответила та. — «Ха. Ты просто явно забыла, какого это. Вспомни себя, этой весной». — сказав это, она, сделав еще один затяг, вдруг поняла: «Сучка…ты ведь все в себе держала. Ты…ты ведь.» — «Хватит», -отрезала та и, выхватив уже никчемный сигаретный фильтр вместе с коробком, выбросила их прямиком в окно. Рыжик не сдержала истерический смех. Шатенка же молча улыбалась, уже зная, что сейчас последует вторая стадия двухнедельной истерии ее подруги. В след за смехом, на веснушчатых щеках струей потекли слезы. — «Как же мне жаль твою тушь, Кейт», — с ноткой сарказма сказала кудряшка. «За эту неделю в помойке оказались уже три тюбика, а это- треть нашей подработки. И откуда ты берешь столько воды для слез?». Сквозь шмыганье, послышались смешки. — «Как же ты любишь портить грустные моменты, Айли» — улыбнулась Кейт, ложась ей на ноги. В комнате снова повисла тишина. «Я люблю тебя», — тихо сказала Кейт. Айли, усмехнувшись, опрокинула голову вниз и, глядя прямо изумрудным глазам, проговорила: — Эх ты, пися, если любишь, то не плакай больше. -« 3 месяца деградации дают о себе знать?», -усмехнулась рыжик. — «Ацтань. Ты сейчас видишь все мои тридцать три подбородка, и я даж не вякнула, так что уж говорить о русской речи. Тем более, дай уж нашей летней деградации завершить свой сеанс до конца». — «Вообще-т не тридцать три, а пятьдесят пять, я посчитал!» Звонкий смех обеих девиц разразился из окна, разрушая всю тишину мирно спящего района. Наконец, когда они обе успокоились и перевели дыхание, Кейт осторожно спросила: — Неужели вы так просто отпустили друг друга? — «Если так будет лучше, то пусть так оно и будет. Я ни о чём не желаю, как и он». — «А, так что же все-таки произошло? Неужели дело всего лишь в каких-то километров, которые бут вас разделять?» После десятисекундного молчания, Айли проговорила: -«Нет. Скорее всего, нет». — «Тогда в чем? Кто же виноват?» — «Отчасти, мы оба. Он слишком много обещал, а обещания значат многое, и если ты его нарушишь, извинение будет значить ничего. Ну, а я не ценила моменты… Лучшие уроки жизни, обычно, ты усваиваешь в самое худшее время твоей жизни и после ужасных ошибок». — «Эх. Ваша не-до-любовь-не-до-дружба была такой яркой. Столько контрастов. Вы как лед и пламя. И вообще, вы хоть осознавали, что происходило между вами? Потому что хоть вы и называли себя близкими друзьями, то ваши взгляды говорили совсем другое. — „Балда ты, Кэтрин“.- сказала Айли, улыбаясь перебирая её рыжие волосы. „Это сложно, когда ты не всегда знаешь, важен ты человеку, или ничего не значишь для него. Когда он говори одно, а делает другое. Сложно, когда ты не понимаешь, как дальше общаться, потому что он и не отпускает, и не держит.“. Последовало минутное молчание, которое прервалось криками пьяного бомжа под окном. Закрывая окно, она добавила: — „В любом случае, если я и потеряла его, то я нашла себя. И это, как не странно, и есть все. Я не зла на него. Я благодарна ему за все“. — „И что же будет дальше?“ — спросила Кэт, сплетя ее руки со своими. — „Не знаю. Я больше не буду загадывать, потому что в конце концов, ты ничего не сможешь предугадать. Ни через месяц, ни через год. Нужно фокусировать на те 24 часа, что тебе даются, и пытаться быть ближе к тому, чего ты хочешь достичь. Ценить это время. Жить эти днем“. Несколько байкеров пронеслись по аллейке, оставляя после себя гул в ушах и мини листопады. -„Хох, наверное это придурок Бэн опять со своей шестеркой гоняет“ — вздохнув, сказала Кэйт. — „Ох, и насчет этого придурка. Правильно подметила, и надеюсь ты наконец это поняла. Не знаю, сколько раз мне еще это повторять, но так уж и быть. Кэйт. Ты самое прелестное солнышко на этой планете. Такое милое и лучезарное. И ты тратишь столько времени и нервов на таких недоразвитых идиотов, как этот Бэн. Ты думаешь, что это он заставляет солнце светить ярче, а день делать светлее, но дорогая, это не так. Он тот, кто заставляет твои глазки плакать и твои раны кровоточить. Он — это мысли в твоей голове, которые сводят тебя с ума и убивают тебя. И, боже мой, я знаю, что ты любишь его, но он убивает тебя. Он игнорирует тебя, а ты боготворишь его. Он еще ничего не сделал, а ты уже падаешь перед ним. Ты скучаешь по нему, а у него есть другие на замену тебе… Я знаю, это больно. Но он даже не изменил тебя в лучшую сторону, а только оставил еще больше ран. Я с тобой. Я, Аманда, Амелия, Дэниел, мы все с тобой. Мы всегда будем рядом. Не бойся отпустить его, потому что ты ничего не потеряешь. Слеза опять потекла из ярко зеленых глаз, но на это раз на лице Кэтрин не было боли. Ее улыбка была полна свежести и блеска, как бы глупо это не звучало. Со всеми всхлипами и шмыганиями, она крепко обняла Айли, и прошептала: — ‚Спасибо. Спасибо за все‘. После пяти минут обжиманий и слез, девочки решили пойти спать, все-таки такие ночные посиделки утомляют. — ‚Ты иди, а я догоню‘, — сказала Айли, слезая с подоконника. Когда Кейт вышла из комнаты, она еще раз открыла окно. Небо уже приобретало светло голубые краски, предупреждая о том, что рассвет не за горами. Ей нравилось небо и город в это время, когда всё так безмятежно и спокойно, когда кажется, что время наконец, остановилось.Прохладный ветерок дунул ей в лицо и она по-детски, вдохнув его, улыбнулась. Ее губы прошептала несколько слов, которые в тот миг не услышал никто, кроме этого ветра, унесшего ее тайну далеко-далеко. А где-то на другом конце города, за рекой и мостом, в высокой, новостроенной многоэтажке, на балконе сидел кареглазый парень, чьи мысли были так же туманны, как и взгляд. Его мучила бессонница и, как и всех нас, груз ночных мыслей. Он смотрел на это небо из третьего окна высотки, и боже, как он любил это небо в это время, когда время, кажется, будто замирает и вся суета хоть не надолго стихает. Звучит знакомо, не правда ли? Легкое дуновение скоро пронеслось по этому району и остановилось у его окна. Закрыв глаза, он вдохнул полной грудью, будто открывая письмо. Тишина, осознание, улыбка. Такая лучезарная, чистая. Та улыбка, которую у каждого из нас могут увидеть только самые-самые. Он понял. И тихо проговорил, будто это должны были услышать только двое:“ Я знаю. Я люблю тебя».