***
Хоук пришла к нему в «Висельник» через три дня после того, как они выбрались с Глубинных троп. Серая от недосыпа, усталости и переживаний, она просто села за стол рядом с ним и молчала. В любой другой день Варрик бы растормошил её шутками, вывел бы на разговор, но эта экспедиция подкосила его не меньше. Они так и сидели: молча, не притрагиваясь ни к еде, ни к выпивке. А потом Хоук перевела на него взгляд, открыла рот, чтобы что-то сказать и… разрыдалась. Варрик хорошо помнил, как первые крупные слезинки скатились по её щекам, как скривился от подкатывающих рыданий рот, и как быстро она сгорбилась и сникла. Он, не раздумывая, подставил ей плечо. Бесстрашная Хоук, сметающая с пути врагов; Благородная Хоук, помогающая всем встречным-поперечным; Дерзкая Хоук, сыплющая шуточками и на поле боя, и в кабинете Наместника, куда-то пропала. На плече Варрика, содрогаясь и подвывая, плакала молодая девчонка, на которую свалилось слишком многое. Эту Хоук он ещё не знал. Он понимал, почему она пришла к нему, а не плакала матери в юбку. Лиандра сама сейчас была безутешна, и если она увидит, как плачет её единственный оставшийся в живых ребёнок, это подкосит её окончательно. Теперь Хоук как никогда придётся быть сильной. За всю семью разом. Поэтому дом Гамлена перестал быть безопасным местом, где она может дать слабину. И поэтому она здесь. Варрик гладил её тогда по голове и сам чувствовал невероятную усталость. Как будто он не три дня назад вылез на поверхность, а только что. Будто присел сейчас первый раз за всю экспедицию. И будто оставил на Глубинных тропах пару лет своей жизни. Спасибо Создателю, они выбрались. Хотя, подождите-ка… Спасибо ему, Хоук и Андерсу. Они обязаны этим спасением только себе. Бедная малышка Хоук… А потом всё случилось так, как нередко случается, когда двое, пережившие один стресс, ищут утешения друг у друга. Хоук только приподняла голову, Варрик только повернулся к ней, и два долгих мгновения спустя их губы соприкоснулись. «…Фредерик дарил прекрасной Раумоне медленные и нежные поцелуи, такие медленные, которые способен подарить только пылко влюбленный юноша, глубоко уважающий невинность своей избранницы. Губы Раумоны были мягкие и сочные, как диковинный фрукт. Нектар поцелуев пьянил, Фредерик отнес свою возлюбленную на широкую постель и бережно, как драгоценное сокровище, уложил её на мягкие перины. Они любили друг друга всю ночь… » Всё было не так. Они целовались резко, поспешно и до боли. Губы Хоук были шершавыми и солёными от слез. Варрик отстранённо думал о том, что она слишком много кусает их. Не было никакой широкой постели — вцепившись друг в друга и не прекращая целоваться, они сползли прямо на пол, отпихивая ногами мешающие стулья. Стулья с грохотом падали, но ни он, ни Хоук даже не слышали этого. Они даже почти не разделись: Хоук только стянула с себя штаны, а Варрик свои лишь приспустил. Ровно настолько, чтобы ничего не мешало заняться быстрым, спонтанным сексом. Всё было как в тумане. Хоук была горячая и атласная внутри. Варрик это понял уже потом, когда вспоминал события этого вечера. Она держалась за него крепко и отчаянно, будто расслабить руки для неё означало утонуть или упасть в пропасть. Варрик крепко сжимал под коленом её ногу и беспорядочно целовал её лицо, не зная как ещё выразить, что он здесь и не оставит её. Она подмахивала задом и выгибалась дугой ему навстречу. Нет, они не любили друг друга всю ночь, всё закончилось очень быстро. Варрик слез с неё и лег рядом на пол. Они оба смотрели в потолок и дышали глубоко и часто, будто только что спасли свои жизни от неминуемой смерти. Стук в дверь — даже не в его дверь, а соседней комнаты — заставил их подскочить, быстро привести себя в порядок и разбежаться, не произнеся ни слова. Хоук умчалась домой, Варрик, схватив с тумбочки кипу бумаг, уселся с ними на кровать и долго, очень долго смотрел на письменную вязь, ничего не видя и даже ничего не чувствуя. Они увиделись уже на следующий день. Красноречие Варрику не отказало, а вот Хоук еле подбирала слова. На их счастье, встреча была деловой, многолюдной, и очень скоро стесняться друг друга стало просто некогда.****
Варрик отнял руки от лица и покопался в кипе бумаг. Нужный листок нашёлся не сразу: уж больно много он их исписал в попытке рассказать их историю. «…поклонники осыпали Раумону подарками: не было во всей округе мужчины, что не был бы покорён её красотой. Первая красавица! Она знала это и не гнушалась пользоваться своими девичьими чарами…» Хоук всегда выглядела так, будто десять минут как вышла из драки. Слегка на взводе, слегка взлохмаченная, и на сто процентов готовая вновь надрать чью-нибудь задницу. Ни у кого бы не повернулся язык назвать её «девушкой на выданье». Наёмница, деловой партнёр, глава своей семьи — кто угодно, только не невеста. И хоть она не упускала случая пофлиртовать с кем-нибудь, время шло, а избранника рядом с ней так и не появлялось. Варрик замечал, с какой нежностью смотрит на неё Андерс, и замечал, какие взгляды кидает на неё Фенрис. Но Хоук не делала шага ни к одному, ни к другому. Варрик не верил, что она боится. Эта ферелденка потихоньку прогибает под себя целый чужой ей город, она не из тех, кто будет страшиться какого-то там человека или эльфа. Но время шло, а Хоук была одна. Нет, Варрик не хотел стать её избранником.***
Однажды Варрика ранило в бою. В эту ночь он, Хоук, Мерриль и Авелин попали в засаду, устроенную очередной кучкой разбойников. Вот уже сколько лет они выслеживают Хоук и кидают свои «последние» силы на её уничтожение. Эти «последние» силы всё никак не кончаются, и остаётся только диву даваться, откуда они вообще берутся. Варрик выбрал неудачную позицию, а когда попытался её сменить, попал в кольцо из разбойников. И Мерриль, и Хоук тут же рванули к нему, но уберечь от порции тумаков не смогли. В чувство он пришёл только тогда, когда последнему разбойнику Авелин проломила череп своим щитом. Варрику повезло: все травмы, которые он получил, не угрожали его жизни. Ровным счётом ничего такого, чего бы он не пережил, но Хоук так не думала. Сначала она уговаривала его посетить Андерса, а потом взялась вместе с Мерриль отвести его до «Висельника». Варрик отмахивался, как мог, но затем отказался от этой идеи. Двух кудахтающих женщин очень сложно заткнуть, если речь идёт о раненом мужчине. Видимо, он и правда чувствовал себя плохо. Ему казалось, что они только переступили порог таверны, и вот он уже лежит в своей постели, глядя в потолок. Мерриль не было. На кровати, спиной к нему сидела Хоук и перебирала в руках влажную тряпку. — Вся кровь на тебе — чужая, — глухо произнесла она, не отрываясь от своего занятия. — Мою кровь давно выпила Торговая гильдия, — прокряхтел гном и поочерёдно пошевелил руками и ногами. Целы. — А остатки высосал любимый братец. Шайке болванов, увы, уже ничего не осталось. Хоук посмотрела на него через плечо. В её взгляде было столько тяжести, что Варрик передумал шутить. Повисло молчание. — Я думала, они добьют тебя, — наконец произнесла она. — Я была уверена, что не успею. Уверена, понимаешь? — Хоук, — Варрик вздохнул и протянул ей руку открытой ладонью вверх. — Ты, наверное, думаешь, что мать меня сразу родила красивым, умным и удачливым, но это не так. Я долго шёл к тому, чем я являюсь сейчас, и мой путь вовсе не был усыпан лепестками роз. По шее я получал не один и не два раза. Мне приятно, что вы, дамочки, беспокоитесь, но если вы будете разводить такую панику от каждого моего синяка — быстро спечётесь. Тогда его бодрая речь, казалось, не произвела на неё ровным счетом никакого впечатления. Ему даже на мгновение показалось, что она вновь заплачет. Но Хоук не заплакала. Она выпустила тряпку из рук — та со шлепком приземлилась на пол — и, развернувшись, стала медленно к нему клониться. Он звал её по имени. Он пытался её остановить. Без толку. «…Раумона остановила своего возлюбленного одним мягким жестом. Достаточно было одной улыбки, одной её улыбки, которая отражала всё сожаление и смятение её души, чтобы Фредерик отступил. Он прижался губами к её руке, поцеловал каждый блистательный пальчик, а после поклонился и покинул её покои…» Всё было не так. В этот раз её губы были мягкими и совсем не солёными. И в этот раз они уже никуда не торопились. Варрик прекрасно знал, что Хоук нужно остановить. Нельзя было давать свободу тому непонятному, что росло и набухало между ними. Если бы она не заставила его своей заботой чувствовать себя выжившим, он бы, без сомнения, смог воззвать к её разуму. А пока он лежал и наблюдал за тем, как медленно Хоук избавляет себя от одежды. Варрик запретил себе писать об этом. В их истории этот момент был единственным, который он хотел сохранить для себя и только для себя. Даже с бумагой он не хотел делиться воспоминаниями о такой красивой и желанной Хоук. Её такую никто не знал. Сначала было очень неловко. Невероятно неловко. Они вели себя как подростки, которые много слышали о сексе, но не знали, как это происходит в действительности. Варрик только и смог, что опереться на локти, да так и замер, во все глаза наблюдая за Хоук. Она же, сняв с себя последнюю одежду, неловко замялась на месте. Она стеснялась его взгляда и из-за этого чувствовала себя растерянной. — Что же ты делаешь, Хоук? — спросил тогда её гном. Нет, он видел, что она делает. Его больше интересовало, что же она делает с ним, его душой. — Лучше сделать, чем... Пока... Ну, ты сам знаешь, — ответила тогда ему девушка и эта фраза будто придала ей уверенности. Она выпрямилась, перестав стесняться своей наготы, и залезла к нему на кровать. «Раз, два, три», - считал Варрик её шаги, не переставая думать, что всё ещё можно прекратить. Хоук оседлала его и выпрямилась, стоя на коленях. Она давала ему вдоволь насмотреться на своё тело, а заодно лишала последних сомнений. Варрик в малейших деталях запомнил ареолы её сосков, мурашки на нежной коже, аккуратный пупок и наливные губки меж стройных ног. Будь он проклят, если сейчас отправит её домой. Варрик накрыл ладонями её бедра и выдохнул. Хоук направила в себя его член и опустилась на него. Они оба почти синхронно выдохнули, когда она сделала первое движение. Это было похоже на танец. Хоук качалась вперёд и назад, ниже и выше, то склоняя голову к плечу, то чарующе выгибаясь. Варрик не мог отвести от неё взгляда, да и, в общем-то, не хотел этого делать. «Надо же», — думал он, наблюдая, как её губки скользят по его члену вверх и вниз. Если бы его отбитые ребра не ныли, а лицо не саднило от чьего-то там удара, он бы легко поверил, что фантазирует. На теле Хоук то тут, то там тоже виднелись синяки, местами кожа была красной от ношения неудобных доспехов, но ему она казалась безупречной. Гном водил кончиками пальцев по её ребрам, животу, сжимал её груди и пропускал между пальцами соски, а Хоук всё танцевала на нём свой прекрасный танец и гладила его руки. Он надавил ей на спину обеими руками, заставив тем самым склониться к нему. Её груди коснулись его лица, и он тут же обвёл одну из них языком. Хоук издала очень нежный звук — полумурчание, полумяуканье — и вцепилась ногтями в его плечи. Варрик почувствовал, как у него пробежали по затылку мурашки удовольствия. Прикрыв глаза, он самозабвенно дразнил кончиком языка её соски, целовал их и бесстыдно причмокивал. Они оба хихикали над этим, совершенно глупо, совершенно неуместно, но им было хорошо. Неприлично хорошо. Невероятно хорошо. — Ну-ка, Хоук, — сказал он ей тогда. — Давай-ка теперь я… Он заставил её встать на колени, а сам, упёршись ступнями в кровать, стал двигать тазом ей навстречу. Сначала медленно, позволяя и себе, и ей привыкнуть к позе, а после всё быстрее и быстрее. Позабыв про все полученные травмы, он вдалбливался в неё и мял её упругую задницу, пока она лизала и покусывала его шею. Комната заполнилась звуками влажных шлепков, частого, сбивающегося дыхания и мелодичных постанываний. Героиня его истории, которую он пишет сейчас, никогда бы не вела себя так развратно и не была бы такой ненасытной. А Хоук была. В этот раз Хоук не сбежала. Даже когда наступил рассвет. И даже когда в дверь — на этот раз именно в дверь комнаты Варрика — постучались. Сначала гному показалось, что она просто разомлела или разленилась, но стоило ему пошевелиться, как она мигом вскинулась и посмотрела на него. Варрик в очередной раз убедился — боится. Бесстрашная, Благородная, Дерзкая Хоук вновь куда-то пропала и сейчас на него большими глазами смотрела та самая хрупкая и жутко растерянная девушка. Эта девушка только вчера поняла, что может встать между драконом и своим товарищем, между древней сущностью и своим товарищем, но между товарищем и Смертью — нет. «Я чуть тебя не потеряла» — отчаянно кричала она через закрытый рот. — Всё хорошо, — сказал он ей тогда. — Я рядом. Хоук слегка подалась вперед. Она ждала, что он склонится и поцелует её. Варрик не стал этого делать. Он, подавив кряхтение, слез с постели, натянул на себя штаны и под бодрый стук в дверь пошёл приветствовать своего незваного, раннего гостя.***
Настал день, когда сияющая, как начищенный доспех, Хоук собрала всю свою компанию в «Висельнике» и с гордостью объявила, что фамильное поместье Амеллов теперь вновь принадлежит её семье. Естественно, она угощала за свой счет и по кружечке досталось всем, кто был в этот день в таверне. Гулянка вышла знатная, даже затворник Фенрис просидел с ними до ночи. Варрик догадывался, почему. И Андерс догадывался, отчего каждая выпитая кружка делала его всё злее и злее. И Изабелла, в середине вечера севшая между магом и эльфом, явно тоже что-то чувствовала. Но никакой драки никто так и не дождался, в конечном итоге, всем пришлось расходиться домой, только наслушавшись рассказов о славных битвах. Чем больше хмель ударял новоиспеченной помещице в голову, тем шире становилась её улыбка, и тем чаще она кидала на Варрика взгляды. Она старалась быть аккуратной, но выходило это настолько же, насколько выходит у пьянеющих людей. Нет, гном не чувствовал себя неловко. Скорее, он стал ощущать себя посетителем таверны, с которого за пышный обед вот-вот начнут просить счет. Последними за столом, как ни странно, остались Варрик и Хоук. Проводив Изабеллу, как последнюю гостью, до двери её комнаты, Хоук вернулась и села рядом с ним. На её лице играла спокойная, счастливая улыбка. Она явно считала, что её жизнь, наконец, пошла на лад. Возможно, она даже хотела об этом сказать, потому что она перевела взгляд на гнома, но, встретившись с ним глазами, только прыснула со смеху. Так они и сидели какое-то время: молча, улыбаясь, думая каждый о чём-то своём, хмельном. — Не видал я официантки, зловредней Эдвины, — через какое-то время Варрик прервал молчание, озвучив свои мысли. — Но она всё время подливает. Может, я её даже полюблю. Хоук уже подносила кружку ко рту, но он все равно заметил, как дернулись её губы. В одно мгновение воздух вокруг них, казалось, сгустился и замер, как перед бурей. Преувеличенно спокойно она сделала большой глоток и, подумав, глотнула ещё больше. — Ох уж эта любовь, — выдавила она из себя и отставила кружку. Ей даже не удалось, как обычно, пошутить. Варрику казалось, что он вновь слышит её мысли. Её слова, которые она натужно подбирает, и никак не может подобрать, чтобы сложить в вопросы и предложения. Наверняка у неё этих слов накопилось великое множество. Они переспали вот уже два раза, и ни полусловом об этом не перекинулись. Даже Варрик чувствовал в этом необходимость. Он бы сказал ей, что с ним давно не случалось ничего столь же прекрасного. Сказал бы, что их близость подарила ему глоток свежего воздуха, такой, что хватило вздохнуть полной грудью. Их близость тронула в нём что-то такое, что он, казалось бы, давно и навсегда отдал другой. И он бы обязательно сказал, что Бесстрашная, Благородная, Дерзкая Хоук, оказавшаяся к тому же ещё и Нежной, являет собой воплощение мечты. — Выговорись уже, Хоук, — сказал гном, не глядя на неё. — Ты так громко на меня молчишь, я чувствую себя, как на собрании Торговой гильдии. — Варрик! — тут же воскликнула она, как по команде, но не нашлась, что сказать дальше, и продолжительно выдохнула. — Что происходит? Самый логичный, самый правильный вопрос. К сложным вещам так и нужно подходить. — Всё уже произошло, — ответил он, продолжая избегать на неё смотреть. — И ты, и я, мы оба сделали то, что не должны были, с тем, с кем не должны были. О, сколько я таких историй знаю. Зачастую они заканчиваются совершенно одинаково. — Одинаково? — эхом повторила Хоук и вновь взялась за кружку. — И как это? Непреодолимая страсть, гражданская война, а потом всех съедает дракон? — Мои байки безобразно перевирают, — посмеялся Варрик, но тут же вновь стал серьёзным. — Нет, почти каждая такая история заканчивается плохо. Куча сожалений, соплей и немножечко проблем всем окружающим. И всегда в конце концов выясняется, что оно того не стоило. — И прямо-таки ни одна история не закончилась любовью? Теперь уже сам Варрик взялся за кружку, просто чтобы скрыть вздох. Нет, «любовь» — это Хоук не про них говорила. Она всё понимает, она умная девочка. Но если влечение есть, ты от него так просто не отмахнёшься, будь ты хоть старой церковной кошёлкой на страже города. Влечение, влечение… Не поэтому ли он до сих пор так и не распрощался с ней и её компанией? — Скажи, Хоук… Причём здесь любовь? Мы с тобой всегда были рядом. Но не более. Вот теперь молчание повисло по-настоящему долгое и тяжёлое. Варрик чувствовал, что поступил правильно, но на него всё равно навалилась какая-то горечь. Сказать ей такое было всё равно, что утопить нежизнеспособного котёнка. Жестоко, но правильно. Да ещё Эдвина, как назло, проходя мимо остановилась и подлила ему пойла в кружку. Пожалуй, то, что нужно сейчас. — Знаешь, что хорошо? — глухо произнесла Хоук, двумя пальцами катая свою пустую кружку по столу. — Вот вроде бы ранена насквозь, а перетерпишь — даже шрама не останется. Варрик покивал и, наконец, посмотрел на неё. С виду она была спокойна, но в глазах у неё плескалось нечто ничуть не легче того, что она принесла из экспедиции. «Сдержи слезы, Хоук», — мысленно просил он её. — «Постарайся». И она сдержала. — Не волнуйся, — сказала она, упёршись ладонями в стол и поднимаясь с места. — Я в полном порядке. Пойду-ка в свой новый дом. Никто из посетителей не слышал их разговора и никто не знал, что между ними происходило. Вечер — точнее, уже ночь — в «Висельнике» шла по своему сценарию, и Варрик с Хоук сейчас жутко в него не вписывались. Гном был готов встать и уйти вперед неё, просто чтобы развеяться и, возможно, расстрелять десяток-другой каких-нибудь мерзавцев. Но девушка всё-таки отмерла и ушла первой. Варрик проводил её долгим взглядом, хотя планировал изучать дно своей кружки вплоть до её ухода. В голову сами собой лезли мысли о том, какой потрясающий получился бы у них прощальный секс. И он, и она постарались бы взять всё, отыграться как следует за все разы, которым не предстоит случиться. Но, видит Создатель, всё бы стало только сложнее. Варрик ни на секунду не жалел, что не все мечты сбываются.***
Листы, листы, листы… Сплошные черновики. Он писал так много в последнее время, что ему даже пришлось купить новые чернила раньше запланированного срока. В тот вечер, как только Хоук исчезла в дверях, Варрик понял, что в его тетрадке появится новая повесть. Он не хотел сделать очередную сказку, ему нужно было поделиться всем этим с бумагой. Поэтому он придумал эту красавицу-Раумону, приторно-сладкую и воздушную, как дорогой десерт. Но сколько бы он ни писал, он так и не мог достигнуть удовлетворения. Внутренний голос ему настойчиво шептал, что всё написанное — чушь, что это не то, что нужно. Что если он напишет ещё хоть слово этой пересахаренной лжи, он вовсе разучится писать. Поэтому Варрик собрал все листки со стола, даже не позаботившись, не прихватил ли чего нужного, и бросил их в огонь. Пламя жадно, как голодное, обглодало всю кучу, превратив её в черно-серые лохмотья, а после и те растерзав. Гном достал пачку свежей бумаги, уселся поудобнее на своем стуле и стал писать правду. Почти не задумываясь, он небрежно вывел в середине листка слово «Влечение», чтобы было какое-то подобие названия у всей этой исповеди. Впоследствии оно так и осталось, потому что он не смог подобрать ничего более подходящего. В конце концов, что же это ещё могло быть?