"Если ты держишься за прошлое, Не запирайся внутри. Ничего не случилось прежде, Это самое невинное платье, что можно было надеть, Порви его, время вышло"
The Do — Dust It Off
— О, ну вот сколько это может продолжаться? — протянула я, разглядывая спину Киоссе, которые сидел впереди меня, на третьей парте. — Вот если бы не ты, то сейчас бы я не сидела тут, гадёныш! Сейчас я всё объясню, главное, терпение, господа. Всё началось с того, что в детстве, ну, в то время, когда все маленькие дети упертые, как бараны, я случайным образом сломала машинку одного незнакомого мне мальчика. Незнакомец оказался, опешу, Никита Киоссе, от которого просто так не отделаешься. И, припоминаю, он мне ясно и чётко дал понять, что разрушит мою жизнь в ответ. Это и произошло; прямо и утром. Этим прекрасным утром, я поднималась в свой класс, чтобы встретить ещё одно ленивое школьное утро вместе со своей подругой, и с её безудержными рассказами о предстоящем лете. Когда я вошла в класс, то в мою сторону полетела книга, которые удачно сделала мне бо-бо прямо в живот. Это было очень больно и неприятно. А когда я узнала, что инициатором всего ажиотажа был сам Киоссе, то и вовсе не выдержала. И прямо в классе истории началась третья мировая война. Если бы я знала, сколько было пролито воды и матов в сторону Никиты, то просто бы заставила себя стать более женственнее и манернее. — Я виноват? Я же случайно, Терехина, с-л-у-ч-а-й-н-о! — снова начал мяукать шатен. — И вообще, знаешь, давно бы нам пора окончить эту войну. Понимаешь, о чем это я? — Никита повернулся в мою сторону, опираясь рукой об мою парту. Уверен? — Хочешь усугубить ситуация ещё сильней? Если тебе станет легче от моего ответа, то нет. Не дождешься. — Но я ведь мирюсь с тобой не из-за того, что просто хочу «усугубить ситуацию», а по другой причине. — В этот момент я встречаюсь с карим глазами юноши, которые хлопали одновременно в такт моего сердца. — Какой? В моей голове промелькнул вопрос: «почему я никогда не рассматривала Кису, как парня?». Возможно, в этом и была моя ошибка в общем. Я помню, как моя лучшая подруга Кира говорила мне: — Ты до сих пор воспринимаешь Никиту как того упертого ребенка в детстве, вот поэтому ты не можешь найти с ним общий язык. Если бы ты посмотрела на него с другой стороны, например, друга или парня, я уверена, что он был бы в твоем вкусе. А ведь права моя подруга, но как жаль, что осознаю я это только тогда, когда натворила слишком много дерьма в сторону Киоссе. Возможно, мы бы и помирились, забыв былое, но кажется, Никита никогда бы не осмелился стать моим другом или парнем. Почему? Да потому, что я ему противна. Ну, по крайней мере, я так считаю. — Чтобы мы больше не срались, Настя, — засмеялся парень, похоже, прочитав по моим глазам, о чем имею виду я, но все же не оставил не момент, чтобы поиздеваться надо мной: — А ты о чём подумала? Вот козлина. — Чтобы убить тебя. Не порть мне настроение, идиот, — огрызнувшись, я отвела взгляд зеленых глаз на голубую стену класса русского языка, рассматривая портрет и точные бакенбарды Пушкина. Интересно, а Никите бы пошли бы кудри? Фу, вот только о Киоссе и думаешь! Дожили. — А что если испорчу? — шепнул кареглазый, резко приблизившийся к моему лицо. Я была удивлена такому нахальному и неожиданному поведению одноклассника, но не попятилась назад; уж слишком я была очарована этими необыкновенно-глубокими глазами. Но я была бы не я, если бы снова не кинула шутку в его сторону. — Кто сказал «мяу»? — Уф, ну ты как всегда! — Никита Вячеславович развернулся от меня, усевшись на стул. И так каждый раз. Но каждый раз становиться такими особенным. Мы привыкли к друг другу, и даже могу сказать больше: мы знаем друг друга, как пять пальцев, используя собственные страхи против себя. Наш главный страх — признаться друг другу в чувствах, связанные с влюбленностью или симпатии, но боимся. Боимся чего-то большего. Боимся, что когда-то расстанемся. Боимся, что кто-то подумает о нас как-то не так. Боимся, что будем вспоминать это с румянцем на щеках. Просто боимся. Или только я? А может пришло время побороть страх, Терехина? Я встаю с места, усаживаясь рядом с Никитой, на ту самую третью парту, которые окажется судьбоносной для на обоих. — Чего опять тебе? — обиженно начинает Киоссе. — Ничего, просто, — отвечаю я. — Может посмотришь на меня? Он смотрит. Боже мой, я так боюсь, но неуверенно дотрагиваюсь до его щеки ледяной рукой, подойдя ещё ближе к его лицу. Как хорошо, что Никита всегда уверен в своих действиях, и целует меня. Боритесь со страхами, и будьте уверенны в том, что у вас все получится. Не сразу, но получится.