Полуночное

Юлик грузно проворачивал ключ в скважине, когда на Питер уже опустилась чёрная завеса ночи, а воздух стал морозней дневного и легче раз в пять. Он весь промёрз, от встрёпанной макушки вниз к копчику и еле передвигающимся ногам, по сгорбленному хребту неумолимо расхаживали мурашки, а большой капюшон вряд ли чем спасал от зимней питерской погоды. В квартире Ларина стояла не меньшая прохлада, чем в подъезде. Переступив порог и негромко захлопнув дверь, Юлик открыл рот, выдыхая. От губ разошёлся лёгкий клуб пара и растворился в пространстве. Было тихо и напряжённо, напряжённо в той степени, что Юлику было не по себе греметь ботинками в прихожей и боязно звать Диму, затаившегося где-то в закромах квартиры. Разобравшись с левым ботинком, он замер, вслушиваясь в тугую тишину. Она разъедала уши. Что ж, Ларин был способен запросто отключиться за монтажом или книгой — режим его сна давно отошёл от привычной нормы и вытворял, что взбредёт в обросшую голову критика. Один раз тот умудрился вырубиться с укулеле на груди, которую Юлику впоследствии пришлось вынимать из нахрапистых объятий, а самого Диму пытаться уговорить перелечь из красного мешка на матрас. Тот выругался на него, перевернулся, едва не упав, и захрапел себе дальше, свесившись с мягкого края. В тот день Юлик здорово разворчался. — Дим? — подал он голос, одновременно стаскивая с плеч куртку. В ответ — тишина. Да и раздеваться желание мигом отбилось — колючий холод надел куртку обратно. Надо срочно включать разогрев в печи, не то они к чёрту промёрзнут и к утру очнутся ледышками. — Ты слышишь? — Он размашисто преодолел коридор и ловко заглянул в проём комнаты. Ларин лежал завалившись вбок на спинке деревянного стула. Справа от него темнел монитором ноутбук, бледные голени выглядывали из-за обёрнутого вокруг бёдер пледа. От стола разило слабым паром — не успевшая остыть треснутая кружка с бесполезным кофе. Картина обрисовалась в голове отчётливо и ясно: Ларин вновь засиделся за рендером или чем-нибудь подобным, задумался и случайным образом провалился в сон. Его тело само требовало отдыха. Круги под глазами, сетка капилляров на тусклых белках, непослушные пальцы, путающиеся в струнах. Юлик глянул на близстоящую гитару. Видимо, совсем недавно Дима брал её на колени. — Пока само не срубит, не пойдёт спать ведь… — пробормотал он автоматически и бездумно, проходя внутрь комнаты. Пол жутко холодный. И Дима вдобавок босиком! Ну, если он заболеет, не будет ничего удивительного. Вот только доставать он будет никого иного как ни в чём не провинившегося Онешко. Выслушивать больные тирады из хриплых уст Ларина — сравнимо с настоящей пыткой, ибо если плохо Ларину, плохо будет всем, и уж тем более тем, кто находится с ним в пределах одной квартиры. Больной Ларин пребывал в куда едком расположении духа, чем здоровый. Больной Ларин, если ему не было тяжело говорить с забитым носом или саднящей глоткой, мог трещать над ухом сутками, и не о насущном, а по большей части о невообразимом бреде, что только приходит ему на ум. Десятичасовые разговоры между Юликом и Димой были увлекательными и доводили обоих до сипотцы, но восполняли их силы. Многочасовые разговоры между Юликом и больным Димой были невыносимыми и доводили Юлика до белого каления, но изредка затыкались горячим терафлю и ну совсем плачевным состоянием слизистой Ларина. Шерстяные носки покоились сзади Димы, на еле тёплой батарее под миганием сети огоньков и шершавостью приклеенной к стеклу фольги. Надеть было сложно, что ли? Идиот. Юлик устало выдохнул и проделал два медленных шага к спящему, но на втором запнулся и остановился. В голове точно вспенилось шампанское, Юлик прекрасно знал из разговоров с Димой, что это всего лишь нормальная реакция на удар пяти гормонов в мозг, однако в тот момент вклепался в пол и просто без мыслей уставился на расслабленное лицо и размякшие плечи, туловище и ноги. Слишком сильно от зрелища тянуло домашним. Слишком тёплым был Ларин. Отросшие пряди падали на лоб, губы со шрамом на нижней слегка приоткрылись, грудь шла размеренно. Насколько неудобно ему на жёстком стуле? Он чувствует зудение боли в лопатках от деревянной перекладины? Одна рука лежала на столе, вторая зарылась в пледе. Юлик прикусил губы и прошёл за Ларина. Подхватил шерстяную пару и слитым движением развернулся, опустился ниже и осел на пол рядом с ногами мужчины, сам не до конца понимая, как, может, забавно смотрится со стороны: словно бы заботливая жёнушка или словно бы глупый ребёнок, собачонка. Ступни были замёрзшими. Коснувшись ненароком кожи, он ощутил, насколько холодны округлые пальцы. Взглянул вверх: Ларин не отреагировал, даже бровью не повёл. Юлик осторожно растянул носок и натянул его на правую ступню, оставил мягкую резинку выше щиколотки, отстранил руки. Сейчас должно стать тепло. Вверх по открытой пледом голени мурашится бледная кожа. Укрыть… Он натянул на него второй носок и взял аккуратную, теперь тёплую ступню между ладоней. Огладил, повёл выше, уцепился за край пледа и укрыл им всю оставшуюся часть ног, сам дрожа от холода. Открыл рот: из него повалил пар. Юлик поднял голову. Ларин зашевелился, чуть нахмурившись от пробуждения. Раздумав, перетёк пальцами от голеней до ляжек, под горячесть пледа, и окончательно стёк между раздвинутых ног на пол, оставляя локти висеть в воздухе, а кисти крепко держаться за бёдра мужчины. — Ты заснул, — шепнул он, когда охристые глаза сонно приоткрылись. Дима скосил на него взгляд, приподнимаясь немного, и закусил нижнюю губу, резко сводя брови. Юлик разъяснил это по-своему и, хитро сощурившись, упёрся ладонями в расслабленные ноги, потягиваясь ближе к тёплому лицу. Губы Ларина на вкус были как чай. Значит, в кружке не кофе… Они сухо приоткрылись, неосознанно впуская внутрь, и их хозяин ещё явно был наполовину дремлющим. Онешко повёл ладонью от бедёр к животу, стискивая на ходу и растягивая рубаху, и вдавил одно колено в свободное место на стуле — прямо напротив паха мужчины. Тот рассеянно ответил, прижимая свой язык к его языку, и снова принялся старательно продирать глаза. — Пошли, — выпустил ему в рот Юлик, настойчиво утягивая прочь от стола, но Ларин не спешил вставать. Взгляд тупо ткнулся о летящие в рамках небольшого экрана разноцветные пятна. Врезались в провод зарядника, подключённый к ноутбуку, телефон в целом. Пусто уставились на размытый текст, мелькающий в прямоугольниках-сообщениях, стремительно бегущий чат и то, как пятна разных цветов приобретают форму сердец. Юлик тем временем жарко дышал ему в нос и надавливал на жалость, шепча в губы: «Слышишь? Нахуй с этого стула…». Ларин перевёл ошарашенный взгляд и нашёл им глаза Онешко. — Юлик, я уснул во время перископа…