***
— В общем, я посоветовался по поводу всего этого с Хартли… — засосы на шее всплывают в памяти и прогоняют по коже приятную мелкую дрожь, вынуждая Циско запнуться на фразе, мимолетно облизывая губы. Но Харри за его спиной нетерпеливо откашливается, подгоняя слово, и парень смущенно оглядывается, со рваным выдохом продолжая: — Да, кхм… он предположил… Циско усиленно старается не смотреть никому из них в глаза, даже не пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний жаркого совещания. Как минимум потому что Айрис и Кэйтлин обо всем догадываются. Как максимум потому что Харри и Джо не догадываются, а Барри до сих пор не мог привыкнуть к «хорошему Хартли». Но, на самом деле, идея была гениальной и однозначно беспроигрышной. И когда все это закончится, он обязательно поблагодарит Хартли еще раз.Часть 1
5 сентября 2016 г. в 21:51
Когда Циско шел к Хартли, он еще имел надежду на спокойный разговор. Да, они не виделись около месяца, лишь изредка созваниваясь ради вопроса «Как ты?», но ведь на то были причины. Хотя вряд ли Рэтэуэй считался с этим.
В альтернативах этой встречи, Рамон представлял услышать поток язвительных комментариев, ругательств на шести языках, упреков, криков, — чего угодно в самых худших традициях характера Рэтэуэйа.
Но ни его надежды, ни представления из подкорки мозга не оправдались.
Впрочем… Впрочем, да, такой вариант был однозначно лучше.
Кожа под пальцами наполнилась горячим взволнованным трепетом. Довольная улыбка от этого скрасила губы Циско, и он наклонился вниз, подхватывая во влажный поцелуй губы Хартли, который нетерпеливо ерзал, пытаясь насадиться сильнее на три смазанных пальца, и мстительно оттягивал в руке черные длинные пряди.
Он был нетерпеливым. Хартли было откровенно плевать, где и как они займутся сексом — после слишком длительного перерыва его волновало лишь наличие Циско рядом, а поверхность отходила на самый дальний план. Если бы Циско так не старался, не пытался ухватиться за частичку трезвости в своих мыслях и не с такой настойчивостью тянул за собой Рэтэуэйа, Хартли сейчас бы вжимали в устеленную дешевыми обоями стенку, а не мягкие, сбитые простыни кровати. И нет, он бы начал жаловаться только намного позже, когда мышцы спины наполнились бы тягучей болью.
— Быстрее, — Циско ловит губами настойчивое шипение, игриво прикусывая в отместку нижнюю губу своего парня, и тихо смеется, ловя его раздраженное сопение. — Еще секунда — и полетишь за двери.
— Прости-прости, — звучит в ответ тихое бормотание, приправленное глупой улыбкой, и Рэтэуэй давится готовым вырваться изо рта возмущением, до хруста спинных позвонков прогибаясь на кровати от мизерного, но не менее желанного давления пальцев на простату.
И Циско восторженно выдыхает сквозь слегка приоткрытые влажные губы. Только он видит Хартли таким — отчаянно жаждущим, медленно скидывающим по каждой иголочке свою защитную броню, чтобы открыть чувствительное к ласкам тело. Если провести кончиками пальцев вдоль внешней части бедра — в ответ по чужой коже пронесется возбужденная дрожь, обведя языком напряженные горошины сосков и прихватив их зубами можно добиться гортанного, звенящего стона.
Тело Хартли было удивительной и запутанной картой, которую хотелось исследовать еще раз и еще раз…
Циско широко лижет напряженные жилки на шее парня, с хлюпающим звуком вытаскивая скользкие от прозрачной смазки пальцы из разработанного прохода, и распрямляется. Хартли под ним взъерошенный, с ярко блестящими горячим возбуждением глазами и интимной, украшающей скулы краской, которая подобно меду медленно растекается по всему его лицу. Его взгляд отражает прямой вызов, страсть и то красочное нетерпение вперемешку с желанием, от которого у Циско начиналась кружиться голова.
Идеальная консистенция. И Циско честно не понимает, как он мог лишать их обоих этого целый месяц.
Хартли, замечая его восторженный взгляд, довольно скалит зубы и обводит пальцами напряженные плечи, руки, пока не обхватывает кисти и не тянет Рамона на себя, вынуждая нависнуть сверху и наклониться вниз для смазанного, несдержанного поцелуя.
С Хартли всегда так — нежность чередуется с грубостью, медленный темп с быстрым, а пряник с кнутом. И сколько бы Циско ни жаловался, эти резкие перемены его жутко возбуждали.
И часто отрезвляли, наводя на желанную мысль.
— Ты не ответил на вопрос, — Рамон сжимает в ладонях бедра Хартли, натыкаясь на его непонимающий, затянутый тонкой пленкой возбуждения взгляд, и облизывает свои губы, прежде чем растянуть их в заговорщицкой улыбке.
— Какой… — Рэтэуэй широко распахивает глаза, чувствуя знакомое и желанное давление головки на сжатое колечко мышц, и жадно глотает воздух, когда за этим следует первый толчок. Его ногти вцепляются в напряженные плечи, оставляя налитые кровью следы полумесяцев на подтянутой коже. Хартли откидывается на подушку, натужно поджимая губы, но ни на секунду не закрывает глаз — и Циско, встречаясь с переполненными первыми зачатками эйфории взглядом, рвано выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, с глубоким стоном плавно скользя вперед до нужного соприкосновения своих бедер с упругой задницей.
Внутри него тесно, горячо и очень туго, перевязь мышц плотно обхватывает чувствительную плоть, и Циско приходится прикрыть глаза, чувствуя стекающую по виску каплю пота, чтобы внести хоть немного ясности в вмиг закрутившиеся в хаос мысли. Хартли под ним тихо хнычет, теперь уже мягко поглаживая подушечками пальцев выделяющиеся узоры от ногтей и без какого-либо терпения ерзая на скользких простынях.
— Вопрос, — Циско наклоняется вниз, упираясь локтями на кровать, и выдыхает в приоткрытые, налившиеся алым цветом губы, прежде чем медленно, коротко двинуться в горячее тело, выбивая сорванный глухой выдох. И он не сможет ответить, откуда у него находятся в этот момент силы на внятные слова. — Как создать вибрации против мета-нашествия с Земли-2?
Вымученный стон прогоняет мелкую дрожь по коже, и Циско нагибает голову вперед, с хриплым смехом щекоча длинными прядями своих волос шею вспыхнувшего раздражением Хартли.
— Сейчас? — Рэтэуэй коротко дергается бедрами навстречу парню, вынуждая его оборвать смех внезапным выдохом, и заводит свои руки за его спину, одной ладонью зарываясь в черную шевелюру и мстительно, до боли натягивая взлохмаченные пряди, чтобы горячо зашипеть в его открытый рот. — Циско, ты серьезно?
Чеширская улыбка озаряет лицо напротив, и Хартли не сдерживает досадный рык — о да, он серьезно. Под настойчивым поцелуем, который сквозит мелкими укусами, Циско довольно мычит, стискивая хватку руки на напряженных бедрах, и срывается на короткие, резкие фрикции.
Этого мало, чертовски мало — хочется глубже, быстрее толкнуться в податливое тело, вызвать неразличимый, сорванный шепот и хриплые, звенящие от напряжения и удовольствия стоны.
Но, в собственное удовольствие и в то же время наказание, Циско, до крови прикусывая нижнюю губу и вслушиваясь в нетерпеливые, бесформенные просьбы, замедляет движение, дрожа от узкой до боли приятной хватки на своем члене.
Хартли тихо воет под ним, украшая яркими красными полосами спину, и с колким осуждением смотрит в насмешливые, теплые глаза.
— Ну что? — смотря за движением припухлых от частых укусов и поцелуев губ, Циско лихорадочно сглатывает вязкую слюну и, с отразившимся всем спектром радостных эмоций на лице Хартли, обхватывает рукой его напряженный член. Легкий всхлип — Рамон уверенно сжимает чувствительную плоть, размазывая выступившую на головке каплю смазки, и особенно резко толкается в поджимающуюся дырочку — и Хартли отчаянно стонет, вжимаясь затылком в подушку. Прекрасно, просто идеально — Циско удовлетворенно выдыхает, вновь склоняясь к лицу Рэтэуэйа. — Ну?
— Повысить интенсивность волн… — глаза Хартли плотно зажмурены, как будто он пытается с головой окунуться в капли даваемых ему ощущений, а голос отдает опьяненным, сбитым тембром, от которого внутренний узел затягивается лишь сильнее. Циско откидывается на пару сантиметров назад, тут же толкаясь обратно в расслабленное тело и тем самым на секунду сбивая речь Хартли коротким блаженным стоном. — … Мм, сильнее.
— Сильнее повысить интенсивность волн? — Циско замирает внутри Рэтэуэйа, насмешливо ухмыляясь и лишь резче надрачивает его член, выбивая сдавленное шипение с поджатых, кривящихся в неудовлетворенности губ — грань, которой так хочется достичь, опять отходит на пару шагов назад.
— Еби сильнее, идиот!
Командный, отдающий ультразвуком крик выбивает из Циско тихие смешки и совсем чуток самодовольства — лишь в его руках находятся те ниточки, которыми он может довести Рэтэуэйа до такого состояния. Дернешь за одну — добьешься заводящего рычания, дернешь за другую…
— Это не че-а-ах… — Циско сжимает член Хартли у основания, вынуждая того сбить с себя спесь и заменить это натужным, жалобным скулежом, — …честно.
— Твой дурной пример, — все тело уже горит от возбуждения и хочется наплевать на все правила выдуманной игры и просто трахнуть Рэтэуэйа, чтобы тот сорвал себе голос и забыл о нормальной ходьбе на ближайшую неделю. Но то, с какой мольбой, надрывностью и выплескивающимся за край желанием сквозит его взгляд, прибавляет совсем чуть-чуть выдержки для последних ходов. Ноздри широко раздуваются при очередном глубоком выдохе, и Циско ведет свободной ладонью по пылающей жаром коже Хартли, вынуждая того лихорадочно трепетать и хныкать. — А теперь давай… Ты можешь, я знаю.
Под скулами лица Рэтэуэйа напрягаются и заходятся в движении жилки, сгоняя по покрытой тонкой пленкой влаги коже капли пота. Каждая мышца его тела как будто наполняется свинцом, стискивая Циско в крепкие цепи. Но даже при разящей боли в исполосованной ногтями спине, тугим испытывающим натяжением мышц вокруг члена и тяжестью в руках, Рамон с упоением наблюдает за мыслительным процессом Хартли, когда тот отчаянно облизывает свои губы, слизывая прозрачные капельки пота с ямочки над ними, и напряженно хмурится, образуя маленькую складочку между бровей.
И, насколько бы это ни было странным, Циско считает это до жути сексуальным.
Поэтому он не отказывает себе в удовольствии прильнуть к соблазнительно открытым губам и в истязающем жесте миллиметр за миллиметром проскользнуть языком меж них, ловя сбитое дыхание и восхищенную дрожь.
И когда Хартли распахивает глаза, у Циско перехватывает дыхание.
— Камертон, — Рамон заглядывая в почерневшие от возбуждения глаза, разделяя с ним глубокий выдох, и непонимающе смаргивает, не расслышав от накатившей волны жара сказанное слово.
— Что?
На губах Хартли растягивается довольная улыбка, и он сжимает хватку своих рук на шее Циско, притягивая его к себе еще ближе и выдыхая все в его рот.
— Если Барри, — парень сглатывает, пытаясь совладать голосом, когда головка его члена проходится по прессу Циско, и сдержанно выдыхает. — Барри будет бежать достаточно быстро — импульсы будут отбиваться от стенок барьера, который он создаст. Возникнут колебания.
Рамон смотрит в его глаза длинные мгновения, улавливая все отблески зелени, что начинают яснеть за расширенной чернотой зрачка, и широко, счастливо улыбается, наконец осмысливая всю суть.
— Как в камертоне.
— Как в камертоне, — Хартли вторит ему удовлетворенным выдохом, ведя рукой по рассыпанным по шее черным волосам, и внезапно судорожно стонет, когда Циско делает одно, размашистое движение тазом.
Рамона хватает на один короткий поцелуй и восхищенную улыбку, прежде чем выдать наполнившее тело Рэтэуэйа приятной дрожью слово:
— Гений.
И, честно, Хартли не видит резона отвечать на это. Не когда Циско наконец-то начинает втрахивать его в кровать до натужного скрипа мебели сильными, резкими и просто идеальными толчками; не когда его голос хрипнет от непрерывных стонов и блаженных криков, прогоняя вибрацию по дешевым окнам; не когда Циско с довольным, утробным рычанием истязает его губы, выбивая остатки разума из головы.
И насколько бы глупой идеей все это ни казалось Рамону после секса — оно однозначно того стоило.
А тем временем в кармане джинс играет проигрыш Имперского Марша, блекло мигает белая строчка на экране «доктор Поттер», но ни Циско, ни Хартли не слышат этого — их собственная мелодия стонов все быстрее повышает свою громкость, чтобы они хоть капельку волновались о чем-либо другом.