***
Нормальные похороны делать грабителям не стали. Павло пытался заикнуться об этом, но его никто не стал слушать. Мэйрин просто выкопал яму на улице, и туда скинули трупы. И больше не вспомнит о двух бандитах, лежащих здесь. Но... в конце концов Роман был прав – они полезли не в тот дом. На войне надо в первую очередь думать о себе и своих близких, защищаться и защищать товарищей. Думать о судьбе незнакомых людей – последнее дело. Война заставляет людей превращаться в животных, забыть о человечности, стать кровожадными эгоистами. От этих мыслей хочется склониться у стены и блевать, пока в и так пустующем желудке не останется даже желчи. Настроение, и так вечно болтающееся под плинтусом, упало ниже некуда. Павло как призрак шатался по убежищу, не в силах найти себе места. Он еще час назад оттер сухой тряпкой кровавые лужи на полу, но оседающий на корне языка металлический запах остался, а ставшие уже бурыми разводы были все же видны. Мэйрин к товарищу с вопросами не приставал, за что Павло был ему очень благодарен. Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Роман проспал до трех часов дня, а когда проснулся, то поднялся только для того, чтобы оторвать от последнего батона причитающийся ему кусок, взять Лондона и спуститься обратно. На Павло он даже не взглянул. Пол-литра воды в день, ее вечно не хватало. Благо, не было жары, иначе это было бы просто мучительно. Мэйрин возился с коллектором дождевой воды, пытаясь выжать из фильтра хоть пару лишних капель. Павло сидел в кресле, смотря куда-то в пустоту и прижав кулак ко рту. Перед глазами все проносились события этой ночи. И ему не давал покоя один вопрос, буквально отпечатавшийся на внутренней стороне черепной коробки. Зачем Роман поцеловал его? Ну не просто же так он это сделал... У этого должен быть какой-то повод! Но мысль о том, что Роман может быть в него влюблен, Павло беспощадно гнал прочь из своей головы. — Роман! Что ты... Отпусти меня! Хватит! Павло обхватил голову руками. На лице все еще чувствовались тонкие обветренные губы бойца, а на запястьях ощущалась стальная хватка сильных пальцев. Горячее дыхание, пахнущее табаком, и подернутый дымкой желания взгляд въелись в кожу, и как бы он ни пытался тереть свое лицо, ощущение не пропадало. — У меня жена и сын, и я люблю их! Сердце стукнуло особенно сильно. Против воли вырвался вздох. Павло чувствовал себя ужасно виноватым перед Еленой. Конечно, его вины здесь нет, но легче от этого не становилось. Навряд ли его жена узнает об этом инциденте, а если и узнает, то наверняка простит. За эту веточку Павло и решил держаться. — Я знаю. Не закатывай истерик Роман ничего не собирался изменить своим поступком. Он просто сделал то, что хотел. С одной стороны, зачем тогда Павло закатил истерику и сейчас вздыхает, как девочка-малолетка? Но с другой стороны... День прошел тихо и спокойно, если считать обстановку в городе. Не было слышно даже отдаленных выстрелов. Создавалось впечатление, что военные решили немного расслабиться. Мэйрин позвал товарищей на совет, в ходе которого решается, кто, куда и с какой целью будет совершать вылазку в город. — Ребята, провизия у нас снова закончилась, — заявил он, когда Павло и Роман сели за стол в гостиной. Боец мрачно кивнул, смотря на расстеленную на столе карту Погореня. На ней было много различных пометок, замечаний и сносок, говорящих о том, в каких районах что находится, опасно ли там, кто там проживает и так далее. Павло бросил на бывшего ополченца короткий взгляд и тут же опустил глаза на свои руки. — Это мы заметили, — сказал он Мэйрину. — Что делать будем? Мастер ткнул пальцем в карту. — Смотрите. Роман, сегодня твоя очередь идти в город, поэтому слушай. Есть многоэтажка в жилом районе на западе, ее разбомбили четыре дня назад. Если попробовать туда пробраться, то... — Придем обратно с пустыми руками, — скривив губы, закончил Роман, тем самым затыкая товарищу рот. — С чего... ты это взял? — подал голос Павло. Говорить было сложно. — Да с того, принцесса, — огрызнулся боец, заставляя его возмущенно вздрогнуть, — что за четыре дня эту многоэтажку по стенам разобрали, раз она в жилом районе. Там ничего не найдешь, даже если из кожи вылезешь. — Хорошо, а что ты тогда предлагаешь? — спросил Мэйрин, на что Роман лишь хмыкнул и ткнул пальцем в карту. — Вот сюда. Молчание длилось несколько секунд. Вдруг Павло вскочил на ноги, захлебываясь воздухом от дикого возмущения. — Вилла?! Ты... Ты с ума сошел! Там же дезертиры! — Есть идеи получше? — все так же спокойно спросил Роман, приподнимая бровь. — Да! — футболист сильно ткнул пальцем в обозначенный на карте район, где находилась многоэтажка. — Раз такой умный, то скажи мне, где ты там хоть какую-то провизию найдешь? — бойца словно развлекала вся эта ситуация. Мэйрин покачал головой. — Вилла – это слишком опасно, Роман, Павло прав. Ты можешь погибнуть. — Кто не рискует, тот не жрёт консервы, — последовал спокойный ответ. — Да и от пули сдохнуть гораздо проще, чем с голоду. — Это самоубийство! — выкрикнул Павло, но бывший ополченец понял, что уже победил. Поэтому он ехидно улыбнулся и сказал: — Если умру, научись нормально драться, прин... — Хватит меня так называть! — Павло долбанул кулаком по столу, отчего Мэйрин вздрогнул и примирительно замахал руками: — Ребята, вы чего? Может, не будем ссориться? — Он прав, — Роман качнул головой в сторону мастера. — Ты же не хочешь потом жалеть, что наорал на меня в нашу последнюю встречу. — Идиот! — Павло и не думал успокаиваться. — Не вздумай идти туда! Боец вскинул руку, заставляя товарища замолчать. — Я всё сказал. Павло не ответил и сел за стол, всем своим видом словно говоря "Делай, как хочешь, но я все равно твое решение не одобряю, чертов самоубийца". На вылазку Роман решил взять один лишь нож. Мэйрин и Павло чуть ли не с пеной у рта уговаривали его взять с собой пистолет, но он пропускал их слова мимо ушей с лицом, как у подростка, которому родители говорят надеть шапку. Когда же боец едва ли не послал товарищей и их советы куда подальше, Мэйрин со словами "Да делай, как хочешь!" отправился вниз спать. Павло снова оставался дежурить у дверей. Сейчас он сидел за столом с неубранной картой города и сверлил взглядом место, где располагалась вилла, обведенная красным маркером. Бывший ополченец сидел в кресле и ждал, когда стемнеет, вертя нож в руке и раздумывая над чем-то. Наконец пробило двенадцать часов. Роман поднялся с кресла и молча направился к двери. — Постой, — раздался тихий голос сзади. Павло медленно поднялся из-за стола, прошел несколько шагов, остановившись в паре метров от бойца. Тот раздраженно вздохнул и закатил глаза. — Так, принцесса, дубль шестой. Нет, в многоэтажку я не пойду. Нет, пистолет я не возьму. Нет, я не... — Да в курсе я, тебя не переубедить, — стиснув зубы, прервал его Павло. — И раз велик риск, что ты погибнешь, я хочу, чтобы ты мне сказал, зачем ты меня... — Поцеловал? — Роман обернулся и хмыкнул, глядя на то, как футболист растерянно топчется на месте. — Да просто так. Понравился ты мне и все. Еще вопросы? Секундная тишина. Павло поджал губы. — Больше нет вопросов. Бывший ополченец кивнул. — Тогда пока, — махнув рукой на прощание, сказал он и вышел, оставляя товарищей одних. Павло еще долго стоял на месте, смотря на дверь пустым взглядом. Тревога в душе все нарастала, вызывая желание выбежать на улицу и остановить безрассудного товарища. Но он оставался на месте и просто смотрел на дверь. До тех пор, пока не фыркнул и сел в кресло. Потом взглянул на подлокотник, на котором лежала книга "Белый Клык". — Идиот ты, — взяв книгу в руки, тихо произнес Павло. — Делай как знаешь. Но только все равно выживи и вернись.***
Небольшой отряд ополченцев из двадцати восьми человек не зря называли кучкой психов. Все бойцы этого отряда были настоящими сорвиголовами и всегда дрались до последнего. Чего уж говорить о самом командире. Тот мог пойти на врага с голыми руками и половине находящихся в укрытии солдат просто свернуть шеи, не успеют они забить тревогу. Да, речь шла о Романе. Именно этот парень сейчас шел в виллу с дезертирами с одним ножом наперевес. И это было только полбеды, ведь до виллы еще добраться надо. Недавно среди мирных жителей осажденного Погореня прошел слух, что улицы стали обстреливаемыми снайперами даже ночью, потому что на их винтовках появились прицелы с тепловизорами. Роман всегда в этих случаях не верил слухам, однако все равно желательно соблюдать осторожность. Первые всегда умирают именно те, кто категорически не верит людской молве. Поэтому бывший ополченец передвигался по улице, перебегая из одного укрытия в другое. Укрытием могло быть что угодно – перевёрнутая машина, скинутый вандалами памятник, глубокая воронка, оставшаяся от взрыва. Главное, чтобы можно было спрятать голову и ноги. Если бы не слабый ветер, то Роман бы уже давно задохнулся. Вонь на улице стояла просто ужасная, ведь трупы никто не убирал, и тела разлагались прямо на месте смерти. Какие-то уже превратились в полуобглоданные редкими бродячими собаками скелеты, в каких-то копошились черви, у каких-то отсутствовали части тела из-за деятельности превратившихся в каннибалов от голода мирных жителей. К вони гнилого мяса добавлялся еще и вечный дым. Стены чудом уцелевших зданий покрылись слоем копоти, облака будто почернели, пропитавшись этим дымом. Однако сейчас облака слабо видны из-за темноты. Она была почти непроглядной, что в одном случае было хорошо, а с другой стороны – не очень. Темнота скрывала Романа от посторонних глаз, но и скрывала еще самих врагов. К примеру, мародеров, рыскающих по городу ночью в поисках наживы. Поэтому включить маленький фонарик, который лежал у бойца в кармане, было бы просто идиотизмом. Приходилось сильно напрягать зрение и идти в темноте. До виллы было не так уж и далеко. В невоенное время Роман добрался бы туда всего за двадцать минут. Однако сам факт того, что идет война, все серьезно осложнял. Темнота, риск того, что улицы просматриваются снайперами и шастающие рядом мародеры заставляли передвигаться медленно и осторожно. Так что бывший ополченец пришел к вилле примерно через час. Да, она действительно выглядела богато и роскошно. Владельцы явно не скупились на качественные материалы, и это было видно даже в темноте. Однако на красоты дома Роману было абсолютно наплевать. Он осторожно подошел к двери так, чтобы его не было видно через глазок, прислушался. Ничего не слышно. Дверь почти не пропускала звуков. Открывалась она внутрь, поэтому боец был уверен на двести пятьдесят процентов, что она заколочена. Поэтому набор отмычек, который он взял с собой, тут точно бесполезен. Но и из этого положения можно найти выход – достаточно взглянуть чуть выше. На балкон можно залезть, если немного подсуетиться. Однако это автоматически означало, что там точно есть охрана. Роман осторожно зацепился за край балкона и подтянулся, но не до конца, так, чтобы видны были только глаза. Как ни странно, на этаже никого не было. Чего это они оставляют целый этаж без охраны? Это бойца серьезно удивило. Он ожидал большего от бывших солдат Гразнавии. В конце концов, он сам является дезертиром, но он же себя так не ведет! Забравшись на балкон целиком, Роман быстро юркнул в тень. Где-то вдалеке слышались голоса и неспешные шаги, но к нему никто не приближался. Надо найти кухню. Где кухня – там и холодильник. Вот только там уж точно кто-то есть. Ла-адно. Будем действовать наугад. Импровизировать. Внимательно прислушавшись к тишине, Роман вынырнул из тени и стал тихо продвигаться к ведущей на первый этаж лестнице. Коротковатый, но идеально заточенный нож твердо лежал в ладони. Если бойца кто-то обнаружит здесь, то завидев оружие, тут же поднимет тревогу и будет стрелять. Тупая логика. Стрелять начнут в любом случае. Однако что он будет делать, если его заметят? Пойдет в атаку? Убежит? Сдастся? Ну уж точно не последний вариант. Роман внимательно смотрел на пол, чтобы ненароком не наступить на такую доску, которая громко заскрипит. Пол здесь, конечно, был в основном нормальный, в конце концов, паркет – вещь качественная и дорогая, но закон подлости не дремлет даже ночью. Да и осторожность никогда лишней не бывает, особенно в такие моменты. Наверху были слышны громкие мужские голоса и скрип пружин – похоже, там была спальня. И, судя по голосам, в той спальне пьянствовали. Ха, да это идет Роману на руку. Отлично, пусть пьют. Вот только все ли находятся в этой спальне? Слышно три голоса, но наверняка в вилле больше дезертиров, чем три. Их наверняка четыре, а может даже и пять. Тогда где остальные? Бывший ополченец спустился на первый этаж и оказался в просторном темном холле с большой люстрой на потолке. На стене находилось пустое крепление для телевизора, а напротив него стоял роскошный диван. Дезертиры выбрали себе неплохое местечко, хороший у них все-таки вкус. Диван так и звал к себе уставшего Романа и умолял отдохнуть на нем. Коварный, однако, предмет мебели. Боец хмыкнул. Так, не отвлекаться. Где-то здесь должна быть кухня. Он снова прислушался, спрятавшись за огромным шкафом, стоящим у стены. Никого. Вроде, пока что безопасно. Роман подошел к двери, находящейся в дальней стороне холла, пригнулся и посмотрел в замочную скважину. Комната по ту сторону двери была темной, и в ней мало было что видно. Однако, когда зрение поднапряглось, стали различимы раковина, большой стол, шкафчики на стенах и – аллилуйя! – холодильник. Вот и кухня. Стоп, погодите. Так кухню никто не охраняет?! Нет, ну это просто верх беспечности! Но тут боец резко напрягся: а не западня ли это? Уж слишком все просто, так не бывает, когда имеешь дело с дезертирами. Нож в руке мелко задрожал. Неужто без неприятных инцидентов не обойдется? Умирать Роман ой как не хотел. А с ранениями далеко не убежишь. Результат один – могила. Конечно, раньше Роман смерти не боялся, да и сейчас он ее не боится. Просто умирать не хотел. Не нужно ему это. Особенно сейчас. — Идиот! Не вздумай идти туда! Павло... Хотелось доказать этой наглой принцессе, что Роман принял правильное решение. И еще хотелось посмотреть на удивленную мину футболиста, когда он придет в убежище с полным рюкзаком провизии. Что ж, ради этой мины и стоит выжить! Дверь на кухню была закрыта на ключ. Боец вынул из кармана отмычки. — Да ты вообще пить не умеешь, Ваня! — раздался с третьего этажа громкий голос одного из дезертиров. — Ну и развезло тебя! Похоже, самого хозяина голоса развезло не меньше. Роман закатил глаза и покачал головой. Вот что бывает, когда вырываешься из-под контроля старших по званию. Все же не зря он держал своих ребят – да будет им земля пухом – в ежовых рукавицах. Замок с тихим щелчком поддался, и бывший ополченец тихо открыл дверь. В кухне было ужасно темно, видны лишь очертания крупных предметов. Роман достал из кармана небольшой фонарик, но включать его пока не стал и сразу двинулся к холодильнику. Кухня, кстати, тоже была довольно просторной. Столовая с ней была соединена, тут же стоял большой обеденный стол и шкаф с посудой. Правда сейчас на столе царил ужасный бардак, судя по очертаниям на нем бутылки самогона, уже открытой (это было нетрудно учуять), пустых консервных банок и прочей чепухи. Бинго! Когда Роман открыл холодильник и включил фонарик, чтобы немного подсветить себе, то он увидел настоящий клад: тут были и небольшие куски мяса, завернутые в целлофан, и банки тушенки, и бутылки воды, и сахар, и различные овощи, и еще куча всего! У бойца невольно потекли слюнки. Сколько еды-то! Он столько не видел с самого начала войны! Роман живо расстегнул рюкзак и начал пихать в него первым делом консервы. Ха, у него уже стояло перед глазами изумленное лицо Павло! Изумленное и обрадованное. Наконец-то все они поедят досыта! Шесть банок и две полуторалитровых бутылки воды, черт подери! Вот это удача! Еще хватит места и для мяса с овощами. Мэйрин сварганит какой-нибудь суп из всего этого, у него умения для этого, наверное, хватит. Рука уже потянулась к самому крупному куску мяса, как вдруг... Протянутая рука задрожала, бойца прошиб холодный пот. Он застыл на месте, услышав за спиной щелчок затвора штурмовой винтовки. — Вот так и знал, что не надо дремать на посту, пока другие бухают, — раздался сзади громкий голос дезертира. — Зря ты сюда приперся, мужик. Зря.***
Павло резко дернулся, когда почувствовал, как в сердце неожиданно больно кольнуло. Он встал с кресла и заметался по комнате, тревога вдруг сильно возросла. В груди сильно заныло. Неужели с Романом что-то случилось?.. Тревога от этой мысли превратилась в ужас. Павло даже метнулся было к двери, но одернул себя: надо оставаться в убежище. Сердце заходилось быстрыми испуганными ударами, а в голове возникали мысли одна хуже другой. А если его поймали и сейчас пытают? А если его нашли ополченцы, от которых он бежал? А если его сейчас уже ведут на расстрел?! Господи, помилуй! Бывший футболист метнул быстрый взгляд на часы. Два часа ночи с лишним. За окном еще темно. Но сидеть и просто ждать он не мог. Павло живо спустился вниз. — Мэйрин! Вставай! Немедленно! — закричал он, будя спящего товарища. Мастер резко проснулся и чуть ли не заорал с испуга, но, увидев перед собой Павло, только ошарашенно уставился на него. — В чем дело? Нападение? — Вставай, переймешь у меня пост. А я побегу за Романом. Мэйрин подскочил с кровати. Еще тупой ото сна взгляд вяло, но испуганно забегал по лицу товарища. — Что? Зачем?! — С ним что-то стряслось, я должен ему помочь, — Павло поднялся на первый этаж и кинулся к тумбочке около холодильника. Открыл ящик, достал оттуда оба пистолета, проверил наличие патронов и обернулся к уже поднявшемуся Мэйрину. — Мы скоро вернемся. Если кто-то нападет, отбивайся ножом и лопатой, ладно? Мастер побледнел. — Ты сейчас пойдешь туда?! Павло, но ведь снайперы!.. — Слушай, нет времени думать! — выкрикнул Павло и вылетел за дверь, крепко стискивая пистолеты в руках. Бежать. Бежать как можно скорее. Казалось, что сердце стучит быстрее, чем ноги несут бывшего футболиста. В темноте почти ничего не видно, но он будто на инстинктивном уровне определяет путь и оббегает препятствия. Его товарищ в беде. Павло был готов молить кого угодно, лишь бы только успеть. Легкие при беге судорожно вдыхают отравленный дымом воздух, ладони потеют, грудь болит от испуганно бьющегося там комочка мышц, глаза пронзают темноту и отчаянно пытаются найти знакомый силуэт. Ужас превращается в едва контролируемую истерику, когда до ушей доносятся выстрелы. До виллы оставалось совсем немного, надо, надо успеть! Взгляд зацепился за ползущую вдалеке около перевернутой машины фигуру. Сердце екнуло, когда Павло понял, что это и есть Роман. Похоже, он был ранен, судя по тому, как он хватается за ногу. Однако он был не один. Над бойцом нависала другая фигура. То был дезертир, который проживал в вилле. И он сейчас... Этот подонок избивал Романа. — Воровать – нехорошо! — заорал дезертир, поправляя съехавшую со спины на бок висящую на нем штурмовую винтовку. — Тебя мамаша не учила?! Он сделал небольшой шаг назад и со всех сил ударил Романа обутой в тяжелые берцы ногой в живот. До ушей донесся болезненный стон бойца. Павло спрятался в оставленную снарядом воронку и стал осторожно, стараясь, чтобы его не заметили раньше времени, ползти вперед, сжимая пистолеты в руках так, что казалось, рукояти вот-вот треснут. Этот гад заплатит за то, что делает! Но нельзя выдавать себя – от этого зависела сейчас жизнь Романа. — Давай, ублюдок! — продолжал бывший военный, похоже, его это забавляло.— Или уже двигаться не можешь?! Да брось, всего-то немного в тебя пострелял! Сволочь!!! Роман все пытался отползти дальше, но выходило слишком медленно. И каждый раз он получал удары ногами по животу, по рукам, по лицу... Неожиданно дезертир ударил его по раненной ноге, и он громко отчаянно закричал, утыкаясь лицом в землю. Павло ощутил, как ярость забурлила в жилах. Кровь закипела, струясь по венам жидким огнем, от гнева перехватило дыхание. Он резко подорвался с места и вскинул руки с пистолетами. Раз. Два. Три. Четыре. Хлопки выстрелов слышны будто из другой реальности. Руки почти не чувствуют отдачи. Перед глазами красный туман. Павло остановился только тогда, когда услышал пять хлопков и звук грохающегося на землю тела. Только тогда взгляд очистился от алой пелены, и смог сфокусироваться на лежащем на земле товарище. Тот лежал лицом к земле и не шевелился. Он же... Он же жив, да?.. Пистолеты выпали из рук. Павло кинулся к бойцу. — Роман! — резко осипшим голосом позвал он и осторожно перевернул бывшего ополченца на спину. Тот был в сознании, часто и громко дышал, но глаза держал закрытыми. — Роман! Посмотри на меня! Роман медленно открыл слезящиеся от боли глаза. К его подбородку прилипла грязь из-за текущей из разорванной губы крови. Но несмотря на это боец все равно попытался улыбнуться. — Привет, принцесса. — Нам надо уходить отсюда, — Павло схватил пистолеты и сунул один из них товарищу. Тот кивнул. — Идти сможешь? — Труп сначала обыщи, забери винтовку, — проскрипел Роман. — А идти я... не могу. Придется тебе немного попотеть. Бывший футболист послушно забрал у мертвого дезертира его М4А1 и два магазина патронов, что были у него в карманах и снова подполз к бойцу. — Пойдем, — он закинул себе винтовку за спину, пистолет запихнул в карман вместе с обоймами, обхватил Романа за плечи и поднял. Мягко сказать, было ужасно тяжело. Ведь ко всему этому грузу прибавлялся висящий у Романа на спине набитый всяким добром рюкзак. — Куда тебя ранили? — прокряхтел Павло, помогая товарищу идти. Тот простонал сквозь зубы: — Нога. Правая. Бедро и голень. — Дважды? — с ужасом спросил бывший футболист и поднапрягся еще, не давая упасть ни себе, ни ему. И все же он почувствовал невероятное облегчение. Все в порядке, Роман жив. И тут же новая мысль: а что бы было, останься Павло в убежище и не доверься он шестому чувству? Бррр. Об этом даже думать не хотелось. — Ну, я попытался дать деру... — Роман говорил медленно и слабо, слова прерывались стонами и молчанием, с которым он терпел особенно сильную боль. — Ножом полоснул, чтоб наверняка... А он меня так... остановить захотел. Каждый шаг давался с трудом, Павло не привык тащить на себе такой большой вес. Руки дрожали от напряжения, пережитого ужаса и осознания того, что он только что убил человека. Но нет, Павло не жалел об этом и вряд ли когда-нибудь пожалеет. Мало того, он бы с удовольствием убил эту сволочь еще раз. — Скоро рассвет, — он взглянул на закопченное небо. Рассвет автоматически означал, что скоро займут свои позиции снайперы, и улицы снова превратятся в дьявольский тир. — А что с другими дезертирами? Ты убил их, да? — Нет, — Роман издал звук, чем-то напоминающий усмешку. — Остальные трое пьяные вдрабадан. А этот... трезвенник, похоже. Сейчас дорога казалась особенно тяжелой в плане того, что на ней не было целых участков, и идти приходилось по ямам, воронкам и трупам. Роман пытался помогать Павло, опираясь на здоровую ногу, однако иногда выходило только хуже. Пару раз его стошнило желчью, удары в живот не прошли бесследно. Ночная темнота начала потихоньку рассеиваться, но они уже успели вернуться в свой район, более-менее безопасный. Но до убежища еще три квартала. — Осталось немного, потерпи, — Павло не на шутку испугался, когда заметил, что Роман вот-вот потеряет сознание. — Держись, слышишь меня? Если боец отключится, то дотащить его вообще не будет никакой возможности. Павло потрепал его по щеке, заставляя обратить на себя внимание. — Не вырубайся, дотерпи до убежища, ладно? — Ладно, — выдохнул Роман, не в силах уже говорить громко и отшучиваться. Правая часть его штанов почти полностью пропиталась кровью, и каждый раз, когда он с полным муки лицом наступал на нее, то ботинок оставлял алый отпечаток на земле. Он потерял слишком много крови и сил. Господи, какой же он идиот! Безрассудный непроходимый идиот! И ведь повезло же, что Павло успел его спасти. Вот уж правда, что дуракам везет... — Ребята! Боже мой... — Мэйрин изо всех ног кинулся к товарищам, когда те буквально ввалились в дверь. Павло сбросил тяжелый рюкзак с плеч бойца, выбросил из кармана пистолет вместе с патронами и скинул с себя трофейную винтовку. — Надо дотащить его до постели, Мэйрин... — просипел он, когда мастер подхватил Романа с другой стороны. Пистолет, что до сих пор бывший ополченец стискивал в руке, упал на пол с глухим стуком. Похоже, он все-таки потерял сознание. Павло почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. — Давай, аккуратно... — Мэйрин помог уложить Романа на кровать, и лицо того снова перекосилось от боли, а из горла вырвался громкий сип. — Тише, приятель, потерпи, — он осторожно прощупал раны, и футболист задрожал, услышав болезненный вскрик. — Кости, вроде, не задеты, но он очень много крови потерял, и пули, похоже, все еще в теле. Павло... нам нечем обработать раны. И бинтов тоже нет. Только сейчас к Павло пришло осознание того, насколько все плохо. Медикаментов нет, нет перевязочного материала, нет спирта, чтобы промыть раны! Ведь в них сейчас много земли и прочей дряни, и заработать заражение крови проще простого! В нормальных условиях он бы быстро поправился, но голодание, вечное нервное напряжение и бессонница сильно его ослабили. Неужели Роман погибнет?.. — Ничего, — Павло поджал губы и перевел на лежащего без сознания бойца мутный от слёз взгляд. — Сегодня я пойду в больницу. Мэйрин выпучил глаза. — Ты... Ты будешь грабить больницу?! Молчание. Футболист вытер глаза рукавом куртки. — У нас выхода нет. Я не хочу, чтобы Роман погиб. Мастер опустил голову, но все же согласился с ним. Потерять такого товарища как Роман – это было бы слишком ужасно. По крайней мере, для самого Мэйрина. А для Павло... Смерти подобно?.. Наверное, да. — Зачем ты меня... — Поцеловал? Да просто так. Понравился ты мне и все. Когда Мэйрин поднялся наверх, чтобы разобрать принесенные с вылазки вещи, Павло сел на краешек постели рядом с товарищем. Роман громко и тяжело дышал, слегка приоткрыв рот, и неосознанно сжимал в кулак грязную тряпку, которой была застелена кровать. Внимательнее посмотрев на его лицо, футболист увидел несколько крупных кровоподтеков и ссадин. Видимо, он все же сначала дрался, но потом понял, что преимущество не на его стороне и решил бежать. Павло представил, как Роман выбегает из виллы, дезертир останавливается на пороге, кричит что-то, прицеливается, стреляет... но боец не падает. Ругается сквозь крепко зубы, хватается за раненное бедро, едва ли не скулит. Но не падает. Все равно бежит. И лишь после второго выстрела он уже не может держаться на ногах, однако после падения пытается ползти, стирая в кровь ладони об валяющиеся на земле ошметки асфальта и кусая губы, чтобы не кричать... — Пав... Павло вздрогнул, буквально вытряхивая себя из своих тревожных раздумий, и взглянул на Романа, который все еще лежал без чувств. Он... только что хотел сказать его имя? Боец больше ничего не говорил. Похоже, ему все-таки удалось уснуть. Наверное, стоило уйти, но почему-то Павло не мог оставить его одного. Наверное потому, что чувствовал ответственность за этого храброго идиота. И потому, что этот храбрый идиот в нем нуждался. Признаться честно, Павло еще никогда не ощущал так сильно, что в нем нуждаются. Жена и сын уехали неизвестно куда, и теперь они, конечно, скучают по нему, но... они могут сейчас обойтись без него. Без него они в состоянии выжить. И если он погибнет, они смогут жить дальше. Елена вырастит Виктора одна, а сынок и без отца мог пойти по жизненной дороге. Им будет тяжело, страшно, горестно и больно, но они выкарабкаются без него. Роман же – нет. Без Павло он был бы уже мертв, и сейчас он может умереть, если его не будет рядом. Ну разве можно такое допустить? — Эй, дружище... Павло почувствовал, как его трясут за плечо. Боже, он что, уснул сидя? — Знаешь, переберись-ка лучше на кровать, — Мэйрин помог товарищу встать и отвел его к соседней койке. — Всего семь часов, тебе правда лучше поспать. Если что, я за ним пригляжу, не бойся. Мастер будто понял, что Павло боится оставить бойца одного. Неужели это так заметно? Хотя, какая разница? — Надо что-то делать с его ранами, — прошептал футболист, ложась на кровать. Спать хотелось ужасно. Мэйрин мрачно кивнул. — Я нашел воду в его рюкзаке, но с этого проку мало. У нас нет ни мыла, ни чистых тряпок, чтобы хоть как-то остановить кровотечение... Нам надо молиться на приход Франко. Мне не хочется, чтобы ты ограбил больницу и взял такой грех на душу. Павло закрыл глаза. — А мне уже все равно. И он не лгал.***
Он не мог нормально спать. Ему снились расплывчатые, но жуткие и кровавые сны. Он их не запомнил, но запомнил громкие хлопки выстрелов и чей-то крик. Пусть и не просыпался, но и сил от сна он не получал. Поэтому было неудивительно, что тело ломило. Павло сел на постели и бросил взгляд на соседнюю. Роман спал, и пламя свечи слабо освещало его бледное, но ужасно грязное лицо с впалыми щеками и короткими дрожащими ресницами. Грудь бойца тихонько вздымалась, словно он даже во сне контролировал себя, чтобы не вдохнуть слишком глубоко и не причинить самому себе боль. Вот кто теперь с уверенностью сможет сказать, что он не останется после всего этого инвалидом? Как же Павло надеялся, что того козла, что причинил такие страдания его товарищу, будут ждать вечные муки в Аду! Губы Романа на вид напоминали наждак. Наверное, надо дать ему воды. Эта мысль заставила Павло встать и подняться на первый этаж. Мэйрин возился с лежащим на столе оружием. Теперь они могли не трястись так сильно над своей безопасностью: в их распоряжении были два пистолета и винтовка. Оружия хватало на всех. — О, ты уже проснулся? — Мэйрин натянуто улыбнулся, кладя на стол обойму для пистолета. — Так рано? — Не могу нормально уснуть, — Павло подошел к холодильнику. И тут же разинул рот – шесть банок консерв, две бутылки воды и большой кусок мяса! Да они теперь точно не будут голодать по меньшей мере дней пять! Все-таки какой же Роман умница!.. Футболист вынул бутылку воды и ощутил, как в горле резко пересохло. — Франко еще не приходил? — Нет, — мастер поник еще сильнее. — Но еще целый день впереди, надеюсь, он все же придёт. Павло взял с собой небольшую железную кружку и спустился вниз. — Чего же тебе это все стоило... — грустно посмотрев на Романа, сказал он. — И ведь все уйдет на лекарства для тебя, идиот. Ради чего тогда?.. Договаривать было не нужно. Павло поставил на тумбочку кружку и налил воды примерно до половины. От звука журчания воды во рту возникла настоящая пустыня. — Эй... — он хотел было потрясти товарища за плечо, но вовремя остановил себя, мало ли, вдруг он сделает ему больно. Поэтому Павло слегка похлопал его по лицу. — Проснись. Я тебе пить принес. Роман приоткрыл один глаз и медленно провел языком по губам. — Дай... — тихо прохрипел он и открыл второй глаз. Футболист взял кружку. — Погоди, поднимись немного, — второй рукой он осторожно обхватил шею бойца и поднял ему голову, поджимая губы от его тихого болезненного вздоха. Приставил кружку к его губам. Роман пил неторопливо и осторожно, чтобы ни капли драгоценной воды не пролилось мимо рта. Он снова закрыл глаза, делая небольшие глотки и иногда вздрагивал от боли во всем теле. Сейчас он казался особенно беспомощным. — Хорошо... — тихо выдохнул он, когда вода в кружке закончилась. Павло поставил ее на тумбочку и аккуратно опустил его голову обратно на подушку – обернутые в тряпку куски разрезанного старого пальто. — Как себя чувствуешь? — спросил футболист, все так же стоя около кровати на коленях. Роман сделал неудачную попытку улыбнуться. — А сам как думаешь?.. — Тебе... Этот гад ничего не сломал? — осторожно задал вопрос Павло. — Ребра... болят... но похоже, это только трещины. Не трясись за меня... так сильно. Хотя, это приятно... Павло покачал головой, словно говоря "ну вот что за дурак свалился на мою голову". — Ничего, ты поправишься, — серьезно сказал он через некоторое время. — Ты только пообещай, что больше не будешь так себя вести, ладно? Так обычно говорят с детьми, если те по птицам из рогатки стреляют, но никак не со взрослыми мужиками, которые лезут на дезертиров с одним ножом, как камикадзе. Однако Роман все же заметил, какое у бывшего футболиста серьезное лицо. — Отстань от меня, принцесса, с такими просьбами, — все так же медленно и с долгими паузами проговорил он. — Я, между прочим, молодец. — Какая разница, молодец ты или нет?! — нахмурился Павло. — Ты нам живым нужен, понимаешь? — "Нам"... — не поворачивая головы, Роман скосил на него внимательный взгляд. — Или "мне"? Этот вопрос поставил в тупик. Павло сглотнул, но слюны не было. — Я... — Павло! Сверху чуть не кубарем свалился Мэйрин. Лицо его сияло так, что свет свечи стал не нужен. — Что, война закончилась? — Роман не упустил свою возможность съязвить. Но мастер его слова пропустил мимо ушей. — Павло, торговец пришел! Не зря Павло считался самым быстрым в футбольной команде Погореня – уже через две секунды он оказался у дверей. — Давайте заключим сделку! — безо всяких приветствий произнес торговец Франко, как только дверь перед ним открылась. Бывший футболист быстро закивал и впустил его. — Что-то конкретное надо? — Франко скинул с плеч огромный рюкзак и осторожно его поставил на пол рядом с собой, а сам сел за стол. Павло сел напротив, а Мэйрин встал у стены неподалеку, чтобы наблюдать за торговлей. Сам он никогда не торговал, у него это получалось плохо, и мастера легко можно было обмануть. Роман не торговал из-за своей вспыльчивости, нагрубить для него человеку так, чтобы обидно было как минимум неделю – что высморкаться. А в таких делах, как бартер, это просто недопустимо. Поэтому, когда приходил торговец (Франко был единственным, кто заходил в их район), только Павло менялся с ним. — Медикаменты. Бинты, вата, спирт, — четко и спокойно ответил он. Торговец кивнул. Для него такие запросы не были в диковинку. — Раненый тут, значит, — сказал он. — Так и знал. Вы хоть пол от крови вытрите что ли. Павло одновременно с Мэйрином взглянул на порог убежища. Действительно, около двери на полу было много маленьких кровавых пятнышек. — Я займусь этим, — буркнул мастер, но футболист его даже не услышал, поворачиваясь к торговцу. — У тебя есть бинты или нет? — он почувствовал раздражение от того, что Франко тянет. Он хорошо знал эту тактику людей, занимающихся бартером – довести покупателя до такого состояния, что он готов отдать что угодно. Особенно когда дело касалось медикаментов. — Есть, — торговец порылся в своем громадных размеров рюкзаке и достал оттуда две пачки бинтов и небольшую бутылочку спирта. Павло вперил взгляд в медикаменты, а Мэйрин присвистнул. Где же он такие вещи берет, да и к тому же в таком количестве?! — Это то, что нам нужно! — невольно воскликнул Павло и тут же понял, как оплошал. От этих слов Франко теперь просто неприлично задерет цены. — Все это очень дорого, ты сам знаешь, — не без удовольствия сказал тот. — Что ты мне предложишь взамен? У тебя ведь есть чем отплатить, верно? Ужасно хотелось съязвить этому мошеннику, но торговец – это последняя личность, с которой надо ссориться во время войны. Тем более, от него сейчас многое зависело. К примеру, чистая совесть Павло, который еще не отменил свое решение ограбить больницу. Бывший футболист подошел к шкафу. — Мы в расчете, я полагаю? — задал он риторический вопрос и через пару секунд обернулся, держа в руках штурмовую винтовку. "Дело в шляпе", — подумал Павло, увидев, как горят глаза торговца. Однако... — Ты шутишь что ли? — Франко резко вернул своему лицу бесстрастное выражение. — За все это – только винтовка? Ах ты жадный ублюдок! Павло сильно поджал губы и снова подошел к шкафу. — Договорились? — прошипел он, кладя на стол две обоймы патронов. Франко довольно хмыкнул, но... — Так не пойдет, давай больше. — А это не наглость, случаем? — не выдержал Павло. Злость начала медленно закипать в жилах. — Решил надавить на то, что у нас умирает товарищ?! — Что ты, ни в коем случае, — спокойно ответил торгаш, хотя было видно, что так оно и есть. — Просто ты сейчас заплатил только за бинты. Я, конечно, могу убрать спирт, и тогда мы будем в расчете. Павло злобно оскалился. Да какой смысл от бинтов будет, если раны не промыть?! Но чем ему заплатить за спирт?! Пистолеты отдавать нельзя, иначе не с чем будет защищаться от бандитов, а больше у них ничего и нет! Черт! — Ну так что? — Франко решил еще подлить масла в огонь. Как же хотелось врезать ему по его довольной роже! Ну вот чем, чем платить?.. Погодите... Футболист кинулся к холодильнику, вытащил оттуда банку консервов и победно поставил её на стол. Торговец расплылся в улыбке. — Отлично, мы договоримся. — Павло! — Мэйрин подбежал к столу, лицо его выражало абсолютное недоумение. — Что ты делаешь? Нельзя так едой разбрасываться! — Ничего страшного, это моя доля. Как-нибудь перебьюсь, — Павло схватил драгоценные медикаменты в охапку и, не дожидаясь того, пока Франко засунет в свой рюкзак отданное ему добро, понесся по лестнице вниз. Торговца до выхода провожать будет Мэйрин, а у него есть дело поважнее. Роман не спал. Он смотрел в потолок полузакрытыми глазами, и не посмотрел на товарища, когда тот подошел к его кровати. — Все будет хорошо, ты поправишься, — Павло положил бинты на тумбочку, а спирт оставил держать в руке. — Ты это уже гово... — боец сглотнул. — Говорил. — Сейчас я позову Мэйрина, и мы вместе отработаем твои раны, — игнорируя его слова, ответил бывший футболист. — Тебе придется потерпеть. — Знаю, — откликнулся Роман и снова замолчал. Было видно, как тяжело ему говорить. Павло поднялся на первый этаж. Мэйрин уже давно выпроводил торговца и искал тряпку, чтобы вытереть брызги крови на пороге. — Отвлекись, есть дело важнее, — мастер в ответ на эти слова кивнул и навострил уши. — Принеси таз, ножницы, блюдце, ложку и стул. Будешь помогать мне. Я вниз. — Хорошо, — живо ответил Мэйрин, и отправился выполнять поручение. Странно, вроде бы он будет раза в два старше, и, обычно, командуют старшие, но тут особенный случай. Просто промывать раны спиртом не только очень неэкономно, но и опасно – так можно попросту сжечь раны. Поэтому лучше разбавить его водой. Рассуждая таким образом, Павло налил в кружку воды. — Сейчас переберешься на стул, — сказал он бойцу и, не удержавшись, сделал пару глотков. — Хорошо, — откликнулся тот. Сейчас он был особенно немногословен. — Вот, я принес! — на лестнице показался Мэйрин, держащий в руках стул, на котором стоял таз с прочими вещами, которые было велено принести. — Спасибо, — поблагодарил его Павло, поставил стул неподалеку от кровати, таз – на пол перед ним, а все, что в нем лежало, перекочевало на тумбочку. Потом открыл спирт и, держа его над кружкой, стал наливать его, отмеряя ложками количество, после тщательно перемешал, отставил все в сторону. Следующие пятнадцать минут проходят мучительно медленно. Павло изо всех сил старался держать себя в руках и не дрожать от вида текущей из ран грязной от земли крови, когда вынимал из ран пули. Это пришлось делать именно ему, потому что пальцы у Мэйрина были слишком грубыми и толстыми для такого. После промывали раны разбавленным в воде спиртом и вытирали их сложенным вчетверо маленьким кусочком бинта. Положение оказалось тяжелее, чем предполагалось ранее. Мэйрин сказал, что кость не задета, но пуля, попавшая в голень, наверняка сильно повредила сухожилие или даже перерезала его. После такого человек больше ни ходить нормально не сможет, ни бегать. Да и сам процесс заживления будет медленным и болезненным. Это просто ужасно... Все это время Роман молчал. Иногда он даже не дышал и только сильно дрожал от боли, но тут же унимал дрожь, чтобы не мешать товарищам обрабатывать раны. Лицо его было застывшим в этот момент, словно каменным, а глаза крепко зажмурены. Он не смел давать себе слабину и кричать от грызущей ногу и терзающей все тело боли, но искаженное муками лицо говорило само за себя. — Осталось только перевязать, — Мэйрин выкинул полностью красный кусочек бинта и взял в руки ножницы. — Подсоби, Павло. Боец тихо выдохнул, и его лицо расслабилось. Основная часть мучений закончена. Павло сам почувствовал невероятное облегчение, глядя на него. Наверное, это плохо – быть чересчур сострадательным, но по-другому он никак не мог. Тем более, что... Мэйрин аккуратно обвязывал бедро бывшего ополченца бинтами, а Павло в это время мыл руки от крови в тазу, полном и без того красной воды. Две пули лежали на блюдце, стоящем прямо на полу. Мастер не ошибся, кости и правду не были задеты, что, несомненно, радовало всех троих. Тогда бы все было гораздо сложнее и хуже. — Скоро будешь как новенький, — Мэйрин разрезал край бинтов и завязал небольшой, но прочный узелок. — Порядок. Осталась голень. Павло, дай бинты. Драгоценный перевязочный материал улетучивался с невероятной скоростью из-за того, что отсутствовала вата. Павло вздохнул и протянул мастеру вторую пачку бинтов. — Как себя чувствуешь? — спросил он у сидящего с закрытыми глазами бойца. Тот скривил губы. — Тебе... не надоел этот вопрос, принцесса? — Роман! — Павло разозлился, услышав в который раз это обидное прозвище. Какая, к черту, принцесса?! Он взрослый мужик, у его жена и сын, и тут на тебе – "принцесса"! Да с чего он его так звать начал? — Ладно, не злись... Ваше Высочество, — Роман сипло рассмеялся. — Отвратительно я... себя чувствую. Сам не видишь что ли? — Я лично могу помочь только с такими ранами, как у тебя на ноге. Переломы и трещины – не мой профиль, прости, — Мэйрин сказал это, не поднимая головы, потому что не имел привычки смотреть куда-то в сторону, когда был занят чем-то. — Со всем этим лучше просто соблюдать постельный режим. Во-от так, — он затянул еще один узелок и щелкнул пальцами. — Готово. Теперь надо перебраться на постель. Надевай штаны, Павло тебе поможет, а я спать хочу. Спокойной ночи. Говорить "спокойной ночи" днем – это как-то неправильно, но никто на это внимания обращать не стал. Мэйрин завалился на кровать. — Ложись на бок! — неожиданно приказал ему Павло. — Я не хочу слушать твой храп. Никто не хочет. Мастер, как ни странно, не обиделся. Он кивнул и повернулся на бок. И уже через несколько секунд отрубился. Вот это действительно здоровый сон! Идет война, снаружи бомбежка не прекращается, в помещении кровью воняет, нервы у всех на пределе, а он спит так, что и пушкой не разбудить. Хотя, это действительно странно. Мэйрин рассказывал свою историю. О мальчике с игрушечным солдатиком, о наборе для взлома и о коктейле Молотова, брошенном в окно спальни. Если бы такое произошло с Павло, он бы на веки вечные не мог нормально спать, с ужасом представляя, что сейчас раздается звук битого стекла, и комната окажется в огне. Но, наверное, сон для Мэйрина – это единственный способ убежать от страшной реальности. Павло его не винил. — Ты это серьезно? — Роман поднял разбитую бровь, когда увидел, что футболист берет в руки его штаны. О, неужели он смущен? — А чего такого? Ты можешь замерзнуть, а у тебя и так сейчас со здоровьем проблемы. Нам не на что покупать еще и лекарства, — тот подошел к бывшему ополченцу и стал быстро, но очень осторожно надевать на него грязные от крови и грязи порванные во многих местах плотные штаны цвета хаки. Однако Павло и вправду чувствовал себя неуютно. Наверняка, это из-за странного и пристального взгляда темных глаз. — Ты не ответил, — неожиданно сказал Роман, когда Павло закончил, и тот вздрогнул от неожиданности. — О чем ты? — спросил он, четко помня, что никакого вопроса боец не задавал. Тот продолжал со всей серьезностью смотреть на него. — "Нам" или "мне"? Он произнес эти слова почти беззвучно, словно не сказал, а подумал, и Павло смог прочитать его мысли. Тот ощутил, как воздух застрял поперек горла, и не мог даже моргнуть. Что сказать? Оба этих слова не являются ложью, но они слишком разные. "Нам" или "мне"? Почему для Романа это так важно? Разве ему не все равно? Конечно, нет, придурок! — У... — боец выдал уже вросшую в его лицо усмешку. — Похоже, такие простые вопросы тебе лучше не задавать. Павло отвел взгляд. — Извини. Он все же заметил, как много в его словах было скрытой за иронией горечи. — Ну, хотя бы... честно, — бывший ополченец стер ухмылку со своего лица – на это уже не было сил. — Ладно, я на боковую. Но оставался сидеть. Сидеть и смотреть на Павло из-под полуопущенных ресниц. Устало, но не безразлично. А тот не мог оторвать от него взгляда, не понимая, что происходит. Почему в груди так болит и тянет. Что сказать и как поступить. Им, или ему так нужен человек, перед которым он все еще стоял на коленях. Тишина давила страшным грузом. Оба молчали и не знали, как им быть. Павло тихо вздохнул и все же решился нарушить неловкое молчание. — Давай я помогу. Он поднялся с колен и, обхватив товарища за плечи, помог ему встать. — Осторожно, — выдохнул Роман. — Ребра... Больно. — Прости, — Павло мысленно отругал себя последними словами и ослабил хватку. Сейчас с бойцом надо обращаться осторожно, ведь ему и так худо пришлось. Роман снова лег на постель и уставился в потолок. Футболисту опять стало неловко, хотя повода для этого, вроде, не было. Может, это из-за того, что он понятия не имеет, что сейчас делать? — Я... — проблеял он, привлекая к себе внимание. — Я, пожалуй, принесу тебе поесть. Будешь? Наверное, это был самый тупой вопрос, какой только он мог задать кому-то в своей жизни. Идет война, вокруг голод. А он еще спрашивает, хочет ли есть его товарищ? Серьёзно? Не дожидаясь ответа, Павло пулей убежал на кухню. В холодильнике стояло пять банок консервов. Одна из них была уже открыта – наверное, она принадлежит Мэйрину. Значит, у него еще есть одна целая, две банки – доля Романа, и одна осталась у Павло. Кусок мяса, лежащий на отдельной полке, надо будет использовать в первую очередь, но варить его – это слишком долго. Поэтому футболист быстро схватил тушенку и, предварительно открыв ее и взяв ложку, снова пошел на подвальный этаж. — С ложечки кормить будешь? — Роман прищурился и улыбнулся, увидев, как товарищ растерялся от его вопроса, встав посреди комнаты. Мэйрин громко и коротко храпнул, добавляя ситуации еще больше комичности. — Эм... — Павло задумался. — А ты как считаешь? — Я никак... не считаю, — боец поморщился от боли и прижал руку к груди там, где особенно сильно пострадали ребра. — Просто... есть хочу. Павло сел на край его постели и отогнул кверху крышку банки. Потом протянул товарищу ложку и стал держать тушенку перед ним. — Ешь... Дважды просить не надо – сильно проголодавшийся за долгое время Роман начал через силу быстро работать рукой, уписывая консервированное мясо за обе щеки. Другая рука его лежала на груди, словно успокаивая боль в треснувших рёбрах. Запах тушенки только коснулся носа, а Павло уже чуть слюной не подавился и укусил губу, ощущая ужасную боль в животе. Желудок громко и отчаянно заурчал, требуя еды. Роман перестал есть и скосил на товарища пронзающий насквозь взгляд. Тишина снова напряженно зазвенела. — Ты чего? — Павло сглотнул, и с раздражением отметил, что желудок не собирается прекращать свой "концерт". Боец виновато посмотрел на него и... протянул ему ложку. — Поешь со мной, — сказал он тихо. — Я... один не осилю. Это была неубедительная и глупая ложь, но от нее сердце Павло стукнуло так сильно, что он, кажется, вздрогнул. Бывший ополченец несколько растерянно смотрел ему в глаза, словно ему было стыдно за то, что не поделился с ним раньше. — Нет, спасибо... — слабая улыбка. — Тебе нужно... Слова застыли в горле, когда Роман взял его руку и вложил ложку в ладонь. — Пожалуйста. Павло замер. Этот взгляд... был настолько... сложно сказать, каким он был, сколько всего было в нем. Мольба, забота, страх, желание, отчаяние и невероятная нежность. Еще никто и никогда так на него не смотрел. Даже Елена. Никто. Никогда. Он чувствовал на своей руке теплые пальцы и холод железной ложки. Слышал стук сердца, который казался таким громким, что его можно было услышать на другом квартале. Даже в животе все резко стихло. Павло только и смог, что тихонько кивнуть, вызывая улыбку у бойца. — Хорошо. Роман отпустил руку футболиста и стал внимательно наблюдать, как тот зацепляет ложкой в банке небольшой кусочек мяса и глотает его, даже не жуя. — Скажи... — Павло передал ложку ему и немного облизал нижнюю губу, на которой была капля бульона. — Зачем ты попросил меня об этом? Роман некоторое время не отвечал, жуя мясо. Потом спокойно и безо всякой усмешки произнес: — Ты... ради лекарств для меня свою еду отдал. Это... благодарность? Он так хочет сказать "спасибо"? — Но... Я ведь не все отдал, — Павло ощутил жар на лице. — Я не умру с голоду, не волнуйся. В ответ в ладонь легла ложка. Время шло неспеша. Где-то вдалеке не стихали выстрелы, часы тикали на стене, Мэйрин посапывал на соседней койке. Роман строго проследил за тем, чтобы Павло допил остатки бульона в банке, и тот, всунув в нее ложку, положил её на пол, чтобы не мешалась. — Вот теперь хорошо, — сказал он, кладя голову на подушку и закрывая глаза. — Не зря я все же... так... старался. — Ты глупец, — отстраненно произнес Павло, смотря в никуда. Боец вздохнул. — Я знаю. Он посмотрел на сидящего рядом с ним товарища и стал наблюдать, как тот нервно щелкает пальцами. Пламя свечи слабо колыхнулось, и на мгновение на лицо футболиста легла мягкая тень. Павло все не мог отделаться от навязчивого образа умирающего от побоев Романа перед глазами. Как он харкает кровью на разбитый пулями асфальт, воет от боли, не в силах кричать, дергается от ударов... Руки закрыли лицо. Елена часто говорила своему мужу, что он принимает все слишком близко к сердцу и советовала так не делать. Но как такое вообще возможно, черт возьми?! Как можно мыслить холодной головой, когда происходят такие вещи?! "Веди себя, как мужик", — твердят все в один голос, но попробуют они пускай оказаться в подобной ситуации! Человек – это человек, а не машина без чувств. И даже если ты мужчина, это не значит, что у тебя не могут сдать нервы. На глаза накатила влага. Павло смочил слезы рукавом. — Ладно, я... — голос изломанный, булькающий. — Я пойду. И только он сделал попытку подняться... как почувствовал, что Роман схватил его за руку. — Останься. Это не было приказом. В нависшей над ними тишине так и был слышен отголосок несказанного "пожалуйста". Боец не просто просил – он умолял не оставлять его одного. Держащая запястье Павло рука дрожала. Роман боялся, что тот все же уйдет. Но он не ушел. Он остался. Снова сел рядом, взглянул ему в лицо и прошептал: — Хорошо. Я здесь. Словно успокаивал. Роман не отпускал его руку. Поглаживал костяшки большим пальцем, грел своей горячей ладонью. Молчал. Было видно, как много он хочет, но боится сказать. Павло устремил взгляд в стену, словно там было что-то интересное и не шевелился. Чужая рука держала его собственную сильно, но бережно, не сдавливала, но и не давала вырваться. Хотя Павло не собирался высвобождаться. Это было ни к чему. Он не хотел уходить. — Спасибо тебе. Слова эти прозвучали настолько тихо, что никто бы не услышал их на месте Павло. Но он услышал. Он не мог не услышать. Он повернулся к товарищу, который лежал, закрыв глаза, и увидел, как дрожат его губы. Глупо спрашивать, за что он его поблагодарил. Все и так очевидно. За все. За то, что спас жизнь, за то, что переживал, за то, что пошел пусть и на пустяковые, но жертвы, за то, что успокаивающе держал руку на его плече во время операции. За то, что остался. За то, что всегда был рядом. За все спасибо тебе, Павло. Роман не сразу понял, что к чему, когда ощутил на своих губах мягкое прикосновение теплых и слегка дрожащих губ. Вселенная застыла. Застыл и он сам. Лишь только когда холодная ладонь коснулась щеки, сердце подскочило в груди, а к лицу прихлынула кровь. Роман боялся пошевелиться, насколько хрупок был этот момент, он не мог поверить в то, что происходило сейчас. Глаза Павло были закрыты, ресницы подрагивали, а сердце стучало так сильно, что боец слышал его биение. Поцелуй был долгий, но тихий и целомудренный, словно они оба были обычными смущенными подростками. Потом Павло медленно отстранился и принял прежнее положение, избегая с Романом взгляда. Закрыл рот рукой и крепко зажмурился, осознавая, что он только что сделал. Роман дотронулся до своего лица там, где его касалась холодная дрожащая рука и перевел на Павло взгляд. — Почему? А тот сам не знал. Он не понимал смысл своих действий. Он любит Елену, любит Виктора и очень скучает по ним, не забывает о них ни на минуту. Но зачем тогда он это сделал? По какой причине? Павло резко поднялся с кровати и кинулся прочь, оставляя Романа одного. И больше вниз не спускался. Весь оставшийся день он провел на чердаке, зная, что Роман к нему не поднимется, а Мэйрину не будет на это времени. Ведь нужно ухаживать за раненым.***
Трибуны неистовствовали. Павло буквально слышал сквозь их шум тяжелое дыхание противников, которые отчаянно пытались отнять у него мяч. Ха, не тут-то было! Отнять мяч у самого быстрого футболиста Погореня? Сначала догоните! Счет 1:1. Команды Погореня и Гравии шли ноздря в ноздрю. Но сейчас, на последней минуте матча, когда мяч у него, ну просто непростительно закончить игру ничьей. Только не сейчас, черт возьми! Он – не он, если позволит себе проиграть! Обход противников, как оставленные взрывами воронки, кучи мертвых тел и перевернутых машин – раз, два, три, четыре. Последние метры перед воротами, как перед дезертиром, готовым убить его товарища. Раз. Два. Три. Четыре. Звук удара ногой по мячу, как выстрел. Раз. Мяч летит долго, очень долго. Вратарь прыгает в сторону, пытаясь защитить ворота, но Павло кажется, что он летит. Все происходит слишком медленно. И неожиданно быстро оканчивается. Громкое гудение трибун переходит в оглушительный победный рев. Мужчины, женщины и дети повскакивали со своих мест и, задрав над головами огромные полотна с гербом Погореня, запрыгали от радости. Впрочем, как и гравийцы. Сейчас был именно такой случай, когда поражение никого не огорчило. Ни спортсменов, ни болельщиков. Прошло два года с тех пор, как миротворческие войска положили конец гражданской войне в Гразнавии. Но несмотря на это народ до сих пор еще не смог окончательно прийти в себя. Дома отстраивались, открывались банки, школы и магазины, появлялись новые нормальные дороги, но жители все еще оставляли окна заколоченными. А после окончания войны дым еще долго плотным черным одеялом укутывал город, и развеялся лишь через несколько месяцев. Только тогда погореньцы увидели чистое небо. Убежище, где во время блокады прятались Павло, Роман и Мэйрин, не пустовало до сих пор – Павло, у которого дом разбомбили, поселился там на постоянной основе. Такие хоромы для него одного были, конечно, великоваты, но главное, что есть крыша над головой. К тому же, за время войны Мэйрин смог превратить убежище в настоящий дом, в котором жилось довольно уютно. Кстати, сам мастер, несмотря на то, что он был твердо убежден, что дом свой он никогда не сможет отстроить, все равно туда вернулся и восстановил свою мастерскую, которая теперь пользуется хорошим спросом. Сейчас он живет там не один – полтора года назад он усыновил мальчика, что когда-то пришел к нему в мастерскую. Родители этого мальчика погибли от рук бандитов, и ему больше было некуда идти, кроме как к мастеру за своей игрушкой. А вот Романа никто больше не видел. Он ушел, как только сняли блокаду. Его уговаривали остаться, ведь его раны еще недостаточно хорошо зажили, но тот ничего не сказал в ответ и покинул убежище. Стоило войне закончиться, как Павло начал поиски Виктора и Елены. Он пытался использовать свои старые связи, обращаться к Международному сообществу, искал сам, но ничего не смог добиться. Его семья бесследно исчезла. Однако Павло надежды терять не стал и просто остался в Погорене и ждал, когда его самого найдут. Однако этот день все никак не наступал. Павло снова начал заниматься спортом. Он смог разыскать старого тренера команды Погореня. Мужчина выжил в войне, но лишился кисти правой руки, однако он сказал, что это ему не особо мешает, ведь он амбидекстер. Старая команда потеряла почти половину своего состава, поэтому набирали новых людей. Одним из них, к примеру оказался Шен – старший сын Зуху, соседа, который во время блокады любезно поделился с Павло и его товарищами овощами. Сам же Павло стал капитаном команды, как самый лучший игрок. Через два года после окончания войны администрация города решила провести благотворительный футбольный матч, и пусть еще и недостаточно подготовленные, но готовые сойтись друг с другом команды Погореня и Гравии сошлись в схватке. Однако никто поражению гравийцев никто не огорчался, как было сказано выше. Потому что это была общая победа. Как вместе народ Гразнавии победил войну благодаря упорству, терпению и надежде. Поэтому, словно вспомнив об этом, болельщики обнимались друг с другом, смеялись со слезами на глазах, выкрикивали какие-то лозунги. А Павло лежал на газоне футбольного поля и смотрел на вечернее небо, затянутое облаками. Как же хорошо, когда нет войны.***
— А потом я р-раз! И упал так, что мяч подо мной чуть не лопнул! — Ах-ха-ха! Да, я заметил это! Ну ты и выдал тогда, весь стадион смеялся! Павло с легкой улыбкой слушал переговоры ребят в раздевалке. Сейчас они разбирали все самые интересные моменты матча и наперебой рассказывали друг другу о том, кто как накосячил. Ну, а почему бы и нет, ведь они сегодня победили. Да и к тому же, большинство игроков еще, можно сказать, новички. Это старые игроки должны, по сути, стесняться своих ошибок. — Павло! Ты сегодня герой дня! — Шен хлопнул его по плечу и провозгласил: — В честь Павло сегодня празднуем! Все идем ко мне! Команда радостно загудела. — Ну, ты преувеличиваешь... — ее капитан смущенно потер мокрую от пота шею. — Мы все славно постарались... — Да брось ты! — рассмеялся Шен. — Я угощаю! Во время войны отец набодяжил несколько бутылок самогона, а продать не успел. Не элитная выпивка, конечно, но уж чем богаты! Команда чуть ли не на руках вынесла Павло за пределы стадиона и понесла в сторону дома Шена. Тренер с ними не пошел – он все высказал ребятам сразу после матча, пожал всем руки и ушел домой, потому что его там ждала жена, которую война тоже сделала инвалидом. Да, раньше после успешных матчей и сами команды вместе с тренерами праздновали до утра, и болельщики устраивали гулянки, но сейчас все иначе. Все спешили домой к своим семьям или просто домой, чтобы жилище не разграбили, пока хозяев нет дома. Поэтому несколько человек из команды все же поспешили уйти, но Павло решил дать себе слабину и немного отдохнуть с друзьями. Почему бы и нет? Разве он не заслужил этого? Ребята болтали обо всем: о женщинах, спорте и о прочей чепухе, рассказывали истории из жизни. Павло иногда к ним прислушивался, смеялся и сам подшучивал, но в большинстве своем просто шел молча. Пока не застыл на месте, ошарашенно глядя перед собой. — Эй? Павло, ты чего? — ребята не сразу заметили странное поведение капитана. А тот, не обращая на них внимания, медленно повернулся к фонарному столбу, что находился неподалеку. Около фонарного столба, опершись об него спиной и скрестив руки на груди, стоял Роман. В тело будто вернулась жизнь. Сердце забилось в груди, как пойманная в банку бабочка, а вся усталость мигом исчезла. Задыхаясь от переполняющей все существо радости, Павло еле нашел в себе силы выдавить, обращаясь к команде: — Идите без меня... И быстрым шагом направился к фонарному столбу. — Это его товарищ, — сказал друзьям Шен и пожал плечами. — Пусть потолкуют, а мы пойдем. Если Павло захочет, он к нам присоединится. Пошли, ребята. Роман спокойно улыбнулся, глядя на то, как Павло, чуть ли не спотыкаясь, идет к нему быстрым шагом. Бархат темных глаз потеплел. — Привет, принцесса. Отлично сыграл. — Ты... ты пришел на матч? — Павло засиял от радости и остановился в шаге от товарища. Тот хмыкнул. — Я пообещал – я пришел. Все просто. Все же он ничуть не изменился. Все те же манеры, та же ухмылка. Все тот же взгляд, который невозможно понять. Как же он рад его видеть! — Ох ты! — удивленно выдохнул Роман, когда его сгребли в крепкие медвежьи объятия. — Отпусти, принцесса, я не плюшевый! Павло засмеялся и отпустил его. — Куда ты пропал на целых два года?! — воскликнул он, положив руки ему на плечи. — Я пытался найти тебя, но ты будто испарился! — Были дела, — уклончиво ответил Роман. — Но спасибо, что искал. Приятно это слышать. Эти слова заставили Павло смущенно отвести взгляд. Вероятно, он вспомнил то, что происходило с двадцать седьмого по тридцатый день блокады. — Пойдем... — пробормотал он, — зайдем ко мне. Расскажешь мне все, ага? — Ну, попробую, — согласился Роман. — До твоей лачуги недалеко отсюда, доберемся без проблем. Павло удивленно посмотрел на него. Откуда он знает, где он живёт? Неужели все это время он за ним тайком приглядывал? При ходьбе Роман сильно хромал на правую ногу, но делал это так, что через некоторое время это было даже не так заметно. Порванное сухожилие все же не восстановилось. — Дом, милый дом, — он ностальгически заулыбался, глядя на бывшее убежище, когда они оказались на нужной улице. — Все-таки в каких хоромах мы жили во время блокады, а? — Да... — протянул Павло. — Я хотел бы оформить этот дом на себя. У меня есть один знакомый юрист, Эмилия. Она сказала, что поможет мне с этим. — Хорошо придумал, — одобрил Роман, проходя за ним в дом. — А то еще попытаются забрать у тебя такой особняк, или, что хуже, снести. Он коротко засмеялся и поставил у порога свои ботинки. Сейчас он был одет гораздо лучше, чем раньше. Вместо толстой, но ужасно замызганной куртки с изображением медвежьей морды на спине появилась черная кожанка, армейские штаны сменили брюки. Даже волосы у него немного отросли и сейчас были завязаны в хвост на затылке. Только сильная хромота и шрамы выдавали в нем вид человека, пережившего войну. — Проходи, — Павло закинул свою куртку на крючок и провел гостя на кухню. — Прости, чая у меня нет, но смог раздобыть кофе. Тебе сделать? — Давай, — Роман кивнул, садясь за стол. — Ну так... Почему ты так долго пропадал? Как у тебя дела? Нашел себе работу? — чайник еще не был поставлен, а гостя уже засыпали вопросами. Тот снисходительно улыбнулся, разглядывая хозяина дома со спины. — Да, нашел. Охранником в банке. Сейчас им нужны ребята, которые умеют в руках оружие держать. Грабители ведь еще пока не перевелись. — Да, я слышал о попытках ограбления, — закивал Павло, доставая с полки банку растворимого кофе. — Так это ты их задержал? — Ну да, — не без удовольствия ответил Роман. Павло сел напротив него. — Я рад, что все хорошо, — тихо сказал он. — Как видишь, у меня все... нормально. — Твоя семья все еще за границей, — было не понятно, вопрос это или утверждение, однако Павло решил, что это вопрос. Только ничего говорить по этому поводу не хотелось. Молчание стало ответом, которого было достаточно. — Уже больше двух лет. Большой срок. Кто знает, может, твоя Елена снова вышла замуж. — Я думал об этом, — грустно отозвался Павло. — Да, наверное, это самое лучшее, что может быть для них. Я надеюсь, что они живы и здоровы, и что с ними все хорошо. — Может, ты тогда напрасно ждешь их? Вопрос, который Павло так часто задавал себе в мыслях, все же прозвучал вслух. В груди кольнуло. — Я не хочу их потерять... — Павло, они не вернутся. Ты им не нужен. Как удар топором. Павло поднял на товарища слезящийся взгляд. Роман поджал губы. — Ты уже давно должен был это понять. Прости. Я просто сказал то, что ты сам боялся себе сказать. Всхлип. — Я не... — голос дрожит, перед глазами муть. Павло закрыл лицо рукой. — Зачем ты... — Я хочу, чтобы ты понял это наконец. И перестал себя мучить, — голос Романа твердый и ровный, но видно, как тяжело ему это говорить. — Тебе ведь самому не хочется тащить на себе этот груз. Я поэтому-то и пришел. — И что мне сейчас делать? — выкрикнул Павло. — Предлагаешь их забыть?! — Не забыть. Отпустить. У них уже давно своя жизнь. — От... откуда ты это знаешь?.. Роман покачал головой, явно понимая, что сболтнул лишнее. Но деваться некуда, поэтому он сказал: — Я сам начал искать твою семью. Использовал связи, поспрашивал у нужных людей... В общем, Виктор и Елена во Франции. Они думают, что ты уже давно погиб. Елена нашла себе другого мужчину, и он стал отчимом для твоего сына. Павло сидел как громом пораженный. Он смотрел на товарища так, будто видел его впервые. — Ты... — У меня нет причин тебе врать, — словно угадав, что он хочет сказать, произнес Роман. — Я знаю, как они тебе нужны. Но подумай сам: ты им сейчас не нужен. Я, конечно, могу помочь тебе их разыскать и с ними встретиться. Однако что ты можешь для них сделать? У них сейчас спокойная обеспеченная жизнь, а что ты можешь им дать сейчас? Это был чисто риторический вопрос. Роман смотрел на товарища, слегка нахмурив брови, и ждал, что он сейчас скажет. Но Павло молчал, смотря ему куда-то за плечо, и мокрые ресницы его слегка подрагивали. Неожиданно он негромко вдохнул, разомкнув пересохшие губы. — Почему ты не сказал мне раньше? Роман вздрогнул от его голоса, сам того не ожидая, насколько он был не похож на голос Павло, которого он знал. Больше напоминающий звук, с которым железные решетки пилят ножовкой. — Я сам узнал только вчера. Ему не ответили. Чайник на плите засвистел. Павло перевел на него туманный взгляд и хотел было встать из-за стола, но на его руку легла ладонь бойца. Роман ощутил дрожь товарища и сглотнул. — Прости меня. Мне не стоило... — Да, — Павло не смотрел на него, но руку свою не высвобождал. — Тебе не стоило. Тишина. Роман скрипнул зубами и убрал руку. — На что ты обижаешься, я не понял? На то, что я тебе правду сказал? Или на то, что тебя твоя семья забыла? Так я тут ни при чём. Между прочим, я мог всего этого не делать, но я пошел к всяким шишкам, кланялся им в ножки, как медведь, унижался, и просил узнать, где твоя жена и твой сын! Два года бегал туда-сюда, везде извивался, как мог, и это – твоя благодарность?! Ну и свинья же ты. И ведь угораздило меня влюбиться в такого придурка. С этими словами он поднялся с места и направился к двери. Павло остался на месте, широко раскрытыми глазами глядя в пустоту. Романа душила злоба. На самого себя, на этого идиота, на эту шлюху Елену и на весь мир. От нервного напряжения он не мог даже нормально дойти до двери, хромал так, что казалось, что он вот-вот грохнется на пол. Но все же он добрался до прихожей, еле управляя своими трясущимися руками, надел ботинки, плюнул на шнуровку, все равно он сейчас не сможет даже обычный узел завязать, выпрямился и взялся уже за дверную ручку... Но тут Павло резко подорвался с места, кинулся в сторону прихожей и, обхватив товарища руками, прижался к его спине. Уткнулся ему в плечо. — Нет... — раздались тихие надрывные всхлипы. — Нет, не уходи... Роман, не уходи, умоляю... Пожалуйста, останься, ты мне нужен... Ты мне нужен, не уходи, не уходи... Он повторял это, как мантру, дрожа всем телом и неосознанно комкая пальцами его одежду. Рыдал, как ребенок, умолял всем своим существом, всей душой. Умолял остаться. Умолял не бросать его одного. Умолял дать ему шанс. Так прошло несколько минут. Павло затих, изредка сильно вздрагивая от беззвучных всхлипов, а Роман просто смотрел куда-то сквозь дверь. Оба молчали. Еще минута. Роман отцепил от своей одежды руки футболиста. Все так же молча, смотря прямо перед собой. Павло поднял голову и тихо вдохнул ставший ледяным воздух. Двадцать семь секунд. — Зачем тебе я нужен? Громко. Слишком громко для такого долгого времени в тишине. Четыре слова набатом бьют в голове, требуя ответа, отчего в висках пульсирует. Неверное слово – и он уйдет. Уйдет и не вернется. Страшно. Роман обернулся, глядя в покрасневшие от слёз глаза товарища. Взгляд его внимательный, но нет никакого спокойствия. — Потому что я... — Нет. Дрожь. Павло поднял руку и легонько коснулся пальцами его виска. По телу прошел легкий электрический заряд. Никакой лжи. Только неприкрытая правда и искренность, которая Роману сейчас так нужна. — Я постараюсь... Ты только помоги мне... И на сердце отлегло, когда он все же увидел в ответ улыбку. — Это было обещание? — спросил Роман. В ответ – робкий поцелуй. Да.