Я не позволю им заблудиться в собственных грезах

Предо мной стоят мои дети. Уже четыре года прошло, обиды и боль стерло время. Они снова со мной, доверяют и даже чтят как отца и учителя. Им всего десять лет, и в глазах поразительная наивность и озорство. Как и у всех детей, сжимающих деревянную игрушку, что не причинит боли. Разве что синяк. Джейкобу нравится ставить синяки – они проходят, а память, что он смог обвести меня, остается. Как и я запоминаю восторг в его глазах. Но я помню и другие карие глаза – Джайдип. Бедный Джайдип, которому не суждено стать убийцей. Толковым ассасином – да, но не Жнецом. Не тем, кто выдержит упрек в глазах жертвы. Арбааз так и не понял, настолько огромна и трудна эта пропасть. Несущий смерть... Вчера я был на мельнице – Иви попросила муки для пирожков, а значит, мы вновь будем играть втроем в летний снегопад, а потом убираться полдня. Я отвлекся… Немудрено. Жена мельника тогда тоже сказала, обсуждая какого-то бандита, что его накажет Господь, не позволив ему даровать Жизнь. Потому что дети даруются тем, кто чтит Жизнь. Но нам с Сесиль даровали целых двух! Правда, взамен забрали ее жизнь … И вот теперь я учу собственных детей убивать. Не взрослого Джорджа, не уже подкованного Джайдипа, особенность которого я, впрочем, не осмелился бы нарушить, но собственных детей с нуля, которые даже поначалу воспринимали тренировки, как игру с внезапно объявившимся папой! Должен ли я менять их? Но так было всегда. Братство обучало всех согласных и в первую очередь своих детей. Тогда почему я задаюсь этим вопросом каждый вечер? Правду, Арбааз, ты говорил, правду. Мы в Британии слишком размякли в наших дождях и запретах на ношение оружия. Но я уже размяк и не изменю своего решения. Скажешь, странно, что после всего у меня самого рука с клинком взметается? Да, верно, будешь насмехаться. Но поднимается! Ведь я вижу, как они живут! И вижу, чьими стараниями. Невинные люди умирают десятками, сотнями! Тамплиеры давно научились убивать на расстоянии. Голодом, нищетой, болезнями. Сейчас даже речная вода – отрава крепче мышьяка, а денег нет даже на хлеб, ведь Феррис опять предпочел вложить деньги в новую машину, вместо того, чтобы заплатить рабочим. И не он один. И это пугает больше всего – таких много. А мирные жители гибнут. Те, кто верят, кто страдают. Так стоит ли смерть виновного тамплиера рассуждений? Но твой Джайдип научил меня многому. Я все еще жду и не собираюсь давить. Наоборот, заметив в глазах Иви малейшую одержимость рассказами о поисках частиц Эдема, я тут же пресекаю это – девочка должна понимать, что ее ждет. Иначе она обманет с выбором саму себя. Наша работа - не сказка, тем более, не о рыцарях. Боже! Я до сих пор не могу обуздать это непонятное рвение Джейкоба поколотить кого-нибудь ради чувства собственного превосходства! Надеюсь, перейдя на сталь, он станет более серьезен и ответственен. Да, я не собираюсь давить на них. И более того, я не позволю им запутаться в собственных заблуждениях! Но как им объяснить? Что такое убийство? Расчетливое, спонтанное, быстрое – оно всегда разное. Легче всего, когда быстро. Легче, когда собственными глазами видишь, что твоя жертва его заслужила. Вчера на моих глазах убили ребенка. Промазали – в меня целились. В глазах стрелка ни грамма сожаления! Думал ли я о словах жены мельника? Нисколько! Более того, я жаждал убить! И убил… Это легко и, возможно, неправильно. Возможно, даже расскажу про этот случай Джейкобу. Только станет ли он вникать в причину рассказа? Но по большей части клинок вонзается расчетливо и осознанно. Не потому, что враг тамплиер, и он мне попросту не нравится. А потому. Что. Из-за. Него. Страдают. Невинные. Люди. И в поисках частиц Эдема мы уничтожаем преграды потому, что заполучив ее, тамплиеры ее используют, чтобы навредить еще больше! Это не убийство несчастных и безоружных – они более, чем вооружены. Их оружие – власть и подавление. Это даже не дуэль. Это война! Война во имя тех, кто беспомощен. Но она не легка – угнетатели умеют притворяться жалостливыми агнцами, любят убеждать, что ты совершил ошибку. Но что страшнее, предлагают твою ошибку исправить. Это испытание труднее всего. И сильно давит на нервы. Но нужно оставаться собой, не веря ни единому слову. Иначе станешь как они – проклятым. А мы это проклятье снимаем. Не всегда ради них, но мы разоружаем, освобождаем от бремени власти, что развращает их души. И, быть может, там их невинный взгляд уже не лжет. Вчера Джордж узнал, что Девид Брюстер ставит эксперименты на людях. Должны ли об этом знать мои дети?