Айдар

Он приходит поздно, ближе к полуночи. Говорит, что было много работы, материт поставщиков. Отказывается от ужина — ужинал в ресторане и от секса — устал и болит голова. Дежурно целует меня в щеку и ещё более дежурно, по привычке произносит «я тебя люблю». Я до боли стискиваю зубы и отвечаю тем же. Он, довольный, засыпает почти сразу, а я ещё долго смотрю на его безмятежное, расслабленное лицо, испытывая почти непреодолимое желание накрыть его подушкой и не отпускать, пока его обладатель не перестанет дергаться. Он мне изменяет. Он думает, что делает это незаметно, а я делаю вид, что не замечаю исходящего от его одежды приторного запаха некачественной туалетной воды, постоянных сообщений, которые он никогда не читает в моем присутствии, бесконечных задержек на работе. Мне хочется кричать. Хочется бить посуду, кидаясь ею в него. Хочется спросить, что я делаю не так, хочется спросить, почему. Но я молчу, потому что отчего-то думаю, что Саша — мой последний шанс. Тридцать пять для мужчины не возраст, но мне представлялось, что почти сорокалетнему мужику с уже не такой упругой задницей и не такой гладкой кожей сложно будет найти себе серьезные отношения. Отношения с Сашей — серьезные. Почти десять лет почти семейной жизни — срок солидный и обязывающий. Мне обидно, что за это время Саша так и не научился быть со мной честным во всем. Я всегда думал, что смогу простить измену. Что смогу понять, что моему партнеру однажды захочется чего-то свежего, кого-то нового. Я, наверное, действительно простил бы, не держи он это в тайне. Наверное, это глупо. Что ж, я никогда не отличался умом и сообразительностью. А Саша — наблюдательностью. Он не замечает стоящий в спальне чемодан. Примерно раз в два дня я порываюсь уйти, потому что я гордый. Я не ухожу, потому что гордость без смелости яйца выеденного не стоит. Я видел их вместе всего однажды. Его любовник очень красив. Молодой, статный, с шикарной копной темно-каштановых волос и восточным разрезом глаз. У Саши всегда был хороший вкус. Сплю я плохо, потому что все мои сны это бесконечные сценарии того, как Саша от меня уходит. Я не могу самого себя понять, я полон противоречий. Мне одновременно хочется, чтобы он ушел и чтобы он остался. Чтобы сказал «я тебя люблю» не потому, что он должен так сказать, а потому что он действительно чувствует это. Я, в конце концов, хочу, чтобы он рассказал мне обо всем. И признался бы, что всё это было ошибкой и осознал, что я лучшее, что есть в его жизни. Ничего этого не происходит. Саша день ото дня отдаляется от меня все больше, всё чаще задерживается на работе или вовсе не приходит ночевать, выдумывая неубедительные отговорки и выглядит до неприличия счастливым. Я теряю остатки надежды на счастливое будущее, когда зимним вечером, отвечаю на звонок с неизвестного номера и голос, с едва заметным акцентом, просит отдать Сашу ему, потому как они друг друга любят. Я не нахожусь, что ответить, а поэтому кладу трубку молча. Я не собираюсь бороться за Сашу, потому что понимаю, что заранее потерпел поражение в этом бою. Я хочу уйти, не попрощавшись, но не нахожу в себе сил для этого. Поэтому я жду. Он в кои-то веки приходит вовремя. Веселый, улыбающийся. Улыбка медленно сходит на нет, когда я уворачиваюсь от привычного поцелуя, когда он замечает стоящий в коридоре чемодан. Надо отдать ему должное — он отлично держится. Не распахивает глаза в притворном удивлении, не сыплет неуместными шутками типа «ты что, к маме собрался?». Только вздыхает шумно. — Позвонил? — спрашивает. Я киваю. — Что сказал? — Просил отпустить, — пожал плечами я. — Сказал, что вы любите друг друга и я не должен тебя держать. Интересно, он серьезно думает, что я тебя держу? Как это выглядит, по его мнению? Пристегиваю тебя на ночь наручниками? — Я не хотел, чтобы он звонил, — вздохнул Саша. — Не сейчас. — То есть, ты собирался и дальше мне врать? — Если бы не его звонок, ты позволял бы мне это, верно? Ты всегда таким был. Как ребенок, который надеется, что если он закроет глаза, все плохое исчезнет само собой, растворится. — То есть, я виноват, — выдохнул я. — Как всегда, отказываешься от ответственности? — Никто не виноват, Марк. — Точно, — резюмировал я. — Отказываешься. — Я не думал, что это зайдет так далеко. Я… я люблю тебя, понимаешь? — А трахаешь его. — Я и его люблю тоже. Вас обоих. Ты не представляешь, насколько вы разные! Полные противоположности. Может, поэтому вы мне оба и нравитесь. Ты как спокойное тихое озеро, а он как бурная горная река. — Это он, что ли, приучил тебя сыпать сравнениями из дешевых женских романов? Горная река… ну кто бы мог подумать. — Я не хочу, чтоб ты уходил, Марк. — Как ты себе это представляешь? — я пораженно уставился на Сашу. — Я буду по понедельникам, средам и пятницам, а он все остальные дни, что ли? — Его зовут Айдар. — На экзотику потянуло? — Марк… Я ухожу. Я действительно делаю это. Правда, через пару минут возвращаюсь, но только для того, чтобы снять с безымянного пальца кольцо — знак моей принадлежности Саше и оставить его сиротливо лежать на тумбочке в прихожей. На Сашу я не смотрю и молюсь про себя, чтоб он не сказал ни слова, потому что если он хоть-что скажет, я не смогу уйти. Он молчит.

~

Мне некуда идти, а поэтому я снимаю самую дешевую комнату на одного в ближайшей гостинице. Денег у меня не много, но и не мало, на месяц хватит, а там мне должны будут оплатить проект. Комната, конечно, не самая уютная и не самая чистая, но главное, что здесь есть интернет и я могу без проблем работать. Я работал удаленно уже пару лет, после травмы ноги. Меня на переходе сбила машина, у меня был сложный перелом бедра, я пару месяцев провел в больнице и Саша не отходил от меня ни на шаг, даже на руках таскал, игнорируя презрительные взгляды и язвительные замечания. Я его тогда ещё больше полюбил. И ещё больше, после того, как он сказал, что моя хромота придает мне шарма и загадочности, и предложил купить мне трость, как у Доктора Хауса. И он сам нашел мне работу по удаленке, после того как выяснилось, что я не в состоянии провести рабочий день в офисе — нога давала о себе знать, а сидеть на одном месте при моей должности не представлялось возможным. Саша много для меня сделал. Я для него тоже. Не думал, что все закончится так. Через пару дней Саша начинает мне звонить. Я не беру трубку, не отвечаю на сообщения, но и не нахожу в себе сил добавить его номер в черный список. Мне приятно, что обо мне помнят и мне лестно, что меня хотят вернуть обратно. И мне нравится чувствовать себя гордой сукой, которая, уйдя однажды, не возвращается. Он перестает звонить через пару недель, но каждый день просматривает мою страничку в социальной сети. Он все ещё присутствует в моей жизни и, наверное, поэтому мне спокойно. Он помнит меня. И, наверное, и правда любит. Может, и того мальчика он любит тоже, Сашка это умеет, отдавать всего себя сразу. И он не умеет делать ничего вполовину. А вот разобраться в своих чувствах ему всегда было сложно. И мне почти что жалко его. Но только почти. Через месяц мне в первый раз звонит Айдар. Звонит, как старому знакомому и буднично выспрашивает рецепт любимых Сашиных котлет: — Ему не очень нравится моя национальная еда и он сказал, что скучает по твоим котлетам, но рецепта не знает, и я подумал, что ты бы мог… Я посылаю Айдара на три буквы. Следующие пятнадцать раз, когда он под разными предлогами пытается выяснить Сашин любимый цвет, жанр кино, позу в сексе — тоже. В шестнадцатый раз я не выдерживаю и рассказываю Айдару всё скопом, включая и рецепт котлет, и любимую марку Сашиных трусов. — Ого, — реагирует Айдар. — Ты так хорошо его знаешь! А он по тебе очень скучает. Я думаю, вам стоит увидеться. У вас с ним такая длинная история, я все понимаю… мы же можем оба его любить. А он может любить нас обоих. Я в очередной раз посылаю Айдара на три буквы.

~

Через три месяца администрация гостиницы относится ко мне, как к родному. Я и сам привык к этой жизни и почти что привык к одиночеству. Отрицать, что я скучаю по Саше было бы глупо, но я уже научился жить, не вздрагивая каждый раз от звука пришедшего на телефон сообщения. Теперь я много гуляю, потому что весна, потому что все цветет и я не боюсь поскользнуться и упасть — с моей ногой это было крайне неосмотрительно. В людные места стараюсь не ходить, очень не хочется встретить Сашу с Айдаром или наших с Сашей общих знакомых — не хочется объяснять им ситуацию, если они не знают о разрыве и слушать утешения, если знают. В конце апреля меня пригласил на свидание парень, который каждый вечер гулял в парке, недалеко от облюбованной мною лавочки. Парня зовут Иваном, он жизнерадостный, как щенок, веселый, очень простой и по-провинциальному наивно-глуповатый. Он учится на четвертом курсе политеха, он ненавидит матанализ и своего соседа по комнате в общежитии за то, что он повсюду разбрасывает грязные носки и не соблюдает график уборки, а я — ожившая Ванина мечта о мужчине постарше. Иван не вызывает во мне никаких чувств, кроме помеси нежности и жалости, и я сам не знаю, почему хожу с ним на свидания, слушаю его бестолковый треп и терплю его бестолковые попытки меня поцеловать. Наверное, потому что я не хочу чувствовать себя одиноким. А может, как доказательство того, что тридцатипятилетний мужик всё ещё может нравиться кому-то, кроме своих ровесников. Саша был старше меня на три года. Айдару едва ли было двадцать. А у меня, кажется, были серьезные проблемы с самооценкой. Во второй половине мая Иван меня "бросает". Потому что ему хочется целоваться, заниматься сексом и кататься на роликах, а я не способен ни на первое, ни на второе, ни на третье. Парень искренне расстроен, у него слезятся глаза и дрожат руки, он часто прерывисто дышит, а я произношу дежурную фразу о том, что он обязательно найдет парня, которого заслуживает и который будет любить его больше жизни. Мне хочется добавить, что через десяток лет этот парень найдет себе молоденького восточного парнишку и будет любить его, но я молчу, чтобы не разочаровать Ивана в жизни раньше, чем нужно. Следующей ночью мне звонит Саша. Сначала я решил, что он пьян и не ответил. Когда он позвонил ещё два раза, я испугался что с ним что-то случилось и трубку взял. — Слава Богу, ты ответил, — с облегчением произнес он. — Я не знаю просто, к кому обратиться! — Что случилось? — заволновался я. — С тобой всё в порядке? — Да, но Айдар… у него температура под сорок, бред, жар, я не знаю что делать, поэтому позвонил тебе. — А надо было в «скорую» звонить, — буркнул я. — Ладно, я сейчас приеду, а ты пока поищи в аптечке жаропонижающее, оно должно быть. — А как я узнаю, что это оно? — На нем будет написано «жаропонижающее».

~

Айдар и правда выглядит неважно. Мечется по кровати, весь мокрый, влажные волосы трогательно завиваются на кончиках, темные глаза лихорадочно блестят. Он цепляется тонкими длинными пальцами в мою ладонь и хрипло просит помочь — в больницу нельзя обращаться, потому что у него проблемы с документами. Рядом метался взволнованный Сашка, без остановки бормочущий благодарности вперемешку с тем, как он скучал по мне и как рад, что не отказался приехать. Я выпихиваю его из комнаты, заставляю лечь на диван и уговариваю поспать — Сашка всегда переживает, когда близкому человеку плохо. Когда я лежал в больнице с ногой, он похудел на десять килограммов и спал по три-четыре часа в сутки. Он говорит, что будет спать только после поцелуя. Я ощущаю себя распоследним идиотом и матерью Терезой в одном флаконе, но позволяю себе поцеловать его, а после возвращаюсь к Айдару. К утру удалось сбить температуру. Айдар крепко спал, укрытый двумя одеялами, а я смотрел на него, во сне совсем беззащитного и красивого даже больше, чем обычно. — Он сказал, что всегда хотел попробовать секс втроем, — негромко говорит Саша, замаячивший в проеме двери. — Я тебя люблю, Марк. Возвращайся, а? — К тебе? — К нам. Я посмотрел на безмятежно спящего Айдара, на изнывающего в ожидании ответа Сашку… — Думаешь, мы поместимся на этой кровати? Сашка улыбнулся, дернул меня на себя, обнял крепко: — Я куплю новую.