And your distant image...

Правительство не успевает принять нужные меры по уничтожению объекта, потому что Нагиса успевает раньше убить Коро-сенсея. Информация не просачивается в СМИ и у главы страны отсутствует желание, чтобы она когда-нибудь прояснилась. Поэтому... * * *       Нагиса искренне недоумевает, когда привычные классные стены заменяют белые и мягкие.       Нагиса не понимает, почему ему не разрешают видется с остальными учениками из Е-класса и возлюбленным.       Нагиса не верит, что правительство могло так его обмануть и вместо благодарности за спасение мира запихнуть в психиатричесую больницу.       Нагиса отказывается признавать то, что говорят ему врачи.       Врачи говорят, что Нагиса всегда был самым жестоким учеником в школе, за что и был переведен в Е-класс.       Врачи говорят, что Нагиса убил простого молодого учителя, а не монстра, желающего уничтожить всю планету.       А главное, врачи говорят, что Кармы-куна никогда не существовало.       И именно последнее утверждение приводит Нагису в ярость.       Они могут издеваться над ним, врать ему в лицо, пичкать таблетками и бить током, но они не имеют никакого права отрицать существование самого дорогого для Нагисы человека на планете.       Нагиса лежит на кровати и вспоминает яркие золотистые глаза, алые, как кровь, волосы и растянутые в счастливую улыбку губы, которые так и тянет поцеловать. Эту улыбку видел только он, Нагиса, ведь при остальных она становилась более вызывающей и нахальной, но не теряла всего своего очарования и нисколько не меняла яркие озорные искорки в глазах, что создавали развеселившиеся демонята. Образ был настолько четкий и ясный, что даже представить, что этого человека не существует на самом деле было невозможно.       Но врачи лишь пожимали плечами на эти выводы, приговаривая, что воображение бывает очень ярким, особенно в его возрасте, но ничего страшного в этом нет, и когда выздоровеет Нагиса найдет себе нового парня (в этот момент они немного кривились и обязательно добавляли, что еще лучше будет найти девушку). Но Шиота точно знал, что больше никого не сможет так полюбить, как любит Акабане, на что те посмеивались и говорили, что в его возрасте тоже так думали.       И вообще,  во всех проблемах Нагисы виноват только возраст. Ну и еще сенен-манга, немного.       Когда проходит полгода и показания аппаратов и психологов не меняются, врачи начинают волноваться и пичкают Нагису более сильными лекарствами. У них был свой прекраснейший минус и ужасающий плюс. От них появлялись галлюцинации. -Карма-кун, - Нагиса поворачивает голову в сторону красноволосого, - Я ведь все правильно сделал? Почему нас заперли здесь? -Не знаю, - тот продолжает прижимать голубоглазого к себе и перебирать пальцами пряди его волос, - Но ты спас Землю. И вместо почета и вознаграждения тебя запирает здесь, как и меня. Скорее всего угрожают остальным и заставляют их держать язык за зубами. -Но мы ведь выберемся отсюда? - Нагиса старается заглянуть в золотистые глаза, чтобы прочитать в них ответ. Карма на миг замирает, а затем, чуть улыбнувшись - так, как он может улыбаться только для него, Нагисы, нежно, успокаивающе, -  и целует в лоб. -Конечно, - отвечает он чуть погодя, - Мы вместе,  а значит обязательно что-нибудь придумаем...        А врачи хватаются за головы и понимают, что сделали только хуже: больной получает возможность общаться со своим "воображаемым возлюбленным", и его показатели ухудшаются. Не желая ронять рейтинг больницы, они слишком резко начинают давать Нагисе еще  более сильные препараты, и галлюцинации прекращаются. Зато появляются новые проблемы.       Поначалу все идет идеально.       Нагиса начинает задумываться о том, что на самом деле все то, что отстаивал он - полный бред, шизофрения, и вообще, говорящих и улыбающихся во весь рот желтых осьминогов-учителей не существует... ...зато существуют парни с ало-красными волосами и золотистыми глазами.       Это внутреннее противоречие вытекает в проблему: правильнее признать сумасшедшим весь мир или себя? Теория заговора довольно маловероятна, но и иллюзии не могут быть такими яркими!       И это порождает проблемы с памятью. Постепенно Нагиса начинает забывать своих родных и друзей, затем исчезают все события, увлекаемые за собой хваткой желтого осьминожного щупальца, а в конце и собственное имя... ...но зато он прекрасно помнит имя и образ Акабане Кармы.       Врачи оценивают подобный поворот событий скорее с положительной точки зрения, ведь воспитать абсолютно нового человека с чистой памятью гораздо проще, чем воевать с богатой фантазией психически неуравновешенного больного и решают подождать, пока из памяти Нагисы исчезнет красноволосый образ.       И они не ошибаются.       Первой исчезает фамилия. Имя остается  смутно, словно буквы перед глазами пляшут и никак не желают выстроится в ровный ряд, позволив востановить его в сознании. Затем пропадают золотистые, сверкающие глаза, и Нагиса цепляется за оставшийся образ, не желая отпускать его и всеми силами тянет к себе. Когда исчезает довольная улыбка, Шиота понимает, что надо что-то делать,  иначе... иначе что?       Врачи говорят, что синеволосый просто пытается создать себе ложные воспоминания взамен утраченых, а мозг сопротивляется этому, в связи с чем исчезают и черты выдуманного друга.       Но Нагиса знает, что что-то тут не так и явно видит, как алые волосы развевает ветер.       Что-то внутри с криками и болью умирает вместе с этим безымянным образом безусловно дорогого и важного для голубоглазого человека. Что-то летит и падает, рвется, рушится, и Шиота понимает, что не может просто так от него отказаться.       Но в то же время некая сила удерживает его здесь, в белой больничной палате - быть может это строгие взгляды медсестер или серые глаза главврача, но...       Нагиса  решается на побег только когда  дорогой образ теряет все свои краски, и голубоволосый не может назвать, синий или черный пиджак развевается на ветру и в какого цвета волосах скользят переливы.        И тут просыпается инстинктная память. Правда это или нет, Нагиса убил своего учителя и досмерти напугал физкультурника, приставив ему нож к горлу - если верить словам врачей. Значит, у него были какие-то навыки из тех, что могут помочь при побеге.        Сначала Нагиса ведет себя так, словно окончательно потерял память и мыслит вполне разумно  - и радостные врачи переводят его из палаты для буйных психическибольных в обычную и разрешают гулять вместе с остальными пациентами. Только в отличии от остальных Нагиса изучает.       Первое, что нужно сделать при попытке убийства - изучить местность. Это вспыхивает яркой лампочкой в голове, но голубоглазый не может назвать, откуда он это знает. Нагиса разглядывает высокий каменный забор с колючей проволокой наверху и ветви близстоящих деревьев внутри и снаружи. На миг ему кажется, что среди ветвей одного дуба мелькает фигурка девушки со странными зелеными волосами и со счастливо-удивленным выражением лица. Он замечает ее только из-за того, что та не отрывает от него взгляд, но стоит Нагисе протереть глаза, как та исчезает, словно спохватившись, что ее здесь быть не должно.  * * *  -Я уверена, что видела его! Это точно был Нагиса! -Точно? Если он гуляет среди остальных,  значит ему разрешили выйти из палаты, что значительно упрощает нам задачу. -Мне попробовать с ним связаться? -Нет, это невозможно. Будет лучше просто... * * *       За кустами сирени, так, чтобы больные не видели, была небольшая калитка. Она была из тяжелого металла, без единого окошка и крепко запертая. Выбить дверь  не представлялось возможным никак: может, у группы в несколько человек это бы и получилось, но не у одного Нагисы точно. Единственным решением была кража ключа у главврача, но после побега его, увидев даже просто то, во что парень одет, люди отправят Нагису обратно. Оставалось только выкрасть собственную одежду из хранилища, а это обязательно поднимет много шума и его план раскусят, поэтому лучше это сделать непосредственно во время побега.       Нагиса прикрывает глаза и восстановляет в голове заветный образ, и вместо нее рождается одно из воспоминаний: желтый большой осьминог в костюме учителя стоит на небольшой полянке перед обрывом, а на самом краю стоит другая фигура, бесцветная, неясная, но... он стоит, а затем падает... Нагиса кидается к обрыву и истошно что-то кричит, не разбирая собственных слов и действий и сквозь пелену слез видит, как знакомый образ падает все ниже и ниже, грозясь исчезнуть среди зеленых деревьев навсегда...       Нагиса резко открывает глаза и вновь прокручивает в голове этот новый кусочек собственной памяти - он ни на миг не допускает, что это плод его фантазий. Но может ли быть такое,  что этот дорогой и любимый для Шиоты человек погиб, упав с обрыва? Может ли это значит, что синеволосый сошел с ума после его потери и действительно убил простого учителя, держась за иллюзию того, что он - монстр, созданный под воздействием опытов, и смог спасти Акаба... не?       Кровь начинает отстукивать в ушах ускоренный сердечный ритм, и Нагиса вновь и вновь шепчет его фамилию, и радуясь хотя бы той картине, что подкидывает память синеволосому. Эта фамилия вызывает желание танцевать и смеяться, но Нагиса все так же стоит на месте, раз за разом повторяя ее.       Лишь фамилия - даже не имя. Но это огромная ценность после того, как дорогой образ почти исчез из головы. -Нагиса-кун, с тобой все в порядке? - из-за спины слышится голос медсестры, - Ты первый день сегодня не принимал эти таблетки, никаких осложнений нет?       Точно, таблетки... А ведь правда - голубоглазый начал терять память когда ему добавили их в курс лечения. Возможно, врачи специально хотели, чтобы он потерял память - все же, пациент с амнезией гораздо лучше психическинеуравновешенного. А может, это был приказ правительства, желающего скрыть подробности происшествия. -Нет, все в порядке, - Нагиса оборачивается к ней и счастливо улыбается - первый раз за последние семь месяцев.  Память постепенно возвращается, а значит в ближайшее время можно надеется на то, что к нему вернутся все подробности тех событий и столь дорогой образ. Уже даже не так напрягали события проснувшегося воспоминания - что-то внутри подсказывало, что Акабане-кун жив и в полном порядке. То, что отныне это снова не просто образ, а человек, чью фамилию он может с уверенностью назвать, отдается в груди приятным теплом.       И вот уже второй раз Нагиса предстает перед выбором: признавать сумасшедшим себя или весь мир.        И ответ был далеко не такой, как желали бы того врачи.       Неожиданно на сосне, стоящей за забором, промелькнуло что-то алое. Нагиса быстро обернулся, но не увидел ничего подозрительного, и уже решил, что это отголосок очередного воспоминания, как приметил летящую прямо в него шишку. Рука сама собой поднялась и поймала опасный предмет, вновь подтверждая хорошо отработанные рефлексы и навыки, не всегда присущие нетренированным людям.        Среди чешуек шишки была прикреплена записка, свернутая в тонкую трубочку. Оглянувшись и удостоверившись, что поблизости нет врачей и медсестер, Нагиса осторожно вытаскивает и разворачивает сложенный листочек. На нем всего одна строчка - дата и время: "28 июля, 2:15". Стоит признать, что это, возможно, розыгрыш или вообще не имеет отношение к нему, но голубоволосый поворачивает голову к сосне и серьезно кивает, пытаясь разглядеть среди колючих ветвей фигуру неожиданного помощника.       Но дерево лишь одиноко покачивает на ветру своими лапами. * * *       Изначально Нагиса думал, что самым тяжелым будет стащить ключ у главврача.        Как оказалось, самым тяжелым являлось не наступить ни на одну из лазерных ловушек при входе и выходе со склада одежды.       И еще: какими бы не были раньше твои навыки, если их не тренировать - они ой, как упадут.       Поэтому вместо тихого побега Нагиса удирал от всего персонала, что был в ту ночь в больнице, зато в своей бывшей школьной форме. В ячейке с пометкой "Шиота Нагиса" он нашел белую рубашку, жилетку и брюки. Они, как и обувь, прекрасно подошли по размеру, не смотря на то, что в больнице голубоволосый был почти год. Но на обратной дороге он, видимо, наступил на один из лазеров или его засекла камера видеонаблюдения с генератором движения.       Выбегая на улицу и подбираясь к заветной калитке Нагиса понял одну страшную вещь: он не успел забрать ключ.       По телу пробежала стая холодных мурашек, но Шиота сразу взял себя в руки и нырнул в ближайший сиреневый куст, надеясь таким образом на то, что врачи, не обнаружив сбежавшего пациента здесь, отправятся искать его в другом месте, возможно даже в корпусе. Тогда Нагиса сможет связаться с тем, кто отправил ему записку с этой датой и временем. Все же, наверное,  не стоило так доверять незнакомцу, но...       Человек, сбросивший ему шишку с посланием, был единственной надеждой парня, что и сподвигло его на такое спонтанное решение.       Часы на стене психиатрической больницы мерно вели отсчет. Команда врачей яростно обыскивала двор вокруг калитки и кустов. Счет идет на минуты. 『2:14』       Кажется, кто-то споткнулся о корень ивы, растущей недалеко от убежища Нагисы. Похоже на то, что если человек, пославший ему записку, не вмешается в  ситуацию в ближайшее время, то голубоволосый потеряет возможность сегодняшнего побега на ближайшие пол года. 『2:15』       Ничего не происходит, как и ожидалось. Нет ни неожиданно ворвавшейся группы бойцов министерства обороны,  желающих исправить несправедливое решение правительства Японии,  ни шпионской группировки, заменившей парочку врачей, ни ниндзя, жаждущих справедливости, ничего.  『2:16』       Белые халаты мелькают уже чуть в отдалении, и Нагиса решает пробраться поближе к калитке - возможно, ее открыли с той стороны те люди, что отправили ему записку. К сожалению, как либо подтвердить или опровергнуть эту версию является невозможным, в связи с чем попытка становится все более рисковой, но... Кажется, терять уже нечего?       Быстро подкравшись к калитке, Нагиса осторожно опускает ручку и слегка дергает дверь на себя и обратно. Та отзывается с соответствующим скрипом и шумом, так и не поддавшись. Холодные пальцы страха обхватывают горло еще сильнее, надеясь вдоволь насладится отчаяньем и нарастающей паникой, заставляя сердце колотиться в два раза быстрее и в ужасе стучать в ушах. Словно сквозь пелену до голубоволосого доносятся крики обнаруживших его врачей, их грузные быстрые шаги, отдававшиеся все ближе, мозг начинает судорожно пытаться найти выход из положения и как-то почти сразу переключается на поиск правдоподобной отговорки, судорожно перебирая варианты и в немой ярости отбрасывая один за другим. Взгляд сам собой цепляется за часы на стене больницы, словно пытаясь выпытать ответ у них, но те все так же спокойно подмигивают двумя точками между часом и минутами, отсчитывая с характерным звуком каждую неимоверно длинную, но в то же время короткую секунду. 『2:17』       Неожиданно прислонившийся спиной к калитке Нагиса ощутил тяжелый удар. Несколько секунд ушло на осознание факта того, что кто-то выламывает дверь снаружи. Эта мысль подействовала отрезвляюще, разбивая на осколки весь сковавший его ужас, и Нагиса поспешно отошел на несколько шагов, позволяя себе верить в то, что это те самые люди, которые хотят ему помочь, а не снова запереть в белой палате с мягкими стенами.       К тому времени, как на калитку обрушивается второй удар, Шиоту уже окружают люди в белых халатах, вооруженные шприцами с успокоительным. Их лица выражают серьезность, а в глазах отсутствует даже капелька сонливости - что, собственно,  заставляет мелькнуть в голове мысль о их нечеловеческом происхождении, являющейся,  естественно, полным бредом, стоящем не одного года в стенах этой приветливой больницы.       Шиота не шевелится, санитары тоже, словно ожидая какой-то команды. Удары в калитку не прекращаются,  и уже становится ясно то, что долго она не выдержит. Вперед выходит печально известный лечащий врач Шиоты, страдающий безумной теорией о том, что пафосные речи могут переубедить кого угодно. Он снисходительно окидывает взглядом голубоволосого и, пытаясь игнорировать равномерные удары, начинает говорить: -Нагиса-кун! - удар, - Ты прекрасно знаешь, что еще не до конца... - еще один удар, - ...прошел свое лечение... -Я не сумасшедший! - не жалея голосовых связок выкрикивает Нагиса. Мужчина, явно недовольный тем, что его перебили, чуть морщится от произнесенных слов и, натянув самую гаденькую ухмылку, выкидывает на стол сразу туз: -Так докажи... - удар, - это. Приведи сюда своего осми... - очень сильный удар, - осминога-учителя, - вновь удар, - Или... - небольшая пауза, сопровождаемая аккомпаниментом из еще одной атаки на калитку, - давай облегчим тебе задачу. Познакомь меня со своим "невыдуманным" другом. Акабане-кун, кажется? Или хотя бы опиши его!       Нагиса сглатывает внезапно подкативший к горлу ком и судорожно думает над ответом. В воспоминаниях все еще не прояснился портрет такого важного для Шиоты человека, и только твердая вера в его существование не дает голубоволосому упасть и разрыдаться прямо здесь, перед санитарами и главврачом. Отчаянье вновь обхватывает тело Нагисы, а ухмылка противника лишь становится шире: -Ну, все, Шиота-кун? Кажется, ты не можешь нам описать своего друга, - он растягивает каждое слово, вновь и вновь этим насмехаясь над безвыходным положением голубоволосого, одновременно подавая знак наступать санитарам, - Не стоит ли сдаться и пройти курс лечения до конца?       Люди в белых халатах начинают медленно, словно специально нагнетая атмосферу, подходить к Нагисе, растратившим, как казалось, последние крохи надежды на спасение. Но в самый последний момент, по традиции лучших фильмов, калитка все же не выдерживает таких ударов, и, последний раз жалобно скрипнув, падает на землю. Двор сразу же наполняют около тридцати подростков, вооруженных пистолетами и ножами.       Немая сцена, нарушаемая лишь громким стуком в ушах собственного сердца.       Голубоволосый чувствует, как кто-то очень родной и теплый прижимается к нему со спины, осторожно обнимая за талию. Воздух наполняет знакомый запах, принося чувство спокойствя и защищенности, словно ограждая от всех проблем. Шиота улыбается, уверенный, что тот, кто прижимает его к себе делает то же самое, возможно чуть прикрыв золотистые глаза. -Вы не правы, сенсей! Я никак не могу быть ему другом, ведь мы встречаемся, -  приятный и до эйфории знакомый голос разрывает последние невидимые преграды,  возвращая все утраченные воспоминания обратно, - Ты как, чудо мое голубоглазое?        Нагиса прижимается к нему еще сильнее и думает, как соскучился по этому голосу, запаху и теплу за все время проведенное в стенах больницы. Мелькает мысль о том, что еще днем он сомневался в своей психической уравновешенности и подозревал, что тот, кто его сейчас обнимает - мертв после падения с обрыва. События последнего года сейчас кажутся каким-то далеким кошмарным сном, из которого его так бережно вырвали эти теплые руки. -Карма... - выдыхает Нагиса, и этого становится достаточно для того, чтобы понять: теперь все снова будет хорошо... * * * -Жаль, что ты не видел его лицо в тот момент, когда мы все же выломали эту треклятую дверь!       Нагиса вслушивается больше не в слова, а в интонации голоса,  произносящего их, одновременно прижимаясь всем телом к говорящему. Рука аловолосого лежит у него на талии, чуть притягивая к себе еще ближе, словно боясь, что Шиота вдруг испариться. Нагиса чувствует, как Карма зарывается носом в его волосы, вдыхая их аромат и чуть прикрыв золотистые глаза от удовольствия. Весь мир кажется таким далеким и ненужным, ограничивая окружение пары лишь небольшой поляной посреди леса, заросшей сочной зеленой травой.       Карма и Нагиса поступили в один институт, готовясь начать обучение через две недели, когда солнечный август сменят дожди сентября, а еще через четыре года вступить в силы министерства обороны, которое, кстати, полностью отрицало свою причасность к тому, что Нагису заперли в психиатрической клинике.       Ветер теребил голубые пряди волос Шиоты, которые он, кстати, так и не остриг по просьбе аловолосого. Карма говорил, что ему нравится их длина сейчас, когда их можно накрутить на палец и поиграть с прядками, наблюдая в них переливы солнца.       Нагиса осторожно выбирается из столь удобного положения, поворачиваясь так, чтобы видеть лицо Акабане. Тот немного непонимающе смотрит ему в глаза и замолкает, сразу же теряя нить рассказа, что, впрочем, нисколько его не заботит: Шиота осторожно приближается к его лицу и целует чуть приоткрытые губы.